CC BY
23
УДК 02
Ю. Н. Столяров
доктор педагогических наук, профессор, главный научный сотрудник
ФГБУН «Научный и издательский центр "Наука"» РАЛ,
Российская государственная библиотека, Государственная публичная научно-техническая библиотека России, Москва, Россия
E-mail: yn100@yandex.ru
ORCID.org 0000-0002-9597-4275
ФОЛЬКЛОРНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ САМОГО «КНИЖНОГО НАРОДА» Статья II. Использование книжных образов
В продолжение первой статьи (см.: Столяров Ю. Н. Фольклорная идентификация самого «книжного народа». Статья I. Малые формы библиокультуры // Вестник культуры и искусств. 2021. № 1 (65). С. 7—22), раскрывающей использование в письменном фольклоре ашкеназов внеписьменных знаков и малых форм письменности: надписей, записей, списков, писем, служебных документов и т. п., настоящая статья посвящена анализу того, как в ашкеназском фольклоре проявляется тема собственно книги — рукописной и печатной. Среди проанализированных более чем четырёхсот произведений присутствуют волшебные и бытовые сказки, былички, нравоучительные и благочестивые сказки, предания и рассказы, народные рассказы, сказки для детей, а также юмористические, сатирические сказки и анекдоты. В них ярко отражается менталитет еврейского народа. Источником еврейского устного народного творчества в значительной степени являются Тора и Талмуд, им заимствован также фольклор коренных народов, проживавших по месту обитания ашкеназов. Обследованный материал даёт основания подтвердить репутацию евреев как действительно самого книжного, самого читающего народа, у которого всё, что связано с чтением, обучением, грамотностью, книгой (в широком смысле этого слова), пользуется исключительно высоким уважением и престижем.
Ключевые слова: истоки книжной культуры, библиокультура, еврейский фольклор, ашкеназы, Тора, Талмуд
Для цитирования: Столяров, Ю. Н. Фольклорная идентификация самого «книжного народа». Статья II. Использование книжных образов / Ю. Н. Столяров // Вестник культуры и искусств. — 2021. — № 2 (66). — С. 7—21.
В предыдущей статье [6], источником анализа в которой стал сборник еврейских народных сказок [2], рассмотрены различные проявления библиокультуры ашкеназов: использование в их фольклоре внеписьменных знаков, несущих жизненно важную информацию; произведения малых форм письменности: надписей, записей, списков, писем, служебных документов, брачных свидетельств, долговых расписок, поминальных молитв и многих других.
В продолжение той же темы предлагается статья, имеющая предметом собственно саму книгу — то, как она представлена в письменном фольклоре ашкеназов. Для пояснений и выводов широко использовались материалы публикатора этого издания сказок — В. А. Дымшица [1].
Будучи всемирно признанным книжным народом, евреи в своём фольклоре, естественно, постоянно обращаются к теме книги. Прежде всего и в наиболь-
7
шей мере сказанное относится к религиозной книге.
Самый распространённый сюжет еврейских народных сказок — тщательное изучение книг, главным образом Торы и Талмуда. Это рассматривается как привычное, естественное занятие, особенно в семьях раввинов. Показательно, что священные еврейские книги, а более всего Тору, читают представители всех сословий. Это свидетельствует о поголовной грамотности евреев.
Однако если такое изучение занимает всё времяпрепровождение, то оно сказителями не поощряется: четверо сыновей раввина и рав-винши ничего не умели делать, и родители по этому случаю очень горевали. В итоге отец решил: «Довольно им сидеть в отцовском доме над книгами. Отправлю-ка я их на все четыре стороны, пускай научатся ремеслу» («Сказка о четырёх братьях»).
Многие сюжеты сказок включают в себя цитаты из основных священных книг либо парафразы таких цитат. В последнем случае подобные переделки шутники выдают за собственные глубокие мысли. Так, в сказке «Он завидует женщинам» знаменитый народный шутник Мотька Хабад, сбежавший от своей бушующей жены, произносит: «Из десяти мер страданий, отпущенных миру, девять, как известно, достались женщинам. Однако я им очень завидую». Недоумевающим слушателям Мотька поясняет: он завидует тому, что у них нет жён. Ехидство высказывания состоит в том, что из Талмуда известно другое высказывание: «Десять мер болтовни спустились в мир: девять взяли женщины, и одну — весь остальной мир» (Трактат Каду-шин, 496). Благодаря таким приёмам герои всегда добиваются желаемого.
В сказке «Бог пожалел Иова» собеседники обсуждают соответствующую книгу Ветхого Завета. В фольклоре других народов мира подобные сюжеты себе представить крайне затруднительно. Показательна в этом отношении сказка «Последний грех». Её герой Шмерл Снитковер — реальная личность XIX в., жил на Волыни. Его шутки и проделки, по словам Шолом-Алейхема (1859—1916), были «полны сатирическо-
го яда». Он стал самой яркой фигурой среди множества шутников, получил прозвище «лец-эпикойрес» (шутник-безбожник). Шмерл в духе ранней Гаскалы (Просвещения) зло смеялся не столько над религией, сколько над религиозными обычаями, поверьями и суевериями. В рассматриваемой сказке он просит перед смертью принести ему червивую сливу, объясняя это обычаем загробного мира. Дело в том, что в традиционных представлениях ашкеназов все дела людские записываются на Небесах в специальную книгу — в одну колонку грехи, в другую — исполненные заповеди. После смерти душа предстаёт перед судом, в котором два ангела — обвинитель и защитник — перечисляют дурные и добрые поступки умершего. Добрыми поступками гасятся грехи, и если список прегрешений оказывается длиннее перечня добрых дел, то следует воздаяние за грехи. Шмерл недаром ждёт последнего пункта в длинном списке своих прегрешений. Согласно традиционным представлениям «народного иудаизма» загробное наказание души, даже грешной, не вечно. Отбыв его, она отправляется в рай. Когда счёт грехов дойдёт до червивой сливы, а это трейф — запрещённая законом пища, он вздохнёт свободно, поскольку будет знать, что настал конец страданиям.
Распространённый герой восточно-еврейских сказок — реб, или учитель, толкователь Торы (священной книги иудеев). Следовательно, он относится к числу самого грамотного начитанного еврейского населения. Ребы или их дети — герои многочисленных сказок. (Сказки, в которых только упоминается, что герои грамотны, начитаны, но собственно на сюжет это никак не влияет, в данном случае не рассматриваются.) Например, из двух братьев — реба (на иврите означает 'господин') Хаима и реба Шимшо-на последний был совсем нищим, но зато какой это был праведник: день и ночь он сидел в синагоге и учил Тору. После получения (в благодарность за исцеление царской дочери) в подарок целого города реб Шимшон из «Удивительной истории о двух братьях, которых унесло на корабле
8
в Ледовитое море, и об их чудесном спасении» «зажил у царя в большом почёте, учил Тору, молился и служил Богу». Другие занятия ему были без надобности. Жениху из этой сказки должны были задавать вопросы. Это отражение обычая, согласно которому на свадьбе жениху необходимо продемонстрировать свою образованность. Соответственно лжеучёность в еврейском фольклоре всегда становится предметом насмешки, особенно в многочисленных сказках о дураках, простаках, чудаках и сумасшедших. Схоластические талмудические умствования, оторванные от жизни, — излюбленный предмет анекдотов и пародий.
Вернувшись с того света нагруженный золотом и серебром, Шимшон и в родном городе «до самой смерти учил Тору, молился и сделал евреям много добра». Тору, как видим, надо учить постоянно, до самой смерти, даже если имеешь полный материальный достаток во всём.
Согласно сюжету, герой захотел получить в подарок целый город. Здесь требуется пояснение. Было бы глубоким заблуждением полагать, что перед нами свидетельство необычайной жадности Шимшона. Напротив, такое пожелание характеризует его как благородного и бескорыстного человека. Города и местечки, где жили ашкеназы, были собственностью королей или иных частных владельцев. Хозяева вводили за свою землю особый налог. Получив город в собственность, Шимшон освободил еврейскую общину от этого налога.
Раввин из сказки «Раввин и бала-гола» (балагола — извозчик) убеждён, что «книжная наука, знание Талмуда» — главное, что требуется от раввина. Балагола предлагает раввину обменяться одеждой, и по приезде в город при разговорах на книжные темы балагола с важным видом едва цедит слова и говорит намёками — «сразу видно, великий талмудист». Когда дело дошло до мудрёных вопросов, он снисходительно заявляет, что они столь просты, что на них способен ответить даже его мнимый балагола, т. е. настоящий раввин. Для нашей темы важно отметить склонность евреев дискутировать по
сложным религиозным вопросам, требующим хорошей книжной подготовки. Существенно, что весь сюжет построен на книжных источниках.
Близка к этому сюжету и «Философская бочка». Два умных плута бедняки Гершеле Острополер и Мотька Хабад (оба — исторически реальные личности) под видом цадика1 и шамеса2 изобразили в корчме чтение каббалы, чем ввели в заблуждение скупого корчмаря и выманили у него ночлег, обед и деньги. Герои «изощрялись в доказательствах, каждый глубокомысленно отстаивал свою точку зрения, ссылаясь на слова того или иного талмудиста». Маршалик (шут) остроумно доказал: «Всё, что написано в книгах, — ничто перед опытом». Сказок такого рода в фольклоре других народов не найти. Завязка и дальнейшее развитие сюжета отталкивается от дискуссии на отвлечённую тему о том, что важнее — внешние признаки предмета или внутренние? Спор вели, опираясь каждый на свои аргументы, знатоки каббалы и талмудисты, т. е. книжные по своей натуре люди.
Сюжет сказки «Лицемерные преступники» представляет собой иллюстрацию к Трактату Сота, 22а из Талмуда о том, что если молодая женщина слишком набожна, то её можно заподозрить в лицемерии. По ходу сюжета сын, похоронив отца, совершил положенный ритуал: надорвал на своей одежде край «и читал по нему целый год кадиш» (поминальную молитву). Настоящему еврею мало того, что он постоянно занят чтением при жизни, требуется, чтобы и после смерти чтение продолжалось целый год.
Один из героев этой сказки — православный батюшка, который, вполне в духе еврейских сказок, по самому ничтожному поводу ссылается на святое Евангелие, цитируя его (причём в действительности такие
1 Цадик (иврит — 'праведник') — в иудаизме и особенно в хасидизме: благочестивый, безгрешный человек (святой), пользующийся особым расположением Бога.
2 Шамес (идиш — 'служитель') — синагогальный служка, ответственный за административную и хозяйственную деятельность ашкеназской синагоги.
9
слова в Евангелии отсутствуют). Правда, на самом деле этот священник оказался бандитом и к тому же любовником главного героя. Но для нашей темы важно отметить, как еврейский книжный менталитет естественно распространяется на иноверцев.
Идея сказки «Необходимая жертв а » и вовсе, по утверждению комментатора анализируемого сборника авторитетного знатока еврейского фольклора В. А. Дымшица, полностью заимствована из письменного источника — Мидраша Когелет, сборника мидра-шей (произвольного истолкования Писания) Книги Екклезиаста, своего рода комментарий к стиху: «Время разбрасывать камни и время собирать камни». Прямая ссылка на первоисточник в сказке, правда, отсутствует.
По-своему интерпретирует Тору бедняк из сказки «Кому что». В ответ на вопрос, почему беднякам приходится соблюдать все запреты Торы, а богачи преступают их и при этом чувствуют себя прекрасно, он ответил: «Когда Мойше-рабейну в сердцах разбил скрижали, все бросились собирать осколки, а на них было написано: "укради", "убий", "прелюбодействуй", поэтому им всё можно. А беднякам остались маленькие осколки: "не", "не", "не" — вот им всё и запрещено». Обращает на себя внимание, что бедность — не препятствие для того, чтобы хорошо знать Тору. Примечательно и вольное обращение со священным тестом.
Таков же по сути юмористический рассказ «Бедняк и Бог». Бедняк здесь берётся опровергнуть талмудическое утверждение «Всё, что делает Господь, к добру Он делает».
У бедняка из сказки «Мешочек Ма-шиаха» (Спасителя) денег «не хватало даже на хлеб, а он сидел день и ночь над Торой, учился, не отвлекаясь». Из этого следует, что помимо основного назначения Тору использовали в качестве учебного пособия. Общение с этой книгой было для бедняка важнее достатка: «Не от того печалился, что нет дома хлеба, а от того, что пришлось прервать занятия Торой». Характерно, что при полном отсутствии средств к существованию Тора у бедняка всё же была, и она постоянно использовалась.
Однако, получив от Машиаха волшебный мешочек, исполняющий все желания, бедняк забыл про самого благодетеля «и даже учение забросил». В отличие от сказок (считай, менталитета) других народов, у которых нарушивший справедливость герой в итоге наказывается, здесь бедняк обретает власть над самим Машиахом: оказавшись на том свете и не желая идти на Небесный Верховный Суд, он приказывает мешочку взять сначала архангелов Гавриила и Михаила, а затем и самого Машиаха. В этой сказке не чувствуется особого благоговения ни перед Священным Писанием, ни перед высшими небесными силами; восхищаться следует неожиданным обретением возможности получать без труда всё желаемое и подчинять своей воле кого угодно, включая даже Машиаха.
Замечу попутно, что вполне свойские и порой сомнительные с точки зрения морали взаимоотношения героев с Богом типичны для еврейского фольклора. Об этом убедительно свидетельствуют одни только названия сказок: «Проданное Царство Небесное», «Тяжба с Богом», «Суд над Богом», «Бог-банкрот», «Сказка о том, как еврей послал Богу письмо на небо и как тот ему помог», «Бедняк и Бог», «Как раввин обманул Бога», «Как раввин с Богом поладил» и др. Победителем в этих случаях всегда является обычный человек, простой еврей. Подобные сюжеты свойственны исключительно еврейскому фольклору.
Одна из сказок, а именно «Сказка о том, как еврей послал Богу письмо на небо и как Тот ему помог», содержит слово «письмо» в самом своём заглавии. Бедный брат перечислил на листе бумаги всё, что ему нужно иметь, чтобы достойно отметить праздник Пейсах (Пасху). Письмо было положено на ветку дерева, и сжалившийся над бедняком царский сын купил ему по списку всё желаемое. Развитие сюжета приводит к тому, что старший брат подал на младшего заявление в казённый суд, и об этом было сообщено в газете, которую читал царский сын. Он явился в суд и открыл всю правду. В этой сказке фигурирует сразу не-
10
сколько видов деловых документов, на них, собственно говоря, и строится её сюжет.
Сходный сюжет развивается в сказке «Гершеле переписывается с Богом».
Единственная дочь раввина Ханна была «и красива, и умна, и, всем на удивление, хорошо знала Тору и читала наизусть молитвы» («Раввин и работник»). Выходить замуж ей пришлось за оборванца, работавшего на мельнице, который «и грамоты почти не знает, и даже молиться не умеет». Из этого фрагмента видно, сколь большое значение придавалось грамотности и как широко она была распространена даже вреди беднейших слоёв населения.
Люди, знающие тексты священных книг, пользуются повсеместным почётом. Так, знаменитый и учёный глава ешивы больше всего гордился своим сыном Нехемьей, о котором «шла громкая слава по всем четырём странам как о великом знатоке Талмуда» («Сказка о тридцати разбойниках»). Подвергшись нападению разбойников, он потерял память. Умение читать пригодилось ему, когда он попал в пещеру с несказанными богатствами. Среди них он обнаружил Меги-лас Эстер — свиток Книги Эсфирь, которую читают в праздник Пурйм. Он «стал читать знакомый шрифт — и тут его будто молнией пронзило! Он вспомнил, кто он, вспомнил ешиву, в которой учился» и всё прочее. Чудесное возвращение памяти состоялось благодаря книге и способности читать.
Обряд чтения Торы в синагоге — сюжет сказки «Раввин и богатый арендатор». Здесь перечисляются многие библейские персонажи, что свидетельствует о большой начитанности раввина.
Только для еврейского фольклора характерен сюжет, в котором Гемару (разъяснения к основной части Талмуда) изучают даже на том свете. В раю около каждого покойника «под столом стоит ящик с мацой. Если кто проголодается, может, нагнувшись, взять кусочек мацы и поесть, не прерывая изучения Гемары» («Сказка о раввине, попавшем в ад»).
Ссылка на Гемару, особенно адресованная тем, кто искушён в ней слабо, позволяет
герою блистательно выйти из щекотливого положения. С особой едкостью это показано в сказке «Богач и бедняк»: запертый коварным богачом в комнате бедняк справил естественную потребность в ящик письменного стола, а наутро в присутствии гостей поблагодарил хозяина и объявил, что в святой Гемаре о нём сказано, что он настоящий богач. Возникшее недоумение было развеяно тем, что «привёл бедняк всех в ту комнату, где спал, и говорит: "Сказано в Гемаре: того можно назвать богачом, у кого уборная находится неподалёку от стола". Но вы, у кого уборная не около стола, а внутри стола — вы тем более богач, — и с этими словами открыл ящик письменного стола...» Такое сочетание святой книги и откровенной непристойности характерно тоже только для еврейского фольклора. При этом никакого осквернения святыни не наблюдается; напротив, её ценность возрастает от того, что при умении в ней, оказывается, можно найти объяснение и оправдание любого поступка.
Осознание приобщённости к знатному роду: «дедушка — знаменитый раввин, отец — известный знаток Талмуда» препятствует бедняку из «Сказки об одном неудачнике» заниматься нищенством. Одна из небылиц настолько оригинальна, что аналогов ей не встречается у других народов и этносов: «Вы не можете себе представить, какие ужасные морозы в Сибири. Однажды я по делу поехал в город Иркутск. Была зима, и когда я на улице разговаривал с кем-нибудь, наши слова превращались тут же в ледышки, и мы читали их в воздухе» (№ 85 «Небылицы»).
Всесилие книги (Торы) отлично иллюстрирует сказка «Суд над Богом». Поводом для суда послужила гзейра (антиеврейский указ) царя об изгнании всех евреев из государства в течение месяца. От такого горя был объявлен пост, все возносили к Небу горячие молитвы, «в синагогах день и ночь не закрывались дверцы кивотов со свитками Торы», но всё было напрасно. Тогда было решено подать в суд на Бога, допускающего такую несправедливость, противоречащую Его же установлениям. Непреложность исполнять решение суда мудрецов, по законам
11
Торы, распространяется и на Всевышнего, хотя эти законы и исходят от Него Самого. Основание, с точки зрения гоя (т. е. неиудея), для такого богохульства содержится в Талмуде (трактат Бава Меция, 596): на попытку Небес вмешаться в процесс принятия решения рабби Иегошуа ответил словами из Писания: «Не на небе она [Тора]» (Втор. 30:12).
Зять «живёт у тестя на всём готовом, только и знает, что сидит в бес-медреше (буквально 'доме учения', маленькой синагоге. — Ю. С.) и изучает Талмуд» («Сказка о деловом зяте»). Тесть заставляет его заняться каким-нибудь более практичным делом и посылает на нижегородскую ярмарку, где зять захотел купить «свой товар, если бы его можно было здесь достать». Этот товар — «Тора. Если бы можно было достать, я бы купил вагон миснагидов» (миснагиды — все противники хасидизма). Маклеры привели ему много раввинов, шойхетов (мясников-резчиков кошерного скота и птицы) и сойферов (писцов, изготовлявших свитки Торы), мезуз (пергаментов, на которых написаны изречения из Второзакония; они свиваются и в специальной коробочке прикрепляются к дверному косяку как оберегу от нечистой силы) и тфилйн (кожаных коробочек с вложенными в них четырьмя библейскими цитатами, написанными на пергаменте; во время утренней молитвы мужчины привязывают эти коробочки на левую руку и на голову). Уплатив за весь товар, зять купил билет и за чертой осёдлости с большой прибылью всё это распродал. Обрадованному тестю он передал деньги, но умолчал о том, как они ему достались: тесть-хасид осудил бы его за то, что «он посеял в округе так много мис-нагидов».
Опустим явно антихасидскую коннотацию этой сказки, обратим внимание на то, что, хотя коммерсантом зять оказался неудачным, зато он «хорошо понял разницу между миснагидами и хасидами: миснагиды-то сидели и всё время учили Тору <...> а эти хасиды только и требуют водки, закуски и девок». Несмотря на заложенную в сюжет иронию, заслуживает внимания тот факт, что и в нём присутствует мотив книги. Отметим
попутно также богатство ежегодной Нижегородской ярмарки и её гостеприимное отношение ко всем приезжающим.
Большим уважением пользуется превратившийся в легенду крупнейший равви-нистический авторитет и кодификатор Га-лахи (религиозного закона) философ, врач, самый прославленный учёный послеталму-дической эпохи Моше бен Маймон (1138— 1204). Его фольклорное имя Маймонид, в рассматриваемом сборнике ему посвящено восемь фольклорных произведений. В одном из них — сказке «Гомункулус Маймо-нида» — знаменитый рабби спросил своего ученика, согласен ли он участвовать в опыте, описанном в каббалистической книге Сефер Ецира (буквально Книга Творения — некая тайная книга, аналогичная Книге Адама, чрезвычайно популярное среди каббали-стов эзотерическое произведение, авторство которого приписывают праотцу Аврааму). В ней содержится рецепт оживления мертвеца, после чего тот будет жить вечно. Когда опыт подходил к концу, Маймонид испугался, что этого бессмертного человека люди станут почитать как Бога, а учение Моисея будет отвергнуто и забыто. Раввины решили, что допускать оживления нельзя, однако Маймонид был связан клятвой, и сложилась патовая ситуация. Проблему решили кошка с собакой, вбежавшие в лабораторию и начавшие драться. Они уронили колбу, и результаты опыта пропали. Маймонид с облегчением похоронил останки ученика, после чего «торжественно сжёг каббалистическую книгу». Параллели этой сказки с книжным первоисточником настолько очевидны, что комментарии представляются излишними. Замечу лишь, что в еврейском фольклоре Маймонид выступает в роли другого книжного героя — доктора Фауста, чья великая мудрость является одновременно и благом, и искушением [Подробнее о Фаусте как фольклорном герое см.: 4].
Сама сюжетообразующая книга достойна того, чтобы сказать о ней более подробно. Написана она, как утверждают современные исследователи, по-видимому, в 1812—1637 гг. до н. э. [1, с. 499], однако традиционно счи-
12
тается, что написал её сам Авраам. В ней, в частности, утверждается, что Бог создал свою мудрость тридцатью двумя скрытыми путями, запечатлев их в трёх книгах — собственно книге, рассказчике и рассказе (Часть 1, мишна 1). Весьма примечательно, что рассказчик и рассказ называются здесь книгами (устными). Это соответствует современному представлению о том, что в широком смысле слова на понятие документ (книга) не накладывается никаких принципиальных ограничений за исключением того, что он служит источником информации [5, с. 126]. Из духа, Хаоса, пустоты, воды и ветра Бог отпечатал и вырубил «двадцать две основные буквы, три праматери, семь двойных и двенадцать простых, дух один из них» (Часть 1, мишны 10, 11). Каждой буквой запечатана та или иная величайшая тайна, все стороны света, закон, заслуги и преступления и т. д. Из букв создано всё существующее, а также различные свойства — «мудрость, богатство, семя, жизнь, власть, мир, красота». В итоге «когда пришёл Авраам, посмотрел, увидел, понял, исследовал, установил и вырубил — получилось у него творение». Немедленно открылся ему Господин всего, Благословенный. Он «привязал двадцать две буквы Торы к языку его, открыл Аврааму тайну свою, очистил водой и поджёг их огнём, развеял ветром и распределил их между двенадцатью созвездий» (Часть 10, мишна 7). Иными словами, Сефер Ецира целиком имеет книжно-культурное звучание и представляет большой интерес для историков книжной культуры.
Пергаментный свиток, хранившийся на груди, спас жизнь Маймониду, когда на него напали: кинжал прошёл сквозь свиток и лишь слегка ранил Маймонида («Чудесное спасение»).
К распространённым в ашкеназском фольклоре относится сюжет, в котором раввин организует громкое чтение священных книг («Хелемский раввин решил»). Об этом обычае повествуют также сказки «Нашли выход», «Чего он опять полез?» и другие. Сюжет юмористической сказки «Нашли выход» строится на обычае «ходить ночью от дома к дому и, стуча
молотком в ставни, будить евреев для чтения псалмов».
Шлойме Людмирер из сказки «Пришелец с того света», притворившись праведником, заходит в корчму и после обычного ритуала «садится к столу, вынимает из котомки книгу и начинает тихо, нараспев, читать». К слову, эта сказка послужила сюжетной основой рассказа И. Бабеля «Шабос Нахаму». Этот приём использует и бедняк, чтобы наказать богача и выманить у него деньги («Нечистая сила в перине»).
Довольно распространённый фольклорный сюжет о том, как один герой заманивает другого в преисподнюю, в еврейском устном народном творчестве претерпевает существенное видоизменение. В сказке «Жених с того света» действие опосредуется книгой. Суть сюжета сводится к тому, что два юных друга сидели в бес-медреше и изучали Тору. Старший из них вскоре заболел и умер. Когда младшему пришло время жениться, накануне свадьбы около полуночи к нему явился друг и стал зазывать ненадолго к себе, чтобы показать, как он живёт. После того как жених согласился, старший друг ввёл его в красивый дом, в одной из богато обставленных комнат на круглом столе лежал том Гемары3. Покойник предложил посостязаться в том, кто из них лучше помнит текст этой книги. В дискуссии на учёную тему прошло, с точки зрения жениха, около часа. На самом же деле один час на том свете равен ста пятидесяти на этом. Здесь важно заметить, что тратить время на то, что связано с книгой, представляется герою важнее собственной свадьбы. Исторически достоверно указание на то, что два молодых человека «вместе сидели в бес-медреше и изучали Тору». Заниматься действительно было принято вдвоём с напарником, чтобы была возможность обсуждать возникающие по ходу изучения вопросы.
3 Гемара (букв. 'изучение', 'воспринятое от учителя') — свод дискуссий и анализов постановления и уточнения Закона (Галахи), а также аллегорические притчи и легенды (Аггаду). В обиходе термином Гемара часто обозначают Талмуд в целом, а также каждый из составляющих его трактатов в отдельности.
13
Сказки объективно отражают требования Галахй, или религиозного закона, зафиксированного в Талмуде. Им неукоснительно подчиняется даже шед — нечистый дух. Об этом красноречиво свидетельствует сказка «Шед и виноторговец». В оправдание того, что шед отдал присуждённые деньги с большим опозданием, он ссылается на норму закона: «. нам, шейдим, дано право брать только то, что не запечатано и не сосчитано». Та же идея проводится в сказке «Проданный грех»: законы Торы и решения раввинского суда имеют силу не только над миром живых, но и над миром мёртвых, т. е. уклониться от них не удастся ни при каких условиях, и, следовательно, выгоднее соблюдать узаконенные правила.
Сюжет сказки «Проданное Царство Божие» строится на том, что бедный корчмарь может озолотиться в этой жизни, если продаст помещику «всю свою долю в Будущем мире, всю долю, тобой заслуженную, и всю ту, которую ты ещё не заслужил». Это условие имеет чисто книжную природу: одна из мишн (письменного текста, содержащего основополагающие религиозные предписания ортодоксального иудаизма) Талмуда начинается словами: «Есть у любого еврея доля в Будущем мире».
Из «Рассказов о нечистой силе» можно сделать вывод, что для усиления значимости клятвы кающийся обязан был взять в руки «Зогар» («Книга сияния») — основную и самую известную из каббалистических книг. Для усиления воздействия от своих слов раввин тоже брал в руки эту книгу, поднимал её над головой и произносил своё решение.
Умение читать, запоминать и толковать священные книги вызывает исключительное уважение со стороны окружающих. Когда не знавший своего рода-племени из сказки «Заветное обещание» ребёнок Симха подрос, «раввин сам стал его обучать и год от году всё более поражался, видя необыкновенные способности мальчика. К десяти годам тот мог объяснить самые запутанные места в Талмуде, а сотни страниц знал наизусть». Поэтому мальчик был отдан в ешиву, и «был он в ученье на голову выше всех сво-
их сверстников и заслужил прозвище Сим-ха Койшлгаон. Гаон — это значит великий, гений». Иными словами, степень уважения к человеку прямо соотносится с его книжным образованием.
Среди рассказов о Маймониде имеется и такой, в котором он принял в услужение мнимого глухонемого, а тот вошёл в доверие ради того, чтобы усердно изучить все книги Маймонида и тщательно записать все слова учителя. Во время операции (трепанации черепа) слуга предостерёг Маймонида от грубой ошибки, сославшись на одну из прочтённых им книг («Маймонид и немой слуга»).
Отношение к священной книге далеко не всегда соответствует степени её святости. Об этом свидетельствует, например, шуточный рассказ «Тора замужем»: чтобы воспрепятствовать отцу жениться в четвёртый раз, взрослый сын сослался на пример знакомого отцу цадика, который после смерти первой жены заявил, что отныне его жена — святая Тора. На это находчивый Санцский цадик возразил: «Неужели ты хочешь, сын мой, чтобы я довольствовался только Торой? Но ведь она уже замужем за Жидачовским цадиком». Специфично здесь то, что книга как главный аргумент присутствует даже в сюжете о женитьбе.
Поскольку в сложных случаях раввин принимает решения, опираясь на Тору, этот подход в ряде случаев воспринимается юмористически («Где Тора, там и мудрость», «Он умнее всех»), а то и сатирически. При решении различных житейских вопросов хитрый раввин для пущего авторитета ссылается на Талмуд и Тору, каждый раз моментально истолковывая их в свою пользу («Чудо и деньги», «Глупый зять», «Женские грехи», «Проповедь», «Он скупает краденое», «Он боится», «Напомнил» и другие). Так, в сказке «Корова раввина» ребе запрещает вытаскивать упавшую в яму корову, поскольку несчастье случилось в субботу. Однако узнав, что корова его собственная, тут же меняет решение, поскольку, оказывается, «святая Тора говорит, что можно, можно!» Тора — ключе-
14
вой компонент истории под названием «О н боится» (того, что Бог даст евреям ещё одну Тору). Раввин из сказки «Он умнее всех», опираясь на высказывание Священного Писания, что Господь хранит глупцов, залез на чердак, чтобы установить у себя наличие ума или глупости. Балагола, у которого украли новый молитвенник, возмутился не фактом воровства («Молитвенник — это дерьмо, мне плевать на молитвенник»), а тем, что такое свинство возможно в их синагоге («Балаго-ла и молитвенник»).
Сюжет «Сказки о раввине, рав-винше, их сыне и волшебнике Клойстере» (Волшебник Клойстер обещает выучить сына раввина с условием, что через год отец заберёт его, если узнает среди абсолютно одинаковых персонажей — голубей, мух и воробьёв) хотя и лишён каких-либо параллелей с книгой и чтением, примечателен тем не менее, во-первых, тем, что спасителем раввина выступает Илья-пророк. Во-вторых, характерно имя волшебника: слово «Клойстер» на идиш буквально означает 'монастырь', и имя это в данном случае отражает представление средневековых евреев о том, что монахи были чернокнижниками. Такое представление базировалось на том, что монахи в ту пору были хранителями знаний, причём не только «белых», но и оккультных. Это давало им в ряде случаев власть над нечистым духом.
Схожие сюжеты имеют место и у других народов. Характерно в этом смысле название персидской сказки «Дервиш-колдун», где в качестве злого волшебника выступает дервиш.
Образ раввина несколько отличается от образов священников и монахов в западноевропейской и славянской народной литературе, в которой обличаются их жадность, хитрость, сластолюбие. В еврейском фольклоре раввин лишён ореола благодати, он воспринимается как квалифицированный знаток Галахи, поэтому за ним неизменно признаются ум и хитрость. Вместе с тем раввин выступает как личность жадная, бессовестная, даже циничная. Злоупотребляя своими знаниями и превосходя ими простых обывателей, он обманывает и людей, и Бога, и всегда
находит этому оправдание. Народная сатира в отношении раввинов бескомпромиссна и беспощадна. Она «отражает реальный кризис традиционной еврейской общины и общинного самоуправления в XVIII — XIX вв.» [1, с. 532].
Одно из хасидских преданий повествует об из ряда вон выходящем событии, в ходе которого на суд был вызван не кто-нибудь, а сам Господь Бог! При этом против него выдвигались аргументы из Им же написанной книги —Торы. И процесс был выигран! Предание «Суд над Богом» излагает эту историю следующим образом. Царским указом велено было изгнать всех евреев из пределов государства. Глава Волошинской еши-вы Нохемце засел за книги (перечисляются их названия), перелистав «сотни, тысячи пожелтевших страниц, с каждым разом находя всё новые и новые подтверждения зародившейся в нём великой мысли». Захлопнув последний прочитанный им фолиант, он убедил нескольких раввинов, что Бог поступает несправедливо, допуская, чтобы по капризу одного человека согнали с насиженных мест целый народ. Нохемце решил призвать Бога к ответу, поскольку Он создал книгу справедливости — Тору, а сам же её нарушает. Бог явился на созданное комиссией раввинов судебное заседание и выслушал обвинение, «основанное на таких-то и таких-то священных книгах, таких-то и таких-то главах, на таких-то и таких-то страницах». Хотя Бог ссылался на своё право мстить евреям за их грехи, судьи посчитали этот ответ недостаточным. «Три дня размышляли, обсуждали и решали судьи: привлекали цитаты, ссылки и аналогии, горячо спорили, доказывали, пока наконец не пришли к единому выводу», что Бог виноват и обязан отменить злую гзейру (предписание диктатора, направленное против евреев). Решение раввинского суда было записано на пергаменте и скреплено подписями членов священного трибунала, «после чего подписанный пергаментный свиток был торжественно помещён в орн койдеш (киот для свитков Торы в синагоге. — Ю. С.) среди свитков Торы». Богу ничего не оставалось, как
15
подчиниться и заставить царя через 36 часов отменить гзейру.
Столь вольного обращения с Богом и Его предначертаниями невозможно представить у других верующих народов мира. Такое обращение можно объяснить только книжной традицией: как написано в Талмуде, суд мудрецов, вершащийся по законам Торы, обязателен даже для Всевышнего. Судьи обязаны быть защитниками интересов народа перед лицом не только земной, но и Небесной власти.
С таким же юмором относится народ к Талмуду («Чудо и деньги»). В Талмуде описано чудо, которое совершил Бог, сжалившись над младенцем, у которого умерла мать: вырастил груди у отца ребёнка, чтобы выкормить его. Дойдя при изучении этой книги до изложенной истории, ешиботник недоумевающе спросил ребе, не проще ли было дать отцу денег, чтобы он покупал на них молоко. Тут «глава ешивы рассердился: "Безбожник! Если Бог может сотворить чудо, зачем же ему зря транжирить деньги?"» Опустим оценку этого ответа, отражающего одну из чёрточек еврейского менталитета, отметив вдумчивое и критичное отношение ешиботников к изучаемой литературе.
Аналогичный скептицизм по отношению к священным книгам присутствует в сказке «Глупый зять». Тесть просит совета у раввина, что делать с зятем, который вместо того, чтобы думать о заработке, тратит время на молитвы и чтение святых книг. Однако раввин одобряет молодого человека, ссылаясь на самого себя, проводящего время за такими же занятиями. И получает в ответ: «Да, ребе, но ведь вы это делаете ради заработка, а мой дурак — искренне».
Постоянно попадает впросак заезжий балдаршон — проповедник, взявшийся на основании святых книг приводить назидательные истории специально для женской аудитории («Женские грехи»). С юмором повествуется о том, что один магйд (проповедник), ссылаясь на Гемару, уподобил человека трудолюбивому ослу («Проповедь»); попытке по совету раввина продать богачу книгу комментариев на Пятикнижие. Тот грубо прогнал автора, а раввин в оправда-
ние себе объяснил, что желал продавцу добра, поскольку был уверен в успехе: богач всю жизнь занимается скупкой краденого, а комментарии, с его точки зрения, именно сюда и относятся («Он скупает краденое»). Сходен с этим фольклорный рассказ «Ещё одна напасть». В ней комментатору Псалмов и Екклезиаста предлагают написать комментарии к Книге Иова: тому на голову свалилось столько напастей, что он вытерпит и ещё одну.
При чтении сказок этого рода складывается впечатление, что мудрый народ знает истинную цену Торе и Талмуду, однако предпочитает делать вид, что верит цадикам и готов исполнять предписанные традиции и обряды.
С насмешкой народ относится к простакам и чудакам, даже если это раввины. Герой истории «Проверено и испытано» вычитал в попавшей ему в руки книге (а, следовательно, его общение с книгами было постоянным), что тот глуп, у кого борода слишком длинная. Решив немного укоротить бороду, он её по неосторожности спалил. Тогда «он взял в руки книгу, и там, где было написано: "Тот глуп, у кого борода слишком длинная", дописал своей рукой: "Проверено и испытано"».
Существуют сказочные истории книжной тематики. Например, в сказке «Два лгуна» герои хвастают друг перед другом, будто один видел топор, которым Каин убил Авеля. В ответ слышит, что его оппонент трогал руками лестницу, приснившуюся праотцу Иакову.
По ходу сюжета двух братьев разделяет река Самбитьон («Сказка о двух братьях»). Казалось бы, при чём здесь тема книги? Но дело в том, что название этой реки позаимствовано из Талмуда: эта легендарная река шесть дней мечет огромные камни и успокаивается только на субботу. Поэтому еврей не может пересечь эту реку никогда, и её преодоление, после которого герой попадает в счастливое царство, где живут пропавшие Десять колен Израилевых, — событие, во-первых, поистине сказочное, во-вторых, могущее быть по достоинству оценённым
16
только знатоками Талмуда, а в-третьих, свидетельствующее о причастности и этой сказки к книжной тематике.
Еврейскому обществу свойственно большое разнообразие книг и иных произведений письменности и печати. Характерна в этом отношении юмористическая сказка «Клезмерская хитрость» (клезмерами называли народных музыкантов, которые играли обычно на свадьбах). Маршалек (свадебный шут) пригласил замечательного скрипача реб Янкла и заказал составить капеллу, причём поставил условие: чтобы музыканты играли по нотам. Но поскольку клезмеры обычно играли только по слуху, Янкл пошёл на хитрость, предложив музыкантам: «Пусть каждый из вас захватит из дома какую-нибудь книгу: молитвенник, Хумеш, Гемару, Мишну, Цена Урена — любую, которая найдётся дома. Эти книги и будут нашими нотами». Из этой фразы можно составить представление о том, что практически в каждом доме был хотя и скудный, но всё-таки набор книг специфически религиозного содержания, небольшая домашняя библиотека.
В связи с тем, что многие перечисленные названия специфичны только для иудеев, придётся кратко объяснить, о каких конкретно книгах здесь идёт речь. Хумеш — это Моисеево пятикнижие, т. е. первые пять книг Ветхого Завета. Гемара — комментарий к древней части, именуемой Мишна, Ми-драши — свободные истолкования ветхозаветных текстов, возникли в первые века новой эры. В них допускается введение в канонический текст по особым правилам новых смыслов благодаря внеконтекстно-му толкованию библейских текстов. Цена Урена (точнее: Цэна у-Рэна, т. е. буквально 'пойдите и посмотрите') — пересказ Пятикнижия на идише с включёнными в текст мидрашами и комментариями. Книга создана рабби Я'аковом Ашкенази из Яно-ва (Богемия; умер в 1623 г.), впервые издана в Люблине в 1616 г. и представляет собой переложение историй Торы и пяти библейских книг, а также отрывков из книг пророков, читаемых по субботам, праздникам
и в дни поста в синагоге. Некоторые издания дополнены фрагментами из других книг с пояснениями и молитвами. В отличие от канонических изданий Библии, где комментарии к основному тексту даются вне его, текст Цэна у-Рэна является органическим сплетением библейского текста и комментариев. Написана книга простым языком, с соблюдением приёмов дидактики (повторы, отсылки к сказанному ранее, наводящие вопросы и т. п.). В художественном отношении издание отличается поэтичностью, проникновенным пафосом, обращением к пытливости читательниц. Цэна у-Рэна имела широкую популярность у ашкеназских женщин и, как правило, была для них главным, узаконенным традицией чтением. Известно более 210 её изданий (выпуск продолжается по сей день). Цэна у-Рэна стала первоосновой еврейского домашнего воспитания, а также способствовала проникновению сюжетов и мотивов аггадической литературы на иврите в фольклор на идиш. Сюжет одной из сказок — «Чего он опять полез» — построен на том, что эту книгу читает женщина. Однако вернёмся к прерванному сюжету сказки о клезмерах.
Один из танцующих хитрую нотную науку знал и весьма удивился, заглянув в книги, по которым клезмеры якобы играли. На вопрос, что это за странные ноты, находчивый реб Янкл ответил, что это «специальные еврейские ноты, и только еврейские музыканты умеют играть по ним». Как видим, здесь весь сюжет построен на теме произведения письменности — такого специфического, как музыкальные ноты. Одновременно сказка подмечает музыкальность как специфическую черту еврейского менталитета.
Сказка «Тулуп и капота» (капота — долгополая верхняя одежда) начинается с того, что книгоноша Берл стоит возле корчмы с котомкой книг за плечами. В свете рассматриваемой темы из этого можно сделать вывод, что книги, притом довольно разнообразные, имелись практически в любом еврейском жилище.
17
Владение грамотой — дело уважаемое, но ещё дороже ценится умение повернуть написанный текст в свою пользу. Тесть дал обещание десять лет содержать зятя, но вскоре стал искать случая, чтобы взять данное слово назад. Этот случай представился, когда зять сравнил долгий день с целым годом. Поскольку сказано это было при свидетелях, то через десять дней тесть, приравняв каждый день к году, сказал молодым: срок, записанный в брачном контракте, истёк и дальше кормить их он отказывается. Однако зять, согласившись с ним, выставил новое условие: поскольку «в Гемаре сказано, что, если спустя десять лет жена не родила мужу ребёнка, он обязан дать ей развод». Тогда тесть отказался от своего намерения и оказался посрамлён благодаря использованию зятем установления, записанного в религиозной книге («Тесть и зять»).
Привычка постоянно повторять тексты священных книг нашла отражение в рассказе «Напомнил». Герой настолько увлёкся повторением наизусть Мишны (основной части Талмуда), что забыл куда шёл. Невежественные хасиды по совету цадика читают псалмы, чтобы вылечить ребёнка от запора. Когда же у ребёнка начинается диарея, они отвергают этот способ, усвоив, что псалмы — слабительное лекарство («Слабительное»). В похожем рассказе «Лучший татарин» наиболее способным помочь лекарем-татарином считают псалмы Господа Бога. Весьма нечестиво об украденном новом молитвеннике во всеуслышание (в синагоге) отзывается балагола: «Рабойсай (здесь: господа. — Ю. С.)! У меня только что слям-зили молитвенник. Но молитвенник — это дерьмо, мне плевать на молитвенник. меня возмущает, что у нас в синагоге возможно такое свинство!» Своё отношение к молитвеннику он, однако, свинством не считает. Рассказчик рассчитывает на то, что объектом насмешки слушателей станет пострадавший балагола.
Характерно, что в отдельных произведениях в действие вступают книги иного вероисповедания. На этом строится, например, сюжет сказки «Псалтырь и грыжа».
Чтобы уклониться от службы в царской армии, ребе (буквально 'мой господин'; форма титулования цадиков, а также учителей, наставников вообще) заставил сына богача ежедневно читать по восемнадцать псалмов из Псалтыри, а когда это не помогло, сослался на то, что такое чтение помогает только тем, у кого есть грыжа (т. е. кого и без чтения признают непригодным к военной службе). Число 18 в сказках тоже появляется не случайно. В каббалистике оно символизирует оформление знания о тонком мире, например, в виде эзотерического учения, предназначенного для передачи от учителя к ученику в узком кругу посвя-щённых. Юмор данной ситуации состоит в том, что к ней это учение никакого отношения не имеет, и, таким образом, невежественный богач выставляется сказочником на посмешище.
Книжное влияние ощущается даже в сказках, прямо темы книги не касающихся. Так, в популярной сказке «Царевна из страны демонов» интерес представляет то, что демоны хотя и живут в особом мире, обязаны подчиняться всем записанным галахическим законам, т. е. традиционному иудейскому праву — совокупности законов и установлений иудаизма, которые регламентируют религиозную, семейную и общественную жизнь верующих евреев. Этим и объясняется то, что принцесса из страны демонов вызывает неверного мужа на раввинский суд.
Выводы
Таким образом, ашкеназам как доминирующей части еврейского населения присуще исключительно широкое обращение в фольклоре к мотивам книжной культуры. Хорошо об этом сказал В. А. Дым-шиц в предисловии к книге, послужившей источником написания данной статьи, и в комментариях к сказкам. Как характерную особенность он отмечает, что источником еврейского устного народного творчества была литература на родном языке, «заимствование огромного количества прямых и скрытых цитат» [1, с. 9].
18
Бытовые сказки и народные рассказы как жанр еврейского повествовательного фольклора «очень зависим от печатного слова, от народной книги» [Там же, с. 497]. Сказки о разбойниках и ворах тоже испытывают на себе влияние лубочных романов XVII - XVIII вв.
В еврейском фольклорном творчестве присутствует большое разнообразие видов письменных произведений, до книг включительно. Среди них самое большое место занимают книги религиозного культа, что свидетельствует о большой набожности иудеев, хотя подчас напускной. Столь любимые еврейскими народами многочисленные юмористические и сатирические сказки и анекдоты зачастую имеют в своей основе Талмуд и традиционные комментарии к основной религиозной литературе, которые служат в них предметом пародий и предполагают отличное знание слушателями соответствующих прообразов, не всегда называя их впрямую.
Было бы ошибкой полагать, что ашке-назами отвергаются или хотя бы ставятся под сомнение религиозные догмы. По законам смеховой культуры они свидетельствуют как раз об обратном: наподобие того как русские анекдоты, например о Василии Ивановиче Чапаеве, изображающие его малообразованным и недалёким, лишённым чувства юмора персонажем, фактически есть проявление большой симпатии к этому народному герою. Пожалуй, ещё ярче пример самого любимого героя русских народных сказок — Иванушки-дурачка, который на самом деле предстаёт как бесхитростный, бескорыстный, добрый и благодаря этим качествам удачливый персонаж.
Поскольку грамотность, учёность в еврейском обществе чрезвычайно престижна, становится понятно, почему герои большинства сказок — раввины, меламеды, ешиботники и иные люди книги. В юмористических произведениях псевдоучёность подвергается осмеянию, широко практикуются пародии на талмудическую логику и комментаторские умствования.
Собственно ашкеназский фольклор сформировался в основном в период Сред-
невековья, Нового и Новейшего времени. Поэтому, в отличие от фольклора многих других народов, волшебные сказки ашке-назов, во-первых, относительно немногочисленны, а во-вторых, собственно книжных сюжетов волшебные сказки содержат очень мало. Сколько-нибудь заметного еврейского колорита они лишены, по существу представляя собой пересказ фольклора других народов, среди которых жили ашкеназы. Действующие в сказках раввин, раввинша, раввинский сын вполне заменимы в сказках других народов на крестьянского сына или, в соответствующих случаях, на царевича.
Специфически еврейскими являются образы чудесных помощников, в роли которых выступают книжные персонажи: патриархи, Илья-пророк, хасидский тайный праведник, цадик. Это означает, что в их архетипе события собственной глубокой истории и доисторического времени вытеснены ветхозаветными записями, с которыми они и связывают начало своей письменности. Библейские тексты для них значимы настолько, что углубляться в более давнюю древность им попросту не приходит в голову, поскольку, согласно их убеждению, начало мироздания описано в Ветхом Завете, Талмуде.
Для многих произведений характерен карнавальный характер. Таким специфическим образом — через осмеяние — еврейский народ укреплял свои ментальные основы, сохранял идентичность. Каким бы кратким ни было то или иное проявление устного народного творчества, в нём в подавляющем большинстве случаев непременно возникает тема, сюжет, фабула, связанные с письменностью, книгой, обучением, чтением, т. е. с книжной культурой.
В еврейском фольклоре используется огромное количество явных и скрытых цитат из Ветхого Завета, Талмуда, мидра-шей, молитвенника. Из 409 произведений, вошедших в анализируемый сборник, волшебных сказок (и то с натяжкой, поскольку иные тяготеют к легендам, в них имеется географическая привязка — к Ледовито-
19
му океану, городам Амстердаму, Люблину и другим) насчитывается всего 11. Тема письменности содержится в пяти из них, что составляет 45 %. Со столь высоким процентом не может сравниться фольклор никакого другого народа мира. Правда, у других народов численность волшебных сказок во много раз выше, так что подсчёты в тех случаях более репрезентативны. Книжно-культурную тематику в том или ином виде в ашкеназском фольклоре содержат 28,1 % общего количества проанализированных произведений [Эти данные более точны по сравнению с содержащимися в кн.: 3, с. 64]. В этом отношении он прочно занимает одно из лидирующих мест в мире.
Как отмечает В. А. Дымшиц, «многие еврейские волшебные сказки, имевшие самое широкое бытование, лишены какого-то особого еврейского колорита и по существу представляют собой пересказанные на идише волшебные сказки поляков, украинцев, немцев и т. д. В них, как и положено, действуют короли, принцы, принцессы, волшебники и даже злая ведьма Бобе Га — явная родственница небезызвестной Бабы Яги» [1, с. 462].
Вместе с тем на еврейский фольклор сильнейшим образом повлияла вся еврейская литература — от Библии и Талмуда до народных авантюрных рассказов и романов, притч и проповедей. Показательно, что типичный герой еврейской сказки — человек книги, раввин или сын раввина. Правда, как подчеркивает В. А. Дымшиц, в
них обычно ничего собственно раввинского нет, это «просто маркированная фигура» [Там же].
Изучение богатого еврейского фольклора убедительно подтверждает стойкое представление об иудеях как исключительно би-блиокультурном этносе.
1. Дымшиц, В. Комментарии // Еврейские народные сказки, предания, бы-лички, рассказы, анекдоты, собранные Е. С. Райзе / сост., предисл. и коммент. В. Дымшица. — Санкт-Петербург : Symposium, 2013.
2. Еврейские народные сказки, предания, былички, рассказы, анекдоты, собранные Е. С. Райзе / сост., предисл. и коммент. В. Дымшица. — Санкт-Петербург : Symposium, 2013. — 567 с.
3. Столяров, Ю. Н. Истоки книжной культуры / Ю. Н. Столяров; под ред.
B. Я. Рушанина; отв. за вып. Т. Ф. Берестова; Челяб. гос. ин-т культуры. — Челябинск : ЧГИК, 2017. - 500 с.
4. Столяров, Ю. Н. Мотивы книжной культуры в гримуарах и Народной книге / Ю. Н. Столяров // Вестник культуры и искусств. - 2019. - № 2 (58). -
C. 7-20.
5. Столяров, Ю. Н. Статус документа как научного понятия // Документология / Ю. Н. Столяров; Моск. гос. ун-т культуры и искусств; Орлов. гос. ин-т искусств и культуры. - Орёл, 2013.
6. Столяров, Ю. Н. Фольклорная идентификация самого «книжного народа». Статья I. Малые формы библиокультуры / Ю. Н. Столяров // Вестник культуры и искусств. - 2021. - № 1 (65). -С. 7-22.
Получено 13.11.2020
20
YU. Stoliarov
Doctor of Pedagogic Sciences, Professor, Main chief researcher
Scientific and Publishing Center "Science" of the Russian Academy of Sciences, Russian State Library, Russian National Public Library for Science and Technology, Moscow, Russia
E-mail: yn100@yandex.ru
ORCID.org 0000-0002-9597-4275
The Most "Bookish People" Folklore Identification Article II. Use of Book images
Abstract. Following the first article (Stoliarov YU. 2021. The Most "Bookish People" Folklore Identification. Article I. Library-culture Small Forms. Culture and Arts Herald. No 1 (65): 7-22), which reveals the use of non-written signs and small forms of writing in Ashkenazic written folklore: inscriptions, records, lists, letters, official documents, etc. the given article analyzes how the theme of the book itself is manifested in Ashkenazic folklore - handwritten and printed. More than four hundred analyzed works include magic and everyday fairy tales, bylichki, moralizing and pious fairy tales, legends and stories, folk stories, fairy tales for children, as well as humorous, satirical fairy tales and anecdotes. They clearly reflect the mentality of the Jewish people. The source of Jewish oral folk art is largely the Torah and Talmud, as well as the folklore of the indigenous peoples who lived in the Ashkenazi habitat. The material under study gives grounds to confirm the reputation of the Jews as indeed the most bookish, the most reading people, by whom everything related to reading, learning, literacy, and books (in the widest sense of the word) enjoys exceptionally high respect and prestige.
Keywords: the origins of literary culture, Jewish folklore, the Ashkenazi, the Torah, the Talmud
For citing: Stoliarov YU. 2021. The Most "Bookish People" Folklore Identification. Article II. Use of Book Images. Culture and Arts Herald. No 2 (66): 7-21.
References
1. Dymshits V. 2013. Comments. Evreyskie narodnye skazki, predaniya, bylichki, rasskazy, anekdoty, sobrannye E. S. Rayze [Jewish folk tales, legends, stories, stories, anecdotes collected by E. S. Reise]. Comp., foreword and comments by V. Dymshits. St. Petersburg: Symposium. (In Russ.).
2. Evreyskie narodnye skazki, predaniya, bylichki, rasskazy, anekdoty, sobrannye E. S. Rayze [Jewish folk tales, legends, stories, stories, anecdotes collected by E. S. Reise]. 2013. Comp., foreword and comments by V. Dymshits. St. Petersburg: Symposium. 567 p. (In Russ.).
3. Stoliarov YU. 2017. Istoki knizhnoy kul'tury [The origins of book culture]. Ed. by V. Rushanin. Respons. for the release of T. Berestova. Chelyabinsk: ChGIK. 500 p. (In Russ.).
4. Stoliarov YU. 2019. The motives of book culture in Grimoire and folk book. Culture and Arts Herald. No 2 (58): 7-20. (In Russ.).
5. Stoliarov YU. 2013. The status of the document as a scientific concept. Dokumentologiya [Documentology]. Orel. (In Russ.).
6. Stoliarov YU. 2021. The Most "Bookish People" Folklore Identification. Article I. Library-culture Small Forms. Culture and Arts Herald. No 1 (65): 7-22. (In Russ.).
Received 13.11.2020
21
