CC BY
50
Филологические науки / Philological Sciences Оригинальная статья / Original Article УДК 82-342 / UDC 82 (342)
Фольклорные традиции в творчестве С. Балыкова
(на примере легенды «Скупой хан»)
© 2016 Топалова Д. Ю.
Калмыцкий научный центр Российской академии наук, Элиста, Россия; e-mail: delya.top@yandex.ru
РЕЗЮМЕ. Цель статьи - сравнительный анализ калмыцкой народной сказки «Цагин селган» и легенды калмыцкого писателя-эмигранта Санджи Балыкова «Скупой хан». Методы: сравнительно-описательный, типологическое сопоставление. Заключение. И в сказке, и в легенде калмыцкого писателя, метким и в то же время едким словом высмеивается человеческое невежество и глупость.
Ключевые слова: сказка, литература, легенда, традиция, преемственность.
Формат цитирования: Топалова Д. Ю. Фольклорные традиции в творчестве С. Балыкова (на примере легенды «Скупой хан») // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. Т. 10. № 4. 2016. C. 123-129.
Folklore Traditions In S. Balykov's Works (Basing on "The Avaricious Khan" Legend)
© 2016 Topalova D. Yu.
Kalmyk Scientific Centre, Russian Academy of Sciences, Elista, Russia; delya.top@yandex.ru
ABSTRACT. The aim of the article is the typological analysis of the Kalmyk national fairy tale "Tsagin Selgn" and a legend of the Kalmyk emigrant writer Sandzhi Balykov "The Avaricious Khan". Methods: comparative descriptive, typological comparison. Conclusion. In the tale, and the legend of the Kalmyk writer, accurate and at the same time caustic words ridiculed human ignorance and stupidity.
Keywords: fairy tale, literature, legend, tradition, continuity.
Format of Citation: Topalova D. U. Folklore Traditions in S. Balykov's Works (Basing on "The Avaricious Khan" Legend). Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. Vol. 10. No. 4. 2016. Pp. 123-129. (In Russian)
Цель настоящей работы сравнить калмыцкую народную сказку «Цагин селгэн» («Смена времени») с авторской легендой калмыцкого писателя С. Балыкова «Скупой хан», попытаемся выявить, в чем же заключается своеобразие манеры автора, отличается ли его легенда от сюжета народной сказки.
Литературное творчество писателя-эмигранта С. Балыкова отличается жанровым разнообразием - роман, рассказы, пьесы, в текстах которых присутствует национальный колорит. В его произведениях отражается быт, традиции, обычаи, в целом, духовная жизнь калмыцкого наро-
да. Этническая ментальность автора отражена в мыслях, раздумьях, поступках его героев («Девичья честь», «Заламджа», «Сильнее власти», «Растоптанный тюльпан», «У незримой стены»). Каждый из персонажей С. Балыкова несет в себе черты национального характера, народные этические представления о жизни, полученные самим писателем посредством духовных уроков еще в детстве.
Оказавшись за «закрытым занавесом», испытывая постоянное чувство утраты родины, представители калмыцкой интеллигенции 20-30 гг. ХХ в. (в том числе и Санджи Балыков), делали все возможное для
••• Известия ДГПУ. Т. 10. № 4. 2016
••• ОЭРи ЮийЫЛи Уо!. 10. N0. 4. 2016
сохранения в иноэтнической среде национальных ценностей - языка, письменности, истории. В 1923 г. во главе с Б. Н. Улановым была создана «Калмыцкая комиссия культурных работников» (КККР), участниками которой велась активная просветительская деятельность. Дети калмыков в странах Западной Европы обучались в школах, гимназиях, высших учебных заведениях, было налажено издательское дело -это журналы «Хонхо», «Ковыльные волны», «Ойрат», «Вольное казачество».
Согласно своим целям и задачам, Комиссия должна была создать духовные основы культурного возрождения калмыцкого народа [10. С. 103]. Как справедливо отмечает А. Т. Баянова, «роль калмыцкой интеллигенции в сохранении родного языка, традиций и обычаев была высока» [8. С. 2]. Одним из важных направлений этого общества, помимо «воскрешения национальной литературы» [10. С. 103], «собирания и приобретения предметов буддийского духовного культа, искусства, духовной музыки», «создания библиотеки из литературы, касающейся истории, этнографии, религиозной философии, педагогики...» [10. С. 103] и других задач, был также сбор, сохранность и выпуск памятников устного народного творчества. Например, второй выпуск 1928 г. эмигрантского издания «Хонхо» («Колокольчик»), представлявшего собой, «литературно-художественный альманах» [8. С. 3], помимо художественных и историко-публицистических материалов, состоял из чисто фольклорных произведений. Он включил в себя 17 калмыцких песен, 7 сказок, первую часть калмыцкого героического эпоса «Джангар» (в переводе Д. Н. Баяновой), пять татарских сказок и две китайские [10. С. 103].
О роли калмыцкого фольклора в творчестве писателя-эмигранта Санджи Балы-кова писали Б. А. Бичеев [9], Т. Г. Басангова [7]. Исследователи подчеркивают, что творчество С. Балыкова выросло на благодатной почве устного народного творчества.
Фольклорный сюжет «Скупой хан» (на калм. языке «Хатуч хан») известен в традиции устного народного творчества донских калмыков. В этом смысле вклад в сбор и изучение сказок, мифов, легенд, преданий внес И. И. Попов, однако, к сожалению, его наследие до конца еще не изучено. Сказки были зафиксированы им
у донских калмыков в 1890-1892 годах [5. С. 148].
Сюжет легенды С. Балыкова «Скупой хан», впервые опубликованной в периодическом издании журнала «Вольное казачество» (переиздано в 1976 г. в сборнике «Сильнее власти»), основан на мотиве известной калмыцкой народной сказки «Ца-гин селгэн» («Смена времен»), которая относится к разряду бытовых. Как отмечает И. С. Надбитова, сказки этой группы «основаны на событиях повседневной жизни» [15. С. 251]. Героями, как правило, выступают реальные лица: муж, жена, нойон, старцы, ловкие воры, глупцы, верные жены [15. С. 2011]. Чаще всего в бытовых сказках возникают две темы: семейно-бытовые (персонажи глупый муж, мудрая жена, старики) и сказки, обличающие человеческие пороки [15. С. 2011], к которым относится рассматриваемая сказка «Цагин селгэн».
Сюжетный тип первоисточника, на котором основана авторская легенда, широко распространенный, как в целом в восточнославянской традиции, так и в калмыцкой, согласно классификации СУС восточнославянской сказки, относится к группе новеллистических сказок «Умные дела и слова», сюжет 921 «Почему голова седеет вперед головы?» [18. С. 233].
Санджи Балыков, выросший в Задонской степи Сальского округа, в «смешанной казачье-русско-калмыцкой среде» [11. С. 65], безусловно, прекрасно знал фольклорную традицию донских калмыков. Как отмечает А. Борманжинов, писатель еще в детстве «легко запоминал бесчисленные калмыцкие народные песни, легенды и сказки, и знал, как пересказывать сказки по-своему. Например, он соединял одну сказку с другой, чтобы удлинить таким образом, а его слушатели не замечали этого. Нередко за полночь он забавлял калмыков своими сказками» [11.С. 65-66]. Можно предположить, что, зная с малых лет сюжет известной калмыцкой сказки, Балыков восстановил ее в своей памяти, назвав легендой, при этом не проводя для себя существенной разницы между этими жанрами.
А. В. Бадмаев считает, что не всегда можно провести резкую грань между сказками и легендами, ибо «нередко эпизоды и образы одного сказочного жанра проникают в другой» [2. С. 9]. М. Э. Джимгиров указывает на то, что отличие между легендой и сказанием, преданием и сказом также
не определено. Как показывают наблюдения, сделанные исследователем, калмыцкие легенды, сохраняя фантастическую чудесность, по своему стилю и языку сближаются с бытовыми сказками. «В легендах, в отличие от волшебных сказок, в которых нет определенной географической среды, действие развертывается в калмыцких степях или местах, связанных с жизнью калмыцкого народа. Язык легенд проще и приближается к разговорному» [13. С. 62]. Калмыцкий ученый размещает легенды между волшебными и бытовыми сказками. Не вдаваясь в сложности данного вопроса, отметим, что писатель, именует названное произведение именно легендой, сюжет которой, в сравнении с первоисточником, остается неизменным.
Главными персонажами оригинального источника калмыцкой бытовой сказки «Смена времени» являются три старика, хан и его приближенный, имя которого не названо. Правитель, желая знать, насколько мудры люди его ханства, велел, чтобы все, кто считает себя келмерче-сказителями, в течение семи дней явились к нему. В ответ ему откликнулись три старика. Всем им было пятьдесят лет. Главный мотив сказки - представление о мудрости и глупости, при этом утверждаются ум и находчивость человека. Ответив на все три вопроса, мужчины забирают мешок с золотом. Однако спустя время хан, словно одумавшись, посылает вслед за ними придворного, которому было приказано любыми способами забрать у людей некогда принадлежавшее ему богатство.
Увидев мчавшегося всадника, скачущего вслед за ними, первый старик, сказав двоим, что они должны захватить мешок с золотом, продолжая двигаться вперед, стал дожидаться приближающегося к ним путника. Придворный хана задает келмерче два вопроса. Ответив на первую задачку, на втором вопросе старик проявляет особую смекалку. Сделав вид, что он глубоко сожалеет и даже смущен, остряк говорит, что забыл ответ у уехавших стариков. Мудрец попросил ненадолго лошадь, чтобы, догнав стариков, якобы получить ответ и доставить его. «Вот, что значит выиграть», - обрадовался раньше времени ханский сановник. Внутренне торжествуя оттого, что старик, вероятно, не знает ответа, он отдал ему свою лошадь, оставшись, в итоге, и без золота, и без лошади.
Содержание легенды «Скупой хан» калмыцкого писателя Санджи Балыкова пол-
ностью соответствует поэтике ее названия: «Никто не называл его по имени, достаточно было сказать «скупой хан» - и все сразу знали, о каком хане идет речь» [3. С. 131]. В народной сказке внимание также акцентируется на том, что правитель отличался ни каким иным качеством, как скупостью. Уж очень не хотелось хану прощаться со своим богатством, но он все же отдает мешок и делает это только потому, чтобы в народе никто плохо о нем не подумал. Сожалея о своем поспешном поступке, он принимает решение вернуть свой подарок назад. Вызвав к себе красноречивого сановника, он велел ему найти способ вернуть золото.
По сюжету Балыкова еще скупее хана были подданные, следившие за каждым его действием. Из-за жадности царедворцев «никто не мог получить в его дворце хорошего подарка», - замечает писатель [3. С. 131]. Но однажды собрались три мудреца и решили умом, хитростью и смекалкой добиться от правителя подарков.
В фольклорной сказке три старика, как уже отмечалось выше, являются ровесниками. Согласно ее содержанию, «первый старик - лысый, у второго - волосы седые, а усы черные, третий был без усов и бороды».
В легенде калмыцкого писателя о возрасте остряков, в отличие от первоисточника, ничего не сказано. Однако характеристика описания в отношении внешности героев лишь незначительно отличается от фольклорного варианта произведения, исходя из чего, соответственно, различается содержание ответов героев. У первого «волосы седые, а усы совершенно черные» [3. С. 131], у второго, наоборот, волосы черные, усы седые, у третьего, как у юнца, нет ни усов, ни бороды: «лицо словно кипятком ошпарено» [3. С. 132], - со свойственной своей писательской манере остротой и тонкостью подмечает С. Балыков. Нетрудно заметить, что писатель вносит лишь незначительные изменения в описание внешности героев (а именно описание портрета первого старика), а потому ответы келмерче-сказителей лишь немного отличаются от фольклорного варианта.
В легенде Балыкова на первый вопрос хана о том, почему волосы седые, а усы черные, первый остряк отвечает: «Ваша ханская милость, усы у меня ровно на двадцать пять лет моложе моих волос, им еще не пора седеть» [3. С. 13]. В фольклорном сюжете, где этот же вопрос значится вторым, ответ старика идентичен литератур-
••• Известия ДГПУ. Т. 10. № 4. 2016
••• ОЭРи юиймли Уо!. 10. N0. 4. 2016
ной вариации: «Усы появились, когда мне было двадцать пять лет, а волосы у меня с рождения. Волосы по возрасту седые, усы моложе, поэтому черные.
Первый вопрос в народной сказке связан с отсутствием волос на голове, на что подданный, проявив находчивость, отвечает: «[Из-за того, что] с малых лет испытывал нужду, много думал и переживал, на голове выпали все волосы».
Второй вопрос, заданный ханом в легенде Балыкова, следующий: «Почему у тебя усы седые, а волосы черные?». Подданный, демонстрируя свое остроумие, отвечает: «Ваша ханская милость, у меня ленивый конь, нерадивая жена и тупой нож, а потому мне часто приходится расстраиваться и в волнении крутить усы, оттого корни волос ослабели и усы преждевременно поседели» [3. С. 131]. Третий вопрос в легенде связан с отсутствием бороды и усов, на что мужчина отвечает: «Ваша ханская милость, характером и умом я уродился в отца, но чтобы не обидеть и мать, лицом я уродился в нее. Вот почему у меня нет ни усов, ни бороды» [3. С. 132]. В сказке на последнюю загадку подданного кел-мерчи дает схожий ответ: «Я у родителей был единственным ребенком. Поэтому, чтобы не обидеть отца, я родился мальчиком, чтобы не обидеть мать, я не имею ни усов, ни бороды».
В рассматриваемых текстах награжденных мешками с золотом мудрецов уже в пути догоняет царедворец. Если в сказке, подданный отправляется за стариками по велению хана, то в легенде Балыкова глупый придворный пускается вдогонку из собственной жадности, потому что никак не мог успокоиться. И в том, и в другом произведении ханский подданный предварительно задает им три вопроса, содержание которых различно.
В сказке «Смена времени» эти вопросы-загадки связаны с понятиями: 1) мир, 2) земля, 3) смена времени. В тексте писателя вопросы придворного следующие: 1) каково расстояние до неба, 2) каково расстояние от места восхода солнца до места его захода 3) что такое превратности судьбы.
В легенде Санджи Балыкова в диалоге царедворца с остряком, с особой силой проявляется национальное мировосприятие автора, своеобразие мышления, в котором, как в зеркале, очень тонко и интересно выражено самобытное мировидение калмыцкого народа, свойственная ему
мудрость, неподражаемая меткость, метафоричность мысли и, наряду с этим, краткость слова. Так, например, на вопрос о том, каково расстояние до неба, остряк, не задумываясь, отвечает: «одна верста» [3. С. 132], «потому что голос с неба - гром -бывает нам слышен на небе. Значит, расстояние не больше версты» [3. С. 132]. На второй вопрос, каково расстояние от места всхода солнца до места его захода, он отвечает: «день ходьбы» [3. С. 132], «потому что солнце утром выходит, не спеша идет и как раз доходит до места захода» [3. С. 132].
Развязка действия в обоих произведениях остается неизменной. В народной сказке ответ на третий вопрос (что такое «смена времени») особой находчивостью старика. Так, приняв смущенный и разочарованный вид, он отвечает царедворцу: «Какая жалость! Дитя мое, ответ на этот вопрос я оставил у тех двух стариков. Ненадолго дай мне своего коня, я съезжу и привезу тебе [ответ]. Приближенный хана, обрадовавшись тому, что ему наконец-таки удалось «взять за жабры» старика, с радостью отдал ему свою лошадь. Тот же, сев в седло, насмехаясь, сказал: «Вы были на коне, я был на земле. У Вас был конь, у меня не было коня. Сейчас Вы без коня, а я на коне, прощайте, это и есть смена времени», -сказав так, [старик] поскакал.
В авторской легенде прежде чем ответить на третий вопрос, остряк также берет лошадь у царедворца. «Отъехав десяток саженей [3. 133], отвечая на последний вопрос придворного («что такое превратности судьбы» [3. 133]), келмерче предварительно спрашивает его:
- Скажи, за минуту до этого думал ты, что останешься один в степи без коня, питья и пищи?
- Нет, а что?
- Так вот, теперь остаешься... Это и есть превратности судьбы, - сказал остряк, хлопнул коня по бокам и был таков [3. С.133].
Наблюдения над фольклорным текстом сказки «Цагин селгян» и легендой С. Балыкова «Скупой хан» показывают, что фольклорное произведение и его литературная интерпретация, безусловно, типологически близки. Нетрудно увидеть, что композиция, как сказки, так и легенды, состоит из двух частей. Условно ее можно представить следующим образом. Первая -приобретение или же добывание ханского подарка, вторая - его возвращение назад. Кроме того, сюжетно-композиционное по-
строение в обоих произведениях строится на загадках-заданиях, которые «предполагают разгадку метафористического смысла загаданного» [12. С. 1]. Сначала они задаются для того, чтобы понять, кто самый мудрый, а затем - с целью забрать назад ханский подарок. Как справедливо замечает Б. Б. Горяева, без загадок-заданий на смекалку сюжетную линию, по сути, невозможно представить [12. С. 2]. Т. Г. Ба-сангова отмечает, что «прием загадывания и отгадывания, на котором основана разновидность сказок, исторически и социально обусловлен ранними представлениями, культовыми действиями, верованиями древних» [5].
В сборнике сказок, записанных от сказителя Ш. В. Боктаева, есть еще одна вариация сказки «Цагин селгян», которая имеет название «Тэвэдтэ Иурвн овгн» [1.С. 99-100]. Можно отметить, что здесь также наблюдается совпадение сюжетной канвы, однако с некоторым отличием. Так, во второй части композиции произведения вопросы, заданные придворным хана, содержат не три задания, а одно: «Что такое смена времени?» [1. С. 100], ответ на который такой же, как и в предыдущих произведениях. Определенным образом отличается и ответ на второй вопрос («почему волосы черные, а усы белые?») в первой части композиции сказки: «Волосы мои черные, потому что я постоянно мою и приглаживаю их, а усы белые потому, что, когда люди приходят в гости, я говорю бабке: «Свари еду и поставь чай», а она меня не слушает. Драться и ругаться мне с ней неудобно, поэтому я постоянно кручу усы, потому они белые».
Подытоживая свои наблюдения, отметим, что и в сказке, и в легенде калмыцкого
1. Алтн чее^тэ келмрч Боктан Шаня (Хранитель мудрости народной Боктаев Шаня). Сост., вступит. статья, приложение Б. Б. Манджиевой. Элиста: КИГИ РАН, 2010. С. 99-100.
2. Бадмаев А. В. Калмыцкая дореволюционная литература. 2-е изд., исправл. и доп. Элиста: Калм. кн. издат-во, 1984. 167 с.
3. Балыков С. Б. Скупой хан // Балыков С. Б. Сильнее власти. Подольск: Мемориал-Музей «Донские казаки в борьбе с большевиками», 2014. С. 131-137.
4. Балданмаксарова Е. Е. Бурятская поэзия ХХ века: истоки, поэтика жанров. Улан-Удэ: Изд-во Бурятск. гос. ун-та, 2005. С. 117-140.
5. Басангова Т. Г. Калмыцкая сказочная традиция во времени // Год литературы: Этно-
писателя, метким и в то же время едким словом высмеивается человеческое невежество и глупость. Скупому хану и его глупому поданному противопоставляются бедные, но умные и находчивые сказители-келмерче. Воспользовавшись остроумием и смекалкой, объединяясь чувством дружбы, они одерживают победу. Через подобные сюжеты, раскрывая отрицательные стороны общественной жизни, бичуя социальное зло, в сказках народ утверждал лучшие человеческие качества, стремление к справедливости, добру, благополучию [5. С. 141].
Калмыцкий писатель Санджи Балыков, заведомо бережно сохраняя композицию, сюжетную народную основу, манеру изложения, строго соблюдает все фольклорные реалии и законы жанра легенды (числовую символику, метафоричный народный язык, поэтику и в целом конфликтную коллизию), подвергая, таким образом, фольклорный текст «меньшей обработке» [4. С. 119]. Авторского доминирования здесь нет. О литературных авторских текстах подобного рода исследователь бурятской литературы Е. Е. Балданмаксарова говорит, что оппозиция между фольклором и литературой в них как таковая полностью отсутствует, «так как фольклорный принцип преобладает во всем» [4. С. 121]. Привнося в текст некоторые художественные нюансы, автор лишь незначительно модифицирует его, что, в общем, в очередной раз подтверждает «авторскую жанровую дефиницию» [22. С. 127], а также органичную связь автора с устным народным творчеством, его бережное отношение к тексту, преемственность традиций.
ментальные ориентиры научных поисков в кросскультурном пространстве XXI века. Материалы Международной конференции. Махачкала, ДГПУ, 2015, С. 145-148.
6. Басангова Т. Г. Новое в дагестанской фольклористике. Рец. на: Свод памятников фольклора народов Дагестана. Т. 3. Бытовые сказки / отв. сост. Ф. А. Алиева. М.: Наука, 2015. 666 с.
7. Басангова Т. Г. Обряды и обрядовый фольклор калмыков в романе С. Балыкова «Девичья честь» // Идель-Алтай: история и традиционная культура народов Евразии. Горноалтайск: Горно-Алтайская типография, 2015. С. 170-171.
8. Баянова А. Т. «Хонхо» как феномен книжной культуры калмыцкого зарубежья // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искус-
Литература
••• Известия ДГПУ. Т. 10. № 4. 2016
••• DSPU JOURNAL. Vol. 10. No. 4. 2016
ствоведения и культурологи / Сб. ст. по материалам XXXIX Междунар. науч-практ. конф. № 8 (39), Новосибирск: Изд. «СибАК», 2014. С. 6-11.
9. Бичеев Б. А. Влияние письменных памятников и фольклора на развитие калмыцкой литературы (20-30 гг.). Автореф. дисс. ...канд. фи-лол. наук. М., 1991. 23 с.
10. Борисенко И. В., Горяев А. Т. Очерки истории калмыцкой эмиграции. Элиста: Джангар, 1998. 238 с.
11. Борманжинов А. Краткий очерк жизни и литературной деятельности // Теегин герл. 2004. № 4. С. 65-69.
12. Горяева Б. Б. Функции загадок в калмыцких народных сказках о мудрой девушке // Феномен личности Д. Кугультинова - поэта, философа и гражданина. Элиста: КалмГУ, 2007. С. 173-174.
13.Джимгиров М. Э. О калмыцких народных сказках. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1970. 103 с.
14. Калмыцкие народные сказки. Элиста: Калмыцкое кн. изд-во, 1978. 146 с.
15. Надбитова И. С. Калмыцкие бытовые сказки // Гуманитарная наука юга России. Международное и региональное взаимодействие. С. 248-251.
16. Номинханов Ц.-Д. Наследие калмыкове-да И. И. Попова // Ученые записки. Вып. 5. Серия филол. Элиста, 1967. С. 151-154.
1. Hranitel' mudrosti narodnoj Boktaev Shan-ya [Keeper of people's wisdom of Boktaev Shan-ya). Comp., comments, preface B. B. Mandzhievz. Elista: KIHR RAS Publ., 2010. Pp. 99-100. (In Kalmyk)
2. Badmaev A. V. Kalmyckaya dorevolyucion-naya literatura. [Kalmyk pre-revolutionary literature]. 2nd ed., rev. and comp. Elista, Kalmknigoiz-dat Publ., 1984. 167 p. (In Russian)
3. Balykov S. B. Skupoj han [Avaricous Khan]. Stronger power. Podolsk: a memorial-museum «The Don Cossacks in the fight against the Bolsheviks», 2014. Pp. 131-137. (In Russian)
4. Baldanmaksarova E. E. Buryatskaya poehziya XX veka: istoki, poehtika zhanrov [Buryat poetry of the twentieth century: the origins, poetics of genres]. Ulan-Ude: publishing house of Buryat. State University, 2005. Pp. 117-140 (In Russian).
5. Basangova T. G. Kalmyk fairy tradition in time. God literatury: Etnomental'nye orientiry nauchnyh poiskov v krosskul'turnom prostranstve XXI veka [Year of literature: Ethnomental orientirs of the scientific research in cross-cultural space of the 21st century]. Proceedings of the International conference, Makhachkala, DSPU, 2015, Pp. 145-148. (In Russian)
6. Basangova T. G. New trends in Dagestan folklore. Review: List of monuments of folklore of
17. Сказки донских калмыков / сост. Б. Лунин. Ростов-н/Д: Ростиздат, 1938. 83 с.
18. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков. Л.: Наука, 1979. 438 с.
19. Топалова Д. Ю. К вопросу изучения литературной деятельности калмыцкой эмиграции // Сб. Материалов II Международной научной конференции Гуманитарная наука Юга России: Международное и региональное взаимодействие. Элиста: КИГИ РАН, 2016. С. 277-279.
20. Топалова Д. Ю. Проблемы сохранения национальных традиций и этических представлений в рассказе С. Балыкова «Сильнее власти» // Вестник КИГИ РАН. 2016. № 1. С. 262-271.
21. Топалова Д. Ю. Национальное своеобразие рассказов С. Б. Балыкова «Растоптанный тюльпан», «У незримой стены» // Вестник КИГИ РАН. 2015. № 4. С. 165-166.
22. Ханинова Р. М. Фольклор в лирике Д. Насунова // Диалог культур: национальное и инонациональное в литературе. Мат-лы конф. Элиста: Изд-во Калм. ун-та, 2013. С. 127-132.
23. Хальмг туульс. Элст: Хальмг дегтр 1пар11ач, 1961. 220 а
peoples of Dagestan. Vol. 3. Household tales / ed. comp. by F. A. Alieva. Moscow, Nauka Publ., 2015. 666 p. (In Russian)
7. Basangova T. G. Rites and ritual folklore of the Kalmyks in the novel Balykova S. «Maiden's honor». Idel'-Altaj: istoriya i tradicionnaya kultura narodov Evrazii [Idel-Altai: history and traditional culture of the peoples of Eurasia]. Gornoaltaisk, Gorno-Altaisk printing house, 2015. Pp. 170-171. (In Russian)
8. Bayanova A. T. «Khonkho» as a phenomenon of literary culture of the Kalmyk abroad. V mire nauki i iskusstva: voprosy filologii, is-kusstvovedeniya i kul'turologi [In the world of science and art: questions of Philology, art and culture studies]. Coll. papers on materials of XXXIX Intern. Scient.-pract. conf. No. 8(39). Novosibirsk: SibAc Publ., 2014. Pp. 6-11. (In Russian)
9. Bicheev B. A. Vliyanie pis'mennyh pa-myatnikov i fol'klora na razvitie kalmyckoj literatury (20-30 gg.). [The Influence of written records and folklore on the development of Kalmyk literature (20-30s). Extended abstr. of diss. For Ph. D. in Philology Moscow, 1991. 23 p. (In Russian)
10. Borisenko I. V. Goryaev A. T. Ocherki isto-rii kalmyckoj ehmigracii [Essays on the history of the Kalmyk emigration]. Elista: Dzhangar Publ., 1998. 238 p. (In Russian)
11. Bormanzhinov A. Kratkij ocherk zhizni i literaturnoj deyatel'nosti. [A Brief sketch of the life
References
and literary career]. Teegen gerl. 2004. No. 4. Pp. 65-69. (In Russian)
12. Goryaeva B. B. Funkcii zagadok v kal-myckih narodnyh skazkah o mudroj devushke [Functions of riddles in Kalmyk folk tales about a wise girl]. Phenomenon of personality D. Kugulti-nov, poet, philosopher and citizen. Elista, KalmSU Publ, 2007. Pp. 173-174. (In Russia)
13. Dzhimgirov M. E. O kalmyckih narodnyh skazkah [On the Kalmyk folk tales]. Elista, Kal-mknigoizdat publ, 1970. 103 p. (In Russian)
14. Kalmyckie narodnye skazki [Kalmyk folk tales]. Elista: Kalmknigoizdat Publ., 1978. 146 p. (In Russian)
15. Nadbitova I. S. Kalmyk household tales. Gumanitarnaya nauka yuga Rossii. Mezhdu-narodnoe i regional'noe vzaimodeystvie [Humanities of the South of Russia. International and regional cooperation]. Pp. 248-251. (In Russian)
16. Nominkhanov Ts.-D. Nasledie kalmykoveda 1.1. Popova [Legacy of Kalmyk researcher Popov I. I.]. Scientific notes. Vol. 5. Series of philologiy. Elista, 1967. Pp. 151-154. (In Russian)
17. Skazki donskih kalmykov [Tales of Don Kalmyks]. Comp. B. Lunin. Rostov-on-Don: Rosti-zdat Publ., 1938. 83 p. (In Russian)
18. Sravnitel'nyj ukazatel' syuzhetov. Vos-tochnoslavyanskaya skazka [Comparative index of
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Принадлежность к организации
Топалова Делгир Юрьевна, кандидат филологических наук, научный сотрудник Калмыцкого научного центра (KanMH^ Российской академии наук (РАН), Элиста, Россия; e-mail: delya.top@yandex.ru
plots. East Slavic fairy tale]. Comp. L. G. Barag, I. P. Berezovsky, K. P. Kabashnikov, N. V. Novikov. Leningrad, Nauka Publ., 1979. 438 p. (In Russian)
19. Topalova D. Yu. The study of the literary activities of the Kalmyk emigration. Gumanitarnaya nauka yuga Rossii. Mezhdunarodnoe i regional'noe vzaimodeystvie. Proc. of the II International scientific conference of the Humanitarian science of the South of Russia: International and regional cooperation. Elista, KIHR RAS Publ., 2016. Pp. 277-279. (In Russian)
20. Topalova D. Yu. Problems of preservation of national traditions and ethical ideas in the story by S. B. Balykov "Stronger than a power". Vestnik KIGI RAN [Bulletin of KUHR RAS]. 2016. Pp. 262-271. (In Russian)
21. Topalova D. Yu National identity stories Balykova S. B. "Crushed Tulip", "The invisible wall Vestnik KIGI RAN [Bulletin of KUHR RAS]. 2015. Pp. 165-166. (In Russian)
22. Khaninova R. M. Folklore in the poetry of D. Nasonov. Dialog kul'tur: nacional'noe i inonac-ional'noe v literature [Dialogue of cultures: national and foreign literature]. IConf. Elista: of Kalm. University press, 2013. Pp. 127-132. (In Russian)
23. Hal'mg tuul's. [Kalmyk fairy tales]. Elista, 1961, 220 p. (In Kalmyk)
AUTHOR INFORMATION Affiliation
Delgir Yu. Topalova, Ph. D. (Philology), researcher, Kalmyk Scientific Centre (KalmSC), Russian Academy of Sciences (RAS), Elista, Russia; e-mail: delya.top@yandex.ru
Принята в печать 25.11.2016 г.
Received 25.11.2016.
