CC BY
49
ТЕОРИЯ
КУЛЬТУРЫ
А. А. Мамедов
СЕМАНТИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ИСТИНЫ В АНАЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
В работе анализируются доминирующие в аналитической философской традиции подходы к проблеме истины. В ней критически оцениваются взгляды влиятельнейших представителей аналитической философии XX века, перенесших проблему истины на логическую плоскость. Рассмотрение одного из ключевых вопросов философии путем применения средств современной логики, позволило исключить неизбежные в сфере традиционного толкования истины противоречия и парадоксы. Ключевые слова: теория культуры, истина, ложь, семантика, предложение, значение, смысл, наука, теория.
In work are analyzed approaches, dominating in analytical philosophical tradition to a true problem. In it critically estimated the sights of the most influential representatives of analytical philosophy of the XX century, who transferred a true problem in a logic terms. Consideration of one of key questions of philosophy by application of elements of modern logic, has allowed to exclude inevitable in traditional interpretation of true of the contradiction and paradoxes. Keywords: theory of culture, true, false, semantics, statement, meaning, sense, science, the theory.
Традиционная концепция истины, иногда называемая также «корреспондентской», как известно, восходит к Аристотелю: «Сказать, что существующее не существует или что несуществующее существует, значит высказать ложь, сказать же, что существующее существует, а несуществующее не существует, значит высказать истину». В этой аристотелевской концепции истины речь идет об отношениях между выражениями и объектами, к которым, собственно говоря, отсылают эти выражения.
Проблема заключается в том, что до позитивистов философы пытались решать вопросы истины средствами естественного языка. Сначала Г. Фреге, а позже А.Тарский показали, что эти средства ограничены и зачастую неясны. Поэтому одной из первых задач, которые перед собой поставил Фреге, являлось создание теории истины для значительной части естественного языка.
Фреге впервые осознал, что язык является важнейшим средством коммуникации и что истинность предложения непосредственно зависит от семантических особенностей составляющих его частей. Фреге требует, чтобы у каждой части предложения было свое значение.
«Мысль теряет для нас ценность, как только мы узнаем, что у какой-либо из ее частей отсутствует значение», — пишет Фреге (8, с. 234). Фреге поставил вопрос о смысле и значении для целого утвердительно-повествовательного предложения. Но вместе с тем он подчеркивает, что для художественного произведения вопрос об истинности не так важен. «Когда мы воспринимаем эпическое произведение, — пишет Фреге, - нас очаровывает, кроме благозвучия языка, только смысл предложений и вызываемые ими представления и чувства» (8, с. 235). Если поставить вопрос об истинности произведения искусства, то можно потерять эстетическое наслаждение и перейти к научному исследованию.
Таким образом, по Фреге, мы переходим от смысла к значению благодаря нашему стремлению к истине (8, с. 235). От поэтических сказаний и творений художественной литературы не требуется, чтобы они имели значение истинности (8, с. 305). Предложение, которое содержит собственное имя, не обладающее значением (например, предложение типа «Одиссей был высажен на берег Итаки крепко спящим»), не истинно и не ложно; мысль, которую оно каким-либо
образом выражает, принадлежит поэтической сфере. В этом случае предложение не имеет значения. Если предложение можно разложить на части, каждая из которых обладает значением, то и все предложение обладает значением. Фреге вводит понятие «мнимого собственного имени» для тех собственных имен, которые ничего не именуют. Если истина не составляет смысла некоторого утвердительно-повествовательного предложения, то этот смысл либо ложен, либо принадлежит художественной сфере, и эта последняя ситуация имеет место всегда, когда в предложении встречается мнимое собственное имя (8, с. 309).
Однако из предложенной схемы Фреге не удалось прийти к идее единой, универсальной теории истины языка в целом. Считая, что логику интересуют только утвердительно-повествовательные предложения, Фреге, интересовался семантической структурой предложений и семантическими отношениями между ними в той мере, в какой это было связано с выводом следствий (1, с. 346).
Важную роль в пересмотре существующих подходов к проблеме истины сыграл и «Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна. Утверждая, что мир есть факты в логическом пространстве (2, с. 1.13), он считает, что объективную информацию о нем можно получить через логический анализ предложений. Действительность у Витгенштейна сравнивается с предложением (2, с. 4.05), которое, будучи образом действительности, может быть истинным или ложным (2, с. 4.06). Предложение истинно, если то, что в нем утверждается, имеет место, и, соответственно, ложно, если утверждаемое не имеет места (2, с. 4.062). Как и Фреге, Витгенштейн считал, что предложение не может обладать смыслом, не будучи истинным или ложным. При этом ложные предложения так же осмысленны, как и истинные. В этом отношении два предложения — р л -1 р, хотя и имеют противопо-
ложный друг другу смысл, но им соответствует одна и та же действительность (2, с. 4.0621).
Таким образом, в системе Витгенштейна и ложное предложение имеет смысл, и, очевидно, его отрицание дает истинное предложение. Это впоследствии позволило Расселу отличить ложные предложения от бессмысленных выражений.
Стоит подчеркнуть, что у Витгенштейна предложение, как модель действительности, описывает событие (2, с. 4.023), а описывая событие, оно показывает свой смысл. Следовательно, как замечает А. Ф. Грязнов, главной характеристикой предложения у Витгенштейна остается «смысл» (3, с. 112).
Витгенштейн считает, что анализируя предложения, мы должны дойти до элементарных предложений, состоящих из имен (2, с. 4.221). Задавая все истинные элементарные предложения и указывая, какие из них истинны и какие — ложны, мы тем самым полностью описываем мир.
В семантической концепции истины А. Тарского истина определяется с помощью заменяющего традиционное понятие «истины» понятия «выполнимости», связывающего предложения и другие выражения с объектами внешнего мира. По Тарскому, удовлетворительное определение истины должно отвечать двум условиям: оно должно быть 1) материально адекватным и 2) формально корректным (1, с. 91). Тарский предлагает применять предикат «истинно» только в отношении предложений, учитывая при этом, что одно и то же выражение, являющееся истинным предложением в одном языке, вполне может оказаться ложным и даже бессмысленным в другом языке. Тарский обратил внимание на то обстоятельство, что для определения истинности предложения мы должны использовать его имя, а не само предложение. В этом вопросе нам на помощь приходит язык с точно заданной структурой. Практика показы-
вает, что именно средствами такого языка можно построить истинностное предложение. Поэтому для определения истинности предложений естественного языка нам придется перевести их на язык с точно заданной структурой. Что же представляет собой язык с точно заданной структурой? В самом общем виде - это формализованный язык, основанный на средствах дедуктивной логики. Утверждаемыми предложениями этого языка являются теоремы. Что касается нашего повседневного языка, то очевидно, что он не является языком с точно заданной структурой. Для такого языка еще предстоит уточнить, какие выражения можно считать предложениями и какие из них можно утверждать. Но в то же время Тарский считал, что при построении формализованного языка невозможно обойтись без естественного языка, хотя некритическое использование его и приводит к антиномиям наподобие «антиномии лжеца» (1, с. 98).
Тарский предлагает различать два вида языка - объектный язык и метаязык. Объектный язык - это язык, который сам «о чем-то говорит», и определение истины мы, собственно, применяем к предложениям этого языка. Метаязык же есть язык, в котором мы «говорим об» объектном языке, а также строим в его терминах определение истины для него.
Возникает, однако, вопрос, как применить понятие истины к предложениям не объектного языка, а метаязыка? Тар-ский говорит, что в таком случае метаязык автоматически превращается в объектный язык, и, соответственно, для определения истинности данного языка требуется новый метаязык, то есть метаязык более высокого уровня (1, с. 101). Для определения истинности выражения естественного языка «Снег бел» Тарский, как известно, предлагает следующую эквивалентность: «Предложение "Снег бел" истинно тогда и только тогда, когда снег бел», которое
на семантическом метаязыке имеет форму: «X истинно тогда и только тогда, когда р», где «р» - произвольное предложение языка, к которому относится слово «истинно», а «X» представляет собой имя этого предложения. Данную схему эквивалентности Тарс-кий обозначает «Т». «Мы можем лишь сказать, - пишет Тарский, - что каждая эквивалентность вида Т, полученная посредством замены «р» каким-либо конкретным предложением, а «X» — именем этого предложения, может рассматриваться как частное определение истины, разъясняющее, в чем состоит истинность этого конкретного предложения» (1, с. 95). Что же касается общего определения истины, то его Тарский допускает только как конъюнкцию всех этих частных определений. При этом Тарс-кий понимает сложность общего определения истины на основе конъюнкций, когда образуется бесконечное число предложений.
Из того, что в эквивалентности Т символ р является произвольным предложением объектного языка, следует, что любое предложение, встречающееся в объектном языке, должно входить также и в метаязык. Другими словами, метаязык должен содержать объектный язык как свою составную часть. Помимо этого, в качестве обязательных компонентов в метаязыке должны быть специальные логические термины - такие, как «тогда и только тогда,, когда», «если и только если, если».
Тарский в своей семантической концепции истины требует, чтобы в метаязык были включены термины, которые понятны и которые мы можем легко заменить символами. При этом семантические термины, говорящие об объектном языке, должны вводиться посредством определений, чтобы в дальнейшем исключить все возможные противоречия.
Семантический метаязык Тарского облегчает определение истины через другое семантическое понятие - поня-
тие выполнимости, которая есть отношение между произвольными объектами и пропозициональными функциями типа «x бел», «x больше, чем y» и т.д. По форме эти выражения похожи на предложения, но они, в отличие от последних, могут включать в себя также и свободные переменные.
Для определения понятия выполнимости Тарский предлагает использовать сначала простейшие пропозициональные функции, а затем и сложную функцию, используя логические союзы типа «конъюнкция», «дизъюнкция», «импликация» и т.д. Оказывается, для предложения возможны лишь два случая -оно либо выполняется всеми объектами, либо ни одним из них. Отсюда, заключает Тарский, легко получить определение истинности и ложности: предложение истинно, если оно выполняется всеми объектами, и ложно в противном случае (1, с. 105).
В качестве примера возьмем следующее предложение: «Идет дождь или идет снег тогда и только тогда, когда если нет дождя, то идет снег». На семантическом метаязыке данное предложение принимает следующий вид: «(p или q) тогда и только тогда, когда (если не p, то q)» (1, с. 112).
Переводим это высказывание на язык логики предикатов и определяем для него таблицу истинности:
ИИ И II Л и и
ИИ Л II ЛИЛ
ЛИ и и и и и
Л Л Л II И Л Л
Как видно из таблицы истинности, мы получаем тавтологию: формула, принимающая значение «истина» при любом наборе значений входящих в нее переменных, называется тавтологией или тождественно-истинной формулой.
Такой же результат можно получить и путем применения более богатых средств дедуктивной логики - исчисления предикатов:
Используя УЭ (удаление эквивалентности), получаем формулу:
(1) Р^ч з-,р=> я
(2) Р v Я - гипотеза
(3) ~~1 Р - гипотеза
(4) Я - из (2) и (3) по УД (удаление дизъюнкции).
Таким образом, формула
Р Я =-Р=>Я
средствами дедуктивной логики доказуема.
Сведение Тарским проблемы истины к процедуре выполнимости позволило Попперу в его «Логике научного исследования» легко заменить термины «истинно» и «ложно» терминами языка логики предикатов, такими как «конъюнкция», «дизъюнкция», «импликация» и т.д. Другими словами, «истина» и «ложь» в системе Поппера превращаются из эмпирических понятий в логические, которые «описывают или оценивают некоторое высказывание безотносительно к каким-либо изменениям в эмпирическом мире» (5, с. 254). Эмпирические свойства физических объектов с течением времени, безусловно, меняются, однако их логические свойства оказываются вневременными, то есть остаются неизменными. Если некоторое высказывание является тавтологией, то оно будет тавтологией всегда, в чем мы, собственно, убедились в вышеприведенном примере.
В «Логике научного исследования» Поппер стремление к истине и поиск истины назвал наилучшими мотивами научного исследования (5, с. 257). В по-
иске истины мы ищем ответа на наши проблемы (7, с. 383). Однако истина приобретает значение для науки лишь тогда, когда мы получаем ответ на трудную, плодотворную, глубокую проблему (7, с. 384). Этот путь проходит через выдвижение смелых предположений, которые вскоре окажутся ложными. Но вместе с тем, обнаруживая ложность наших предположений, мы больше узнаем об истине и все больше приближаемся к ней (7, с. 385).
Поппер, благодаря Тарскому, хотя и не испытывает дискомфорта при употреблении термина «истина», но все же отдает предпочтение термину «правдоподобность», так как поиск правдоподобности, по его мнению, более реалистичная цель, нежели поиск истины. «Мы
— искатели истины, но не обладатели ею» (6, с. 54). И в этом смысле высказыванием «2 х 2 = 4», сообщающем нам слишком малую часть истины, не покрывается цель науки (6, с. 61). Поппер пытается добиться для правдоподобности того, чего Тарский добился для истинности (6, с. 65).
Однако Поппер далек от мысли отождествлять правдоподобность с вероятностью (6, с. 396), что, собственно, характерно для «физикалистского понятия истины» Г. Рейхенбаха. У Рейхен-баха вопрос об истине сводится к «истине предсказывающих предложений», содержащихся в предложениях физики. Очевидно, речь идет о том, что в познавательном процессе мы должны отдать предпочтение понятию вероятности по сравнению с понятием истины. «Физик,
— пишет Рейхенбах, — постоянно обозначает свои предложения как более или менее вероятные, а подтверждающие опыты делают предсказание более вероятным, но никогда не делают его истинным» (9, с. 244—245). С этой точки зрения истина выступает как пограничный случай вероятности.
По Карнапу, истинными или ложными могут быть только осмысленные предложения эмпирической науки, в от-
личие от предложений метафизики, составляющих бессмысленный набор слов.
Осмысленные предложения Карна-пом подразделяются на те, которые уже по своей форме являются истинными («тавтологии» у Витгенштейна), например предложения логики и математики, и протокольные предложения. Предложения логики и математики сами по себе ничего не говорят о мире, а служат для преобразования высказываний. Они истинны благодаря своей форме.
Важную роль в определении истинности предложений Карнап отводит логическому анализу, с помощью которого осуществляется радикальный синтез науки. Именно логический анализ должен показать, что каждое предложение эмпирической науки осмысленно (9, с. 117).
По Карнапу, вопрос об истинности может быть поставлен лишь тогда, когда указывается значение слова или словесный ряд составлен с соблюдением правил синтаксиса (1, с. 81). Прежде всего должен быть поставлен вопрос, в противном же случае не ответит даже всезнающее существо.
Куайн обратил внимание на то, что в корреспондентской концепции истины отождествляются значение и факт: «Значение предложения состоит в том, что снег бел, и факт действительно состоит в том, что снег бел» (4, с. 7). Куайн критикует подход, согласно которому значения предложения (пропозиции), а не сами предложения рассматриваются как истинные и ложные. Позиция «разделяй и побеждай», как ее называет Ку-айн, хотя и имеет применение в науке, но не показывает, каким образом можно привязать отдельные эмпирические свидетельства к отдельным предложениям. Куайн предлагает отказаться от пропозиций как значений предложений, ибо это создает иллюзию, «как будто бы существует некая галерея идей, и каждая идея снабжена выражением, которое ее обозначает; в частности, каждая
пропозиция снабжена соответствующим предложением» (4, с. 19).
Куайн вводит понятие «логической истины» - такого предложения, истинность которого гарантируется его логической структурой. Предложение является логически истинным, если оно остается истинным при всех изменениях его предикатов (4, с. 90-91). Однако, понимая всю сложность однозначного определения истины, Куайн пытается построить общезначимую логическую схему, основанную на подстановке предложений вместо простых предложений. Он исходит из того, что грамматическая структура предложений одна и та же, если они могут взаимно заменять друг друга путем словарных подстановок. Это означает, что замена словаря никак не лишает предложение логической истинности, если оно изначально таково.
Однако Куайн пытается связать логическую истину с эмпирическим миром, о котором говорится в предложении, иначе логическая истинность огра-
ничивалась бы грамматической структурой предложения. В таком случае получается, что логические истины становятся таковыми благодаря языку, и эмпирический мир как бы остается за скобкой, что, собственно, видели у Кар-напа.
Таким образом, Куайн, как и Фреге, рассматривает вопрос об истинности, главным образом с целью улучшения естественного языка, с той лишь разницей, что, в отличие от немецкого логика, акцент делает на улучшение науки.
Новой подход к проблеме истины, осуществленный в аналитической философии, позволил отойти от ее узкого понимания, не допускающего однозначной оценки существующего положения дел, и позволил найти ответ на этот вопрос из более широкой области человеческого знания с использованием средств современной логики. Благодаря этим средствам исключаются неизбежные в сфере традиционного толкования истины противоречия и парадоксы.
Примечания
1. Аналитическая философия: становление и развитие. - М., 1998.
2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат / Л. Витгенштейн. - М., 2008.
3. Грязнов А. Ф. Аналитическая философия / А. Ф. Грязнов. - М., 2006.
4. Куайн У. Философия логики / У. Куайн. - М., 2008.
5. Поппер К. Логика научного исследования / К. Поппер. - М., 2005.
6. Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход / К. Поппер. - М., 2002.
7. Поппер К. Предположения и опровержения / К. Поппер. - М., 2004.
8. ФрегеГ. Логика и логическая семантика / Г. Фреге. - М., 2000.
9. Erkenntnis (Познание). Избранное. - М., 2006.
