CC BY
72
Н.Г. Владимирова (Калининград) ORCID ID: 0000-0002-7422-4651 Е.С. Куприянова (Великий Новгород) ORCID ID: 0000-0003-2814-3655
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ДИСКУРС В СКАЗОЧНОЙ ПОВЕСТИ А.С. БАЙЕТТ «ДЖИНН В БУТЫЛКЕ ИЗ СТЕКЛА "СОЛОВЬИНЫЙ ГЛАЗ"»
Аннотация. Статья посвящена филологическому дискурсу как определяющему свойству поэтики произведения А.С. Байетт «Джинн в бутылке из стекла "соловьиный глаз"», изменяющему его жанровую характеристику. Интердискур-сивность рассматривается как взаимодействие нехудожественного (филологического) и художественного дискурсов. Нехудожественный дискурс, попадая в художественное пространство, эстетизируется, приобретая черты художественной образности, тогда как художественный модус получает свойства ноуменальности, интеллектуализируясь. Разнообразие филологического дискурса поддерживается взаимодействием вставных историй и аллюзий, способствуя аккумуляции смысла и структурации текста. В произведении А.С. Байетт «Джинн в бутылке из стекла "соловьиный глаз"» определяющими интертекстами стали «Кентерберийские рассказы» Дж. Чосера и арабские фольклорные истории «1001 ночь». Стимулированная ими поэтика «рассказанных историй» в сочетании с охватывающим их филологическим дискурсом создает «ансамбли дискурсивных событий» (В.И. Тюпа), которые, «поддерживая» специфику персонажной системы, определяют много-смысленность произведения и формируют условия для художественной вариативности его восприятия читателем.
Ключевые слова: интердискурсивность; филологический дискурс; структура текста; аллюзии; вставная история; жанр.
N.G. Vladimirova (Kaliningrad) ORCID ID: 0000-0002-7422-4651 E.S. Kupriyanova (Novgorod the Great) ORCID ID: 0000-0003-2814-3655
Philological Discourse in the Poetics of A.S. Byatt's Fairy Story "The Djinn in the Nightingale's Eye"
Abstract. The article is devoted to the philological discourse as the key feature of A.S. Bayette's poetics in her work "The Djinn in the Nightingale's Eye" which changes its genre characteristics. Interdiscursiveness is regarded as the interaction of non-artistic (philological) and artistic discourses. Non-artistic discourse is aesthetized in the artistic space, acquiring features of artistic imagery, while the artistic mode receives the properties of noumenality, being intellectualized. The diversity of philological discourse is
supported by the interaction of inserted stories and allusions, contributing to the accumulation of the meaning and structuralization of the text. "The Canterbury Tales" by J. Chaucer and the Arab folklore stories "1001 Nights" are defining in the work of A.S. Bayette "The Djinn in the Nightingale's Eye". Stimulated by them, the poetics of "told stories" in combination with the philological discourse embracing them, creates "ensembles of discursive events" (Valerij I. Tyupa), which, while "supporting" the specifics of the character system, determine the ambiguity of the work of literature in question, and create conditions necessary for the artistic variability of its perception by the reader.
Key words: interdiscursiveness; philological discourse; text structure; allusions; inserted story; genre.
Д. Лодж, известный литературовед и писатeль, осмысливая конвдпцию полифонизма и диалогизма М. Бахтина, приходит к выводу о многоязычии литeратуры, открытой как для диалога самых разных видов искусств, так и для научного знания. Английская литература все чаще обращается к новым, сугубо научным прeдмeтным областям. Она может вмещать любой дискурс, но он не должен противоречить художественности текста [Lodge 1966, 9]. В.И. Тюпа, авторитетный российский теоретик литературы, в этой связи вводит катeгорию ментальности, срeди разновидностей которой ученый выделяет метакультурную ментальность, характeризуя ее как «доминирующий модус сознания» [Тюпа 2010, 20-21].
Характерно возникновение в связи с этой тенденцией и разнообразия номинаций, которые приводит в своей книге эссе А.С. Байетт: «'Hidden power', 'Secret organization', 'Conspiracies', 'String pulling', 'Plot', 'Double dealing': these are words, mental gestures, that belong to Gnosticism» [Byatt 2000, 57].
В такой постановке вопроса видится преодоление дискурсивности кантовского образца (рассудочное познание посредством понятий, противопоставленное интуитивной ясности, возникающей через созерцание). Тип новой дискурсивности, с одной стороны, характеризуется «онаучиванием» художественных рефлексов, с другой - определяется синтезом науки и искусства, что не противоречит ни лингвистическому пониманию дискурса как коммуникативного события, ни постмодернистскому взгляду на дискурс как характеристику разновидности ментальности - научной, гендерной, социально-психологической и иной.
Английскую прозу отличает интердискурсивность (наличие научного знания в художественном поле). Нередко происходит и совмeщeниe в художественном произведении самых разных нeхудожeствeнных тeкстов, создающих ситуацию полидискурсивности, в сфере которой особенную активность демонстрирует филологичeский дискурс, нацeлeнный на рeфлексию по поводу становящегося, создаваемого на глазах читателя текста, на осмысление его риторичности и конструктивности.
Интердискурсивность стимулирует и трансформацию традиционных представлений о реализме. Байeтт увлeчeна размышлeниями канадского
ученого Яна Хакинга (Ian Mac Dougall Hacking), который в своих трудах [Hacking 1990] формулирует новые теории научного реализма (в равной степени вероятно истинные, приблизительно истинные или относительно истинные). Они адресованы наблюдаемым и ненаблюдаемым объектам, которые достоверны, но могут быть в какой-то степени и ложны. Байетт определяет их как экстраординарное изучение «новых форм детерминизма». Для нас важно проводимое ею соположение понятий обычности, нормальности - и случайности, вероятности, как и то, что «причинность, долгое время являвшаяся бастионом метафизики, была свергнута или, по меньшей мере, отклонена: прошлое не обязательно мотивирует будущее» (перевод наш - Н.В., Е.К.) [Byatt 2000, 86].
Новые представления об истине, реализме и детерминизме корреспондируются с появлением в литературе Великобритании произведений, которые располагаются на границах реального и ирреального, что характерно для сказочной повести Байетт «Джинн в бутылке из стекла 'соловьиный глаз'», в которой художественное пространство произведения приобретает особенности пространства онерического. Возникает поэтика необычайного, использующая самый широкий спектр форм вторичной художественной условности [Ковтун 1999].
Байетт отмечает нарастание тенденции соединения художественного повествования с его научно дискурсивной аранжировкой. Такой синтез создает условия для охвата широкого круга насущных проблем XX-XXI в., о чем говорится в ее сборнике эссе «On Histories and Stories» [Byatt 2000, 45]. Проза приобретает свойства междисциплинарности, создавая особую ситуацию «языка в языке» [Исаев, Владимирова 2017, 360-361].
В полидискурсивном пространстве литературы активизировался филологический дискурс. Однако он остался вне поля зрения специалистов, обращавшихся к малой прозе А.С. Байетт. Основной массив научных статей обращен к гендерной проблематике и гендерному подходу: это особенности «создания женского текста», связи гендерной проекции текста с его нарративной организацией, культурологическими кодами [Cushdan, 1999; SeПers, 2001; Wanning, 2001; Renk, 2006]. В некоторых работах изучается восточная тематика и жанровые особенности «Джинна в бутылке из стекла "соловьиный глаз"», синтез фольклорной сказки и реалистического плана наррации [Конькова, 2009; Лебедева, 2016]. Отмечается, что «сказка для взрослых» содержит наряду с гендерной проблематикой и постмодернистские эксперименты [Baccitaga, 1997].
Изучение интердискурсивности, ранее не привлекавшей внимание исследователей «Джинна в бутылке из стекла 'соловьиный глаз'», представляется актуальным, поскольку такая ее разновидность, как филологический дискурс, становится доминирующей и структурообразующей формой, усложняя повествование, определяя персонажную систему сказочной повести, перенастраивая смысловые поля, их «фокусировку». Бай-етт описывает международную конференцию фольклористов в Турции, доклады, споры и размышления ее участников по поводу художественных
текстов. Появление филологического дискурса в «Джинне в бутылке из стекла "соловьиный глаз"» мотивировано самим предметом изображения и кодируется авторской жанровой маркировкой, присутствующей в сильной позиции текста, в подзаголовке сборника: The Djinn in the Nightigale 's Eye. Five fairy stories (выделено нами - Н.В., Е.К.). Жанр, тесно связанный с особенностями дискурса, о чем убедительно пишет в своих трудах В.И. Тюпа, предстает как «инвариант одноимeнного дискруса (дискурс автора)» [Тюпа 2013,16]. Обрамляющее повествование (my story), изначально организованное как филологический дискурс, трансформируется в современную литературную сказочную повесть для взрослых, названную Байетт не привычным понятием fairy taks, а fairy stories. Изменение традиционной жанровой маркировки демонстрирует отмеченное И.О. Шай-тановым свойство жанра обновляться. «Каждая ситуация подсказывает жанр, а жанровый опыт оформляет каждое данное высказывание...», - пишет известный ученый [Шайтанов 1996]. Можно констатировать, что поэтика «рассказанных историй» в тексте Байетт представляет переплетение повествования о событиях с раскрытием охватывающего их филологического дискурса.
Переходя к вставным повествованиям, текст расширяет терминосфе-ру «истории» и филологического дискурса. Байетт неизменно фиксирует смену повествовательной инстанции, не забывая обратить внимание на новые способы рассказывания. Развитию филологического дискурса способствует также интертекстуальная насыщенность текста.
В сказочной повести Байетт четыре рассказчика и порядка десяти вставных историй. Персонажи их (условно-реальные, аллюзивно-литературные и фантастические) становятся одновременно рассказчиками собственных историй. Так, история царицы Савской и Сулеймана Великолепного является частью личной истории Джинна - персонажа, который оказывается рассказчиком событий многовековой давности, - создавая усложненную нарративную организацию произведения. Традиционно вставные рассказываемые истории вводились в текст для уточнения, комментирования основного повествования, дополняя и незначительно усложняя композицию. Байетт изменяет соотношение вставных историй и принимающего текста, делая их ведущим, структурообразующим элементом произведения, что подчеркнуто филологическим дискурсом - персонажной и авторской рефлексией по этому поводу.
Основное повествование (номинированное в произведении как «my story», т.е. история Джиллиан) превращено в рамочное - «fi-ате story», а задача развития сюжета переадресована вставным персонажным историям и рассказам в рассказах. «Биографические» события представлены в форме второстепенной сюжетной линии (a very minor sub-plot), которая, как непрерывная яркая нить, вплеталась в ковер жизни Джилиан Перхольт и Орхана Рифата. Сюжет, как известно, отличается от истории дискурсивным оформлением [Женетт 1972, 292-299]. Эти аспекты Байетт и выделяет в своем тексте, упоминая о суб-сюжете, нитях, ковре жизни и про-
цессе плетения.
На научных конференциях рабочей формой обмена информацией принято считать «доклады», «выступления» или «сообщения» (в оригинале для их обозначения Байетт использует слова и выражения: to speak last, spoke before him, told, Orhan's paper, my paper [Byatt 1994, 121, 263], которые заключены уже в собственную историю Орхана Рифата), что позволяет говорить о непростой нарративной структуре произведения. Называя свое выступление на конференции в Торонто my paper, Джиллиан подчеркивает не особенности жанра, а различные формы текстового и дискурсивного оформления. «Заметки» (доклад), сами являясь вставной ucmopueü, могут оказаться посвященными анализу истории рамочной. Подобная конфигурация использована при описании содержания доклада Орхана Рифа-та, говорившего о «движущей силе» «1001 ночи», о направленности этой силы в рамочных историях подобных циклов: «pre-modern story collections - perhaps especially of the frame stories» [Byatt 1994, 122]. В итоге границы между повествуемыми событиями и охватывающим их филологическим дискурсом в произведении Байетт оказываются преднамеренно прозрачными, а понятия «история», «сюжет», «жанр» и соотнесенный с ними дискурс - взаимодополняющими. Закономерно, что стартовая из многочисленных историй означена как «SaMemrn», озвученные Джиллиан на конференции в Анкаре. Получая «право» на повествование, героиня обращает внимание своих слушателей на «малопривлекательность» выбранной ею истории Гризельды («No one has ever much liked this story») [Byatt 1994, 106]. В тексте эта оценка персонализуется: («Gillian Perholt did not like this story...») [Byatt 1994, 107]. Однако позиция Джиллиан не совпадает с позицией автора и не соответствует реальному историческому контексту. На протяжении нескольких столетий образ Гризельды служил своего рода образцом поведения: примерной женой Гризельда предстает у всех упомянутых в тексте авторов - Бокаччо, Петрарки, Чосера, а определение «терпеливая Гризельда» дает основание для включения в этот контекст и Джона Филиппа, английского автора пьесы, моралите «Терпеливая Гризельда» (1593), и Томаса Делоне, английского поэта, автора «Баллады о терпеливой Гризельде» (1593). В произведении Байетт множественность художественных версий этого сюжета, ставшего транснациональным, отражена в пространном перечне транслитераций имени главной героини в научном докладе Перхольт: «Griseldis, or Griselde, or Grisildis, or Gris-sel or Griselda...» [Byatt 1994, 109]. Личная история Джиллиан Перхольт сополагается с анализируемой интертекстуальной историей Гризельды, благодаря чему возникает художественное взаимодействие интертекстуальности с интердискурсивностью. Интертекстуальность нередко сигнализирует о наличии интердискурсивности в произведении, способствуя переключению регистра из одной системы мышления - художественно-образной в иную - естественно-научную, культурно-историческую, фило-софско-этическую. Заметную роль в произведении играет культурный дискурс, срастающийся с филологическим, и сложившиеся символы, модели
и коды, последние из которых Р. Барт называл «трамплинами интертекстуальности». Они становятся у писателей, «неотъемлемой частью процесса структурации» [Барт, 455-456].
Джиллиан представляет современную европейскую модель отношений между мужем и женой, дополняя ее новой возможностью, привнесенной ХХ столетием - договора и даже сделки. В мировой литературе, в произведениях Боккаччо, Чосера, Лопе де Вега, Карло Гольдоне, Шарля Перро, Гризельда стала символом воплощенного в земном образе идеала, примером человека, верного данному слову, символом полного подчинения себя мужу и семье. Гризельда следует сложившейся еще в средние века в европейской культуре модели, которую Ю.М. Лотман определяет «вручением себя», связанной с религиозным миропониманием [Лотман 1993, 345-355]. Перхольт, полагая, что обещания для того и даются, чтобы быть нарушенными, во-первых, опирается на традиции волшебных и бытовых сказок. Возможно, во-вторых, в ее позиции Байетт показывает эволюцию европейской этики. Несмотря на то, что в европейской традиции, начиная с Чосера, звучит предупреждение: «Не для того, чтоб жены подражали Моей Гризельде, дан о ной рассказ» [Чосер 1973, 361], в современной восточной культуре такой тип поведения получил самобытные импульсы. Их иллюстрируют три участницы конференции, восточные студентки, закутанные в хиджабы, а также позиция, представленная во вставной «истории», кратко изложенной в докладе Орхана Рифата (в оригинальном тексте он назван заметки Орхана - Orhan 's paper). Это история братьев Шахрияра и Шахзамана из цикла арабских сказок «1001 ночь». Выводы турецкого исследователя, полемичные по отношению к суждениям предыдущей докладчицы, образуют вместе с ними необычную конфигурацию филологического дискурса, в которой для авторского замысла важны обе точки зрения.
Героиня Байетт разворачивает перед участниками конференции цепь суждений, исходно основанных на неожиданном филологическом наблюдении. Она обращает внимание на особое построение Чосером анализируемой «истории» Гризельды - на «пробел» («a lull in Ше narra-йуе») в ее «истории» в «Кентерберийских рассказах» Чосера - « ...разрыв в повествовании, сказала Джилиан, разрыв достаточно долгий, чтобы малые дети Гризельды, которых тайно воспитывали в Болонье, выросли, достигли зрелого и брачного возраста» [Byatt 1994, 112]. Цепь событий в истории терпеливой Гризельды оценивается автором доклада как уже сложившаяся типовая структура, которая информирует не только о том, что случилось в произведении Чосера, но в еще большей мере о том, что «сделали с Гризельдой». Перхольт уверена, что подобный «провал» («Жизнь героини в мгновение ока пролетает от свадьбы до рождения ребенка и. до пустоты» [Byatt 1994, 112]) является характерной особенностью традиционной повествовательной конструкции, отражающей существо ее по-этологии. Используя свои научные «компетенции», Перхольт аллюзивно восполняет пробел обращением к «Зимней сказке» Шекспира.
Заметим, что пространное аллюзивное отступление выводит автора доклада через сравнительный анализ произведений Чосера и Шекспира к неординарным суждениям о персонажной композиции и событийной канве анализируемой истории Гризельды: «Самое ужасное здесь - форма изложения данной истории и участии в этом Вальтера (курсив наш - Н.В., Е.К.). Он и герой, и злодей, и судьба, и Господь, и рассказчик - в этой сказке нет игры действующих лиц, нет драмы, хотя студент из Оксфорда (и Чосер за его спиной) пытается менять интонации и настроения героев...» [Вуай 1994, 120]. Важно отметить, что героиня Байетт оценивает не художественное мастерство, но объективные «данные» в построении повествовательной структуры и в функциях героев, придавая «открытому» ею факту поэтики типовое звучание, в котором важную роль играет и ал-люзивность: все истории о женских судьбах в художественной литературе (история Фанни Прайс, Люси Сноу и даже Гвендолин Харлет) - замечает Джиллиан, - так или иначе являются вариациями все той же истории Гризельды.
В докладе Орхана Рифата детали «истории» принца Камар-аз-Замана и царевны Будур намеренно опускаются, но турецкий ученый фиксирует внимание на функциях джиннов, которые вмешиваются в судьбы молодых людей, невольно предуведомляя дальнейшие события в жизни его английской коллеги. Автор - повествователь и ее героиня поочередно «объясняют» психологическую возможность появления в жизни Перхольт джинна, не стремясь поставить под сомнение ее достоверность. Невероятное, оставаясь таковым, становится, благодаря этому, реалистичным и прозаичным, открывая путь «поэтике необычайного» (Е.Н. Ковтун). Байетт удается сочетать реальное с ирреальным, научный (филологический) дискурс с художественной образностью.
«Соответствующий эффект, по справедливому замечанию Е.Н. Ковтун, - можно назвать эффектом заострения или аккумуляции смысла изображаемого» [Ковтун 1999, 54].
Обобщая сказанное выше, можно констатировать, что поэтика «рассказанных историй» в сочетании с раскрытием окружающего, охватывающего их филологического дискурса, создают «ансамбли дискурсивных событий» [Тюпа 2013, 16]. События и дискурс «поддерживают» специфику и своеобразие персонажной системы. Она является разветвленной и разнообразной. Это ученые-филологи, произносящие свои доклады, спорящие, анализирующие разнообразные тексты, это и сказочные персонажи, соседствующие с ними в онерическом пространстве, это и персонажи аллюзивных, вставных текстов. Разветвленный филологический дикурс, стимулированный самим предметом изображения, определяет усложненность структуры текста, придает ему многосмысленность и одновременно вариативность. Филологические дискуссии, научно-эстетические размышления, провоцирующие появление в сказочной повести литературоведческой терминологии, множественность вставных и персонажных историй, литературных и культурных аллюзий, определяют полидискур-
сивность произведения. Филологический дискурс органично включен в художественно-образную систему сказочной повести. Границы между fiction и non-fiction трудно маркируемы; единство художественного целого возникает благодаря «неслиянности - нераздельности» (М. Бахтин) взаимодействия научного и художественного модусов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. Москва, 1989.
2. Женетт Ж. Работы по поэтике. Фигуры: в 2 т. Т. 1. М., 1972.
3. Исаев С.Г., Владимирова Н.Г. Актуальная поэтика: смена художественной парадигмы. Великий Новгород, 2017.
4. Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного: художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа. (На материале европейской литературы первой половины ХХ века). М., 1999.
5. Конькова М.Н. Восточные мотивы в повести А. Байетт «Джинн в бутылке из стекла "соловьиный глаз"» // Пограничные процессы в литературе и культуре. Пермь, 2009. С. 51-52.
6. Лебедева О.В. Поэтика межжанрового взаимодействия в произведении А.С. Байетт «Джинн в бутылке из стекла "Соловьиный глаз"» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2016. № 4. Ч. 1. С. 27 - 29 .
7. Лотман Ю.М. «Договор» и «вручение себя» как архетипические модели культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи: в 3 т. Т. 3. Таллинн, 1993. С. 345-355.
8. Маркин А.В. Способы создания образа женского текста в повести Антонии С. Байетт «Джинн в бутылке из стекла "соловьиный глаз"» // Дергачевские чтения - 2006. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Т. 2. Екатеринбург, 2007. С. 287-290.
9 Тюпа В.И. Дискурсные формации. М., 2010.
10.Тюпа В.И. Дискурс / Жанр. М., 2013.
11. Фаулз Дж. Кротовые норы. М., 2002.
12. Хакинг Я. Представление и вмешательство. Введение в философию естественных наук / пер. с англ. URL: URL: http://anthropology.rinet.ru/old/library/sod-hak.htm (дата обращения 20.10.2018).
13. Чосер Дж. Кентерберийские рассказы / пер. с англ. И. Кашкина и О. Руме-ра. М., 1973.
14. Шайтанов И.О. Жанровое слово у Бахтина и формалистов // Вопросы литературы. 1996. № 3. С. 89-114. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/1996/3/shaitan-pr.html (дата обращения 20.10.2018).
15. Baccilega C. Performing Wonders Postmodern Revision of Fairy Tales // Gender and Narrative Strategies. Philadelphia, 1997. P. 2-25.
16. Byatt A.S. The Djinn in the Nightingale's Eye. New York, 1994.
17. Byatt A.S. On Histories and Stories. London, 2000.
18. Cashdan Sh. The Witch Neust Die: How Fairy Tales Shape Our Lives. New York, 1999.
19. Hacking I. The Taming of Chance. Cambridge, 1990.
20. Harries E.W. Twice Upon a Time: Women Writers and the History of the Fairy Tale. New York, 2001.
21. Lodge D. Language of Fiction. New York, 1966.
22. Renk K.W. Myopic Feminist individualism in A.S. Byatt's Arabian Night's Tale: The Djinn in the Nightingale's Eye // Journal of International Women's Studies, 2006, 8(1) - P.114-124
23. Sellers S. The Double voice of Laughter: Metamorphosing Monsters and Rescripting Female Desire in A.S. Byatt's The Djinn in the Nightingale's Eye and Fay Weldon's The Life and Lovers of She Devil // Myth and Fairy Tale In Contemporary Women's Fiction. New York, 2001. P. 35-50
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Lebedeva O.V. Poetika mezhzhanrovogo vzaimodeystviya v proizvedenii A.S. Bayyett «Dzhinn v butylke iz stekla "Solov'inyy glaz"» [The Poetics of Intergen-reous Interaction in the Work of A.S. Byatt "The Djinn in the Nightingale's Eye"]. Filo-logicheskiye nauki. Voprosy teorii ipraktiki, 2016, no. 4, part 1, pp. 27-29. (In Russian).
2. Renk K.W. Myopic Feminist individualism in A.S. Byatt's Arabian Night's Tale: The Djinn in the Nightingale's Eye. Journal of International Women's Studies, 2006, no. 8 (1), pp. 114-124. (In English).
3. Shaytanov I.O. Zhanrovoye slovo u Bakhtina i formalistov [The Genre Word in the Works of Bakhtin and the Formalists]. Voprosy literatury, 1996, no. 3, pp. 89114. Available at: http://magazines.russ.ru/voplit/1996/3/shaitan-pr.html (accessed 20.10.2018). (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
4. Baccilega C. Performing Wonders Postmodern Revision of Fairy Tales. Gender and Narrative Strategies. Philadelphia, 1997, pp. 2-25. (In English).
5. Kon'kova M.N. Vostochnyye motivy v povesti A. Bayyett «Dzhinn v butylke iz stekla "solov'inyy glaz"» [The Oriental Motifs in A.S. Byatt's Novella "The Djinn in the Nightingale's Eye"]. Pogranichnyyeprotsessy v literature i kul'ture [The Borderline Processes in Literature and Culture]. Perm, 2009, pp. 51-52. (In Russian).
6. Lotman Yu.M. "Dogovof' i "vrucheniye sebya" kak arkhetipicheskiye modeli kul'tury ["Contract" and "Presentation of Oneself' as Archetypal Models of Culture]. Lotman Yu.M. Izbrannyye stat'i [Selected Papers]: in 3 vols. Vol. 3. Tallinn, 1993, pp. 345-355. (In Russian).
7. Markin A.V. Sposoby sozdaniya obraza zhenskogo teksta v povesti Anto-nii S. Bayett «Dzhinn v butylke iz stekla "solov'inyy glaz"» [The Ways of Creating the Image of a Female Text in A.S. Byatt's Novella "The Djinn in the Nightingale's Eye"]. Dergachevskiye chteniya - 2006. Russkaya literatura: natsional'noye razvitiye i regional'nyye osobennosti [The 2006 Dergachev Proceedings. Russian Literature: the National Development and Regional Peculiarities]. Vol. 2. Yekaterinburg, 2007, pp. 287-290. (In Russian).
8. Sellers S. The Double voice of Laughter: Metamorphosing Monsters and Rescripting Female Desire in A.S. Byatt's "The Djinn in the Nightingale's Eye" and Fay Weldon's "The Life and Lovers of She Devil". Myth and Fairy Tale in Contemporary Women's Fiction. New York, 2001, pp. 35-50. (In English).
(Monographs)
9. Barthes R. Izbrannyye raboty. Semiotika. Poetika [Selected Works. Semiotics. Poetics]. Moscow, 1989. (Translated from French to Russian).
10. Byatt A.S. On Histories and Stories. London, 2000. (In English).
11. Cashdan Sh. The Witch Neust Die: How Fairy Tales Shape Our Lives. New York, 1999. (In English).
12. Fowles J. Krotovyye nory [Wormholes]. Moscow, 2002. (Translated from English to Russian).
13. Genette G. Raboty po poetike. Figury [Works on Poetics. Figures]: in 2 vols. Vol. 1. Moscow, 1972. (Translated from French to Russian).
14. Hacking I. The Taming of Chance. Cambridge, 1990. (In English).
15. Harries E.W. Twice Upon a Time: Women Writers and the History of the Fairy Tale. New York, 2001. (In English).
16. Isaev S.G., Vladimirova N.G. Aktual'naya poetika: smena khudozhestven-noyparadigmy [The Actual Poetics: The Change of Artistic Paradigm]. Novgorod the Great, 2017. (In Russian).
17. Kovtun E.N. Poetika neobychaynogo: khudozhestvennye miry fantastiki, vol-shebnoy skazki, utopii, pritchi i mifa. (Na materiale evropeyskoy literatury pervoy po-loviny 20 veka) [The Poetics of the Extraordinary: Artistic Worlds of Fantasy, Fairy Tale, Utopia, Parables and Myth. (Based on the Material of European Literature of the First Half of the 20th Century)]. Moscow, 1999. (In Russian).
18. Lodge D. Language of Fiction. New York, 1966. (In English).
19. Tyupa V.I. Diskursnye formatsii [The Discursive Formations]. Moscow., 2010. (In Russian).
20. Tyupa V.I. Diskurs/Zhanr [Discourse / Genre]. Moscow, 2013. (In Russian).
(Electronic Resources)
21. Hacking I. Predstavlenie i vmeshatel'stvo. Vvedenie vfilosofiyu estestvennykh nauk [Representation and Intervention. Introduction to the Philosophy of Natural Sciences]. Available at: http: //anthropology.rinet.ru/old/library/sodhak.htm (accessed 20.10.2018). (Translated from English to Russian).
Владимирова Наталия Георгиевна, Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта.
Доктор филологических наук, профессор; профессор Института гуманитарных наук. Область научных интересов: поэтика современной художественной литературы Великобритании, формы художественной условности.
E-mail: natvl_942@mail.ru
Куприянова Екатерина Сергеевна, Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого.
Доктор филологических наук, профессор; профессор кафедры русской и зарубежной литературы. Область научных интересов: современная художественная литература Великобритании; мифопоэтика, сказочные аллюзии.
E-mail: ek-kupr@mail.ru
Nataliya G. Vladimirova, Immanuel Kant Baltic Federal University.
Doctor of Philology, Professor; Professor at Institute of Humanities Research. Research interests: poetics of modern fiction of Great Britain, the forms of artistic conventions.
E-mail: natvl_942@mail.ru
Ekaterina S. Kupriyanova, Jaroslav the Wise Novgorod State University.
Doctor of Philology, Professor; Professor at Department of Russian and Foreign Literature. Research interests: modern literature of Great Britain; mythological poetics, fairy-tale allusions.
E-mail: ek-kupr@mail.ru
