CC BY
310
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 15 (269). Философия. Социология. Культурология. Вып. 24. С. 79—85.
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ
К. Н. Суханов
ФИЛОСОФИЯ научной истины
В статье анализируются концепции научной истины в известных философских моделях динамики науки. Общий смысл указанных концепций в конечном итоге усматривается в построении теоретических моделей науки, совместимых с юмовским тезисом о теоретической неразрешимости проблемы объективной истины.
Ключевые слова: истина, внешняя истина, внутренняя истина, научная истина, корреспондентская теория истины, когерентная теория истины.
С термином «истина» философы связывают два различных смысла. Первый смысл можно выразить словами «внутренняя истина», обозначающими высказывание, обосновываемое другими высказываниями внутри относительно замкнутой, цельной системы высказываний, в частности, внутри аксиоматизированной теории. Внутренняя истина выступает, таким образом, в логическом модусе выводимости, согласованности, когерентности знаний. Именно в таком модусе характеризуются математические теоремы как логические следствия принятых аксиом и ранее выведенных теорем. Истинность теорем аксиоматизированной математики непосредственно является вопросом чистой логики (при условии общезначимости правил логики в смысле переноса значений истинности с посылок на заключение). Вопросом чистой логики является также истинность сложных высказываний, истинных в силу одной своей логической формы. Второй смысл термина «истина» выражается словами «внешняя истина», обозначающими знание, адекватное объектам внешнего мира.
Большинство авторов философских моделей динамики науки фокусируют свое внимание на проблеме обоснования внешней истинности научных представлений. Указанная
проблема не тривиальна: еще Юм не без оснований утверждал, что человек отдает себе отчет о содержании своих представлений, оперирует этим содержанием и вместе с тем не имеет возможности сравнить это содержание с содержанием внешнего мира «самого по себе» и таким образом доказать адекватность своих представлений внешнему миру. При этом существенно, что человек на том же самом основании не может доказать и неадекватность своих представлений внешнему миру. Проблема адекватности теоретически неразрешима, и человек, вообще говоря, на уровне веры, согласно Юму, свободен придерживаться либо тезиса об объективной истинности человеческих представлений, либо тезиса об отсутствии такой истинности.
Авторам философских моделей динамики науки, в общем, известен юмовский тезис о теоретической неразрешимости проблемы внешней истины. Этим авторам заявки науки на внешнюю истину известны, и они, в сущности, пытаются найти в практике научного познания основания для разрешения альтернативы «адекватный - неадекватный» теперь уже применительно к самому юмовскому тезису. Собственно «соль» философских моделей динамики науки состоит в разработке теоретических моделей научного познания, в
частности, с целью получить свидетельства совместимости юмовского тезиса с наукой и науки с юмовским тезисом.
В основе кумулятивистской модели динамики науки непосредственно находится не вопрос о происхождение научных истин, но вопрос о сосуществовании научных истин, в том числе и независимых друг от друга. Кумулятивизм выражает убеждение в существовании окончательных истин научного познания и сводит динамику науки к постепенному, последовательному и непрерывному накоплению окончательных истин. Это значит, что получаемые наукой новые истины относительно рассматриваемых объектов ничего не меняют в содержании старых научных представлений, поскольку ни одна окончательная истина не может противоречить никакой другой окончательной истине. Принцип непротиворечивости является критерием согласованности научного знания. Прогресс научного познания может состоять лишь в открытии новых объектов, их новых свойств, их новых отношений (новых предметных областей). В таком ключе кумуляти-висты рассматривают, например, переход от классической физики, истины которой действительны в макромире, к современной микрофизике, истины которой действительны в мире элементарных частиц. Такой переход к новым научным истинам можно рассматривать в качестве научной революции лишь в том смысле, что новые истины в корне отличаются от истин, выполняющихся в ранее изученных предметных областях и неприменимых к новым предметным областям.
В адрес кумулятивистской модели высказывается обвинение в чрезмерно упрощенном понимании развития научного познания, в исключении качественного изменения научных представлений (об объектах одной и той же предметной области), в отрицании возможности отбрасывания ошибочных и устаревших научных представлений1. Основанием для такой критики является ссылка на реальную историю науки, демонстрирующую примеры пересмотра или даже отказа от старых научных представлений2. Тем не менее в кумулятивистской идее взаимодополнитель-ности научных истин есть доля справедливости. В подтверждение сошлемся на принцип дополнительности Бора, согласно которому эмпирические высказывания о взаимно дополнительных величинах (в частности, о
координате и скорости частицы), характеризующих микрообъекты точными значениями величин, не могут быть интегрированы в едином описании состояния микрочастицы. Соответствующие высказывания могут лишь дополнять друг друга, их можно принимать лишь в «накопительном» модусе.
Важнейшим «метафизическим» элементом концепции критического рационализма является принятие юмовского тезиса о теоретической неразрешимости проблемы внешней истины. Основанием для этого считается безнадежность разъяснения соответствия знания действительности3. В этой связи показательно отношение Поппера к предложенному А. Тарским семантическому определению истины как соответствия знания действительности.
А. Тарский писал, что ведет речь исключительно о трактовке интенций, содержащихся в «классическом» понимании истины как соответствия действительности применительно к формализованным языкам, в которых имеет смысл различение высказываний предметного языка и метаязыка4. Свои интенции Тарский иллюстрирует известным примером: ««Снег бел - истинно», если и только если снег действительно бел». При этом А. Тарский однозначно утверждает, что его семантическое понятие истины на почве обыденного («естественного») языка не только не может иметь точного определения, но и совершенно не может последовательно применяться5. Поппер выражает согласие с корреспондентской концепцией истины Тарского, но это согласие имеет, по нашему мнению, абстрактный характер, поскольку в конечном итоге он фактически уклоняется от использования этой концепции применительно к научным высказываниям и теориям. Формально отход от корреспондентской концепции истины мы усматриваем уже в трансформации Поппером указанной формулы Тарского ««Снег бел
- истинно», если и только если снег действительно бел». Из этой формулы Поппер предлагает изъять слово «действительно». В результате формулу Тарского становится легко трактовать в смысле обычной логической эк-виваленции двух высказываний: ««Снег бел»
- истинно» и «Снег бел».
Отказу от использования семантического понятия истины Тарского Поппер дает обоснование: задача разъяснения соответствия представлений внешнему миру «начинает
казаться безнадежной и... понятие истины становится подозрительным, и мы предпочитаем не использовать его»3.
Наиболее значимым аргументом Поппера в пользу отказа от использования корреспондентской концепции истины является ссылка на «смутность» понимания связи высказываний с действительностью и с чувственным опытом. Эта смутность демонстрируется Поппером в ходе критики «протокольных предложений» в смысле Р. Карнапа как высказываний о чувственных переживаниях, восприятиях субъекта (феноменалистская трактовка «протокольных предложений»): «Вижу красное», «Ощущаю острую боль» и т. п. Такого рода высказывания оценивались Карнапом как абсолютно достоверные истины, образующие фундамент научного знания. Поппер справедливо отмечал, что фиксируемые протокольными предложениями субъективные восприятия не интерсубъективны, поскольку в них нельзя непосредственно удостовериться другим людям (в этой связи странным представляется промелькнувшее у Поппера положение об интерсенсуальности научных теорий). Во внутреннем опыте мы можем «видеть» свои явления субъективного мира на основе некоторой интеллектуальной интуиции. Однако эта интуиция, во-первых, зачастую сбивает нас с верного пути, а во-вторых, субъективные восприятия не обладают абсолютной адекватностью действительному миру. Действительно, известный немецкий психолог Г. Гельмгольц приводил пример человека, который чувствовал боль в ампутированной ноге: это восприятие не выражает объективную истину, поскольку соответствующая нога ампутирована. В целом протокольные высказывания в смысле Карнапа имеют психологический характер. Они являются гипотетичными как в субъективном, так и в объективном аспектах.
Поппер дает нетрадиционную рационалистическую трактовку понятия «опыт». Опыт, согласно Попперу, является сплетением обычно ошибочных догадок - предположений, ожиданий, гипотез и т. п., их проверок и обучения на своих ошибках. Ни на одной стадии такой проверки не используются «данные чувственного опыта», трактуемые в смысле адекватного воспроизведения реальности. Высказывания обосновываются не «данными» чувственного опыта, но другими высказываниями, так же подлежащими проверке.
В соответствии с изложенным пониманием опыта любая реальность дается познающему человеку только в высказываниях, через высказывания как результаты дескриптивной и аргументативной функций языка.
Понимание объективной истинности так называемых высказываний наблюдения, именуемых сингулярными, по мнению Поппера, также сталкивается с трудностями. К сингулярным высказываниям в критическом рационализме причисляются частные высказывания типа «отчетов» о наблюдениях и экспериментах, относящихся к определенным конечным областям пространства и времени: «Эта нить имеет структуру 8», «К этой нити подвешен груз весом в два фунта» и т. п. В класс сингулярных высказываний попадают также специфические предсказания («Эта нить оборвется»). Сингулярные высказывания, согласно Попперу, не следует рассматривать в качестве абсолютно достоверных истин, поскольку не существует логических способов выведения истинности сингулярных (и вообще) научных высказываний из чувственного опыта6. Сингулярные высказывания логически (и это существенно для рационализма!) не выводимы из опыта.
Итак, исследователь не имеет непосредственно дела с объективной реальностью и не занимается сведением своих высказываний к чувственному опыту. Он замкнут в круге логических отношений гипотетических высказываний и теорий. Для него понятия «истинно» и «ложно» трактуются лишь в контексте выводимости одних высказываний (выражающих следствия, предсказания) из других высказываний и теорий. Так, предсказание р считается истинным, если оно следует из непротиворечивой конъюнкции некоторой теории и некоторого принятого (формулировка высказывания может мотивироваться в частности и чувственным опытом) базисного высказывания (выражающего начальные условия). Высказывание р ложно, если оно противоречит множеству принятых базисных высказываний.
Теория, как и отдельное высказывание, тем более истинна, согласно Попперу, чем больше она имеет истинных следствий в своем содержании. Максимума правдоподобности может достичь теория, которая «не просто истинна, но полностью и исчерпывающе истинна: если она соответствует, так сказать, всем фактам и, конечно, только реальным
фактам»7. Но это недостижимый идеал по сравнению с соответствием некоторым фактам. Окончательное обоснование или оправдание теорий находится «вне сферы человеческих возможностей»8.
Поппер рассматривал объективную, или абсолютную, теорию истины (корреспондентскую концепцию истины) как теорию (безнадежного для ясного понимания) соответствия высказываний фактам. Значимым моментом попперовской концепции истины является утверждение, что в «мире фактов мы можем стремиться к абсолютно истинным предложениям или, по крайней мере, к предложениям, которые как можно ближе приближаются к истине»9. В этом можно было бы усмотреть намек на онтологическое значение фактов. Однако у Поппера мы не нашли детального анализа того, что такое факт. Поппер использует прием контекстуального разъяснения этого понятия. О фактах Поппер говорит в смысле актов принятия или отбрасывания норм, создания норм, симпатий и антипатий человека, велений бога или любого другого авторитета делать нечто, принятия и проведения в жизнь сводов законов (социальные и политические факты), обучения на ошибках10 и т. п. Общего определения факта, повторяем, нет. Реальность предстает исследователю, согласно Попперу, только в форме гипотетических дескриптивных высказываний, и «эмпирическая» проверка, например, теорий сводится к установлению меры соответствия выводимых из теории следствий базисным высказываниям, принимаемым на основе некоторого решения.
По мнению Поппера, можно стремиться к истине, не заботясь особенно о значении этого термина. Задачей науки является поиск научных теорий, но никогда нельзя узнать, что они истинны. Истина - не единственная цель науки. Цель науки - интересная, глубокая, новая картина природы. Рост научного знания - не накопление истинных теорий и не движение к одной единственно истинной теории, но бесконечный процесс перехода от одной проблемы к другой. Только если имеется ответ на некоторую трудную, плодотворную, глубокую проблему, предположение об истине приобретает значение для науки.
Наука не является системой достоверных или хорошо обоснованных высказываний; она не представляет собой и системы, постоянно развивающейся к некоторому конечно-
му состоянию абсолютной истины. Наука никогда не может претендовать на достижение истины: мы не знаем - мы можем только предполагать. Наши предположения направляются ненаучной, метафизической верой в существование законов и регулярностей11. Индуктивный по своей природе опыт не может доказывать достоверную истинность теории, он может лишь опровергать, фальсифицировать ее. Вывод о ложности теории при этом вполне рационален, поскольку осуществляется в полном соответствии с общезначимой формой логического вывода по modus tollens.
Ученый обречен в конечном итоге лишь верить в истинность теорий. Таким образом, в соответствии с тезисом Юма, по тем или иным практическим соображениям в истинность теорий можно верить, не имея позитивных оснований для оправдания такой веры Научные теории следует рассматривать в качестве серьезных попыток найти истину. Однако даже если теория является истинной, это невозможно узнать (верификация не доказывает теории!). Намек на истинность теории дает упорная неопровержимость теории самыми строгими эмпирическими проверками. Но даже в этом случае мы только догадываемся о возможности данной теории быть истинной. Кроме того, сопротивляться критике может и ложная теория.
Мир, согласно куновскому историцизму, образуют объекты, являющиеся источниками наших ощущений. Человек не обладает прямым доступом к объектам, поскольку преобразование стимула в ощущение дает неявное, неочевидное знание. Исследователю остается полагаться на то, что он видит своими глазами или обнаруживает посредством инструментов, и принимать воплощенное в ощущениях знание природы при условии, что оно приносит успех на протяжении некоторого периода времени12. В этой позиции мы усматриваем обращение к вере и прагматистскому понятию успеха.
Неочевидность чувственного опыта Кун конвертирует в теорию парадигмы. Парадигма представляется, в частности, научной теорией, «работа» которой состоит в «заселении» предметной области исследования определенными сущностями, видами взаимодействия между сущностями, а также между сущностями и самим исследователем. Подобное «заселение» реализует «видение» природы ученым через понятийную сетку теории и реализует некоторую теоретическую модель
природы в определенном аспекте последней. При этом «какие-то расхождения между теорией и природой есть всегда, и часто это объясняется ошибочностью математического аппарата теорий»13. В связи со сказанным странным выглядит положение Куна о том, что существуют области (хотя их немного), в которых научная теория (даже математизированная) может быть непосредственно соотнесена с природой. Тем более что по Куну нет ни одного процесса, который в целом напоминал бы методологический стереотип опровержения теории посредством ее прямого сопоставления с природой. Лишь аномалии, ошибки предсказаний относительно инструментов или природы, сделанные на основе действующей парадигмы, свидетельствуют о том, что природа каким-то образом нарушает навеянные парадигмой ожидания и указывает на уязвимые стороны научных представлений14.
Ни одна парадигма как «видение» полностью никогда не разрешает все исследовательские проблемы. Любая парадигма сталкивается с проблемами, которые не поддаются натиску даже самых талантливых представителей парадигмы. Такие проблемы образуют аномалии. С осознанием аномалии область исследования, природа будет выглядеть уже иначе, чем раньше. Возникает потребность перехода к новой парадигме, и такой переход не может осуществляться посредством логики и нейтрального опыта. Он, подобно переключению гештальта, происходит всегда сразу. При этом каждая новая научная теория «в каком-то отношении дает нам лучшее представление, что же в действительности представляет собой природа»15.
Из приведенного обзора тезисов кунов-ской философии науки видно, что в сущности Кун ограничивает ученого видением природы. Вместе с тем, движение от одной парадигмы к другой реализует, согласно Куну, движение к лучшему видению действительной природы. Понять куновский тезис о движении к лучшему представлению действительной природы, по нашему мнению, невозможно без уяснения куновской трактовки научной истины. Согласно Куну, истина и ложь обнаруживаются определенно и недвусмысленно тогда, когда утверждения сопоставляются с фактом, т. е. когда они касаются соответствия между теми сущностями, которыми теория «населяет» природу, и теми, которые в ней «реально существуют». Смена парадигм подводит уче-
ных «все ближе и ближе к истине»16. В действительности мысли Куна о приближении к истине означают просто «возрастающую детализацию» видения природы, улучшающую понимание исследователем своих представлений. Критерием более совершенного понимания природы не является его объективная истинность. И хотя Кун провозглашает, что задачей экспериментальной работы в рамках парадигмы является приведение теории во все более тесное соответствие реальному миру с помощью новых способов предсказания, представления о соответствии между онтологией теории и ее «реальным» подобием считаются «в принципе иллюзорны-ми»17. Только в этом контексте можно понять историцистский тезис о том, что следующие друг за другом теории просто по-разному характеризуют элементы универсума: раньше считали мир тем-то и тем-то, теперь считают по-другому. При переходе к новой теории преобразуется видение природы и интерпретация наблюдений при неизменности самого действительного мира. Сама природа не дает никакого основания для того, чтобы предпочитать новую теорию старой теории18. Научное познание мира в итоге не является ни простым накоплением окончательных истин (процесс накопления внутренних истин имеет смысл только внутри отдельной парадигмы), ни углублением, уточнением, развитием старых научных представлений.
Наука, согласно С. Тулмину19, - это популяции различных форм научного знания -понятий, проблем, исследовательских процедур. Использование термина «популяция» свидетельствует о том, что тулминовская концепция адаптирует дарвиновскую теорию эволюции в форме фермерской селекции к описанию динамики науки. Популяция понятий считается базовой.
Эволюция науки обязана мутациям (терминологическим новшествам, процедурным новшествам, ассимиляции идей из других областей знания и т. п.) отдельных элементов научных популяций. Мутации в науке появляются в результате обнаружения явлений, не укладывающихся в «матрицу понимания» и создающих аномалии. Отбор полезных научных новшеств (мутаций) осуществляет интеллектуальная профессиональная научная элита, которая способствует закреплению возникших инноваций, в частности, на основе авторитарных решений отдельного учено-
го или референтной группы ученых. На отбор мутаций влияют также объективные (научная политика государства и корпораций) и интеллектуальные (обширность объяснительного и предсказательного потенциала теорий с мутированными элементами) факторы. Интеллектуальные факторы относятся к решающим условиям эволюции науки, социальные - к необходимым условиям.
Истина не фигурирует у Тулмина среди факторов выдвижения и отбора научных новшеств. Отбор новшеств в концепции Тулмина ориентируется на критерий полезности. Видимо, в этой связи считается, что в своем отношении к проблеме истины Тулмин руководствуется установками американского прагматизма. Действительно, апелляция к критерию полезности отбора результатов «мутаций» и другие положения теории микрореволюций порождают мысль о том, что философия прагматизма является «абсолютной предпосылкой», лежащей в основе тулминовской философии науки. Однако весь вопрос - в содержании этой абсолютной предпосылки.
Сходство манеры научного исследования по Тулмину с прагматистской картиной исследования, несомненно, имеется. Особенно близок Тулмин, по нашему мнению, Чарлзу Сандерсу Пирсу. Человек, согласно Пирсу, живет и действует в мире. На стандартные ситуации он вырабатывает стандартные типы действия. Частое успешное повторение стандартного действия осознается человеком как средство успешного достижения определенной жизненной цели и становится верованием (индуктивно выработанной уверенностью в успешности применения средства), имеющим своим результатом устойчивое и удовлетворенное состояние человеческого ума. Выводящие из этого состояния трудности теоретического или обыденного порядка порождают у человека сомнения и беспокойство, от которых человек стремится избавиться. Средством преодоления сомнения в общем случае для Пирса является мышление, исследование: деятельность мысли возбуждается сомнением и прекращается, когда верование достигнуто.
Тулминовская концепция введения и отбора интеллектуальных новшеств в принципе укладывается в изложенную схему Пирса: рассматриваемые в концепции микрореволюций введение и отбор интеллектуальных новшеств являются типичными примерами че-
ловеческих действий по достижению целей в «стандартных» (наличие «напряжений» внутри научных популяций и между ними) ситуациях. Повторяемость действий выдвижения и отбора была бы немыслимой, если с этими действиями не связывалась бы некоторая доля уверенности (верования) в их успешности при использовании социокультурных и профессиональных ресурсов. Результатом отбора мутаций является достижение состояния относительной устойчивости и удовлетворенности научного интеллекта, реализующего себя в новой «матрице понимания».
Не оспаривая близость Тулмина с прагматизмом в части употребления понятия «полезность», мы, однако, не считаем, что такая близость может быть основанием для того, чтобы однозначно вменить Тулмину общее отрицательное отношение к корреспондентской или к когерентной трактовкам истины и сведение истины к полезности. Дело в том, что сами представители прагматизма решают проблему истины далеко не однозначно. Факт признания прагматистами объективной истины зафиксирован отечественными исследова-телями20. В примечании 13 на той же странице указанного учебника отмечается, что «так поступали вообще все прагматисты». В § 384 пятого тома своих «Collected Papers» Пирс пишет, что в науке «мы можем с помощью рассуждения установить, каковы вещи в действительности и по истине»21. Исследователи справедливо отмечают, что у Пирса нет «одномерного редуцирования» истины к полез-ности22. У. Джемс, в свою очередь, выражает приверженность по меньшей мере когерентному пониманию истины, когда требует согласованности каждого нового исследования с совокупностью «прежних истин»23.
Прагматисты критически относятся к понятию объективной истины в двух аспектах. Во-первых, в аспекте недостижимости объективно истинного знания универсума (мира) в целом. Но можно еще раз напомнить, что и Ф. Энгельс считал, что вполне соответствующее своему предмету мысленное построение мировой системы остается на все времена делом невозможным. Во-вторых, некоторые прагматисты критикуют понятие объективной истины в русле юмовской традиции, согласно которой, как уже говорилось, невозможно теоретически доказать соответствие знания внешнему миру. Поэтому Дьюи, например, рассматривает понятия и идеи лишь
как простые инструменты и планы человеческого действия, об истинности которых можно говорить лишь в меру успешности выполнения выраженного в них плана. Согласно прагматистам, принять ли за истину одно или другое мнение (теорию, «формулу мира») -зависит от того, будет ли для кого-нибудь в определенные моменты жизни практическая разница от такого решения. Прагматистская критика понятия истины и во втором аспекте является, таким образом, выражением действительной философской проблемы доказательства объективного содержания знания.
С учетом сказанного можно сделать вывод: даже если Тулмин действительно ориентировался в вопросах истины на прагма-тистские установки, то из вышеизложенного содержания концепции микрореволюций еще не вытекает, что эта концепция однозначно является проявлением общего отрицания научной истины и абсолютно полной ее замены понятием полезности. Чисто теоретически из того факта, что Тулмин не использует понятие истины при описании выдвижения и отбора научных новшеств, не следует общее отрицание им возможности существования корреспондентских или когерентных истин.
Согласно Фейерабенду расширение области применения научной теории, которое, как кажется, увеличивает эмпирическую поддержку теории, «нельзя рассматривать как признак истинности и соответствия с приро-дой»24. Теория может прийти в столкновение со свидетельством не потому, что она некорректна, а потому, что свидетельство порочно. Кроме того, результаты наблюдений всегда говорят в пользу теории, так как формулируются в ее терминах.
Таким образом, упомянутые авторы философских моделей динамики науки весьма осторожны. Согласно дилемме Юма, они не утверждают, что научные знания не являются объективной истиной. Возможность такой истины чисто теоретически допускается. Однако доказать объективную истинность научных представлений не представляется возможным. Выходит, в науке может работать только понятие «внутренняя истина».
Примечания
1 См.: Касавин, И. Т. Кумулятивизм // Современная западная философия : словарь / сост.
B. С. Малахов, В. П. Филатов. М. : Политиздат, 1991.С. 146.
2 См.: Лебедев, С. А. Философия науки : слов. осн. терминов. М. : Акад. проект, 2004.
C. 113-114.
3 См.: Поппер, К. Логика и рост научного знания. М. : Прогресс, 1983. С. 220, примеч. 28.
4 Tarski, A. Der Wahrheitsbegriff in den formalisierten Sprachen // Karel Berka, Lothar Kreiser. Logik - Texte : Kommentierte Auswahl zur Geschichte der modernen Logik. Berlin : Akademie-Verlag, 1971. S. 450.
5 См.: Tarski, A. Der Wahrheitsbegriff in den Sprachen der deduktiven Disziplinen // Karel Berka, Lothar Kreiser. Logik - Texte : Kommentierte Auswahl zur Geschichte der modernen Logik. Berlin : Akademie-Verlag, 1971. S. 357.
6 Поппер, К. Указ. соч. С. 408.
7 Там же. С. 354.
8 Там же. С. 394.
9 Там же. С. 402.
10 См.: Там же. С. 400-401, 410, 412.
11 Там же. С. 226.
12 См.: Кун, Т. Структура научных революций / пер. с англ. И. З. Налетова; общ. ред. С. Р. Микулинского, Л. А. Марковой. М. : Прогресс, 1977. С. 155, 252, 255, 256.
13 Там же. С. 115.
14 См.: Там же. С. 221, 80, 110, 48.
15 Там же. С. 269.
16 Там же. С. 223, 114, 269.
17 Там же. С. 269.
18 См.: Там же. С. 134.
19 См.: Тулмин, С. Концептуальные революции в науке // Структура и развитие науки: из Бостонских исследований по философии науки / пер. с англ. А. Л. Никифорова ; науч. ред. изд-ва Л. В. Блинников. М. : Прогресс, 1978.
20 См.: Современная буржуазная философия : учеб. пособие для студентов вузов / под ред. А. С. Богомолова, Ю. К. Мельвиля, И. С. Нар-ского. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1972. С. 241.
21 Цит. по: Современная буржуазная философия. С. 236.
22 См.: Грицанов, А. А. Пирс // Новейший философский словарь. 3-е изд., исправл. Минск : Кн. дом, 2003. С. 751.
23 Джемс, У. Прагматизм. СПб., 1910. С. 150.
24 Фейерабенд, П. Избранные труды по методологии науки / пер. с англ. и нем. А. Л. Никифорова ; общ. ред. И. С. Нарского. М. : Прогресс, 1986. С. 175.
