Философские основания формальной и герменевтической логики Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Р.Ш.Мухамадиев

кандидат философских наук, доцент кафедры философии Московского государственного строительного университета*

Философские основания формальной и герменевтической логики

Проблема раскрытия философских оснований формальной логики возникла задолго до ХХ в., но только в нем она оказалась в центре внимания, поскольку впервые радикальные преобразования коснулись самих её основ и прежде всего понятий «истина» и «ложь». Со времен Аристотеля в логике господствует классическая теория истины как соответствия вещам и предметам внешнего мира. Это неизбежно задавало определенный ракурс рассмотрения отношений знака и значения. Под знаком понималось слово, которое соответствовало предмету, считавшемуся его значением.

В ХХ в. наряду с классической теорией истины была сформулирована конвенциональная концепция, согласно которой истина есть не соответствие суждений внешнему миру, а результат соглашения - конвенции. Впервые данное положение было сформулировано А.Пуанкаре и П.Дюгемом, а в философии его придерживались Р.Карнап и О.Нейрат. Между двумя концепциями существует принципиальное отличие, на которое, как это ни странно, до сих пор никто не обратил внимания. Дело в том, что конвенциональная теория истины устанавливает истинность того или иного высказывания по соглашению, независимо от того, соответствует ли оно внешнему миру или нет, фактически устраняя зависимость математической логики от реальности. Несмотря на это вопрос о роли конвенциональной концепции истины в формальной логике до сих пор остается открытым, и ученые продолжают искренне верить в то, что основанием современной математической логики является классическая, а не конвенциональная теория истины.

В первой половине ХХ в. в логике происходит знаменательное событие -рождается неклассическая логика Я.Лукасевича, Н.Васильева. Главное отличие

* Мухамадиев Рахматулло Шарифович, e-mail: [email protected]

неклассической логики от классической в том, что первая считает истинной конъюнкцию взаимоисключающих высказываний (А и не-А) в отношении будущих или неопределенных высказываний, о которых в настоящее время точно нельзя сказать, истинны они или ложны. Лукасевич изучает знаменитую статью Аристотеля «Об истолковании», в которой и сам Стагирит признается, что в отношении будущего сегодня нельзя однозначно утверждать: «завтра морское сражение произойдет», либо «завтра морское сражение не произойдет». Лука-севич находит выход в признании истинным высказывания «завтра морское сражение будет и не будет». На основании этого он выдвигает тезис о существовании суждений, состоящих из конъюнкции двух взаимоисключающих высказываний, значением которых является не «1», а «У». Такие суждения охватывают сферу неопределенных, гипотетических или будущих событий.

Решение, найденное Лукасевичем, было узкологическим, а потому не привело к изменению представлений о природе истины. Более того, он сам опирался на классическую теорию истины, не сознавая того, что новая логика основана на конвенциональной истине, из-за чего так и не сумел дать содержательной интерпретации новой логики. Это привело к тому, что смена классической логики неклассической по существу была сведена к установлению нового значения, в то время как фактически речь идет о смене самих оснований логики.

В известной статье «О детерминизме» Лукасевич обосновывает необходимость многозначной логики он пишет: «Аристотель, по-видимому, приходит к выводу, что альтернатива «завтра произойдет морское сражение или завтра не произойдет морское сражение» уже сегодня истинна и необходима, но сегодня еще не истинно, что «завтра произойдет морское сражение» или «завтра не произойдет морское сражение». Эти высказывания относятся к случайным будущим событиям и, как таковые, они сегодня не являются еще ни истинными, ни ложными»1. Лукасевич тут задним числом пытается приписать Аристотелю собственное понимание проблемы. Но рассмотрим это ниже, а пока проследим ход размышлений Лукасевича. «Рассуждая подобным образом, Аристотель на-

1 Лукасевич Ян. О детерминизме // Философия и логика Львовско-Варшавской школы. М., 1999, с.195.

рушает не столько принцип исключенного третьего, сколько один из глубочайших принципов всей нашей логики, который, кстати, он сам первый и провозгласил, а именно тот принцип, что каждое высказывание либо истинно, либо ложно, т.е. может принимать одно и только одно из двух логических значений: истинность или ложность. Этот принцип я называю принципом двузначности... Этот принцип, ввиду того, что он лежит в основе логики не может быть доказан. Ему можно лишь доверять, а доверяет ему тот, кому он кажется очевидным. Поэтому мне ничто не препятствует этот принцип не признать и принять, что кроме истинности и ложности существуют еще другие логические значения, по крайней мере, еще одно, третье логическое значение (курсив мой.

- Р. М)»1.

Очевидно, что Лукасевич, сам того не сознавая, рассуждает в русле истины

- конвенции, когда истинность устанавливается не через соответствие внешнему миру, а путем соглашения, через веру и убеждение в истинности тех или иных положений. Не замечая этого, Лукасевич задается вопросом, что собой представляет это третье логическое значение? «Итак, я утверждаю,- пишет он, -что существуют высказывания, которые не являются ни истинными, ни ложными, а лишь только неопределенными. Таковы все высказывания о будущих событиях, которые в настоящее время еще не предопределены. Эти высказывания в данный момент еще не истинны, так как не имеют никакого действительного эквивалента»2. Из последнего предложения явствует, что Лукасевич не видит принципиального различия между истиной-конвенцией, которой он сам придерживается, и истиной-соответствием Аристотеля, так как считает, что если высказывание «не имеет действительного эквивалента, то оно не может быть истинным». Однако это нисколько не мешает ему утверждать, что значением возможности является «У», которое в принципе не может иметь какого-либо «эквивалента в действительности». Несмотря на это он продолжает: «Используя не совсем точную философскую терминологию, можно было бы сказать,

1 Лукасевич Ян. О детерминизме // Философия и логика Львовско-Варшавской школы. М., 1999, с.196.

2 Там же

что этим высказываниям онтологически не соответствуют ни бытие, ни небытие, но лишь возможность»1.

Справедливости ради следует отметить, что данное противоречие присутствует уже в логике Аристотеля, которая, по его замыслу, должна была стать наукой о правильном, искусственном мышлении, лишенном противоречий, для чего и разработал законы и правила, которым она должна подчиняться, чтобы гарантировать большую точность и надежность при рассуждениях. При этом в основание своей логики Аристотель положил концепцию истины-соответствия, что и привело к противоречию: если логика - это наука о законах и формах правильного (искусственного) мышления, то понятие истины не может зависеть от внешнего мира. А это значит, что логика должна была с самого начала выработать собственное представление об истине, независимое от внешнего мира. Однако нельзя требовать от философа, даже такого как Аристотель, слишком многого, поскольку в его время уровень развития знания был таким, что истина-соответствие казалась чем-то очевидным и само собой разумеющимся.

С принятием новой концепции истины данное противоречие разрешилось в пользу математической логики как логики, не имеющей соответствия во внешнем мире, поскольку она оперирует идеальными структурами. Из этого факта автоматически следует другой, для нас даже более важный, чем первый -что она не может быть логикой социального бытия. От данного вывода логики всеми силами стремятся откреститься то ли потому, что лавры философов не дают им покоя, то ли потому, что всерьез считают свою логику единственно возможной научной логикой. Но этим они только загоняют себя в угол, из которого нет другого выхода, как признать, что положения формальной логики могут иметь лишь относительный, рекомендательный характер, и тем самым отказаться от притязаний на статус единственной научной логики. В противном случае ей придется согласиться, что она сама покоится на противоречии, а тогда тем более не может служить фундаментом для всего научного познания.

1 Лукасевич Ян. О детерминизме, с.196.

Таким образом, неоправданные притязания формально-математической логики на статус единственно научной не только вводят в заблуждение логиков, но серьезно мешают становлению других неформальных логик. Весьма показателен в этом плане пример с логическим позитивизмом, стремившимся создать универсальный язык науки на базе формальной логики.

Впервые данную идею выдвинул Г.Фреге. «Правильная связь между знаком, его смыслом и значением должна быть такой, - считает он, - чтобы знаку соответствовал определенный смысл, а смыслу, в свою очередь, - определенное значение. В то время как одному значению (одному предмету) соответствует не только один знак. Один и тот же смысл выражается по-разному не только в разных языках, но и в одном и том же языке. Правда, встречаются исключения из этой правильной связи. Разумеется, в совершенной совокупности знаков каждому выражению должен соответствовать лишь один определенный смысл, однако естественные языки далеко не всегда удовлетворяют этому требованию и приходится довольствоваться тем, чтобы хотя бы на протяжении одного рассуждения слово всегда имело один и тот же смысл»1.

Итак, существенным недостатком естественного языка, по мнению Фреге, была его полисемичность, неизбежно ведущая к двусмысленности, путанице и противоречиям, поэтому задача заключалась в том, чтобы создать язык, лишенный этих недостатков. В дальнейшем идею Фреге пытались реализовать Б. Рассел и Л. Витгенштейн и представители венского кружка, стремившиеся создать универсальный язык науки, но максимального воплощения она достигла в труде Витгенштейна «Логико-философский трактат». Правда, результат оказался прямо противоположным. Уже в процессе реализации данного замысла философ все более осознавал его бесперспективность, что было обозначено им в заключении названного труда.

В «Философских исследованиях» Витгенштейн не только отказывается от идеи однозначного языка науки, но по существу формулирует поворот к изучению естественного языка, сопровождавшийся признанием двух факторов. Во-

1 Фреге Г. Смысл и значение.// избранные работы. М., 1997, с. 27.

первых, выяснилось, что создать на базе формальной логики искусственный однозначный язык, основанный на истине-соответствии, невозможно, так как язык не является прямым отражением реальности, а во-вторых, переход к «языковым играм», в пределах которых вырабатывается некая модель поведения, обусловленная внутренними правилами игры, по существу также означал переход к истине-конвенции. И, действительно, современные неклассические логики представляют собой не что иное, как искусственные формализованные языки с заранее заданными правилами, которые менее всего согласуются с внешним миром. Но поскольку несовместимость двух концепций истины логиками до сих пор не осознана, они не могут в полной мере понять причин неудачи предпринятого замысла. Теперь рассмотрим, что же стало камнем преткновения для формальной логики на пути создания единого универсального языка науки.

Вначале, согласно Фреге, смысл закрепили за предложением, а значение за словом как знаком. Затем предложения разделили на осмысленные и бессмысленные. К бессмысленным текстам тут же причислили все философские, поскольку они не имели прямого соответствия с реальностью, а вместе с ними большинство текстов на естественном языке. Осмысленными стали считать только те предложения, в которых описывается конкретный эмпирический факт. Витгенштейн называл их атомарными, Рассел и Поппер - базисными, Карнап и Тарский - протокольными. Несмотря на некоторое различие в определении и трактовках данных высказываний все они сходятся в главном - с помощью данных высказываний описываются элементарные эмпирические события и факты, смысл которых предельно ясен и очевиден. Например, высказывание «идет снег» описывает эмпирический факт - идет снег. Казалось, что при таком подходе не может возникнуть какой-либо путаницы и противоречивости. Осталось только создать универсальный язык. Но как только перешли к реализации данного замысла, так сразу стали возникать проблемы и трудности, о которых прежде даже не подозревали. Естественный язык упорно отказывал-

ся помещаться в прокрустово ложе формально-логических схем. Полисемия оказалась непреодолимым препятствием на его пути.

Но главное, что здесь в основании конфликта также лежала классическая теория истины, которая рассматривала язык как отражение реального мира, поэтому казалось, что добиться соответствия между ним и внешним миром с помощью атомарных предложений не составит труда. Однако проблема в том, что отражение внешнего мира - это всего лишь одна и далеко не самая главная функция естественного языка. Язык обладает собственной автономностью бытия, которое значительно богаче и сложнее, чем это казалось позитивистам, и в принципе не сводимо к одной лишь функции отражения. Это понял Витгенштейн и отказался от пустой затеи по созданию единого языка науки на базе формальной логики. Переход Витгенштейна от универсального языка к локальным языковым играм, означал также отказ от истины-соответствия и переход к истине-конвенции. Локальный язык обладает конвенциональной природой, так как правила внутри него задаются узкой группой людей.

Но главный вывод, что естественный язык не подчиняется законам и принципам формальной логики, а потому не может быть формализован -этот вывод, к сожалению так и не был сделан. Более того, логики по-прежнему искренне верят в то, что естественный язык вполне поддается формализации. И это убеждение приобрело форму тотального предрассудка, укоренившегося в сознании подавляющего большинства математиков. Теперь постараемся доказать его несостоятельность средствами самой формальной логики.

Возьмем для анализа расселовский пример высказывания, истинность которого не вызывает сомнений и служит якобы очевидным подтверждением формализации естественного языка. Высказывание «белый снег» можно формализовать и представить в виде пропозициональной функции «Б есть Р», где Б - субъект (снег), а Р - предикат (белый). На первый взгляд, здесь все логично. Однако достаточно задать вопрос, возможно ли обращение функции «Б есть Р» и высказывания «белый снег»? Это невозможно, потому что функция «Б есть

Р» применима не только к высказыванию «белый снег», но ко всем без исключения предложениям, построенным по данному принципу. Так, высказывания «кожаный сапог», «черствый хлеб» и т.д. могут быть выражены с помощью данной функции, поскольку Б означает любой предмет, а Р - любой признак. Следовательно, высказывания «черствый сапог», «кожаный хлеб», несмотря на бессмысленность, также являются истинными, поскольку вполне подпадают под данную функцию «Б есть Р». Ведь в обоих высказываниях имеется как субъект, так и предикат, но их смысловое соединение не поддается формализации и раскрыть его с помощью пропозициональной функции невозможно. Отсюда следует вывод: смысл высказывания от его формы не зависит. Об осмысленности или истинности высказывания мы узнаем не из формы высказывания, которая в данном случае никак не фиксирует нарушение смысла и остается индифферентной к нему, а непосредственно из смыслового содержания.

Истинность или ложность пропозициональных функций в современных неклассических логиках не устанавливается через соответствие их смысловому содержанию, которое попросту в них отсутствует, а в качестве значений приписывается им конвенционально по принципу: если функция «Б не есть Р» истинна, то её отрицание «Б есть Р» ложно, и наоборот. При этом совершенно неважно, что утверждается в данных функциях, так как формальная логика оперирует не смыслом, от которого она попросту абстрагируется, а значениями -истина, ложь, вероятность, которым соответствуют символы - «1», «-1», «Л». Из этого следует, что для раскрытия смыслового содержания высказываний естественного языка необходима иная - герменевтическая логика. А если учесть, что подавляющее большинство философских и гуманитарных текстов написано на естественном языке, то перед новой логикой открывается поистине гигантское поле деятельности.

Таким образом, можно считать, что почва для создания новой герменевтической логики расчищена и теперь мы можем обратиться к проблеме смысла, понятия и высказывания как элементам новой логики. Необходимо выяснить, почему слово не является знаком, значением которого выступает некий предмет

или символ. Но оговоримся сразу, что речь у нас идет только о естественном языке, поскольку в искусственных формализованных языках под словом понимают, прежде всего, знак или символ. Наша задача заключается не в том, чтобы поставить под сомнение научность формально-математической логики, что было бы просто нелепо, но в том, чтобы избавить естественный язык от притязаний на него формальной логики.

Итак, рассмотрим, почему слово - это не знак, а понятие. Понятие обладает смыслом, а не значением. Понятие с помощью смысла выражает не один предмет, а всю совокупность предметов, которые в нем мыслятся, следовательно, мысленное содержание понятия является его смыслом, а не значением. Так, нельзя утверждать, что значением слова «стол» является предмет, который стоит в комнате, поскольку оно применимо ко всей совокупности столов, а не только к отдельному предмету, который нам дан непосредственно. Данную же совокупность можно только мыслить, а не видеть. Разница, причем принципиальная, здесь в том, что знаку можно придать любое значение по соглашению, в то время как смысл слова уже задан в понятии и задача заключается в том, чтобы раскрыть его. А из этого следует, что даже такое простое понятие, как «стол», нуждается в истолковании, смысл которого не исчерпывается указанием на представленный предмет. Ведь понятие «стол» включает в себя всю совокупность существующих столов, которые различаются не только по форме, но и по содержанию, по функциональным характеристикам. А это можно раскрыть лишь с помощью истолкования.

Таким образом, герменевтическая логика имеет дело со смыслом, выраженным в понятиях и предложениях естественного языка. В отличие от формальной логики, которая продолжает воспринимать полисемию как принципиальный недостаток естественного языка, от которого необходимо избавиться, она считает моносемию лишь частным случаем полисемии. Это автоматически делает полисемию исходным пунктом всех непротиворечивых построений герменевтической логики. Утверждение, будто полисемия является источником двусмысленности и неизбежно ведет к противоречию, стало поистине глубо-

чайшим предрассудком у логиков, от которого они никак не могут избавиться. Ниже мы покажем, что это не так.

Формальная логика, как мы это видели, исходила из однозначности, которую воспринимала в качестве эталона, из-за чего механически устраняла многозначность, лишая тем самым язык всего его богатства и многообразия. Такое понимание однозначности убивало саму необходимость поиска и разработки полисемических текстов. Между тем именно полисемические тексты в полной мере могут считаться герменевтическими. Соответственно к ним может быть применима только герменевтическая логика. Герменевтическая логика должна исходить из полисемии, чтобы приводить к единому пониманию смысла. Это нисколько не делает её менее строгой наукой, чем формально-математическая логика. Для того, чтобы убедиться в этом, рассмотрим знаменитое высказывание Аристотеля из статьи «Об истолковании» и произведем логическое исчисление смысла высказываний «завтра будет морское сражение» и «завтра морского сражения не будет». Все, что смогла здесь придумать и предложить формальная логика, свелось к конъюнкции данных высказываний со значением «Л». Но возможен и другой принципиально отличный подход.

Логическое исчисление смысла высказываний «завтра будет морское сражение» и «завтра морского сражения не будет» заключается в следующем. Прежде всего, это высказывания естественного языка, обладающие определенным смыслом, включающим в себя понятия «завтра» и «морское сражение». Рассмотрим смысл второго понятия. Морское сражение - это сражение, происходящее на море между двумя кораблями или флотами, представляющими различные силы. Очевидно, что невозможно предсказать сражение двух кораблей, например, пиратского и купеческого, так как это дело случая, а случайные события не могут быть предметом исследования логики. Морское сражение - это не случайное событие, а потому оно обусловлено множеством причин, поддающихся логическому исчислению.

Итак, можно логически просчитать и выяснить с достаточно большой долей вероятности, при каких условиях и между какими державами возможно

морское сражение, а при каких нет. Во-первых, морское сражение невозможно между государствами, интересы которых не пересекаются, так как тогда у них не будет спорных вопросов, служащих источниками конфликта, вступать же в сражение по пустякам ни одно государство не станет, следовательно, для сражения необходимы веские причины. Во-вторых, морское сражение также невозможно между державами, не владеющими военными флотами. В-третьих, пересечения интересов также недостаточно, поскольку они могут быть урегулированы с помощью мирного договора, открывающего дорогу для сотрудничества, поэтому необходимо, чтобы две державы находились в состоянии острой конфронтации. В-четвертых, необходимо, чтобы накануне между представителями двух сторон произошел какой-либо серьезный инцидент, например, судно одного государства было бы силой захвачено другим и разграблено. В-пятых, сражение практически неизбежно, если в нем заинтересованы обе стороны, желающие установить единоличную власть над определенным участком морского пространства. Если все эти условия налицо, то можно с очень большой долей вероятности утверждать, что «завтра морское сражение скорее будет, чем нет». И наоборот, если ни одно из данных условий не имеется в наличии, то также можно утверждать, что «завтра морского сражения не будет». Такой ответ, вне всякого сомнения, является более точным и надежным, чем тот, который предлагает формальная логика, а именно что «завтра морское сражение будет и не будет». Если вообще подобный ответ можно считать ответом.

Итак, мнение, будто только математическая логика является и может быть единственной научной логикой, оказывается скорее стереотипом, основанным на догматизме, не желающем видеть какой-либо альтернативы, чем доказаным положением. Герменевтическая логика, оперирующая смысловым содержанием текста, в сфере социально-гуманитарного познания имеет целый ряд преимуществ. Все тексты социально-гуманитарных дисциплин создаются на понятийном языке, из-за чего раскрытие смыслового содержания имеет в них первостепенное значение. А так как формально-математическая логика на это в принци-

пе не способна, то от ее применения в данных науках можно вообще отказаться или оно должно быть весьма ограниченным.

Мухамадиев Р.Ш. Философские основания формальной и герменевтической логики. В

статье подвергается критике тезис о том, что современная математическая логика является единственной научной логикой. Доказывается невозможность её применения в сфере гуманитарного познания. Из чего следует, что логикой гуманитарного познания должна стать герменевтическая логика, оперирующая не значением, а смыслом.

Ключевые слова: классическая и конвенциональная теории истины, содержательная интерпретация, принцип однозначности, смысл и значение, полисемия и логическое исчисление смысла, герменевтическая логика.

Mukhamadiev R.Sh. The philosophical reasons of formal and hermeneutical logic. In the article the thesis that the modern mathematical logic is unique scientific logic is subjected to criticism. The impossibility of its application in sphere of humanitarian knowledge is proved. From what follows that the hermeneutical logic should become the logic of humanitarian knowledge, operating not with value but with sense.

Key words: classic and conventional theories of truth, substantial interpretation, single value principle, sense and value, polysemy, logical calculation of sense, hermeneutical logic.