CC BY
61
Последовательности нуклео-тидов в геноме человека, конечно, не являются самодостаточными сущностями. Гены в каждом поколении образуют все новые комбинации, создавая генетическую изменчивость, которая подвергается действию естественного отбора. Они входят в состав эволюционирующих генных семей и являются участниками возникающих генных сетей. Гены
подвержены регуляции со стороны генома как целостной ассоциированной системы, находящейся в постоянном взаимодействии со средой обитания и представителями других видов, живущих в биосфере. Геносфера представляет собой иерархически организованную ассоциативную систему, которая преобразуется в процессе эволюции, что приводит к возникновению биоразнообразия.
Summary
Our species was formed during the evolution of primates order that including about 230 species. Comparison of the nucleotide sequences of mtDNA showed that the closest to us species are the chimpanzee, gorilla and orangutan.
The evolution of the human genome is directed by converting the genomic DNA coding sequences, by origin of new genes from pseudogenes and duplications, by the loss of gene function and change the regulatory mechanisms of transcription and translation. The human genome contains conserved and variable DNA sequences, as well as monomorphic and polymorphic genes. Mutational process continuously generates genetic variation and many mutations associated with diversity of inherited diseases. In addition to the genetic information an each new human generation receives all previously accumulated knowledge and develops an achievements of culture and civilization on. Biological inheritance of evolutionary innovation is supplemented by inheritance of innovation in social, cultural, technological, and information fields.
Литература
1. Strickberger M.W. Evolution. Third Edition. - Toronto & London, 2000.
2. Green R.E., et al. A Draft Sequence of the Neandertal Genome // Science, 2010. Vol. 328, 5979. P. 710-722.
3. Wang X., Grus W.E. & Zhang J. Gene losses during human origins // Public Library of Science (PLoS) Biol., 2006. Vol. 4, №3. P. e52.
4. Winter H., Langbein L., Krawczak M., et al. Human type I hair keratin pseudogene phihHaA has functional orthologs in the chimpanzee and gorilla: evidence for recent inactivation of the human gene after the Pan-Homo divergence // Hum Genet, 2001. Vol. 108, №1. P. 37-42.
5. Perry G.H., Verrelli B.C. & Stone A.C. Comparative analyses reveal a complex history of molecular evolution for human MYH16 // Mol Biol Evol. 2005. Vol. 22, №3. P. 379-382.
6. Stankiewicz P., Lupski J.R. Structural Variation in the Human Genome and its Role in Disease // Annual Review of Medicine, 2010. Vol. 61. P. 437-455.
7. Cheng Z., Ventura M., She X., et al. A genome-wide comparison of recent chimpanzee and human segmental duplications // Nature, 2005. Vol. 437, №7055. P. 88-93.
8. Kidd J.M., Cooper G.M., Donahue W.F., et al. Mapping and sequencing of structural variation from eight human genomes // Nature, 2008. Vol. 453, №7191. P. 56-64.
9. Perry G.H., et al. Diet and evolution of human amylase gene copy number variation // Nature Genetics, 2007. Vol. 39, №10. P. 1256-1260.
10. Xue Y., Daly A., et al. Spread of an Inactive Form of Caspase-12 in Humans Is Due to Recent Positive Selection // Am. J. Hum. Genet., 2006. Vol. 78, №4. Р. 659-670.
11. Baertsch R., Diekhans M., Kent J., Haussler D., Brosius J. Retrocopy contributions to the evolution of the human genome // BMC Genomics, 2008. Vol. 9. Р. 446-454.
12. Harrison P.M., Hegyi H., Balasubramanian S., Luscombe N.M., Bertone P., Echols N., Johnson T., Gerstein M. Molecular fossils in the human genome: identification and analysis of the pseudogenes in chromosomes 21 and 22 // Genome Res., 2002. Vol. 12, №2. Р. 272-280.
13. Betran E., Wang W., Jin L., Long M. Evolution of the phosphoglycerate mutase processed gene in human and chimpanzee revealing the origin of a new primate gene // Mol. Biol. Evol., 2002. Vol. 19, №5. Р. 654-663.
14. Watanabe T., Totoki Y., Toyoda A., et al. Endogenous siRNAs from naturally formed dsRNAs regulate transcripts in mouse oocytes // Nature, 2008. Vol. 453, №7194. P. 539-543.
15. Gerstein M., Zheng D.The real life of pseudogenes // Sci. Am., 2006. Vol. 295, №2. P. 48-55.
16. Wilson B.A., Masel J. Putatively Noncoding Transcripts Show Extensive Association with Ribosomes // Genome Biology & Evolution, 2011. Vol. 3. P.1245 —1252.
Современный человек двоичен: биологическая организация его уже многие тысячелетия дополняется тем, что условно можно рассматривать как внешнее тело, которое в широком смысле называют культурой. Не входя в особые спекуляции по поводу ее философского значения, приведем самое простое и поэтому максимально общее определение. Создавая культуру, человек культивирует, то есть с точки зрения пользы изменяет окружающий его мир, тем самым совершенствуя себя.
Философская перспектива антропогенеза
Таким образом, на достаточно далеком от нас этапе развития вместо усложнения нашей внутренней самоорганизации судьба выбирает для нас качественно иной путь. Без больших клыков, острых когтей или быстрых лап залогом устойчивости homo sapiens как вида становится именно его внешнее тело, которое дает ему для выживания гораздо больше возможностей, чем традиционная биологическая эволюция.
Культура - это объект чрезвычайной сложности, однако сам этот критерий биологического развития, очевидно, в условиях антропогенеза имеет уже совершенно недостаточный характер, ибо в качестве более важных факторов начинают выступать социальная, культурная и даже философская составляющие. И в этом отношении эволюция как достижение более прогрессивного состояния уже не может полноценно работать для анализа социального развития.
Что такое совершенный человек? Философия до сих пор не нашла на этот вопрос ответа, который устраивал бы всех. Здесь на сугубо формальном уровне возникает своеобразный порочный круг, когда критерии оценки результатов развития мы черпаем из символической составляющей, возникшей в результате антропогенеза. Более того, наше понимание эволюции homo sapiens коррелирует с такими
W
4
Валерий Еворовский,
заведующий Центром историко-философских и компаративных исследований Института философии НАН Беларуси, кандидат философских наук, доцент
исключительно человеческими вопросами, как смысл жизни, достижение индивидуального или всеобщего счастья, соотношение добра и зла, предпочтительности и удобства для людей тех или иных социокультурных условий проживания.
Очевидно, что сложность и даже лучшая приспособляемость к условиям жизни не всегда свидетельствуют о безусловном прогрессе человеческого рода. Более того, в различных философских системах сама идея прогресса гуманоидной популяции подвергается постоянным сомнениям. Подводные камни при рассмотрении эволюции содержит и определение нашего биологического вида как человека разумного. Безупречное с точки зрения естественных наук, оно вызывает определенные философские сомнения. Те идеалы науки, на которые опирается эволюционная биология, складывались в эпоху Просвещения, когда главным достижением человека считался именно разум, который в максимально широкой и потому упрощенной дефиниции может быть представлен как умение адекватно воспринимать окружающую реальность. Однако последующее развитие как философии, так и других социальных наук достаточно убедительно показало, что способность к интеллектуальной деятельности - только маленький фрагмент многогранного ком-
плекса сознания и подсознания, которые являются непременными признаками современного homo sapiens.
Сама модель человека и как философская проблема, и как психологическая все больше усложняется. Homo sapiens как способный мыслить и осмыслять, а значит, нести полную ответственность за свои поступки, - во многом модель устаревшая. Достижения психоанализа, исследования в сфере бессознательного, то есть неосознаваемого и в некоторых отношениях бесконтрольного, ставят под вопрос возможность измерения параметров личности или существования человека социологического в еще большей мере, чем это было, например, полтора столетия назад.
Однако в любом случае для наилучшего понимания современного индивидуума наиболее продуктивен именно анализ социокультурной составляющей его эволюции, которая с этой точки зрения имеет два измерения - внешнее и внутреннее, ибо усложнение того, что мы выше обозначили как культуру, постепенно вызывает качественные изменения внутреннего мира человека, той многогранной структуры, которая как раз и является проявлением его разумности.
В этом контексте как конкретное существование homo sapiens, так и общее развитие нашего рода можно рассматривать
о
X X
5
X
через следующую дихотомию. Созданное усилием всего человечества, наше внешнее тело в свою очередь на каждом конкретном этапе эволюции становится ведущим фактором формирования внутреннего мира человека. В рамках философии рационализма в контексте развития естествознания данная ситуация описывается как проблема соотношения внешнего мира вещей и содержания нашего сознания, в котором есть те же вещи, но в идеальной форме, например, как чувственные образы или рациональные конструкции. Следовательно, то коренное отличие, которое подчеркивает природу homo sapiens уже как конкретного индивида, -это особым образом сформированный внутренний мир, представляющий собой сложный синтез переживаемой в данной момент ситуации, результатов воспитания, восприятия традиций, системы убеждений, характера разделяемых ценностей и др. И в этом отношении эта внутренняя составляющая, сложный, многомерный, не всегда понятный до конца, но все же идеальный продукт деятельности мозга, есть тот микрокосм, где протекает жизнь конкретного человека. Применительно к теме нашего рассмотрения, те или иные черты ментальной конфигурации индивида могут интерпретироваться как индикаторы и антропогенеза, и общей (уже социокультурной) эволюции человека.
Мир возникает для нас, конечно, не с первым взглядом, а с начальными попытками рефлексирования или даже синтетического восприятия реальности. И, по идее, для конкретного индивидуума все кончается с его последним вздохом. Таким образом, даже в случае философского обобщения такие ключевые составляющие общечеловеческого существования, как бесконечность мира и глобальная протяженность истории, формируются через осознание того, что это не соответствует нашей личной сути, но приобретается как вера или идеология через общение с
внешним миром и получением жизненного опыта.
Тем не менее даже в универсальном плане каждая конкретная пространственно-временная схема, а точнее, то, что мы называем реальностью, - также продукт человеческого ума, который имеет время возникновения, гибели (а вернее, постепенной трансформации в иную форму), а нередко и своего автора. Например, мы часто говорим о ньютоновском мире, предполагающем пустоту, строгую подчиненность законам механики и прочие хорошо известные компоненты.
Следует отметить, что почти всегда эти типы реальности, которые последовательно становятся этапами социокультурной эволюции, являются философскими конструкциями, то есть производятся непосредственно умом, часто интуитивно и неосознанно. В этом отношении неясным остается вопрос о первичности или вторичности такого рода дискурса. Видимо, как во многих других случаях, истина находится где-то посередине. С одной стороны, новая реальность, производимая из ничего, обречена на скорое забывание, с другой, формирование иного в недрах коллективного сознания и обыденного мышления тоже нуждается в интеллектуальной инъекции, а это значит - в философском импульсе. Кроме того, новое, а кардинально новое - в еще большей степени, должно не только родиться, но и развиться, а это значит, что необходим диалог. Так, философская реальность как продукт творческой активности и человеческого прогресса может одновременно ассоциироваться и со снежным комом, и с симфонией, когда та или иная идея, возникнув в интеллектуальном сообществе через диалог, дополняется и развивается, потом активно функционирует и, наконец, угасает. По сути дела, творение философской реальности похоже на деятельность любой научной школы, с тем лишь исключением, что подобные конструкции имеют более глобальное значение, то
есть при абсолютном успехе формируют основы мироздания той или иной цивилизации.
И в этом отношении развитие человека как объекта социокуль-туной эволюции начинается в недрах мифологии. Общеизвестно определение мифологии как расширения внутреннего мира человека на макрокосм и даже слияния с ним. Хотя в мифологическую эпоху не было еще и человека, по крайней мере, границы между внешним и внутренним миром были стерты. Но уже тогда действовала закономерность, которая позднее стала актуальной и для философии, - мир объяснялся из наличия опыта. Отсюда, например, грандиозная картина порождения, ибо человек еще долго не знал другого способа появления нового, кроме как из самого себя, причем не в нашем абстрактном понимании этого вопроса, а в самом непосредственном - в биологическом процессе рождения.
В принципе, творение мира из себя до сих пор осталось главным методом философии, ибо у философа нет иных средств, кроме его спекулятивных способностей, поэтому мир описывается именно таким, каким он видится и представляется. В этом пункте рассмотрения порождения мира из самого себя и для самого себя сходство между мифологией и философией кончается. И дело здесь именно в границах и различиях, которые хотя бы в техническом или формальном плане являются главным содержанием процесса духовного развития.
Философия в ее классических формах основывается на логических рассуждениях. В этом отношении ее базовая категория - понятие, отграниченное искусственно, - понимание конкретного. Философский дискурс четко разделяет мир на главное и второстепенное, внешнее и внутреннее, вечное и преходящее. Более того, любая философская система в явной или скрытой форме ставит вопрос о первооснове, то есть той начальной сущности, из которой все происходит.
Важен в этом отношении вопрос о характере знания, или, выражаясь абсолютно простым языком античной философии, о том, как и в какой форме природа появляется в голове человека, насколько точно, а главное, адекватно образ совпадает со своим прототипом.
Со времен Платона и Аристотеля известен «Вопрос о природе вещей». То есть если первоначальная работа древнегреческой философии по построению социокультурной реальности была основана на разделении мира на фрагменты, то позднее встал вопрос уже об их структуре, о строении той силы, которая ответственна как за дифференциацию, так и за последующий синтез мира. То есть внешняя реальность, где мы живем, - это уже не совсем физическая Вселенная, но продукт деятельности коллективного разума, который в соответствии с традициями мышления и восприятия исторически конкретной эпохи путем анализа разлагает воспринимаемую реальность на отдельные элементы, чтобы потом через процедуру синтеза воссоздать нечто новое, понятное человеку, а потому освоенное. Именно в этом контексте возникает следующий вопрос, который, очевидно, не существует в физическом мире, но чрезвычайно актуален именно в рамках построенной человечеством Вселенной. Мы имеем в виду вопрошание о первоначале мира, или исходной (божественной или материальной), создавшей переживаемую нами реальность.
Поиски так называемой первичности не обходят главную вещь, которую философ имеет в наличности, - его самого. Основополагающим для кодификации любой спекулятивной системы является различение Я и не-Я, или, в более широком смысле, без прямых ссылок на философию Просвещения и в частности на Фихте, граница между тем, что принадлежит непосредственно тебе, и тем, что уже (или еще) находится вне тебя. По сути дела, начало выделения познающего из
познаваемого - это и отправной пункт в развитии философии, и главный маркер дальнейшей эволюции конкретно-исторического типа личности. И это другая конфигурация философской двоичности созданного человеком мира. Вещь двоична потому, что она имеет нечто основное, существенное, постоянное (не для нее, а для нас), и окружающее это ядро второстепенное, феноменальное, временное. Мир же, в свою очередь, двоичен потому, что состоит из субъекта и того, что противостоит последнему. Все же основные нюансы, которые в рамках глобального философского знания являются совсем не частностями общих конфигураций всех систем и школ, - это вопросы о системе взаимоподчиненности основных элементов мира.
Справедливости ради нужно также отметить, что во многих случаях философия исходит не из двоичности, а из троичности Универсума. Ибо там и субъект, и объект являются частями некой третьей силы, которая их порождает или творит. И здесь перед философией возникает вопрос о структуре самого субъективного. Ибо если человек такая же вещь, как все остальные (ибо створен пусть внешней, но заведомо разумной высшей силой), то он тоже по крайней мере двоичен.
Возвращаясь к теме «вещности» человека, следует затронуть очередную философскую проблему нашего первоначала. Что в человеке не просто главное, а самое существенное? Или, выражаясь в духе декартовского cogito, что есть то, что на самом деле является Я и продуцирует, подобно Богу, все, что мы называем человеком? А учитывая, что на протяжении долгого времени идеалом философии был именно человек познающий, причем постигающий действительность именно путем пассивного созерцания, данное начало знания мыслилось как основа человека и то главное, что в нем приобретало значение без связи с его биологической конструкцией и даже наперекор ей.
Развитие рациональности вплоть до конца Х1Х в. (до Ницше, а в полном смысле - до Фрейда) рассматривалось как отправной пункт всего человеческого, а значит - с позиции нашего интереса и как главный маркер социокультурной эволюции. Поэтому для философии всегда был актуален и вопрос, поставленный Декартом. Если человек способен созерцать, в том числе и себя, значит должно быть нечто, что может созерцать, но не быть созерцаемым. А коль мы говорим об этой первооснове, то это есть то, что творит человека и без чего он таковым не является.
В более раннем и самом доступном для обыденного сознания смысле своеобразный аналог cogito - душа. В частности, с точки зрения христианского вероучения, именно наличие души не только отличает человека от других элементов тварного мира, но и обязывает его следовать тому кодексу поведения, который мы под влиянием ренессансной традиции называем гуманным. У животных нет души, а значит, на них не распространяются заповеди божьи.
Преодоление реальности связано с понятием ценности, характеризующим философский дискурс, ибо различие между двумя вещами предполагает и некоторое отношение между ними. Последнее во многих случаях означает оценку, то есть введение в оборот следующего после гносеологического подхода аксиологического взгляда на реальность. В наиболее развитой форме, которую предлагает нам философия, эта область социокультурной динамики имеет два важнейших ответвления. С одной стороны, мы говорим об этическом разделении на доброе и злое, а с другой, есть эстетическая дизъюнкция прекрасного и безобразного. В классическом философском подходе аксиологические различения применимы лишь к тому, что создано, то есть является предметом практической деятельности. Причем субъект подлежит только этической, а творение рук чело-
о
X X
5
X
о
X X
5
X
веческих - также эстетической оценке. При отрицании третьей (высшей) силы природное, а значит внечеловеческое, аксиоло-гически нейтрально.
В этом отношении реальность не может быть заведомо доброй или злой: она приобретает подобный статус, когда носит преходящий или темпоральный характер. В онтологическом смысле разграничение в вещи сущего и феноменального ставит вопрос не только о природе принципа субординированности разных элементов одного объекта, но и о соответствии произведенного его первоначальному замыслу. Идеалы мира, противостоящие несовершенной реальности, -старейшая философская проблема, возникающая одновременно с выделением субъекта из мира стихий.
Напомним, что уже софисты ставили во главу угла своей деятельности обучение, развитие, причем не только мудрости, но и практических способностей. А это значит, что они признавали возможность совершенствования людей. Эта простая, казалось бы, схема всегда предполагает наличие и более фундаментальной философской составляющей, а именно некоего конечного образа человека, его идеала, часто -в недосягаемой форме. Действительно, среднестатистического человека можно поднять до более высокого, но не наивысочайшего уровня. Уже со времен античности над обществом витал образ мудреца, а позднее гения, дар к познанию которых был предопределен особо.
Подобным образом всегда мыслилась и неустроенность мира. В частности, для христианства и некоторых других религий мир преходящ, он изначально зол и потенциально травматичен для личности, а жизнь - это своеобразное испытание, определяющее место человека в вечности. Причем с этой точки зрения вопрос о путях совершенствования мира заведомо вторичен. В философии же желание улучшения одинаково свойственно
как микрокосму, так и макрокосму. Однако стремление знать о совершенствовании окружающей реальности ставит проблему определения критерия безупречного - следующего признака социокультурного развития.
Какие идеалы есть у человека и общества? Что первично для той или иной структуры ценностей? Очевидно, как во многих таких случаях, что ответы на эти вопросы неоднозначны и разнятся от системы к системе. Более того, значимость или преходящий характер той или иной вещи некоторым образом детерминируется в рамках того определенного социального процесса, в котором она пребывает. Хорошим примером здесь, хотя из смежной области, будет так называемый парадокс ценности, сформулированный Адамом Смитом. Почему вода, вопрошал он, которая значит для человека гораздо больше, стоит гораздо меньше, чем бриллианты? В таком же ключе мы можем поставить вопросы и ко многим философским системам, например: почему спекулятивная активность, которая никогда не входила в число первоначальных потребностей человека, занимает в философии основополагающее место? Ибо от прямого философствования очень далеко стоят вопросы, как утолить жажду и где добыть себе хлеб насущный.
Конечно, отсутствие мышления уже в конкретно-практическом смысле приводит к невозможности и поесть, и напиться, однако чрезвычайная развитость этого качества зачастую приводит к тем же результатам в плане обеспечения физических потребностей. Таким образом, в сфере философии мы получаем своеобразную модификацию парадокса Адама Смита: почему спекулятивное мышление, которое в практическом плане менее полезно, чем добывание воды и хлеба, на уровне, например, интеллектуальной истории, ценится несравнимо больше?
Подавляющая часть «надстройки» над индивидуальным человеческим телом - это то, что
иногда называется общественным разумом. То есть, с коллективной точки зрения, важность теоретической силы не подлежит сомнению. Настоящая проблема -своеобразная инверсия, оценка индивидуального разума с точки зрения общественной пользы, но и она еще не дает ответ на наш вопрос о том, как иерархия различных сфер духовности сконструирована у самого человека.
Тем не менее факт остается фактом: если большинство классических философских систем не только выстраивают духовную сферу, но и понимают самого человека именно с позиции приоритета разума, а сам разум сводят к той или иной перво-сущности, то мы имеем здесь не только модель того, что позднее назовем личностью, но и определенный образец объяснения всего мира. Как наличие изменчивого и постоянного в вещи, видимо, заставили человека задуматься о природе сущего, так и признание многомерности его самого может быть связано с поисками образцов для философского осмысления всего Универсума.
Summary
With using the methodology of the historical and philosophical reconstruction, it is considered the nature and the key stages of social and cultural evolution of human being. It is shown that homo sapiens's special ideal structure (despite of his/here biological entity) had been become the object under modification and changes at the stage of the mythological realization. This structure may be described as inner world of homo sapiens or his/ her microcosm. This realm that had been arisen from the divergence of the things that should be grasped and the results of that acquiring was simultaneously the start of the philosophical thinking and the main markers of the process further development of the personality. Creating during the efforts of the all humanity the culture on its turn becomes a factor in the formation of the inner world of the person on each particular stage of the sociocultural development.
