CC BY
209
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2012. № 1
ОНТОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
В.В. Миронов*
ФИЛОСОФИЯ КАК СОБЫТИЕ
Статья посвящена исследованию внутренне противоречивой специфики философии, которая, стремясь к постижению бытия, не сводит его к достижению отдельных истин, а выходит на гносеологический, онтологический, аксиологический и праксеологический уровни рассмотрения полученных знаний о мире и человеке. Обращение к историко-философскому наследию, начиная от Античности и заканчивая работами современных философов, позволяет автору проследить глубинную связь философии с мифологией и словом, определить интегративную составляющую философских взглядов в виде метафизического отношения к бытию и с этих позиций попытаться найти ответы на вечные проблемы, касающиеся возможности достижения истины в познании бытия, сущности добра, красоты и справедливости, происхождения и назначения человека.
Ключевые слова: философия, бытие, мифология, метафизика, принцип универсализма, гносеология, онтология, аксиология, праксеология, истина.
M i r o n o v V.V. Philosophy as an event
The article is devoted to research of self-contradictory specificity of philosophy which, aspiring to the comprehension of being, does not reduce it to achievement of separate truths, but goes into gnosological, ontological, axiologi-cal and praxeological levels of consideration of the obtained knowledge of the world and human being. The reference to a historical-philosophical heritage, beginning from the Antiquity and at the end of works of modern philosophers, enables the author to retrace the deep tie of philosophy with mythology and a word, to determine an integrative component of philosophical views in the form of the metaphysical attitude to being and from these positions to try to find answers to the eternal problems, concerning possibilities of achievement of truth in cognition of being, essence of good, beauty and justice, origin and destination of human being.
Key words: philosophy, being, mythology, metaphysics, principle of universalism, gnoseology, ontology, axiology, praxeology, truth.
Одним из «вечных» вопросов философии выступает проблема выявления ее специфики. С одной стороны, философия стремится к научному самовыражению и выступает формой рационально-
* Миронов Владимир Васильевич — доктор философских наук, профессор, член-корр. РАН, декан философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, заведующий кафедрой онтологии и теории познания, тел.: 939-19-25; e-mail: [email protected]
теоретического сознания, с другой стороны, будучи глубоко личностным образованием, она связана с внерациональными компонентами постижения бытия. Иначе говоря, человек не только познает мир, в определенном смысле дистанцируясь от него, рассматривая как внешний объект, но и переживает свое собственное бытие в этом мире. Совокупность знания о бытии и его субъективные переживания формируют систему ценностей человеческого существования, в которой рационально-теоретические и ценностно-эмоциональные компоненты тесно переплетены и являются основой мировоззрения человека. Именно это порождает внутренне противоречивую специфику философии, которая, стремясь к постижению бытия, не сводит его к достижению отдельных истин или совокупности этих истин, а пропускает получаемое знание сквозь призму оценок и эмоций. Это придает философии характер незавершенности при нацеленности на познание предельных оснований бытия.
Философия возникает на той стадии культуры, когда человек начинает осознавать себя как творческое существо, способное осмысливать мир, далеко выходящий за рамки его биологической сущности как просто живого существа. Сам факт зарождения философии — это «СО-БЫТИЕ» в том смысле, что человек как мыслящее существо приравнивает свое индивидуальное «Я», индивидуальную сущность к Бытию как таковому, выходя за пределы природного существования. С этого момента философия реализуется как знание, выходящее за пределы эмпирического постижения мира, как реализация и демонстрация внутренних возможностей человеческого мышления, что позже конституируется в культуре как метафизическое отношение к миру. Благодаря мышлению, для которого нет ограничений, человек становится равным Бытию, преодолевая конечность своего природного существования, т.е. смертность. Отныне мир трактуется не как чисто природное образование, а как сложная система, в которой всегда присутствует две стороны — Природа (Мир) и Человек («Я»). Мышление человека «одушевляет» природу, и внутренние, духовные, компоненты человеческого существования становятся столь же важными для его развития, как и физические закономерности.
Масштабность явления философии миру, несмотря на замкнутость индивидуального человеческого мышления как такового, проявляется в самом факте зарождения философии. Удивляет характер «одновременности» данного события в мировой истории. Философия возникает сразу в нескольких культурах, приблизительно в VII—VI вв. до н.э., но в данном случае для нас более важным представляется не столько хронологическое совпадение, сколько своеобразный феномен «временной и социокультурной одновременности». Как отмечал Карл Ясперс, это был момент взлета
человеческой культуры и результат закономерности становления человеческого духа.
Человек как разумное существо начал осваивать природу изначально материальным образом, овладевая орудиями труда, присваивая себе возможности использования некоторых природных явлений, например, огня и воды. Это создало материальные предпосылки становления, по выражению К. Ясперса, «великих культур», которым на определенном этапе стало «тесно» в рамках «естественного» взаимоотношения с природой. Такой «скачок» в развитии человечества можно отнести к планетарному явлению, так как нарушилась природная логика развития, основанная на материальном взаимодействии с природой. Человек начинает постигать мир, но, главное, он начинает осознавать самого себя в качестве мыслящего существа, и сразу в нескольких культурах появляются великие мыслители, великие не только для своего, но и для нашего времени. Ясперс перечисляет их: Конфуций, Лао-Цзы, Мо-цзы в Китае; Зароастр в Иране; палестинские пророки Элия, Иссая и Иеритий; Парменид, Гераклит, Платон в Греции. В Индии в этот же период появляются Упанишады. Переживание мира переходит из сферы чисто материальной в сферу мысли и духа. Такая культурная «одновременность» позволяет Ясперсу говорить о своеобразной «уплотненности» мирового времени, когда в течение нескольких столетий появляются все основные направления философии. «В это время были выработаны основные категории, посредством которых мы мыслим до сих пор, и были созданы мировые религии, опираясь на которые, люди живут и поныне. Благодаря описываемому процессу были поставлены под вопрос воззрения, нравы и положения, которые до этого ценились неосознанно. Все завертелось в водовороте» [К. Ясперс, 2000, с. 103].
Возможность мыслительного постижения бытия, возможность раскрытия его тайн с помощью человеческого разума, возможность, что представлялось совершенно удивительным, использовать получаемые знания, тем самым подтверждая их истинность из бестелесного феномена мышления, перевернуло саму природу человека, постепенно превращая его из существа, подчиненного природным силам и стихиям, в самостоятельную и внутренне свободную индивидуальную личность. Появился «современный человек», т.е. человек философствующий. Он «осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя над пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения» [К. Ясперс, 1991, с. 32—33]. Это было завершение мифологической и начало совсем другой эпохи — эпохи рационального переосмысливания всей жизни человечества, включая и переосмысливание мифов как основополагающих смысловых структур того периода. «Мифы
были преобразованы и постигнуты с новой глубиной в то самое мгновение, когда миф в целом был разрушен». Конечно, социокультурные обстоятельства определяли форму развития такого феномена, как философия, но, что называется, «джин вырвался из бутылки наружу», и остановить его оказалось невозможным, хотя и такие попытки периодически повторяются. Поэтому в одних культурах философия изначально формируется как вариант религиозного сознания, в других — в ней на первый план выходят проблемы этического или эстетического плана. На Востоке разрыв с мифом был не столь радикален, как в Европе. Можно даже говорить о естественной кристаллизации религиозно-философских систем (конфуцианство и даосизм в Китае; веданта в Индии) внутри традиционных систем восточных верований. В силу глубочайшего традиционализма, особого внимания к мистической интуиции и созерцанию в философском творчестве, а также почитания Учителя конфликт между философией и религией на Востоке был практически невозможен. Смертный приговор Сократу за оскорбление греческих богов — это нечто совершенно немыслимое для восточной культурной традиции. Европейской философской мысли, напротив, начиная с Древней Греции свойственна большая связь с наукой и опора на ее позитивные результаты. Если на Востоке великие философы — это чаще всего еще и крупнейшие религиозные деятели-реформаторы, то на Западе они по преимуществу выдающиеся ученые типа Пифагора, Фалеса или Аристотеля.
Однако, несмотря не все различия, на всю опосредованность социально-исторической практикой, в развитии философии большее значение имеет ее собственная внутренняя логика, отражающая логику развития самого человеческого мышления. Важнейшей частью этой метафизической логики развития была изначальная связь философии с мифом, а значит со словом, которое лежит в основе любого мифа [см., напр.: С.С. Аверинцев, 2004]. Слово становится своеобразным средством и результатом «выхода» мысли наружу, из субъективной сущности отдельного «Я», отдельной личности с целью передачи ее другим личностям. Слово изначально связывает людей в мыслящее и общающееся сообщество, что в свою очередь влечет за собой необходимость и возможность понимания Другого, его внутренней сущности. Кроме того, возможности использования слова порождают новые типы творчества человека.
В наиболее явном виде это проявляется в античной культуре, где эти процессы происходят в чистом виде. Философское мышление, зародившееся в Античности как тип рефлексивного отношения к миру, выступало в этот момент в своем чистом, первозданном виде, будучи не обремененным традициями и социокультурными обстоятельствами. Оно даже не имело своего названия (своего вы-
деленного из других слова) и было генетически связано с мифологией и становящейся в этот же период литературой. Это изначальное родство философии со словом вообще, с литературой и филологией как наукой о слове было и остается важнейшей компонентой философского мышления. Философия еще не оформлена, но уже понятен ее главный вектор развития, связанный с конструктивной работой «философской мысли, прокладывающей путь в неизвестность и получающей при этом импульсы от энергии слова» [там же, с. 106]. Энергия слова возникает в процессе конструктивной работы мыслителя с содержанием и значениями слов как таковых задолго до их превращения в понятия и термины. Из мифа возникают становящиеся литературные формы, основанные на придании письменного значения словам, рассыпанным в мифе в устной форме. Это сегодня для нас мифы представляют собой то некие фиксированные тексты, то принятую литературную форму, но так было не всегда. Изначально миф — это особый способ описания мира, особый тип мышления, в котором реальные события переплетены с их переживанием и конструированием этих переживаний в образах. Переплетение реальности и фантастики, материальности и чудес рождены «самой первобытной жизнью и ее наивной верой в обязательность и повседневность чуда» [А. Тахо-Годи, 2005, с. 11]. Миф — это не сказка как разновидность уже особого литературного творчества. Миф — это и не легенда как сконструированная фиксация социально-политических обстоятельств и событий с целью их оправдания или изобличения. Миф — это и не религия, хотя в соединении с культом становится «ее «теоретическим» фундаментом» [В.В. Соколов, 2010, с. 15].
Миф возникает как особый тип мировоззрения, основанный на чувственно-образном восприятии мира, который оказал и продолжает оказывать влияние на всю человеческую культуру. В мифе человек наряду с осознанием внешней природы («ОНО») фиксирует свое «Я» как некую относительную выделенность из бытия или осознаваемую индивидуальность. Одновременно это позволяет осознать свою зависимость от сообщества, в котором он существует, т.е. свою коллективность («МЫ»). ОНО, или природа, — вечно и устойчиво, тогда как существование «Я» внутри этой устойчивости, напротив, не может быть осмыслено вне понятия временности. Таким образом, возникает «тотальное понятие природы», а «фактор времени, противостоящий вечности, образует важнейшие предпосылки субъектности. Именно этот фактор свидетельствует о нарастающей активности субъектного начала» [там же, с. 12]. В этот период человек еще не в силах задавать рациональные вопросы природе, отделяя объект от субъекта. Окружающий мир воспринимается непроизвольно, но это не значит, что в результате такого восприятия он не познавался. Это было познание иного типа, чем
в зародившейся позже науке. «Мифологические представления... порождали "образы", в которых при всей их суммарности не содержалось ни доли обобщения. Мифотворческий образ — производное именно мифотворческого мышления со всеми законами мифотворческого восприятия пространства, времени и причины, с его слитностью субъекта и объекта» [О.М. Фрейденберг, 1978, с. 21]. А это, в свою очередь, означает начало становления особого типа раннего мировоззрения, или мировосприятия, связанного прежде всего с эмоциональным переживанием бытия, заполненного «бесчисленным множеством самыхразличных, довольно размытых образов» [В.В. Соколов, 2010, с. 14]. В мифологическом сознании субъектное мышление не может существовать без образов, они предшествуют понятию, понятийному мышлению.
Постепенно субъектное мышление, перейдя на уровень понятийного, превращает человека в человека современного, все в большей степени отделяющего от себя природу. Возможность восприятия природы вне себя дает импульс становлению науки. Однако и здесь роль образного мышления остается достаточно высокой, заполняя лакуны, недоступные теоретическому осмыслению бытия, в условиях отсутствия эффективной верификации гипотез, например в космологии. Более того, и в современной науке гипотеза во многом выступает как образное конструирование объекта, которому трудно придать точное выражение, или, в рамках нашей тематики, трудно подыскать Слово.
Именно с момента того, когда человек стал человеком говорящим, «следует констатировать и рождение мысли, пускай главным образом ассоциативной, "дологической"» [там же, с. 12]. Это общение через образы, созданные реальными людьми, их психикой. Слово, соединенное с психическим восприятием (еще до появление письма и фиксированных понятий), направленное на психическое восприятие, реализуется как «мифообраз», который успешно выполняет конкретно-обобщающую функцию [там же, с. 16]. Античная философия (становящаяся философия в целом) подыскивает себе слова, ищет новые словесные формы выражения, даже звуки. Она в буквальном смысле, как отмечает С.С. Аверинцев, выхватывает для себя слова «из родной стихии быта» как выловленную рыбу [С.С. Аверинцев, 2004, с. 112], трансформируя их в термины. Это очень тонкая работа по различению языковых (прежде всего, фонетических) оттенков слова и момент создания понятий. Слово многозначно, оно играет возможными смыслами, проявляясь в той или иной сфере бытия и человеческого творчества. Миф, порожденный словом, в свою очередь порождал слова как обозначения, а философия реализуется как собирание и развитие смыслов. Слово метафорично и содержит в себе множество смыслов. Философия
выбирает значение для своего слова, пытаясь отойти от значений обыденного языка. Философия — это «застывшая метафора: бытовое слово, систематически употребляемое в несобственном смысле» [там же, с. 117].
Для внешнего наблюдателя, или, если угодно, обывателя, и сегодня философия непонятна. Она оперирует внешне обыденными словами, но «выворачивает» их привычные значения. Она играет словами. Она сама представляется интеллектуальной, заумной (т.е. находящейся за рамками обыденного ума) игрой, которая не всегда и не всем доставляет удовольствие и которую действительно трудно понять. С позиции здравого смысла, как отмечал еще Гегель, философия часто трактуется как глупость. Ведь всегда легче всего говорить и рассуждать о том, о чем ничего не знаешь. В этом случае внешне знакомый предмет кажется простым и легко понимаемым. Однако известное от того, что оно известно, еще не становится познанным автоматически [Г.В.Ф. Гегель, 1959, т. IV, с. 16]. Опираясь только на здравый смысл, безусловно, можно облечь банальные истины в личины философских одежд, которыми данная банальность прикрывается, однако к философии это не имеет никакого отношения1. Непонятность может выступать и как не проясненный понятийными уточнениями смысл, но и как особый дидактический прием (некая смысловая хитрость, как у Гераклита), «воздействующий на читателя в нужном направлении....» [С.С. Аверинцев, 2004, с. 107]. Мысль, которая иногда кажется сегодня всего лишь метафорой о том, что все уже было в Античности, отражает глубокую сущность этой стадии развития культуры, ибо поиск новых смыслов в знакомых словах, придание им необычных значений действительно во многом превратили работу более поздних философов в интерпретацию этих идей и слов, разбросанных античными мыслителями в смысловом пространстве философии2. Философия,
1 «Печально то, что незнание и даже бесцеремонное и лишенное вкуса невежество, неспособное сосредоточить свои мысли на каком-либо абстрактном предложении, а тем более на связи между несколькими предложениями, выдает себя то за свободу и терпимость мышления, а то и за гениальность» [Гегель Г.В.Ф. 1959, т. IV, с. 3]. Замечание Гегеля современно, так как вскрывает механизм внешне «свободного», раскрепощенного философствования, которое так популярно сегодня и обозначается самыми разнообразными терминами, но в основе, которого чаще всего лежит нежелание и неумение систематически рассуждать. Здесь мы сталкиваемся не с творческим мысленным усилием, а с произвольным умствованием, с суетным порождением из самих себя "новых" смыслов, которые часто являются лишь тривиальностями здравого смысла.
2 «Поэтому, например, замечательное по глубине и четкости изложение Гераклита у Гегеля, с одной стороны, весьма близко отражает отвлеченную сущность его философии, будучи во многом адекватной ее логической формулой, но, с другой стороны, именно в силу своей логичности и отвлеченности не имеет никакого отношения к Гераклиту» [там же, с. 116].
возникнув из мифа, несмотря на рационально-теоретическую направленность, сохраняет сущностное родство с мифом. В условиях дефицита конкретных знаний о бытии она переносит обоснование в сферу сконструированного разумом «АБСОЛЮТА», выступая от его имени. С этим связана особая повелительность философской речи, напоминающая проповеди, так как философ говорит не от имени самого себя, а от имени АБСОЛЮТНОЙ ИСТИНЫ. Поэтому для философа важна риторика как средство, усиливающее воздействие аргументов на слушателей не только с помощью логики и истины, но и за счет психо-эмоционального воздействия на человека. Слово в такой форме становится мощным фактором коммуникационного воздействия, которое было четко осознано античным мышлением. Философия, несмотря на ее становление как рационально-теоретического способа мышления, сохранила в себе установку на сознательное конструирование образно-смысловых реальностей, которые не всегда могут верифицироваться действительностью. Парадоксально, но именно умозрительный и даже спекулятивный характер и своеобразная «оторванность» от конкретных проблем позволяют философии решать их вне рамок опредмеченного научного знания. Философия формировалась как становление особого типа словесного творчества, направленного на постижение бытия. Но человек был всегда индивидуальным, а не только общественным существом. Поэтому философия приобретает характер наиболее глубокого индивидуального творчества, направленного на постановку и решение проблем, далеко выходящих за рамки бытийной индивидуальности. В этом заключается один из парадоксов философии, а именно попытка размышлять о бесконечном, будучи существом конечным и смертным.
Именно это определяет метафизичность философского знания в принципе (как бы ни пытались сегодня эту метафизичность «хоронить»). Без метафизики как принципа мышления и рефлексии над предельными основаниями бытия и личности философии быть не может.
Удивительно, но именно Иммануил Кант, которого часто называют разрушителем метафизики, во многом определил основные векторы ее понимания. Пытаясь описать собственное понимание философии, он не пошел по пути некоего завершенного ее определения, что во многом является занятием бессмысленным, а представил ее как совокупность смысловых проблемных метафизических уровней, задающих при их решении единую сущность философии. Кант не был создателем чисто гносеологической линии в философии, напротив, его позицию можно интерпретировать как созидательную в плане реабилитации метафизики. «Попытка Канта реабилитировать метафизику осуществлялась не в виде постановки
вопроса о первых принципах сущего, вместо этого он поставил вопрос о возможности знания этих принципов. Прежде чем может быть представлено бытие сущего в его структуре, согласно Канту, следует проверить понятия и принципы нашего мышления относительно их способности к решению такой задачи. Следовательно, это требовало «метафизики метафизики» [Kants Gesammelte Schriften, 2000, bd., 10, s. 269), которая могла бы, как «Критика чистого разума», определиться с возможностью такой науки» [Х. Хофмай-стер, 2006, с. 132]. Кант попытался уйти от сведения метафизики к онтологическим проблемам — по преимуществу к проблемам природного бытия и прорваться к самому источнику метафизического познания, который для него олицетворял разум. Поэтому он считал необходимым и оправданным то, что разум сам себя может делать предметом собственных исследований и в критике самого себя определять свои возможности и границы. В результате первые принципы, archai, исследование которых считалось предметом метафизики, рассматривались не как определения сущего, а как определения самого разума, который «есть способность, дающая принципы априорного знания» [И. Кант, Критика чистого разума. 1994, с. 120]. Это стало специфической заслугой кантовской теоретической философии» [там же].
Отсюда вытекает и его различение задач философии. Существует первичный уровень освоения философии, который он называет «школярской» философией. Пределы такой философии задаются школой как институтом, который призван предоставлять обучающемуся набор наиболее общих знаний из самых различных областей действительности. Философия здесь — это некоторая совокупность наиболее общих представлений о проблемах, которые стояли в истории философии и с которыми должен был ознакомиться каждый культурный и образованный человек в рамках своего самовоспитания, так же, как он должен знакомиться с религией, искусством, правом, не становясь при этом обязательно верующим, художником или юристом. Знакомиться с такой философией следует на ранних стадиях обучения, говоря современным языком, в рамках среднего школьного образования. Сами по себе эти знания не учат людей философии, а лишь учат тому, что понимали под философией другие люди. В результате такого обучения человек не научается философствовать, а лишь приобретает положительное знание о ней.
Однако кроме этого существует философия как особая наука о последних целях человеческого разума, которая придает ценность всем другим видам знания, выявляя их значение для человека. Именно в этом плане она выступает как философская мудрость. Философ, стремящийся к такой мудрости, должен постигать то, насколько
знание может способствовать достижению высших целей Человека и Человечества. «Если существует наука, действительно нужная человеку, то это та, которой я учу — а именно, подобающим образом занять указанное человеку место в мире — и из которой можно научиться тому, каким быть, чтобы быть человеком» [И. Кант, 1964, т. 2, с. 206].
Кант формулирует основные вопросы, на которые должна отвечать эта философия в ее всемирно-историческом значении:
Что я могу знать?
Что я должен делать?
На что я могу надеяться?
Что такое человек?
Ответы на эти вопросы, пишет Кант, позволяют философии определить: «1. Источники человеческого знания. 2. Объем возможного и полезного применения всякого знания и, наконец 3. Границы разума» [там же, с. 332].
Попробуем проанализировать вопросы, поставленные философом, и дать им более широкую интерпретацию.
«Что я могу знать?» Ответ на данный вопрос связан с особым пониманием взаимоотношения Человека с Миром. Человек познает мир, но это познание — не просто слепок бытия, а результат сложного взаимоотношения между человеком и предметом познания. По Канту, часть знаний содержится в разуме в априорной форме, носит доопытный, надприродный характер. Исследование процесса познания и знания в целом является одной из важнейших сторон философского предмета, которая обозначается как гносеология, или учение о познании. Но это, в свою очередь, требует от философа выработки неких общих представлений об устройстве мира, сущности бытия в целом, что и входит в область онтологии — другой важнейшей стороны философского предмета.
«Что я должен делать?» Ответ на этот вопрос требует предварительно исследовать «объем и возможности применения наших знаний», но он дополняет гносеологическую проблематику перенесением акцента в исследовании предельных взаимоотношений между Миром и Человеком на индивида. Здесь рассматривается проблематика этического характера, связанная с взаимоотношениями между людьми, ставятся и решаются общие проблемы: что есть нравственность вообще; существуют ли абсолютные критерии нравственности; может ли человек следовать этим критериям в жизни; что есть зло и добро и пр. Таким образом, можно очертить этико-праксеологическую сторону философии .
«На что я могу надеяться?» Здесь исследуется феномен веры, в том числе и религиозной, как одной из фундаментальных предпосылок человеческого существования. Причем сама вера также
подвергается философскому, а следовательно, критическому анализу как особый феномен человеческого сознания, как важнейший элемент культуры. Анализируя данные проблемы, философ выделяет основные экзистенциалы человеческого существования, поэтому данную предметную область можно обозначить как экзистенциальную часть философии.
«Что такое человек?» Это, по Канту, итог философствования, когда на основании решения предшествующих проблем выясняется действительная роль, место и предназначение Человека в мире. Это предмет изучения того, что сегодня мы называем философской антропологией. И здесь мы переходим на следующий проблемный уровень философии, связанный с тем, что в центре философских исследований всегда стоит Человек и что одна из целей философского знания — выявление сущности и предназначения Человека, размышление о его месте в мире, отношений с миром, взаимоотношений с другими людьми и т. д.
Перечисленные вопросы философии, задающие границы ее проблемного поля, позволяют нам представить философию как особый культурный феномен, форма которого варьируется от эпохи к эпохе, зависит от конкретной социокультурной ситуации, в том числе и от индивидуального переживания этой ситуации мыслителем. Именно это позволяет часто называть философию «самосознанием эпохи или культуры» (Маркс). А общим для такого рода самосознания всегда остается единая проблематика, которая базируется на исследовании фундаментальных, предельных основ бытия и человека, преломленных через сознание индивида. Конечно, мы даем здесь определенную интерпретацию кантовской философии, поэтому отдельные полученные результаты могут отличаться от канонических текстов немецкого философа. Однако мы делаем это сознательно, усматривая именно в этом смысл философствования. Мы пытаемся найти здесь новые смыслы, созвучные нашему времени и настроению. Таким образом, несколько модифицируя мысли Канта, мы можем говорить, что предметом философии является бытие как особая сложная система, включающая такие его подсистемы, как Мир и Человек. Философия выступает как знание о предельных взаимоотношениях (закономерностях), которые существуют между миром и человеком на всех уровнях бытия.
Мир — это окружающая нас природа на всех ее уровнях, включая общество. Это то материально-всеобщее (вспомним чувственно-материальный Космос у древних греков), что противостоит Человеку и частью чего он одновременно является в качестве одухотворенного существа. Человек рассматривается в философии, с одной стороны, как творческий субъект познания и носитель сознания и мышления, а с другой — как самостоятельный объект философ-
ского познания, объект самосознания. Человеческое «Я» — это и сознание, и мышление, и дух, и особая мыслящая структура бытия. Поэтому противопоставление мира и человека, духа и материи является условным, так как они слиты в едином бытии. Определение сущности человека есть фактически выявление различных сторон его взаимоотношений с миром, базирующихся на представлениях об истинном знании. С этих позиций философию можно определить как разумное искание ответов на вечные проблемы человеческого бытия. В самом первом приближении к таким вечным проблемам можно отнести вопрос о первоначалах бытия, о возможности достижения истины в их познании, о сущности добра, красоты и справедливости, о происхождении и назначении человека.
И здесь сразу возникает вечный вопрос о том, каким образом можно объединить данные проблемы в одном понятии «философия», если мы имеем огромное разнообразие совершенно противоположных концепций. То есть нам необходимо установить: существует ли во всех этих концепциях нечто общее? Вильгельм Дильтей называл это проблемой выявления сущности философии, т.е., во-первых, установления общих моментов в разнообразных философских системах, а, во-вторых, определения принадлежности систем к единому мыслительному подходу [В. Дильтей, 2001]. Даже с первого взгляда интуитивно можно предположить, что все философские концепции объединяет широкий «квазиэмпирический» базис, на который она опирается в своих обобщениях — от обыденного опыта до научных знаний. Из этого вытекает такая особенность философии, как попытка связать все эти разрозненные данные некой универсальной связью. Обозначим это принципом универсализма. Самые различные философские концепции — от Платона и Аристотеля до Канта и Гегеля несут на себе этот признак универсализма. «Независимо от предмета отдельных систем или их метода, все они, в отличие от отдельных наук, основываются на всей совокупности эмпирического сознания — жизни, опыте, опытных науках — и стремятся таким путем к решению своей задачи... Этому соответствует стремление объединить разрозненное, создать связь и распространить ее, не считаясь с границами отдельных наук» [там же, с. 19].
Следующая особенность — достижение общезначимости полученных знаний посредством рационального обоснования и аргументации. «С этим связано стремление идти в аргументации до того последнего пункта, в котором достигается обоснование философии» [там же]. Кроме того, важной особенностью философии выступает историческая преемственность ее концепций. «Всякий живой философский труд возникает в этой непрерывности; прошлое
философии сказывается в каждом отдельном мыслителе, так что, когда он даже отчаивается в решении великой загадки, его новая позиция все же определяется этим прошлым. Таким образом, все позиции философского сознания и все определения понятия философии, в которых находят себе выражение эти позиции, образуют одну историческую цепь» [там же, с. 21].
Таким образом, в философии боролись две линии в понимании ее предмета, которые отразили двойственность ее предмета как единства рационально-теоретического и ценностно-эмоционального — пифагорейско-платоновская и аристотелевская. Это два основных вектора, которые то значительно расходились, то сближались, но всегда присутствовали рядом3.
Платон рассматривает философию как своеобразный инстинкт, который перерастает в особое знание — философское знание. «Всякая великая жизнь вытекает из восторга, заложенного в высшей природе человека. А так как мы запутаны в мире чувств, то эта высшая природа сказывается в бесконечной тоске. Философский Эрос переходит от любви к прекрасным образам и, через ряд различных ступеней, доходит до знания идей. Но и на этой высшей ступени наше знание остается гипотезой: предметом ее являются неизменные сущности, реализованные в действительности, но никогда ей не дано постигнуть причинной связи, простирающейся от высшего Добра к отдельным вещам, в которых мы созерцаем Вечное. В этой великой тоске, которую никогда не может успокоить наше знание, и лежала исходная точка внутреннего взаимоотношения между философией и религиозностью, живущей в полноте Божественного» [там же, с. 23—24]. Может быть, боясь потерять внутренние возможности слова, потенциальную поэзию и богатство разнообразных, в том числе и противоположных, смыслов под давлением логического препарирования и перерождения слова в термин и пытаясь сохранить смысловое богатство потенциальных смыслов слова, Платон, не отказываясь от рационально-понятийного мышления, развивает диалектику как главный метод философского познания. Именно диалектика позволят сохранить тенденцию, идущую от Пифагора, трактующего философию как любовь к мудрости. Это была грандиозная постановка задачи и не менее грандиозный вариант ее решения. Результатом стала одна из самых развитых в истории человеческой культуры форма синтетической философии, гармонично сочетающей в себе рациональные и внерациональные средства выражения философской идеи.
3 Правда, наряду с софийным и эпистемным, Г.Г. Майоров в своей книге выделяет уровень технематический, идущий от наследия киников и софистов и ориентированный на техническую изощренность языка [см.: Г.Г. Майоров, 2004].
Сохраняя в философии наряду с теоретической практическую часть, Аристотель не отрицает того, что она должна исследовать проблемы ценностного характера, но, безусловно, теоретическая, или научно-рациональная, часть доминирует. Философия «создает теорию знания как основу всякого научного труда, ее центральный пункт — универсальная наука бытия» [там же, с. 26], т.е. метафизика, которая, исследуя фундаментальные проблемы бытия, намечает те или иные их решения, а значит, вырабатывает систему фундаментальных принципов и законов философского отношения к бытию, миру и человеку. Аристотель выстраивает эпистемный тип философствования, говоря о том, что в основе беспредпосылочного знания о всеобщем и сущности может находиться лишь абсолютная предпосылка, абсолютная истина, в противном случае любое философское может оказаться ложным. Философия — это особого рода наука, которая исследует систему первоначал, что позже обозначается термином «метафизика». Диалектика должна быть дополнена дедукцией, опирающейся на абсолютную истину как предпосылку выводов4.
Реально данные векторы не были оторваны друг от друга, тесно переплетались, их было трудно развести5, да иначе и быть не могло, ибо в основе философской работы лежало Слово, которое присутствовало и в устной речи, и в поэзии, и в прозе. Философы уже могли всему давать определения, но с помощью поэтического языка и метафор гораздо легче было добиться разъяснения и понимания. И тогда философия начинает поиск оригинальной формы самовыражения, адекватной собственному предмету. Уже у Сократа и Платона, несмотря на «софийность», одновременно происходит конституирование традиции, основанной на понятийном мышлении и отрыве от своих изначальных литературных корней. Сократовская рефлексия еще идет рука об руку с сократовской иронией. В ее основе лежит критический анализ высказываний оппонента и самокритичное отношение к самому себе. Наиболее адекватной формой самовыражения философии, по Сократу, является диалог.
4 Г.Г. Майоров эмоционально по этому поводу пишет: «Истолковав ее как эпи-стему, зажатую в тиски формальной логики, Аристотель лишил ее изначальной духовной самобытности, превратил из поэзии в скучную прозу, из творчества любви в работу рассудка» [см.: Г.Г. Майоров, 2004, с. 46]. Понимая эмоциональный пафос Геннадия Георгиевича, полностью согласиться с ним мы не можем, так как рациональная работа разума, в том числе и в ее жестко логическом варианте, вряд ли является скучной работой и она может принести не меньшее удовлетворение, чем поэзия.
5 Аристотель отмечает, сравнивая Гомера и Эмпедокла, что у них «нет ничего общего, кроме размера. Поэтому первого правильно называть «поэтом», а второго — натурфилософом [«физиологом] скорее, чем поэтом». Лактанаций сокрушается о том, что Эмпедокла «не знаешь, куда и отнести: к поэтам ли или к философам» [Фрагменты ранних греческих философов, ч. 1, 1989, с. 339].
Сократовский диалог, правда, по существу еще таковым не является. Это своеобразный монологичный диалог, в котором реально философствует сам Сократ. Это форма провокационного диалога, когда оппонент выступает в качестве своеобразной «боксерской груши», на которой философ оттачивает свою логику. Постепенно диалог становится главной формой описания философской дискуссии. Но если у Платона это еще и синтез литературы и философии, поэзии и логики, то позже в классической традиции — это диалог идей как таковых, осуществляемый на высоком уровне абстракции.
Таким образом, метафизический подход к исследованию бытия проявляется в беспредельности философского знания. Наука исследует сущность саму по себе, явленную, предметную сущность. Именно познание этой предметной сущности позволяет говорить о «точности», но о точности именно внутри опредмеченной сущности. Это особая сознательная установка, или экзистенция, по мысли Хайдеггера, позволяющая все подчинить принципу научного исследования. Занимаясь предметным, наукой, научным исследованием, человек обнаруживает нечто, находящееся за пределами научного исследования, за пределами предметности. Некое «ничто», т.е. все то, что наука отбрасывает. «Ничто — чем оно может быть для науки, кроме бреда и вздора?» — вопрошает Хайдеггер [М. Хайдеггер, 2007, с. 25]. Но ничто остается и, более того, оказывается необходимым для науки, она все время обращается к нему, выходя за рамки предметной ограниченности. Вот этот выход за пределы предметности, за пределы вообще и приближает нас к понятию метафизики. «Метафизика — это вопрошание сверх сущего, за его пределы, так, что мы получаем после этого сущее для понимания как таковое и в целом» [там же, с. 34]. Метафизика — это «перешагивание за сущее в целом: трансценденция» [там же]. Иначе говоря, метафизика исследует беспредельное, запредельное, над-предметное и т.д. Это некая потенция человеческого мышления — выходить за пределы предметного мышления, некое желание, некая экзистенция. Это, если хотите, природа человека. Метафизика «не есть ни раздел школьной философии», вторит Хайдеггер Канту, «ни область прихотливых интуиций. Метафизика есть основное событие в человеческом бытии. Она и есть само человеческое бытие» [там же, с. 37].
В этом смысле философия, конечно, не наука, так как она сориентирована на метафизическое мышление, т.е. на мышление принципиально надпредметное. Не может быть опредмеченной философии. Ее нельзя изучить, в нее можно лишь погрузиться, осуществив тем самым процесс философствования. Поэтому попытки связать сущность философии с поиском наиболее общих
закономерностей также ошибочны. Это попытки построить философию по образцу конкретных наук, сконструировать ее как особую науку. Именно эта претензия на познание закономерностей провоцирует вывод о том, что философия может быть уподоблена частным наукам. Возникают варианты «научной» философии, что приводит к массе противоречий в трактовке самой философии, ее истории. В этой ситуации всегда соблазнительно выставить некоторую отдельную систему в качестве единственно научной, а предшествующие концепции рассматривать лишь как этапы ее становления. Этому в свою очередь противостоят обратные попытки трактовать философию как форму духовного освоения бытия, которая никак не связана с его рациональным познанием. Тогда понимание философии персонализируется и представляет собой некое индивидуальное восприятие бытия.
Существуют, конечно, и другие точки зрения, поэтому спор о том, является ли философия наукой или нет, бесконечен, и можно лишь говорить о наличии некой, достаточно смутной (иногда проявляющейся) единой компоненты, выступающей в виде наличия единого смыслового пространства, границами которого являются ключевые философские проблемы, которые можно обозначать как основные вопросы философии. И в этом смысле каждая из философских концепций дополняет наше общее представление о мире, создавая из мозаики взглядов, настроений и переживаний общую картину мира. Поэтому невозможно дать некое всем подходящее определение философии, которое всегда будет временно и ограниченно и может быть использовано лишь в методических целях, а гораздо эффективнее описать указанное проблемное смысловое пространство.
Сегодня философия является весьма дифференцированным видом знания, включая в себя совокупность огромного количества дисциплин — таких, например, как этика, эстетика, логика, история философии и др. Это может создать впечатление, что изучение философии есть, по сути, последовательное изучение всех этих философских наук. Однако на самом деле это не так или не совсем так, поскольку особенность философии заключается именно в ее целостном характере, и каждая из упомянутых дисциплин тесно взаимосвязана с другими дисциплинами. Более того, абсолютизация дифференциации дисциплин в философии неизбежно приводит к серьезным методологическим ошибкам, когда общее фундаментальное решение проблемы подменяется ее дисциплинарной интерпретацией, часть выдается за целое, а сам философ замыкается в узком кругу своих профессиональных проблем. Это чревато утратой самой сути философии как стремления к мудрости и цельности миропонимания.
Например, если мы говорим об истине, то ее понимание может быть очень различным. В логике это может означать, по существу, правильность или корректность вывода, который очень далеко отстоит от реальных объектов. То есть речь идет о некоей особой истине — логической истине. Понятие истины может в значительной степени зависеть от ее индивидуального восприятия, что характерно, например, для искусства. Здесь часто говорят о художественной правде, т.е. о некоей символически-художественной форме истины, а сама истина отождествляется с красотой, с прекрасным. Истинными могут обозначаться системы нравственных ценностей, опосредованные верой человека. Говорят также о социальной, правовой истине и т.д. Казалось бы, наиболее полное понимание истины реализуется в науке. Однако и здесь дело обстоит не так просто. Здесь чаще всего берут такой признак истины, как соответствие действительности, но разнообразие форм последней порождает и разнообразные формы истинности, ее критериев, которые существенно различаются в зависимости от предметов разных наук. Так, эмпирические критерии истины не работают в математике или теоретической физике, и, напротив, использование стандартов математической истинности значительно корректируется (если только вообще не отменяется) содержанием реально исследуемых объектов, например социума или человека. В отличие от этого, метафизика исследует истину как таковую, находя общее в разнообразнейших формах ее конкретного проявления. Поэтому в метафизическом смысле истина нередко трактуется как подлинное бытие, в отличие от бытия неподлинного (Платон, Флоренский), которое можно постигать и рациональным образом, и путем религиозного откровения. Метафизика не сводит понятие истины к какому-то одному аспекту. Здесь человек исследуется не только как личность, находящаяся в определенных социальных обстоятельствах, зависимая от определенных ценностных и эстетических регулятивов, но и как определенный слой бытия, мира, Космоса. То есть, можно сказать, что метафизика — это предельный вид философского знания, связанный с наиболее абстрактной и глубокой формой рефлексии (размышления) человека над проблемами личного и мирового бытия.
С этих позиций человек трактуется не как абстрактное «среднестатистическое» образование, а как индивид, личность. Поэтому наряду с проблемами постижения бытия как такового, совпадающего с миром в его целокупности, он исследует и самого себя, свое «Я» как часть бытия, рассуждает о проблемах взаимоотношения между человеком и окружающим бытием, человеком и человеком. И в этом аспекте центральной проблемой метафизики и всей философии выступает вопрос о смысле индивидуального существования, ибо именно знание смысла собственной жизни делает че-
ловека мудрецом — хозяином собственной судьбы и разумным участником жизни мирового целого. При этом философ прекрасно понимает, что вечные проблемы бытия на то и вечные проблемы, что не имеют исчерпывающих, раз и навсегда данных решений. Чем глубже и тоньше данный ответ, тем больше новых вопросов ставит он перед свободной и творческой человеческой мыслью, подвигая каждое новое вступающее в жизнь поколение прокладывать свои тропы, ведущие к подлинной мудрости. Из того факта, что окончательно решить вечные проблемы человеческого бытия (и, соответственно, вечные проблемы философии) невозможно в принципе (иначе они не были бы вечными!), вовсе не следует, что философ не должен пытаться предлагать свои собственные варианты их решения. Напротив, он всегда стремится это сделать, причем в максимально обстоятельной и систематической форме. Последовательно решая вечные проблемы, философ формирует то, что носит название «мировоззрение». Мировоззрение есть система взглядов на мир, на человека и, самое главное, на отношение человека к миру. Отсюда не будет ошибкой дать еще одно определение философии, которое было особенно популярно у русских философов (С.Л. Франк, П.А. Флоренский и т.д.): философия есть учение о цельном мировоззрении.
Результатом предельной проблемной рефлексии над бытием и самим собой становится то, что человек вырабатывает в себе определенную культуру мышления, особого рода метафизическое отношение к миру и к любому исследуемому объекту. Это особое метафизическое отношение учит удивляться неизреченным тайнам бытия и грамотно вопрошать это бытие, критически оценивать окружающих и самого себя. Занятия философией шлифуют интеллект и обостряют интуицию, закаляют дух и нацеливают на открытое существование в мире, когда человек больше всего ценит разумную последовательную аргументацию и продуманность жизненной позиции. Поэтому можно сказать, что философия есть прежде всего сам творческий процесс философствования, которым можно овладеть лишь в результате его систематического освоения. Поэтому не случайно говорят, что философия есть школа мысли.
Таким образом, с самого своего возникновения в философии наличествует некое прочное центральное ядро, как бы сердце философии — это метафизика. Хайдеггер отмечает, метафизика — это само бытие, преломленное через человека. «Метафизика есть основное событие в человеческом бытии» [М. Хайдеггер, 2007]. Соединение задачи постижения сущего, несоразмерного человеческой индивидуальности, но познаваемой через нее, приводит к рискам и заблуждениям. Но иного пути нет. Науки отгораживаются предметностью, метафизика надпредметна. Именно поэтому она дей-
ствительно является сердцем философии, без нее философия как таковая невозможна. «Философия есть приведение в движение метафизики, в которой философия приходит к самой себе и к своим настоятельным задачам. А философия приходит в движение только благодаря своеобразному скачку, в котором наша собственная экзистенция посвящается сущностным возможностям человеческого бытия в целом» [там же]. Еще один образ из Хайдеггера: «Метафизика как корень дерева... посылает все соки и силы в ствол и его ветви. Корень разветвляется в основе и почве, чтобы дерево ради своего роста могло из него подняться и тем самым его оставить. Дерево философии вырастает из корневой почвы метафизики» [там же, с. 39]. Здесь важно отметить мысль об оставлении корня, об отрыве от корней, что часто приводит к тому, что философские рассуждения как бы утрачивают изначальную связь с метафизикой. Это порождает заблуждения, но это неизбежно, и об этом важно помнить. Философия все время стремится убежать от метафизики как почвы, прикрываясь словами о свободе мышления, о свободе философствования. «Но это "преодоление метафизики" метафизику не устраняет. Пока человек остается разумным существом, animal rationale, он метафизическое существо animal metaphisicum. Пока человек понимает себя как разумное существо, метафизика, по слову Канта, принадлежит к природе человека» [там же, с. 39—40].
Философия решает и ставит метафизические (предельные) вопросы, в рамках которых мы можем выделить проблемные метафизические уровни.
На онтологическом уровне выкристаллизовывается система общебытийных отношений между миром и человеком. Человек как особая мыслящая структурная единица бытия и реального мира вступает с ними во взаимодействие. Это приводит человека к постановке вопросов о сущности мира и его происхождении, о том, что лежит в основе мира (например, материальная или духовная субстанция). Человек пытается выявить основные формы проявления бытия, ставит вопросы о том, един или множествен мир, в каком направлении он развивается и развивается ли вообще. В отличие от частных наук, исходящих из рамок собственного предмета, философия ставит вопросы в их предельной форме, говоря о наиболее общих предпосылках бытия, о наиболее общих взаимоотношениях между миром и человеком, о всеобщих закономерностях бытия как такового. При этом неважно, о какой конкретно разновидности бытия идет речь — о природной, культурно-символической, духовной или личностно-экзистенциальной. На этом уровне выявляются всеобщие структуры и закономерности развития вещей и процессов как таковых.
Это порождает разнообразие философских систем по их решению онтологических проблем. Например, философы, по-разному ставящие вопрос о том, что лежит в основе мира — дух или материя, дают нам идеалистическое или материалистическое решение данного вопроса. Философы, которые кладут в основу мира одну или несколько субстанций (духовных или материальных), подразделяются на монистов или дуалистов и т.д. Но всех философов объединяет совместное проблемное поле, представляющее собой некое единство разнообразного, когда множество взглядов осуществляется в единых предметных рамках.
Являясь частью бытия, человек в то же время определенным образом противостоит ему и осознает это свое противостояние. Одна из реализаций такой ситуации позволяет рассматривать весь окружающий мир как объект познания. Причем в качестве объекта может выступать не только внешний мир, но и сам человек как часть мира, общество как организованная совокупность людей. На этом уровне философия в предельной форме ставит вопрос о познаваемости мира и обоснованности наших знаний о нем. Это реализуется на гносеологическом уровне, где философия представляет собой развернутое учение о знании и закономерностях познавательной деятельности человека. Здесь на первый план выходит проблема взаимодействия между познающим субъектом и познаваемым объектом. В отличие от онтологии, которая ищет закономерности самого бытия, и общей аксиологии, которую интересует его ценностное человеческое измерение, гносеологию занимают следующие вопросы: «как приобретается знание о бытии любого объекта?» и «как оно с ним соотносится?» Предельность гносеологической позиции философии связана с тем, что, в отличие от конкретных наук, она затрагивает проблемы обоснования знания и познания как таковых. Представитель частных наук в рамках своего предмета никогда не ставит вопрос о познаваемости мира, ибо сам предмет науки строится на таком ограничении бытия, которое позволяет его принципиально познавать, пусть и в предметно ограниченном смысле.
Математик не ставит вопрос в общей форме о том, познаваем ли мир. Если он выделил относящуюся к миру систему количественных отношений, т.е. описал мир математически, то он тем самым познал некоторые его структуры. Если нет, то математика в данной области просто неприменима, что абсолютно не является какой-то трагедией для нее, потому что она имеет возможность развиваться независимо от опыта и какой-либо привязанности к явлениям и процессам природы. Если физик выявляет физические закономерности каких-то процессов, он их тем самым познает, но если он попытается таким образом исследовать нефизические
процессы, например биологические или социальные, методы его познания могут быть применены лишь ограниченно и познать он в них может лишь физические характеристики, не отражающие сущность данных объектов, а следовательно, его познание будет ограниченным. Таким образом, представители частных наук в рамках своего предмета не ставят вопрос о познаваемости мира, ибо сам предмет науки строится на таком ограничении бытия, которое позволяет его принципиально познавать, пусть и в предметно ограниченном смысле.
Общая гносеологическая проблематика также дает нам разнообразные варианты решений. Есть философские направления, представители которых не признают познаваемости мира. Есть философские концепции, исходящие из познаваемости мира, хотя и выводящие эту познаваемость из разных начал, как материалистических, так и идеалистических. Имеются философские системы, которые значительно огрубляют процесс познания, сводя его к воздействию объекта на субъект, или отрицают возможность познания части бытия, например социального. Однако все они затрагивают именно предельные, а значит, метафизические характеристики и условия процесса познания, выявляя смысл познавательной деятельности как таковой. Для представителей частных наук такие вопросы могут показаться, с точки зрения предмета их наук, просто бессмысленными. Наука всегда реализует познавательную установку, философ вправе сомневаться в ее реальности.
Человек, живя в мире, является существом одухотворенным. Он не только познает мир, но и живет в нем как его часть, эмоционально переживая свое существование, взаимоотношения с другими людьми, свои права и обязанности. Познавая и переживая мир, человек в некоторых ситуациях осознает целый ряд, если так можно выразиться, трагических компонентов своего существования: невозможность абсолютного познания, смертность, греховность, отсутствие абсолютных критериев добра, красоты, истины и пр. Человеку свойственно в ряде случаев ориентироваться на абсолютные мировоззренческие установки, на веру. Философия, опять же в предельной форме, исследует эти ценности человеческого существования, их обоснованность и необходимость. Этот уровень в философии обозначается как аксиологический, который направлен на выявление всеобщих ценностных оснований бытия человека (субъекта), его практической деятельности и поведения. Аксиологию интересует не бытие как таковое и не законы его познания (хотя и это ей может быть интересно), а прежде всего человеческое отношение к бытию и та система ценностных представлений (о красоте, благе, справедливости и т.д.), в соответствии с которой это отношение формируется и развивается. Философия реализуется
на этом уровне как учение о бытии истинных ценностей, выступающих основанием целеполагающей и оценочной деятельности человека и позволяющих ему вести творческое и гармоничное существование в мире.
Человек осуществляет свою деятельность в результате практического освоения бытия, предметного мира. В этом смысле практика является активным связующим моментом между миром и человеком, между бытием и мышлением. Человек познает закономерности бытия, оценивает их значимость для своего развития и развития человечества в целом, имея возможность творчески использовать полученные знания. Он способен активно воздействовать на окружающую его действительность, используя познанные им закономерности, может направить течение каких-то событий в желаемое русло, практически осуществляя, например, свои собственные представления о желаемом устройстве мира и общества. Человек может осуществить и такие преобразования, которые становятся угрозой существованию самого человечества. Перечисленный круг проблем можно обозначить как праксеологический уровень философии, в рамках которого исследуются предельные основания практической деятельности человека и на основании познания сочетания истины с общечеловеческими ценностями и интересами вырабатывается философское видение принципов деятельности человека и человечества.
Таким образом, метафизика есть, по существу, сердцевина философии, и дифференциация философских дисциплин реализуется внутри общего метафизического пространства, ибо в той или иной степени любая конкретная философская дисциплина — от эстетики до философии религии представляет собой ту или иную конкретизацию общих метафизических ракурсов исследования (онтологического, гносеологического и аксиологического), а также сложившихся в истории философии фундаментальных метафизических (или философско-теоретических) ходов мысли. Для каждого уровня философии характерной является определенная философская дисциплина. Те самые хайдеггеровские «разветвления из корня». Однако, поскольку философия представляет собой целостное знание, не все ее дисциплины однозначно можно отнести к какому-то одному уровню, а кроме того, имеются как бы «вспомогательные», но необходимые для философии дисциплины. И хотя в современной философии реализуется процесс ее внутренней дифференциации, сопровождающийся построением внутри отдельных частей собственной системы философских взглядов, ее интегративная составляющая всегда присутствует в виде метафизического отношения к бытию, которое основано на тенденциях
синтеза знаний и разных типов постижения бытия и природы. И это всегда вновь как бы «возвращает» философию к своим истокам или, говоря по-другому, не выпускает ее из метафизических оков.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аверинцев С.С. Классическая греческая философия как явление историко-литературного ряда // Аверинцев С. Образ античности. СПб., 2004.
Гегель Г.В.Ф. Система наук. Ч. 1. Феноменология духа // Гегель Г.В.Ф. Соч. М., 1959. Т. IV
Дильтей В. Сущность философии. М., 2001.
Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1964. Т. 2.
Кант И. Критика чистого разума. М., 1994.
Майоров Г.Г. Философия как искание абсолюта: Опыты теоретические и исторические. М., 2004.
Соколов В.В. Философия как история философии. М., 2010.
Тахо-Годи А. Античная мифология А.Ф. Лосева // Лосев А.Ф. Античная мифология: с античными комментариями к ней. М., 2005.
Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1. М., 1989.
Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978.
Хайдеггер М. Что такое метафизика // Время и бытие: Статьи и выступления. СПб., 2007.
ХофмайстерХ. Что значит мыслить философски. СПб., 2006.
Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.
Ясперс К. Введение в философию / Пер. и ред. А.А. Михайлова. М., 2000.
Kants Gesammelte Schriften. B.; Leipzig, 1922. Bd. 10.
