CC BY
17
УДК 94(47+57):325.2 DOI: 10.31862/2218-8711-2021-6-16-25
ББК 63.3(2)6-362
ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ Н. В. УСТРЯЛОВА В КОНТЕКСТЕ СЛАВЯНОФИЛЬСКОЙ МЫСЛИ
PHILOSOPHICAL IDEAS OF N. V. USTRYALOV IN THE CONTEXT OF SLAVOPHILE THOUGHT
Скороходова Светлана Игоревна
Профессор кафедры философии, Московский педагогический государственный университет, доктор философских наук, доцент E-mail: svetloyar.skorokhodova@yandex.ru
Skorokhodova Svetlana I.
Professor at the Department of Philosophy, Moscow Pedagogical State University, ScD in Philosophy, Associate Professor E-mail: svetloyar.skorokhodova@yandex.ru
Аннотация. В статье сделана попытка раскрыть смысл философской полемики Н. В. Устрялова, лидера сменовеховства, и славянофилов, в которой, по мнению автора статьи, наиболее остро поднимаются эти темы. Выделяется основная триада в политической онтологии Устрялова (власть, народность, религия, в основе которой должна лежать творческая идея), которая сопоставляется с известной триадой славянофилов (православие - народность -самодержавие). Показано, что Устрялов в связке «власть - народ» отдает приоритет власти, мистифицируя и психологизируя ее, тогда как, по мнению славянофилов, государственная власть -проявление народной воли, опирающейся на разум, сосредоточенный в церквях и университетах. Утверждается, что основное разногласие Устрялова со славянофилами заключалось в том, как они относились к
Abstract. The article attempts to unpack the philosophical debate between N. V. Ustryalov - the leader of the Smenovekhstvo (Change of Signposts) movement - and Slavophiles, which, as the author of the article considers, brings up these topic most intensely. The main trinary in Ustryalov's political ontology is distinguished (power, nationalism, religion - which should be based on a creative idea). This trinary is compared with the Slavophiles' acknowledged trinary (Orthodoxy, nationalism, autocracy). It is shown that, in the "power - people" correlation, Ustryalov gives his preference to power, mystifying and psychologizing it. Power of the state, at the same time, according to the Slavophiles, is the manifestation of the people's will, resting
Ф 1 Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License The content is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License
© Скороходова С. И., 2021
православию. Устрялов считал, что не только религия, но и философия может стать духовной основой жизни общества, но только в том случае, если она несет в себе творческое начало. Ему был близок принцип религиозной толерантности. Славянофилы считали, что власть должна быть основана на том духовном фундаменте, который складывается исторически: без опоры на него невозможно противостоять новомодным идеям, которые мастерски внедряются в сознание людей. В статье делается вывод о том, что Устрялов, видя романтизм в политической доктрине славянофилов, сам не был свободен от него.
on the conscious mind which consolidates in churches and universities. It is stated that the major disagreement between Ustryalov and the Slavophiles lay in their attitude to the Orthodoxy. Ustryalov believed that not only religion, but also philosophy could become the spiritual ground for life of society but only if having the creative element. Ustryalov believed in the principle of religious tolerance. The Slavophiles suggested that power should be based on the very spiritual ground that develops historically: independently of it, it is impossible to resist the newfangled ideas that are skillfully driven home to people. It is concluded in the article that, seeing romanticism in the Slavophiles' doctrine, Ustryalov himself was not devoid of it.
Ключевые слова: власть, государство, национальная политика, славянофилы, Устрялов, толерантность, национальная идея, творческая идея, злохудожество, печалование.
Keywords: power, state, national politics, Slavophiles, Ustryalov, tolerance, the national idea, a creative idea, the evil art, pechalovanie.
Для цитирования: Скороходова С. И. Философские идеи Н. В. Устрялова в контексте славянофильской мысли // Проблемы современного образования. 2021. № 6. С. 16-25. DOI: 10.31862/2218-8711-2021-6-16-25.
Cite as: Skorokhodova S. I. Philosophical ideas of N. V. Ustryalov in the context of Slavophile thought. Problemy sovremennogo obrazovaniya. 2021, No. 6, pp. 16-25. DOI: 10.31862/2218-8711-2021-6-16-25.
Творчество классических славянофилов стало основой для философских построений мыслителей русского зарубежья, и в частности лидера сменовеховства Николая Васильевича Устрялова. В статье раскрывается философский спор Устрялова со славянофилами и дается ответ на вопрос о том, имеет ли какое-либо значение эта полемика в современное время.
Известно, что Н. В. Устрялов оказался после революции в Харбине и стал ключевой политической фигурой русского зарубежья. В эмиграции он вновь обратился к вопросам, поставленным еще славянофилами: в чем смысл и предназначение России? Философ уделил пристальное внимание славянофильским поискам подлинной «русской идеи», их теории власти как повинности, как обязанности, как особого нравственного подвига [1, с. 66].
Н. В. Устрялов считал, что славянофилам свойственен «мистический демократизм». Ему были дороги их идеи своеобразия духовного лика и исторических путей России, преобладания духовного начала над бытовым. Вместе с тем он решительно отвергал их убеждение в том, что разделение «государства» и «земли» является нормой русской жизни, что русский народ «безгосударственный». Философ считал, что славянофилы в поисках идеала, воплощенного, например, в легенде о граде Китеже, оторвались от реальной России. Им, по его мнению, в значительной степени присущи романтизм, идеализм и «нравственная возвышенность» [2, с. 63].
Устрялов, возражая славянофилам, видел главное отличие русских от других славянских народов «во вкусе к мощной государственности», социальной пластичности. «Петербургская идея», по мнению философа, - одна из органичных и существенных сторон национального лика России. Славянофилов и Устрялова можно примирить на почве антиномизма русского национального характера, о котором много писал еще Н. А. Бердяев [3]. С одной стороны, Бердяев подчеркивал анархизм русского народа, а с другой - утверждал, что именно русский народ создал одну из самых мощных империй - Российскую.
Московскую философскую школу нельзя представлять как безликую: каждый ее представитель был оригинальным и ярким мыслителем. Устрялову был наиболее близок Ю. Ф. Самарин. В частности, главная идея Устрялова - идея национальной политики - впервые возникла в философии именно Самарина, который обладал редким государственным мышлением. Таким образом, преемственность славянофилов и Устрялова значительно глубже, чем утверждал сам Николай Васильевич. Самарин пошел дальше своих единомышленников: он был единственным государственным служащим в их кругу и стремился «хоть как-то повилять на ход дела» и в любой ситуации сохранять чутье исторической реальности [4].
Взгляды Самарина эволюционировали. На первом этапе творчества он, как и другие славянофилы, был сосредоточен на эсхатологических исканиях, которые имели свой источник в русской духовной культуре и были связаны с идеями преображенной власти, благодатного типа бытия.
В зрелый период его творчества ключевой становится идея национальной политики, в которой власть должна вырастать из народа и служить не отвлеченному политическому началу, а историческому призванию России: «в русском государстве должна быть русская политика, а не французская или английская» [4, с. 262], она должна быть направлена на поддержание «единоверцев» на окраинах и на процветание местных народностей, что возможно только при сильном государстве.
Самарин считал необходимым соблюдение строгих границ между церковной и государственной жизнью, но указывал на необходимость духовного влияния на власть. Политическая позиция Самарина заключается не в разрушении, а именно в созидании государства с опорой на православие, особенности национального уклада, в том числе и окраин России. Эти идеи только отчасти были близки Устрялову.
Известна триада славянофилов: православие (на первом месте, в отличие от уваров-ской триады), народность и самодержавие. Выделим основную триаду в политической
онтологии Устрялова: власть, народность, религия, в основе которой, по мнению философа, должна лежать творческая идея.
Начнем с первой составляющей триады. Устрялов пытался глубоко проникнуть в природу власти, уходящую корнями в «истинно сущее» и являющуюся «основоположным началом государства». Он пришел к выводу, что опора власти - «не физическая сила, не пушки, не кулаки, а души человеческие» [5, с. 12]. Отношения господства и подчинения, как считал философ, должны быть признаны психологическими. Корни власти находятся в тайниках человеческой психики [5, с. 13]. С одной стороны, человек в некотором смысле тоскует по авторитету, так как «крест свободы» не менее тяжел, чем «иго тирании» [5, с. 12]. С другой - в каждом человеке таится и желание господства. Не логика и разум руководят народами, а иррациональное, безотчетное, инстинктивное. Власть является основоположным принципом государства.
Государство в политической онтологии Устрялова есть «явление эмоциональное» [5, с. 13], общество или союз людей, живущих на определенной территории и объединенных подчинением единой воле. Философ согласен с мнением П. Б. Струве, что государство - «существо мистическое» [5, с. 13]. В контексте этих рассуждений становятся понятны необычные высказывания философа: «диктатор - любовник власти, в то время как наследственный монарх (или выбранный президент) - ее законный супруг» [2, с. 337], «ни Колчак, ни Алексеев, ни Деникин не имели эроса власти» [2, с. 337], «они были дряблыми политиками» [2, с. 337] и пр.
Однако власть, по мнению Устрялова, не должна быть самодовлеющей. Философ всегда повторял, что не господство и подчинение, а совместная деятельность в определенном направлении приведет к процветанию государства [5, с. 19]. Народ должен быть не только предметом властвования, но и субъектом права, потому что государство предполагает не только систематическое насилие, но и межклассовое сотрудничество. Государство должно руководствоваться не только правовыми, но и нравственными началами, более высокими, чем правовые. Сложная историческая природа государства не умещается в рамки чистого права. А когда в мир входит новая сила, то путь права не для нее. Сила обрастает правом лишь в случае свободы [5, с. 21].
Трудно согласиться с К. Б. Ермишиной, увидевшей ницшеанские мотивы в творчестве Н. В. Устрялова [6, с. 12]. По мнению исследовательницы, Россия, в понимании философа, - это в первую очередь государство, осуществляющее политику экспансии [6, с. 12].
Однако Устрялов считал, что в здоровом национальном организме общественное право тесно переплетается с государственным и воля неразрывно связана с землей. Он критиковал Ницше за его имморализм [2, с. 26], считая, что добро должно стать жизненным и животворящим образом, преобразующим природу и власть: «истинный идеализм реалистичен», «целостная система политики должна строиться под знаком самодовлеющего, абсолютного добра» [7, с. 46].
Власть есть не личное преимущество, а общественное служение, тяжелая повинность. Дальнозоркий классовый эгоизм неизбежно альтруистичен. И если нарушаются права народа, то восстание оправданно. Предполагаю, что эти размышления возникли у Устрялова во многом под воздействием славянофилов. Однако его позиция в
отношении государственной власти не однозначна. Встречаются высказывания, которые прямо противоположны приводившимся в этой статье ранее. Например, «государство - условная, относительная форма земного общежития, относительно чуждая высшей правде» [5, с. 54]. «Голос высшей правды никогда не предпишет человеку того, что противоречит повелевающему голосу государства» [5, с. 54].
И. В. Киреевский словно оппонирует Устрялову: «Государство, ориентированное на земное благополучие, способствующее всеми мерами развитию физического благосостояния народа, неминуемо будет всеми зависящими от него мерами заглушать развитие духовное, которое может быть прямо противоположно временным целям земного благосостояния. Имена правителей, которые ориентировали свое государство на достижение материального благополучия в конкретный временной исторический период, никто не смеет громко выговорить: сиюминутные удобства не требуют ни справедливости, ни нравственности, ни достоинства» [8, с. 249]. Государство, которое дает возможность приобрести все, что нужно для земной жизни, по Киреевскому, не нуждается в свободе [8, с. 249].
Устрялов в значительно большей степени, чем славянофилы, ратовал за «волевую власть», которая прежде всего защищает национальные интересы. Он считал, что путь возрождения России - в развитии «подъемной силы народного духа» до уровня большого государственного стиля. «Нужно народу подняться до государства (выделено нами. -С.С.) - иначе государству придется свертываться до реальных возможностей народа» [9, с. 352]. Таким образом, в связке «власть - народ» первое место в философии Устрялова занимает, конечно, власть. Некоторые современные исследователи близки к Устрялову в вопросе об отношении государства и общества [10].
Прямо противоположное этим взглядам высказывание находим в наследии Киреевского: «Если была темная точка в светлом уме Карамзина, то, конечно, это смешение понятий о единовластии и самовластии, о воспитании грубого и невежественного народа просвещенным правительством! - здесь начало раздвоения между правительством и народом. Разум народа - в церквах, университетах, в литературе, в убеждениях сословий и пр. - В правительстве - народная воля; может ли быть воля умнее разума? Может казаться умнее, когда, не слушаясь разума, подражает чужому образу действий. Отсюда минутный блеск и неминуемое расстройство организма. Оттого Петр идет не в пути народа, а наперекор ему» [8, с. 241].
Безусловно, эти идеи Киреевского разделял и Самарин, который призывал развивать «самомышление народа». «Выработать себе государственную форму... это дело самого народа» [11, с. 11]. Философ считал, что «упразднить русскую народность в русскую государственность - все равно что упразднить причину бытия, источник силы и могущества государства, - то, чем оно живет, растет и движется, ради чего и зовется Россией» [11, с. 11]. Государство - «существенное условие общежития, служит к достижению предназначенных для человечества целей» [11, с. 11]. Основная мысль Самарина заключалась в том, что «всякий народ отражается в своей верховной власти», что «власть отражается в народе» и что «всесословность - твердая и издавна установившаяся у нас законодательная традиция» [12, с. 391]. У Юрия Федоровича встречается и понятие «нация», под которым
подразумевается весь народ, включая все сословия. На современном философу историческом этапе только «народное самодержавие», по его мнению, - наиболее приемлемая форма для сохранения стабильности в обществе [11, с. 11].
Своеобразно раскрывал понятие «нация» Устрялов. По мнению славянофилов, нация включает все сословия народные, тогда как их антагонизм способен разрушить общество. С точки зрения же Устрялова, нация есть состояние сознания. Думаю, что можно найти что-то похожее в «органической географии» Страхова, в которой «почва» -понятие полисемантичное. В одном из своих значений оно выражает ту или иную национально-культурную традицию, включающую архетипы народного сознания. Но в наследии Страхова не только вера, духовное, но и природное, и социальное в их единстве важны для определения культурно-исторической идентичности [13, с. 245].
Устрялов считал, что объективная реальность нации «психична», духовна, это не просто единство всех сословий, но «союз живых и мертвых поколений» [9, с. 3100. Ни единство политической власти, языка, религии, ни наличность естественных границ не могут быть незыблемой принадлежностью нации. В основе нации - общность традиций, потребностей, стремлений, общность исторических судеб, общность воспоминаний. Нация - динамика, процесс, наследственная привычка, переходящая в характер [9, с. 316]. Русская нация, считал философ, есть объективно существующая реальность [9, с. 332]. Утверждая себя, она утверждает других. Философу был близок Ф. М. Достоевский, который писал о всемирной отзывчивости русского народа.
Наконец переходим к третьей составляющей триады Устрялова - творческой идее, которая, согласно Устрялову, должна лежать в основе государственной власти, так как государство есть воплощение общекультурного миросозерцания данного исторического периода, данной социальной среды. Голая сила, насилие есть «бессилие, мыльный пузырь» [9, с. 304]. Сила должна заключаться не в крепких мускулах, а в крепких нервах, крепкой душе. Западные государства так нестабильны потому, что старая вера перестала вдохновлять граждан. Их новой верой стал позитивизм. Устрялов согласен с В. В. Розановым, который в «Осенних листьях» писал, что позитивизм представляет собой «философский мавзолей над умирающим человечеством» [9, с. 305]. По мнению Устрялова, «только какой-то новый грандиозный духовный импульс, какой-то новый религиозный прилив принесет возрождение» [9, с. 305].
Но вот вопрос: а можно ли сказать, что большевики, сторонники марксизма-ленинизма, являются носителями творческой идеи по Устрялову? Ответ на этот вопрос должен быть положительным: философ признавал, что на данном историческом этапе именно Советская Россия защищает национальные интересы. Марксизмом, как известно, переболели и русские религиозные философы, увидев в нем творческий импульс, побуждающий к преобразованию общества. Таким образом, не только религия, но и философия, с позиции Николая Васильевича, может содержать в себе созидательную идею.
Однако неизбежно возникает вопрос: каждое ли творчество может быть положительным и привести к позитивным преобразованиям? Следует заметить, что тема творчества очень важна для русской философской мысли. В частности, П. А. Флоренский писал, что свобода «Я» заключается «в живом творчестве своего эмпирического
содержания» [14, с. 217]. Он следующим образом ответил на поставленный вопрос: «Если сокровище свое Я положило не в своем божественном само-творчестве, прилепилось не к своему образу Божьему во Христе, а к своему эмпирическому содержанию, т. е. к условному, ограниченному, конечному, и потому - слепому, то оно самым делом ослепило себя, лишило себя свободы своей, поработило себя себе и тем самым предварило Страшный Суд» [14, с. 217].
Такое «творчество», в понимании Флоренского, является злохудожеством. Творения злой и доброй воли не исчезают, но «вечно расходятся ширящимися кругами, и возбудивший ее так же подхватывается ею, как и все прочие» [14, с. 225]. В современным мире примером опасного художества можно назвать попытки «усовершенствовать» и даже изменить природу человека, опираясь на достижения науки и технологии.
В письме П. П. Сувчинскому от 4 февраля 1927 г. Устрялов писал о том, что он - православный человек, в смысле «бытового исповедничества», что он всегда верил в Бога и любил ходить в православную церковь [6, с. 24]. Философ также указывал, что в его роду были и старообрядцы и что он своих «маленьких деток» воспитывает в «старом нашем укладе» [6, с. 24]. Николай Васильевич признавался, что «воспринимает стихию православия так же, как ее воспринимает всякий подлинно русский человек» [6, с. 24].
Однако он отказывался признавать истинным только одно православие, так как реально и живо чувствовал, что «в доме Отца обителей много» [6, с. 25], что полнота - в многообразии, а не в исключительности. Ему, по его словам, неприятно было слышать о каком-то оправославливании Востока. Он тем не менее считал бесплодными усилия совместить православие с признанием других религиозных форм. В Японии, по его свидетельству, он столкнулся с крепчайшим укладом, где мирно соседствовали язычество, буддизм и «шинтоизм». Этот уклад показался ему весьма плодотворным: он способствовал созидательной деятельности японцев. Философ полагал, что Евразия - особый мир со своей религиозной системой [6, с. 35], в которой все ее составляющие имеют равное право на существование. Таким образом, он разделял принцип религиозной толерантности. Он, по сути, признал и то, что общественная жизнь вообще может обойтись без религии, если официальная правительственная идеология содержит в себе творческий импульс.
Позиция славянофилов известна: государство со смесью различных вероисповеданий не может быть стабильным. А. И. Кошелев вступил в полемику с Киреевским, обвиняя его в реакционности и консерватизме. По мнению Кошелева, наличие господствующей веры в государстве противоречит свободе вероисповедания, такую веру легче использовать как средство в мирских целях. Киреевский, отстаивая единоверие, расценивал равенство всех вер как угнетение всех вер в пользу одной, языческой: «Я... совершенно сочувствую как христианин, ибо... закон совести об открытом и не-боязненном исповедании своей веры есть закон христианский. Но я сомневаюсь в том, все ли виды язычества и все ли системы неверия найдут этот закон в своей совести (выделено нами. - С. С.). "Но совесть одна", скажешь ты. Да, как одна истина. Это не мешает, однако ж, человеку принимать часто за истину ложь. Совесть - это вера. Требовать одной совести ото всех людей - то же, что требовать одной веры» [8, с. 27].
Существование православного государства возможно так же, как и языческого, иудейского, магометанского. Киреевский критикует тезис Кошелева о том, что верою государства служит общественное мнение, которое состоит из сумм вер человеческих. С точки зрения Киреевского, в таком государстве, ориентированном на частные, временные явления, не может быть свободы, «гармоничного устройства». Ориентация на «мнение большинства» может привести к законному господству грубой эгоистической силы, превосходящей по случайным обстоятельствам количественно. В России чем больше будут проникаться духом православия государственность и правительство, тем здоровее будет развитие народное, тем благополучнее будет народ, крепче его правительство.
Справедливо, что в некоторых случаях следует проявлять толерантность. Но все-таки в современном обществе особенно важно сохранять бдительность и духовную трезвость. Представим следующую ситуацию: на человека нападают, чтобы уничтожить физически. Жертва при этом не только не пытается сопротивляться, но, напротив, относится «с пониманием», предлагает агрессору «жить дружно». Думаю, что в духовной сфере подобные нападки происходят постоянно. И если мы совершенно отказываемся от принципа, предложенного И. А. Ильиным, - сопротивления злу силой, то хотя бы скромно будем оставаться на позиции печалования, о которой так много писал русский философ Н. Ф. Федоров. В противном случае цель наших оппонентов будет достигнута: ложная идея захватит умы и приведет общество к духовному разложению.
Если народ, особенно молодежь, не будет искать опоры в духовной культуре и национально-исторических традициях своего отечества, то положение его будет крайне шатким и неустойчивым. Он не сможет противостоять тем, кто специально обучен технологиям воздействия на сознание человека, как иезуитским, которые оттачивались много веков, так и новейшим дзен-буддистским.
Устрялов, видя романтизм в политической доктрине славянофилов, сам не был свободен от него. Утверждая, что большевики являются проводниками национальной политики России, он не смог разглядеть противостояние внутри самой большевистской власти и те силы, которые преследовали далеко не победу революционных идеалов, а свои собственные цели и интересы. Устрялову был присущ излишний психологизм и даже мистицизм в понимании власти, который помешал ему, на наш взгляд, увидеть ее неоднородность, подводные течения, теневые фигуры. При этом философ был подлинным патриотом. И даже если он и смог бы предугадать свою трагическую кончину на родине, то он все равно вернулся бы в Россию, потому что, по его словам, Пушкин никогда не был бы эмигрантом [2, с. 357].
Идея национальной политики особенно роднит Устрялова со славянофилами, которые при этом считали, что форма государственной власти должна вырастать «изнутри», из органического развития народной жизни. Они с большой осторожностью относились к новомодным философским и тем более религиозным течениям, какими бы привлекательными они ни казались на первый взгляд. Полагаю, что их «революционный консерватизм» вполне оправдан в период обостренной идеологической борьбы.
Николай Васильевич не акцентировал внимание на православии как основе духовной культуры своего Отечества и тем более Востока. Однако национальная политика
основывается на национальной идее, которая не выдумывается, но складывается исторически. Опасно пытаться переформатировать «структуру» народной души по вкусу тех, кто стоит у власти в тот или иной период.
Идея национальной политики, безусловно, важна в современную эпоху. Именно она должна стать фундаментом политической идеологии России. Но это произойдет только в том случае, если она не будет голословной, а будет вырастать из многовекового духовного и исторического опыта нашего народа. Именно этот опыт сформировал и русский национальный характер с его «всемирностью» и «отзывчивостью», и нравственно-правовую структуру общества. Только через осмысление наследия прошлого возможно возрождение как народа, так и государства.
Список литературы
1. Устрялов Н. В. Политическая доктрина славянофилов (идея самодержавия в славянофильской постановке). Харбин: Отд. тип. КВЖД, 1925. 74 с.
2. Устрялов Н. В. О фундаменте этики (этико-философский этюд). Харбин: Заря, 1926. 26 с.
3. Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства: в 2 т. Т. 1. М.: Искусство, 1994.
4. Скороходова С. И. Философия Ю. Ф. Самарина в контексте русской философской мысли XIX - первой половины XX в. М.: Прометей, 2013. 432 с.
5. Устрялов Н. В. Понятие государства. Харбин. Ксерокоп., отдельный оттиск из сборника первого выпуска журнала «Вестник Китайского права». Харбин: Б.и., 1931. 23 с.
6. Устрялов Н. В. Письма к П. П. Сувчинскому. 1926-1930. М.: Дом русского зарубежья им. А. Солженицына, 2010. 90 с.
7. Устрялов Н. В. О политическом идеале Платона. Харбин: Отд. тип. КВЖД, 1929. 46 с.
8. Киреевский И. В. Полн. собр. соч.: в 2 т. / под ред. М. О. Гершензона. М.: Путь, 1911. Т. 2. 300, II с.
9. Устрялов Н. В. Национал-большевизм: избранные статьи 1920-1927 гг. / ред.-сост. М. А. Колеров. М.: Циолковский, 2017. 400 с.
10. Грудцына Л. Ю., Петров С. М. Власть и гражданское общество в России: взаимодействие и противостояние // Административное и муниципальное право. 2012. № 1. С. 19-29.
11. Самарин Ю. Ф. Статьи. Воспоминания. Письма, 1840-1876 / сост., авт. вступ. ст. и коммент. Т. А. Медовичева. М.: Терра, 1997. 278 с.
12. Самарин Ю. Ф. Православие и народность. М.: Ин-т русской цивилизации, 2008. 716 с.
13. Страхов Н. Н. Избранные труды. М.: РОССПЭН, 2010. 543 с.
14. Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах: репринт. М.: Лепта, 2002. 812 [2] с.
References
1. Ustryalov N. V. Politicheskaya doktrina slavyanofilov (ideya samoderzhaviya v slavyanofilskoy postanovke). Kharbin: Otd. tip. KVZhD, 1925. 74 p.
2. Ustryalov N. V. O fundamente etiki (etiko-filosofskiy etyud). Kharbin: Zarya, 1926. 26 p.
3. Berdyaev N. A. Filosofiya tvorchestva, kultury i iskusstva. In 2 vols. Vol. 1. Moscow: Iskusstvo, 1994.
4. Skorokhodova S. I. Filosofiya Yu. F. Samarina v kontekste russkoy filosofskoy mysli XIX -pervoy polovinyXX v. Moscow: Prometey, 2013. 432 p.
5. Ustryalov N. V. Ponyatie gosudarstva. Kharbin. Kserokop., otdelnyy ottisk izsbornika pervogo vypuska zhurnala "Vestnik Kitayskogo prava". Kharbin: B.i., 1931. 23 p.
6. Ustryalov N. V. Pisma k P. P. Suvchinskomu. 1926-1930. Moscow: Dom russkogo zarubezhya im. A. Solzhenitsyna, 2010. 90 p.
7. Ustryalov N. V. O politicheskom ideale Platona. Kharbin: Otd. tip. KVZhD, 1929. 46 p.
8. Kireevskiy I. V. Complete works. In 2 vols. Ed. by M. O. Gershenzon. Moscow: Put, 1911. Vol. 2. 300, II p.
9. Ustryalov N. V. Natsional-bolshevizm: izbrannye statyi 1920-1927 gg. Ed. by M. A. Kolerov. Moscow: Tsiolkovskiy, 2017. 400 p.
10. Grudtsyna L. Yu., Petrov S. M. Vlast i grazhdanskoe obshchestvo v Rossii: vzaimodeystvie i protivostoyanie. Administrativnoe i munitsipalnoe pravo. 2012, No. 1, pp. 19-29.
11. Samarin Yu. F. Statyi. Vospominaniya. Pisma, 1840-1876. Ed. by T. A. Medovichev. Moscow: Terra, 1997. 278 p.
12. Samarin Yu. F. Pravoslavie i narodnost. Moscow: In-t russkoy tsivilizatsii, 2008. 716 p.
13. Strakhov N. N. Izbrannye trudy. Moscow: ROSSPEN, 2010. 543 p.
14. Florenskiy P. A. Stolp i utverzhdenie istiny. Opyt pravoslavnoy teoditsei v dvenadtsati pismakh: reprint. Moscow: Lepta, 2002. 812 [2] p.
Интернет-журнал «Проблемы современного образования» 2021, № 6
Статья поступила в редакцию 04.06.2021 The article was received on 04.06.2021
