CC BY
49
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
УДК 1:9 ББК Т08
ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ подход К РАСКРЫТИЮ НАУКИ ИСТОРИИ ФОКУСОМ ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ НАУЧНОЙ КАРТИНЫ МИРА
Рассматривается философско-методологический подход к раскрытию связи науки истории с постнеклассической научной картиной мира с целью философского осмысления возрастающей роли гуманитарного познания в жизни современного общества.
Ключевые слова: философия; постнеклассическая научная картина мира («постнеклассика»); наука история; научно-гуманитарный факт; внерелигиозная вера; знание; ноосфера; В.И. Вернадский; Г.В.Ф. Гегель.
Н.С. КОНОПЛЕВ
доктор философских наук, профессор Иркутского государственного университета e-mail: [email protected]
N.S. KONOPLEV
Doctor of Philosophy, Professor, Irkutsk State University
e-mail: [email protected]
PHILOSOPHIC-METHODOLOGICAL APPROACH TO DESCRIBING SCIENCE OF HISTORY THROUGH POSTNONCLASSICAL SCIENTIFIC WORLDVIEW
The article focuses on the philosophic-methodological approach to describing the connection between the science of history and postnonclassical scientific worldview («postnonclassics») to understand in a philosophical way an increasing role of humanitarian knowledge in contemporary society.
Keywords: philosophy; postnonclassical scientific worldview («postnonclassics»); science of history; scientific-humanitarian fact; non-religious faith; knowledge; noosphere; V.I. Vernadsky; G.W.F. Hegel.
Постнеклассическая научная картина мира: ее гуманитарные возможности.
Возобладавшая ныне — под воздействием НТР — постнеклассическая научная картина мира («постнеклассика») — такой методо-лого-познавательный конструкт, опираясь на который мы совершенствуем — с выходом на постижение — исследование реальной действительности. Это происходит за счет подключения к традиционно — под внешне-ощущаемым воздействием — воспроизводимому познанию внерелигиозной вероисповедной составляющей (она-то и придает познанию постиженческий эффект, интенсифицирующий, благодаря усиливающейся
взаимосвязи уровней непосредственного и опосредованного отражения реальной действительности, наше видение ее в качестве предельно открытой и широко заявляющей о себе своей открытостью системы). Последняя непосредственно связана с производящим прямое отражение внутреннеощущаемым ареалом, представленным тактильными, висцеральными, кинестетическими, болевыми, температурными, вибрационными ощущениями. С одной стороны, они затверждают внутрителесную организацию индивида (и в этом отношении внутренние ощущения, как и ощущения внешние, вполне макроско-пичны); с другой — на нейроуровне (и это
© Н.С. Коноплёв, 2012
обстоятельство — выразимся так — их микромизирует) вбирают информацию из микромира (предстающего «внутреннему зрению» (Демокрит) так называемой трансцендентной реальностью), и результаты ее обработки корой больших полушарий вырисовываются опять-таки внерелигиозной верой. Вера — наряду с рацио — актуальный срез человеческой духовности. Связанный с исихазмом — «аскетическим безмолвием» — ее недостаток виден в том, что — по природе лишенная вербализации — она вынуждена приспосабливаться к «насыщенным словесной вязью рациональным вехам» и, таким образом, весьма приблизительно свидетельствует о собственном реноме. Однако наши убеждения, обусловливаемые противоречивой соотносимостью рацио и веры (вера здесь, не дублируя рацио, направляет его на путь «всеведающей распозавательности»), позволяют ей заявить о себе «во весь голос» уникальной предрасположенностью к интуитивным прозрениям мыслящего духа — стало быть интеллекта. Вера сполна воссоздает внутренний мир человека, его душевный настрой, и в этом отношении она «гуманитарно загружена». Оперируя памятью как спрессованной информацией, «подстегнутая волевым прессингом» (и лишенная «познавательных позывов») вера приобщает ее к нуждам («конструирующего» знания) рацио. Сама же «постнеклассика» по мере сил оттачивает диалектически сцепляемые подходы к охвату цивилизованным человечеством «ближнего и дальнего Космоса». (Однако, к примеру, та же постпозитивистская исследовательская парадигма — и это делает ее неприемлемой для «постнеклассики» — вбирает деструктурирующий ее перекос в сторону сциентизации познавательного процесса, вследствие чего методология сторонников «рационального наката» оборачивается редукционистским, следовательно, негативно диалектическим тупиком. Впрочем, поднятая тема требует особого рассмотрения.) И — очевидно: пост-неклассическая научная картина мира своим «исследовательским амплуа» «принуждает» к постижению «далей неоглядных»: рацио и веры (а сверх того наша духовность ничего не содержит, и многоаспектное их взаимодействие формирует «личностный тезаурус»). Гуманитарный «формат» «постнеклассики» напрямую подталкивает ее к объемному
воспроизведению «объектно завершенного бытия», фокусом которого предстает «всесторонне структурируемая личность». Она же подводит постнеклассическую ситуацию к «субъектно-субъектной заангажирован-ности». В итоге мы фиксируем актуальную (стянутую верой) приобщенность гуманитарной научно-исследовательской программы (ГНИП) к «постнеклассическому освоению Ойкумены».
Наука история в своей предметной затвержденности. Данное обстоятельство — применительно к интересующей нас тематике — направлено на расширение поисков объекта и предмета науки истории. Последняя, как известно, задается реальной действительностью ввиду ее (т.е. науки истории) прямой состыкованности с прошлым (реальная же действительность — это всегда «длящаяся сиюминута»). Ведь очевидно: если прошлое вызывается памятью как его хранительницей, оно не находится «здесь и сейчас» (но только «здесь» и «сейчас» являются условиями становящейся научности), и его можно отыскать посредством статической концепции времени. Согласно ей, прошлое, настоящее и будущее одновременны. Их одновременность обусловлена личностными интенциями, главная из которых — «психическая текстура» человеческого «Я». Выверяя фрагменты временной последовательности, она невольно отождествляет их. Это связано с тем, что в период физического созревания организменные процессы протекают втрое интенсивнее, чем это происходит после его завершения. Если физический рост представителя сильного пола «дотягивает» до 25 лет (у женщин он равен 23 годам), с возрастом возникает его психологическое — равное 75 годам — измерение. (Каждый из «великовозрастных» убежден: жизнь состоялась молодостью, ныне она — «одно мельтешение».) Налагаясь на настоящее и целеположенное будущее, прошлое объединяет их некоей отлаженной одновременностью. Одновременность здесь выстраивает «объемно возводимую» сопряженность индивида с самим собой. И если мы рассмотрим время как способ переживания неуловимой изменчивости — ведущей стороны движения (выступающего, как мы помним, единственным способом существования предметного мира), станет очевидным: одновремен-
ность — важная фикция (т.е. «субъективно слаженная зацепка») при раскрытии прошлого. Она же — и мы переходим к изложению основной тематики статьи — позволяет выявить объект и предмет науки истории. При этом роль «постнеклассики» примечательна тем, что благодаря ей объект и предмет истории обретают гуманитаризированную насыщенность, и наука история, отталкиваясь от прошлого, утверждает «объектно-предметную состоятельность» уже не одновременностью, но реальной действительностью — «разворотом настоящего момента». И — наряду с рацио — вера плавно очерчивает статус исторической науки. Вера выступает фундаментом мировоззренческой — научно обеспечиваемой — убежденности. Не являясь знанием, вера, однако, как и знание, строится на обработке инфомасси-ва. Но, будучи — и это мы отметили — «свободной» от «вербализационного поветрия», вера «понуро немотствует» (сие продолжится до тех пор, когда она — как «Валаамова ослица» — однажды вдруг не «завладеет речью»). Обусловливаясь внутреннеощу-щаемой деятельностью, вера свободна от знания, сопрягаемого с работой вбирающих информацию внешних — дистантных — ощущений. Вместе с тем вера и знание образуют в духовной сфере индивида — под воздействием привлекаемой воли — мощный мировоззренческий тандем, пиком которого служат слагаемые наших убеждений. Не являясь знанием (хотя вера — повторяем, — как и знание, сполна оперирует информацией), вера (речь не ведем о религии, складывающейся на «пересечении» рацио и веры) своим «чувством сопричастности» к нему служит фундаментом творческого постижения окружающего мира.
Вера как подводное течение выразимого наукой историей знания. Поскольку вера и знание — два ведущих компонента человеческой духовности, следует предположить обеспечение ими содержания «одновремен-ностной загрузки»: вера, оперируя памятью, ответственна за придание артефактам ценностного звучания; знания «обаятельно высвечивают» реальную действительность и предстоящее будущее (оно предопределено слаженным целеполаганием). Задавая временной исход рассматриваемой одновременности, вера поддерживает нарабатываю-
щий знания разум в рациональной отладке памяти как спрессованной информации. Проводимой теоретической операцией мы опредмечиваем прошлое очертаниями науки истории. Эта наука интересна тем, что ей не чужда художественно сопутствующая правда. Происходит своеобразное уподобление «артефактно расположенного предмета-образа» его «модельной прописке». Складывающееся сочетание собственно исторической теории и «образно-художественной материи» уточняет и объект, и предмет науки истории. Касаясь объекта, мы определяем его с позиций памятью спрессованной информации. Это дает нам возможность, выводя память (т.е. находящуюся в ней информацию) на уровень реальной действительности, концептуально осмысливать прошлое. Характеризуясь совокупностью артефактов, память как условие теоретической оснащенности науки истории «бережно» соприкасается с образно воспроизводимой их системой. Артефакты свидетельствуют о прошлом, преподнося его информационно задействованным и предметно запечатленным. Как было уже отмечено, артефактная воссозданность прошлого может служить аналогом его моделирования, и мы приближаемся к раскрытию предмета науки истории. Предмет отличен от объекта тем, что в нем личность историка — выразителя свершающейся современности — становится важным компонентом предметной состоятельности науки истории. Объект науки истории этого не предполагает — он выступает частью объективной реальности как таковой. С введением предмета науки истории ситуация меняется ввиду включенности в него «сиюминутного человеческого присутствия». Это говорит о том, что раскрытие содержания указанного предмета обусловлено субъектно-субъектным подходом к нему, и наука история сорганизовывается теоретически упорядоченной системой гуманитарных ценностей.
Иcтoлкoваниe иcтoрикo-наyчнoгo факта в рамках «пocтнeклаccики». «Постне-классика», возведя на пьедестал научности накапливающую опыт «гуманитаристику», создала свои сложности. Главная из них, на наш взгляд, состоит в том, что играющий основную роль «факт науки» в гуманитарном познании отнюдь не является «среднестатистическим резюме» (А.И. Ракитов), как это
характерно в естествознании. Гуманитарное исследование, поскольку оно прослеживает внутриличностные мотивы, оперирует научным фактом как уникальной неповторимостью. Это означает: гуманитарное познание — неизбежно специфицированное; в нем общее замещено выразительностью изображения — модельного конструкта. «Постнеклассика» так модифицирует «гуманитарный пакет», что отдельное как предмет того же исторического исследования словно возвышается над принятой системой измерения, включающей единичное, особенное и общее (всеобщее). Гуманитарное исследование реальности, воплощая прочно сложившуюся эпистемологию (которая расширяет границы познавательной активности), вместе с тем настроено на скорейший синтез рацио и веры, позволяющий перекрыть познание постижением — «внедискурсивным приближением к сущему». Такой подход содействует широкой разверстке человеческой духовности, и постижение — благодаря статически формулируемой одновременности — удачно, как указывал В.И. Ленин, свершает перемещение от сущности первого порядка к сущности второго порядка и так до «глубинных осадков раскраиваемого мироздания». Это связано с «прозрачной голограммизацией» отношений между человеком и миром, позволяющим — через усиливающуюся вербализацию — предоставить индивиду самые широкие перспективы самоутверждения спектром «реальных прорывов в неизведанное».
«Ноосферная готовность» науки истории. Вышесказанное выражает переход человечества на более высокий уровень межличностных отношений, связанный со становлением ноосферы. Эта реальность как геологическая эра имеет вместе с тем особенность, согласно которой она — помимо глобально воспроизводимой органики — выстраивается на прочно опутавшей социум техносфере. Техносфера же — результат нашей производственной деятельности, и в соединении с «геологической твердью» она точечно обустраивает подлежащую «ноосферному досмотру» «земную явь». И человечество, по-прежнему находясь на хрупкой планете, как бы переселяется в другой мир. Поднимаясь на новый уровень самореализации, оно прощается с прошлым. И здесь следует
напомнить о том, что — как об этом рассуждает Г.Ф.В. Гегель, — удаляясь от прошлого, мы преодолеваем историю. С позиций статической концепции времени, прошлое, поглощаясь одновременностью, утрачивает свою «отдельность». Это неизбежно влияет на историческое освещение событий, которые, сохраняясь, получают обновленную интерпретацию. Суть ее сводится к тому, что время, все более виртуализируясь, т.е. наполняясь «субъектно насыщаемой фиктивностью», не поспевает выразить единство социума в условиях его массовой индивидуализации. В лучшем случае мы можем здесь говорить об истории отдельно взятого индивида. Но применительно к нему чаще используется термин «биография». И, кажется, следует уяснить: история — это то, что не может выходить за границы «дозволенного». История — один из этапов осуществимой человечности, и таких общественно «скомпонованных» и вместе с тем не имеющих непосредственного отношения к истории периодов (например, уже упомянутая геологическая эра — ноосфера) человечество «нанижет» на себя еще достаточное количество. «Изживать» историю — значит переходить на более совершенную ступень многоаспектного освоения человеком самого себя, ибо прежний уровень становится явно недостаточным в нашем приобщении к «Целому Вселенной» (Ф.М. Достоевский) — морально-нравственному вдохновителю углубляющейся толерантности (заметим в скобках, что «Целое Вселенной» — это, с позиций опережающего отражения, целеположенная перспектива грядущего братства...). Проблема, освоением которой занята сегодня «постнеклас-сика», — показать примером гуманитарных наук возможности выживания человечества в условиях нарастающего «глобально-планетарного динамонеравновеса». «Подчищая» науку историю под предстоящее будущее (когда бы она приступила к «разгадке» одновременности), следует понять: она выбирает путь его всеохватного практически-духовно-го освоения; и «постнеклассика», оперируя научно-историческими реалиями, позволяет его — указанное освоение — положить в основу покамест фрагментарно возводимого здания ноосферы.
Счастливый союз науки истории с перспективами реальной жизни. Предзавершая
изложение, отметим: «постнеклассика» —
картина мира с ярко выраженной тенденцией вскрыть изменчивость как ведущую сторону движения — гуманитарно осваиваемым «фактом науки» подталкивает науку историю к образно-типическому ее (т.е. изменчивости) освоению. Рассматриваемая картина, опираясь на амбивалентную соотнесенность рацио и веры, выстраивает историческую науку в ее феноменально-ноуменальном исполнении. Это значит: наука история неотделима от «феномена историка» (и эту неотделимость воспринимаем как что-то само собой разумеющееся): ученый историк здесь предстает «артефактом» вычлененного из памяти как спрессованной информации «зачаровывающего прошлого». Развернувшееся действо с подключением некогда свершившегося события приобщает «постнеклассику» к оперированию научно выверяемыми знаниями и тем, что сродни художественному постижению «посюсторонней данности», и предстает «типическим оформлением сущего». ^полнившись сущим, «постнеклассика» своей «гуманитарной зачарованностью» явно возвысилась над предшествовавшими ей (но здесь не рассмотренными) сциентизирован-ными картинами мира; и возводимая в ранг прецедента (или «казуса истории») наука история обернулась важным средством по внедрению принципа историзма по всем направлениям «картинно сорганизованной» «постнеклассики». Очертив содержание сложившейся в условиях ^Р «постнеклассики», где ведущее положение, как уже было ска-
зано, начинает приобретать гуманитарное, антисциентистское по своей очерченности, познание, мы отмечаем: выдвинувшиеся на передний план гуманитарные науки заняты поиском путей для непростой адаптации к усложняющейся вселенской неизведанности. Особое положение занимает здесь наука история. Будучи в течение длительного времени описательной дисциплиной, ныне она обретает теоретический статус: оперируя — с позиций статической концепции времени — содержанием одновремнности как, повторимся, выражением единства прошлого, настоящего и будущего, наука история не ограничивает себя «промером свидетельств минувшего», но, опираясь на него, диагностирует логику жизни идущей на смену нашей современности пока еще точечно развертывающейся ноосферой. Предложенное В.И. Вернадским учение о ее «геологическом реноме» (т.е. о том, что ноосфера как социосреда тесно сопряжена с ноосферой же — искусственной природоданностью) должно быть вписано в тот глобализирующийся контекст, теоретическим обеспечением которого служит расширяющая свои возможности наука история. Она, следовательно, помимо разноаспектной преломляемости, обретает также «естественнонаучную зависимость». Оставаясь, однако, вполне «очеловеченной», наука история, как и другие отрасли теоретически отлаженной гуманитарной деятельности, раскрывает значимость единства всех уровней научного познания в обосновании материально претворяемого единства мира.
