CC BY
277
[взаимосвязь литературы и языка]
Вышедшие на протяжении последних лет романы Гузель Яхиной, переведённые ныне на 18 языков, привлекли к себе широкое внимание читателей, разделив их на сторонников и противников произведений автора. Содержание с рассказом о тяжёлых временах в жизни нашей страны, сам строй повествования, обращение к национальной культуре и мифологии - всё это определило неоднозначную читательскую реакцию. В редакцию приходят отклики на романы Яхиной, в том числе статьи, которые мы решили опубликовать, предполагая, что наш читатель получит возможность на их основании подумать о современном литературном процессе, определить своё отношение к нему и, в частности, к произведениям писательницы.
Д. А. Щукина DOI: 10.24411/1811-1629-2020-13065
ФОЛЬКЛОРНО-МИФОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА
ПРОЗЫ ГУЗЕЛЬ ЯХИНОЙ
DARIA A. SHCHUKINA
FOLKLORE AND MYTHOLOGICAL BASIS OF GUZEL YAKHINA'S PROSE
В статье рассматриваются фольклорно-мифологические мотивы прозы Гузель Яхиной. Проводится анализ художественной структуры двух романов современной писательницы: «Зулейха открывает глаза» и «Дети мои». Выдвигается и обосновывается следующий тезис: кинематографичность и яркая образность прозы, национальный колорит, обращение к фольклору и мифологии актуализирует проблематику произведений, повествующих о жизни человека в трагические периоды отечественной истории.
Ключевые слова: художественный текст; фольклорно-мифологические мотивы; национальный колорит; сказка; кинематографичность прозы.
The article deals with folklore and mythological motifs of Guzel Yakhina's prose works. The analysis of the artistic structure of two novels by this modern writer is being carried out: "Zuleikha Opens Her Eyes" and "My Children". The following thesis is being put forward and justified: cinematographic nature and vivid imagery of prose, national color, appeal to folklore and mythology actualizes the problems of works that tell about human life in tragic periods of national history.
Key words: literary text; folklore and mythological motifs; national color; fairy tale; cinematographic nature of prose.
В социокультурной жизни современного российского общества одна из самых обсуждаемых тем творчество Гузель Яхиной, которая буквально ворвалась в отечественную литературу своим дебютным романом «Зулейха открывает глаза» (2015). Следующий роман «Дети мои» (2018) и экранизация первого на центральном канале «Россия 1» (апрель 2020) обострили дискуссии, причем не только на литературные, но и на социокультурные, общественно политические темы. Оба романа Г. Яхиной были удостоены премии «Большая Книга». Еще одна очень высокая и важная для судьбы первой книги оценка принадлежит Л. Улиц-кой: «мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду» [Яхина 2019а: 6]. Укажем также на то, что именно Л. Улицкая включила
Дарья Алексеевна Щукина
профессор, доктор филол. наук, заведующая кафедрой русского языка и литературы
► dshukina@yandex.ru
Санкт-Петербургский горный университет
199106, Санкт-Петербург, ВО., 21-я линия, д.2
Daria A. Shchukina
Saint-Petersburg mining university
Гузель Яхину в плеяду двукультурных писателей (Фазиль Искандер, Юрий Рытхэу, Чингиз Айтматов и др.), для которых характерно «глубокое знание национального материала, любовь к своему народу, исполненное достоинства и уважения отношение к людям других национальностей, деликатное прикосновение к фольклору» [Там же].
Отметим, что национальный колорит объединяет оба произведения Г. Яхиной. Действие романа «Зулейха открывает глаза» начинается в глухой татарской деревне в 1930 г., поэтому описание места действия, героев, завязки событий непосредственно связано с татарским бытом, образом жизни и народными традициями. Роман «Дети мои» рассказывает о колонии поволжских немцев Гнаденталь в 20-30-е годы XX в., повествование практически не выходит за пределы колонии и хутора напротив нее на другом берегу Волги и сосредоточено на подробном изображении немцев, живущих более двухсот лет на русской земле. Изолированность двух названных локусов - татарская деревня и колония поволжских немцев
- не только сближает два романа (дополнительно отметим, что изолированный локус выступает в качестве мифологической основы фольклорного текста, который традиционно является достаточно замкнутым), но и фокусирует внимание читателя на способах воссоздания национального колорита.
Для первого романа Гузель Яхина составила небольшой Словарь татарских слов и выражений, включающий 56 единиц, большинство из них встречается в первой части при описании татарского дома (чаршау - занавеска, разделяющая мужскую и женскую половину избы; сякэ -большая лавка, табын - стол, место приема пищи и др.), национальной одежды и предметов быта (кульмэк - платье, рубаха, чабы - верхняя демисезонная одежда, камча - кнут, плетка, лэгэн -таз и др.), мусульманских обычаев и праздников (Курбан (Курбан-байрам), Ураза (Ураза-байрам)
- мусульманские праздники). 14 слов, четверть от всех в словаре, - это фольклорные номинации мифологических существ (к ним мы вернемся позже). Для автора особую ценность представляет главная героиня в единстве внешних событий, повседневных забот и ее внутреннего мира,
поэтому столь важным оказывается описание ее дома и семейного быта. Детали быта прописаны выпукло и ярко, здесь реализуется одна из характерных особенностей прозы автора: кинема-тографичность (визуализация изображаемого, крупный план, динамичность ситуации наблюдения, вербализованная раскадровка сцены). В качестве примера приведем эпизод в бане, когда героиня помогает свекрови раздеться. Проследим за последовательностью действий и изображением национальной одежды, богато декорированной яркими деталями и традиционными украшениями (застежка, многоярусные бусы, монисто): «Сначала Зулейха снимает с нее белый платок в тяжелых бусинах крупного бисера. Потом просторный бархатный жилет с узорной застежкой на животе. Бусы - коралловую нить, жемчужную нить, стеклянную нить, потемневшее от времени увесистое монисто. Верхнюю плотную кульмэк. Нижнюю тонкую кульмэк. Валенки. Шаровары -одни, вторые. Пуховые носки. Шерстяные носки. Нитяные носки» [Яхина 2019а: 32].
В романе «Дети мои» при воссоздании национального колорита Г. Яхина также прибегает к использованию языка, на котором говорят персонажи. На особую плотность немецких слов обратила внимание Е. Р. Иванова, выделившая в романе при рассмотрении лексико-семантического поля «немецкий» 200 лексем, относящихся к нему [Иванова 2019]. И это не случайно, немецкие колонисты говорят на своем языке, который они привезли с собой при переселении на Волгу во времена Екатерины II: «Русскую речь колонисты понимали с трудом: на весь Гнаденталь набралось бы не более сотни известных им русских слов» [Яхина 2019б: 20]. На долю германизмов и слов, написанных по-немецки, приходится не очень большое количество, однако, эти слова чрезвычайно значимы в тексте романа. Это номинации важных для понимания смысла художественного текста понятий и предметов: шульмейстер (школьный учитель), шульгауз (школа), кирха, фройляйн, гросбух, рейх. К этой же группе слов, называющих человека по его статусу, объекты и предметы, организующие жизнь переселенцев, относится и название самой колонии Гнаденталь (ист. Gnadentau), в переводе
с немецкого (соответственно): «благодатная долина», «благодатная роса».
Трансформируя трагические страницы истории поволжских немцев в России в переломную революционную эпоху по законам магического реализма, Г. Яхина создает картину исчезновения привычного распорядка, уклада жизни целой колонии, целого народа. «О, как изменился за последнее время Гнаденталь! О, как изменились и люди в нем! Печать разрухи и многолетней печали легла на фасады домов, улицы и лица. Стройная геометрия, некогда царившая здесь утратила чистоту линий: прямизна улиц нарушена развалинами, крыши скривились, створки окон, дверей и ворот покосились уродливо. Дома покрылись морщинами трещин, лица - трещинами морщин» [Там же: 174]. В изображении Г. Яхиной соотношение порядка, гармонии, красоты окружающего мира и человека является главным условием человеческой жизни, а нарушение порядка, красоты и гармонии во внешнем мире ведет к уничтожению человека и этноса в целом. Возможно, поэтому, когда главный герой шульмейстер Якоб Бах начинает записывать местные пословицы, поговорки, приметы, традиции и обряды, истории, а затем сочинять сказки, он непроизвольно тем самым стремиться вернуть прошлое. «Гнаденталь представал в этих записях пестрый, шумный, полный веселых и ярко одетых людей, колокольного гула, женского пения, криков детей, мычания скота и гогота домашней птицы, плеска весел на Волге, мелькания парусов и блеска волн, запаха свежих вафель и арбузного меда - Гнаденталь прежний, Гнаден-таль настоящий» [Там же: 191]. Попутно отметим в данном фрагменте текста демонстрацию еще одного признака, связанного с кинематографичностью прозы автора: при изображении объекта сенсорное восприятие представлено синтезом видимого, слышимого, осязаемого, иначе это явление может быть названо художественной синестезией.
В целом анализ двух художественных текстов позволяет обозначить мифологизацию в качестве смыслообразующей характеристики прозы Г. Яхи-ной. Вслед за В. Н. Топоровым мифологизация понимается нами «как создание наиболее семантически богатых, энергетичных и имеющих силу при-
мера образов действительности» [Топоров 1995: 5]. Мифология, выступая частью культуры, кодифицирует социальное устройство и морально-этические ценности общества. Энергетика мифа, сказки (мы не будем подробно останавливаться на соотношении этих понятий, отметим только одно принципиальное, выделенное В. Я. Проппом разграничение: миф древнее сказки и представляет собой «рассказ сакрального порядка» [Пропп 1998: 225]), актуализация востребованных социумом мифологем, интерес к национальной архаике как одна из форм этнической самоидентификации создают возможность интегрирования мифов, в том числе посредством художественных произведений, в контекст национальной истории.
Именно опора на фольклорно-мифологические мотивы выводит художественные тексты Г. Яхиной за пределы жанра исторического и / или семейного романа. В первом произведении «Зулейха открывает глаза» это целый сонм мифологических существ и духов, которые сопровождают повседневную жизнь человека: бичура - домовой, низший дух, шурале - дух леса, зират иясе - дух кладбища, басу капка иясе - дух околицы (в этой связи принципиально значимым становится то, что первый эпизод романа, его завязка, описывает, как героиня пробирается на чердак, чтобы достать яблочную пастилу и принести ее в дар духу околицы, задобрить его). Особое место в художественной структуре текста занимает миф, история (так обозначено в романе) о птице Семруг, которую рассказывает главная героиня своему сыну: «Жила однажды в мире птица. Не простая - волшебная. Персы и узбеки называли ее Симург, казахи - Самурык, татары - Семруг» [Яхина 2019а: 399].
Симург - фантастическое существо в иранской мифологии, царь всех птиц, позже стал известен также в мифологии тюркских народов. Чаще всего это вещая птица справедливости и счастья, которая обитает на вершине самой высокой горы, поддерживающей небеса. Симург описан в поэме Фирдоуси «Шахнаме», где изображена история Ирана от древнейших времен до VII в. В поэме Фаридаддина Аттара «Беседа птиц» (XII в.) тридцать птиц под предводительством мудрого удода
отправляются на поиски Симурга и в конце испытаний понимают, что они и есть Симург (слово на фарси и означает «30 птиц»). Миф содержит все необходимые составляющие архаичного текста, который описывает решение задачи (по В. Н. Топорову, сверхзадачи) как поиск ответа на основной вопрос существования: архе-типическая символика горы, которая находится в сакральном центре пространства и времени, испытания, которым подвергаются персонажи мифа на пути к решению задачи, и неожиданность решения.
Обращаясь к мифу о Симурге, Г. Яхина использует как сам сюжет, так и представленную в нем смысловую аллегорию духовного единения. Завершается изложение истории в романе следующим образом: «В этот миг они постигли суть: они все - и есть Семруг. И каждая по отдельности, и все вместе» [Там же: 402]. Укажем также, что последняя фраза в романе повторяется сыном героини. Повтор, распространенный прием в фольклорной традиции и мифах, усиливает экспрессию текста, привлекая внимание к его важным в смысловом отношении фрагментам, выполняет тексто-и смыслообразующую функцию. В данном случае повтор выделяет главную мысль мифа, который определенным образом мифилогизирует художественный сюжет. Не случайно уцелевших в тяжелейших условиях и оказавшихся на берегу Ангары переселенцев, среди которых и главная героиня романа Зулейха, - 30 человек, и все они должны держаться друг друга, чтобы выжить.
Привлечение мифопоэтического мышления для решения новых задач осуществляется и в романе «Дети мои». Как уже было отмечено, фольклорный слой, в том числе немецкие сказки, занимают в нем центральное место. По мнению современного исследователя фольклора и мифо-поэтики Э.Ф. Шафранской, одна из центральных сюжетных линий романа связана с фольклором и его бытованием в среде носителей национальной культуры [Шафранская 2019: 101]. Приведем фрагмент интервью Г. Яхиной, в котором автор определяет сказку в качестве главной метафоры своего второго романа: «Главный и основной ключ - это мифология и немецкие сказки, потому что
весь роман ими буквально пропитан. Это явные отсылки - образы, которые знает каждый: ведьма с прялками, волшебный король, карлики и великаны, включая самых известных великанов в нашей стране. Есть менее известные образы, но также считываемые...» [Гузель Яхина о новом романе «Дети мои» и победе над «Зулейхой»]. Автор предлагает читателю открыть книгу ровно посередине и найти там три центральные главы, где герою кажется, что сказки, созданные им, сбываются.
Главный герой романа Якоб Бах на уединенном хуторе по мотивам традиционных немецких сказок и легенд создает новые сказки, которые фантастическим образом начинают превращаться в трагическую реальность. В созданных им сказках отражается современная жизнь колонии и его небольшой семьи. Одна из сказок называется «Сказание о Деве-Узнице», она рассказывает о судьбе жены главного героя, Клары. Текстом-прототипом данной сказки может рассматриваться сказка, представленная в сборнике братьев Гримм «Детские и домашние сказки» за номером 198 под названием «Дева Малейн» или «Девица Малеен». Подчеркнем также выделенную всеми исследователями германских/немецких сказок, собранных братьями Гримм в немецких землях, черту: большую жестокость оригинальных текстов по сравнению с литературно обработанными. Согласимся с мнением Н. И. Павловой, которая считает, что материал немецких народных сказок, включенный в исторический контекст 1920-1930-х гг., делает возможным сочетание неомифологизма и неореализма в поэтике произведений Г. Яхиной [Павлова 2018]. Можно высказать предположение о том, что неомифологические тенденции не противоречат фольклорно-мифологической семантике оригинала (в данном случае под оригиналом имеются в виду как народные немецкие сказки и предания, так и тексты братьев Гримм). Укажем и еще на одну функцию сказок в романе «Дети мои»: включение их в ткань повествования, с одной стороны, как уже было сказано, мифилогизирует сюжет и описанные события, а с другой - замедляет развитие действия, показывая в некоторых случаях его в двух проекциях: реальной и фантастической.
На страницах второго романа находит отражение мифотворчество как способ воздействия на реальность. Революция при этом рассматривается не только как разрушение существующего уклада и образа жизни, но и как попытка создать и осуществить новый миф. Эта мысль представлена при разработке образа главного идеолога революции местного масштаба Гофмана, который считает замену фольклорных форм важной идеологической работой в новой революционной колонии. Размышляя над жанровой природой сказки, ее образами и изображаемыми событиями, Якоб Бах обращает внимание на то, что сказки содержат огромное количество опасных и трагических моментов, страшных эпизодов и кровавых сцен. Сами ужасы, мучения и страдания в сказке необходимы при достижении цели, при осуществлении мечты. Результатом этих открытий героя становится его отказ от создания сказок. Само же использование сказок в романе корректирует фон исторических событий, создавая условия для художественной рефлексии об общечеловеческих проблемах и ценностях, о жизни человека, семьи, общины в эпоху революционных потрясений.
Таким образом, анализ художественной структуры романов Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза» и «Дети мои» позволяет сделать ряд выводов о стилистическом своеобразии текстов, о способах реализации авторского замысла. Основной вывод может быть сформулирован следующим образом. Свойственная авторскому идиостилю кинематографичность, яркая образность визуализированной прозы Г. Яхиной, национальный колорит, обращение к фольклору и мифологии актуализирует проблематику произведений, повествующих о жизни человека в трагические периоды отечественной истории. Трагедия, порождённая революцией с ее стремлением сделать жизнь лучше и вызывающая непомерные страдания целого народа, особенно остро проявляет качества людей, заложенные природой и историей, и сближает понимание национального характера с мифопоэтическими образами.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гузель Яхина о новом романе «Дети мои» и победе над «Зулейхой» // Парафраз URL: https://www.parafraz.org/post/ guzel-yahina
2. Иванова Е. Р. Лексико-семантическое поле «немецкий» в романе Г. Яхиной «Дети мои» // Baltic Humanitarian Journal. 2019. Т. 8. № 1 (26). С. 64-66.
3. Павлова Н. И. Поэтика визуальности в романе Г. Яхиной «Дети мои»: к вопросу о феномене литературного успеха // Культура и текст. 2018. № 3 (34). С. 52-66.
4. Пропп В. Я. Поэтика фольклора. М.: Лабиринт. 1998. 351 с.
5. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. М.: Прогресс-Культура. 1995. 624 с.
6. Шафранская Э. Ф. Фольклор как сюжетообразующий концепт в романе Гузели Яхиной «Дети мои» // Палимпсест. Литературоведческий журнал. № 2 Нижний Новгород: ННГУ им. Н. И. Лобачевского, 2019. С. 101-110.
7. Яхина 2019б: Яхина Г. Ш. Дети мои: роман / Гузель Яхина; предисл. Елены Костюкович. Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019. 493 с.
8. Яхина 2019а: Яхина Г. Ш. Зулейха открывает глаза: роман / Гузель Яхина; предисл. Л. Улицкой. Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019. 508 с.
REFERENCES
1. Guzel' Yakhina o novom romane «Deti moi» i pobede nad «Zulejhoj» [Guzel Yakhina on the new novel "My Children" and the victory over "Zuleikha»] Parafraz URL: https://www. parafraz.org/post/guzel-yahina (in Russian)
2. Ivanova E. R. (2019) Leksiko-semanticheskoe pole «nemeckij» v romane G. YAhinoj «Deti moi» [Lexical and semantic field "German" in the novel "My Children" by G. Yakhina»] Baltic Humanitarian Journal. Т. 8, no. 1 (26), pp. 6466. (in Russian)
3. Pavlova N. I. (2018) Poetika vizual'nosti v romane G. Yakhinoj «Deti moi»: k voprosu o fenomene literaturnogo uspekha [Visual poetics in G. Yakhina's novel «My Children»: on the phenomenon of literary success] Kul'tura i tekst [Culture and text], no. 3 (34), pp. 52-66. (in Russian)
4. Propp V. Ya. (1998) Poetika fol'klora [The poetics of folklore] Moscow. (in Russian)
5. Toporov V. N. (1995) Mif. Ritual. Simvol [Myth. Ritual. Symbol] Moscow. (in Russian)
6. Shafranskaya E. F. Fol'klor kak syuzhetoobrazuyushchij koncept v romane Guzeli Yakhinoj «Deti moi» [Folklore as a plot-forming concept in Guzeli Yakhina's novel My Children] Palimpsest. Literaturovedcheskij zhurnal [PALIMPSEST Literary journal], no. 2, Nizhni Novgorod, pp. 101-110. (in Russian)
7. Yakhina G. Sh. (2019b) Deti moi: roman [My children: a novel]. Moscow. 493 p. (in Russian)
8. Yakhina G. Sh. (2019a) Zulejha otkryvaet glaza: roman [Zuleikha opens her eyes: a novel] Moscow. 508 p. (in Russian)
