CC BY
41
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2021, № 3, с. 175-180
УДК 81'42
DOI 10.52452/19931778_2021_3_175
ФИГУРА НЕНАДЁЖНОГО РАССКАЗЧИКА В НАРРАТИВНЫХ СТРАТЕГИЯХ МЕДИЙНОГО ТЕКСТА В ИНТЕРНЕТЕ
© 2021 г. Е.С. Моштылева
Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского, Н. Новгород
Поступила в редакцию 03.04.2021
Представлено комплексное лингвистическое исследование функциональных особенностей нарратива, размещённого на интернет-платформе. Особое внимание уделено тому, какое влияние оказывает нарративная модальность, и в частности такая её разновидность, как ненадёжность, на коммуникативные возможности текста. Поднимается вопрос об особенностях новостных нарративов и «крафтовых» медиа. Материалом для исследования послужил нарратив, размещённый на ресурсе «Яндекс.Дзен». Показано, что средства ненадёжной наррации направлены на взаимодействие с читателем для достижения определённых целей нарратора. Использована комплексная методика интерпретации нарративных стратегий, основанная на методах функционально-стилистического, коммуникативно-прагматического и лексико-семантического анализа. Новизна исследования видится в том, что автором рассмотрены признаки ненадёжного нарратора сквозь призму композиционной структуры и модальности текста.
Ключевые слова: нарратив, ненадёжный рассказчик, функции текста, «крафтовые» СМИ.
Введение
В интернет-публицистике набирает популярность нарративный подход к созданию текстового контента, что предопределяет актуальность исследования публицистических нарра-тивов с позиций лингвистической науки.
Нарратив представляет собой разворачивание повествования фактов, собранных в ходе «погружения», т.е. длительного пребывания журналиста в центре событий с целью «прочувствования» их изнутри [1]. С одной стороны, нарративность связывается с присутствием повествователя или рассказчика. С другой стороны, - структуралистская нарратология, пришедшая на смену классической, провозгласила решающим «не столько признак структуры коммуникации, сколько признак структуры самого повествуемого» [2, с. 13]. Нарративность противопоставлена описательности - для первой характерно изложение истории о каком-либо событии.
Современные тенденции требуют семиотической трактовки нарратива, которая заключается в «общем принципе освоения (=концептуализации) мира специфически человеческого типа на основе сущностных свойств, предлагаемых принципами функционирования естественного языка» [3, с. 26].
Нарратив характеризуется тремя началами: интенциональность субъекта по отношению к изображаемому; моделирование референта и
предиката с определенной точки зрения, дистанцированной во времени и мысленно отстоящей, внеположенной (трансгредиентной) по отношению к изображаемому; обязательная ад-ресованность в коммуникативном акте [3].
В зависимости от принадлежности повествователя миру текста выделяются перволичный и третьеличный нарративы. В повествовании от первого лица повествователь - часть рассказываемой истории. Реальность здесь концептуали-зуется через особенности нарраторского восприятия, информация представляется в модальности мнения. В третьеличном нарративе повествовательная форма «создает видимость объективности: мир предстаёт перед читателем как бы сам по себе, никем не изображаемый» [4, с. 198-201].
Современные нарративы часто отражают авторское мировосприятие и столько же часто -авторские намерения. Нарратив перестаёт быть простым рассказыванием: с его помощью можно убеждать, призывать и вообще манипулировать. Риторика объясняет действенность нарратива как манипулятивного приёма с тех позиций, что повествовательные речевые акты - всегда наиболее сильные и надёжные доводы [5]. Один из ярких приёмов текстового воздействия - ненадёжная наррация (unreliable narration).
Термин unreliable narration был введён в начале 60-х годов ХХ века Уэйном Бутом для характеристики тех повествовательных ситуаций, когда нормы нарратора и имплицитного автора
не совпадают. У. Бут пишет: «Я называю нарра-тора надежным, если он говорит и действует в соответствии с нормами произведения (то есть с нормой имплицитного автора) и ненадежным, когда такого соответствия нет» [6, с. 158-159]. Среди характеристик ненадёжности рассказчика исследователи отмечают его лживость, забывчивость, неадекватность, желание дать искаженную картину мира, манипулировать читателем в своих интересах и при этом невольное самообличение персонажа [7]. Термин часто подвергался критике в том плане, что с позиций когнитивистики маркером ненадёжности повествования должно становиться читателю, а не имплицитному автору [8, с. 63-84]. Считалось также, что художественное произведение и вовсе не должно характеризоваться критерием надёжности, поскольку оно основано на вымышленных историях [9, с. 121-141].
У. Ригган разработал классификацию ненадёжных повествователей. Он поделил их на 5 типов: The Picaro (Хвастливый нарратор), The Madman (Безумный нарратор), The Clown (Комический нарратор), The Naïf (Наивный нарратор), The Liar (Лживый нарратор) [10].
Г. Олсон было предложено деление наррати-вов на fallible (ошибающийся) и untrustworthy (не заслуживающий доверия) [11, с. 93-109], подобное добросовестному и недобросовестному владению в римском праве (и в цивилистике романо-германской правовой семьи). Параллель проведена нами неспроста: в обоих случаях дифференциация указывает на намерения субъекта относительно предмета. В прикладном аспекте рассмотрения речевого правонарушения иллокутивная сила повествования способна сыграть главную роль, поскольку зачастую квалификация противоправного деяния основывается на суждениях судебного лингвиста.
Как для осмысления, так и для лингвистического исследования нарратива представляет интерес то, как актуализовано соотношение позиций читателя и рассказчика. «Иногда, особенно в случае с наивным или безумным рассказчиком, читатель обладает преимуществом, его картина событий оказывается более полной, поскольку сам рассказчик не в состоянии выстроить логические связи между событиями по тем или иным причинам, при этом утаивание информации происходит ненамеренно с точки зрения нарратора» [12].
О ненадёжной наррации пишет Дж. Фрэй: «Представьте, что фантастическая повесть начинается с того, что персонаж от первого лица рассказывает об умопомрачительной красавице, которую он надеется соблазнить, но лишь в конце главы читатель узнает, что этот персонаж
ящерица» [13, с. 179]. Нарративная стратегия ненадёжности используется авторами для создания эффекта обманутого ожидания, когда читатель на основе предложенной автором информации делает неверные выводы, а затем ему раскрывают правду.
Существует мнение, что условием для ненадёжной наррации является наличие перволич-ного повествователя [7]. В тексте наблюдаются экспрессивность, необъективность, большое количество комментариев о самом себе; частые обращения нарратора к читателю в намеренной попытке «вызвать его сочувствие», а также саморефлексия, размышления о том, какой степени доверия заслуживает нарратор [4].
Среди русскоязычных художественных произведений, авторы которых прибегают к приёму ненадёжной наррации, отмечают [14] «Лолиту» В. Набокова, «Москву - Петушки» Вен. Ерофеева, «Страну для дураков» С. Соколова и др. Иными словами, если нарратор может быть охарактеризован искажённым взглядом на мир в момент повествования (химические опьянение или зависимость, особенности психического состояния), то он является ненадёжным.
Ненадёжная наррация способна оказать воздействие на читателя, поскольку «обладает большой гибкостью и позволяет автору достигать с его помощью различных эффектов» [15]. Это достаточно распространённый приём в современной интернет-публицистике, однако никто из исследователей не подходил к нему с позиций коммуникативных и функциональных. Полагаем, что это предопределяет актуальность и новизну нашего исследования.
В интернет-коммуникации ненадёжное повествование представлено преимущественно в блогосфере, а также аккаунтами в социальных сетях «ВКонтакте», 1ш1а§гаш, БасеЬоок - это нарко- и алкозависимые, а также люди, страдающие психическими заболеваниями. Кроме того, нарративность зачастую обнаруживается нами и в «крафтовых» СМИ, о которых речь пойдёт ниже.
1. «Крафтовые» СМИ как среда существования ненадёжной наррации
Нарративные структуры не ограничиваются рамками художественного дискурса. Влияя на индивидуальное восприятие и общественное мнение, новостной дискурс (в который всё активнее проникают нарративные стратегии) формирует информационную картину мира. Медийные нарративы претерпевают структурные изменения: чем удобнее для восприятия
материал, чем быстрее его можно освоить, тем больше вероятности, что он будет прочитан. На передний план выходит то, что способно привлечь внимание - то, что удивляет.
Ярким примером публицистических нарра-тивов является контент «крафтовых» СМИ. Цель таких платформ - рассказывать о действительности в виде реально происходивших с кем-то историй. К «крафтовым» СМИ отнесём две группы: расположенные на собственных ресурсах и на блогерских платформах.
Статья в «Яндекс.Дзене» - это исследование, инициированное по личному желанию автора. «В рамках одного материала могут быть обнаружены структурные элементы как научно-популярной статьи, так и репортажа с включенным наблюдением» [16].
В журналистике сформированы положения для описания феномена «крафтовых» СМИ:
- отсутствие регистрации в качестве СМИ;
- сознательное отмежевание от внешних форм журналистики как индустрии при соблюдении организационных форм;
- использование при формировании контента принципа глокализации;
- создание (с целью интерактивного взаимодействия с аудиторией) собственных концептов, мифологем или целостной мифологии, погрузившись в которую читатели становятся своими, усваивают ценностные нормы;
- изобретение собственного языка, намеренное разрушение профессиональных штампов на всех уровнях вербального текста и визуально-графического оформления [16].
Крафтовые медиа часто привлекали внимание в качестве уникального объекта для исследований, однако до сих пор остаются непопулярными для русистики и нарратологии. Тем не менее формы коммуникативного взаимодействия, положенные в основу этих ресурсов, могут представлять определённый интерес.
В качестве непосредственного объекта мы исследовали статьи блогов на платформе «Ян-декс.Дзен», которые характеризуются перво-личной наррацией, ориентируясь на блоги людей, страдающих химическими зависимостями, а также людей с психическими отклонениями.
Один из блогов посвящён историям алкозави-симого человека о его отношениях с алкоголем и попытках излечиться от этого заболевания. Содержательно блог делится на две части определённой точкой во времени, начиная с которой, по словам нарратора, он прекратил употребление алкоголя. Для исследования ненадёжной нарра-ции нами выбраны посты из части «до».
Для лингвистического исследования нарратива нами применена комплексная методика интерпре-
тации нарративных стратегий, основанная на методах функционально-стилистического, коммуникативно-прагматического и лексико-семантичес-кого анализа.
С функционально-стилистической точки зрения текст определяется как публицистический, однако автор разворачивает повествование, свойственное художественному произведению, используя приёмы и средства образности и эмоциональности (в пятницу вечером буквально отпрыгивал от алкоголя; тёплое хоть и чуть дурное ощущение внутри сочетается с запахом детских волос и ничем не контролируемой детской любовью, перетекающей в тебя не только с запахом чистоты, но и через обнимающие твою багровую шею маленькие тёплые руки).
Здесь «не только повествуется (нарратором) история, но также изображается (автором) повествовательный акт. Таким образом, получается характерная для повествовательного искусства двойная структура коммуникативной системы, состоящей из авторской и нарраторской коммуникаций, причем нарраторская коммуникация входит в авторскую как составная часть изображаемого мира» [2, с. 35].
Исследуемые тексты - рассказы о том, какое место в жизни рассказчика занимает алкогольная зависимость, как она влияет на его взаимоотношения с коллегами по работе и семьёй.
В текстах присутствует подробное описание обстановки для создания «эффекта присутствия» (ощущение пространства (я немного автоматически готовил ужин и в перерывах, заваливаясь в кресло, читал бумажную книжку Мураками; Я проснулся в шесть, залез в душ, выпил литра два воды, известил всех, что опоздаю, включил на телефоне авиарежим, залез под одеяло и опять уснул); указание на мелочи (Потом я взял чётки из семян дерева бодхи, запустил в телефоне звук костра и на 30 минут провалился в медитацию; нарезал в два ланч-бокса новосибирскую грудинку); описание звуков (В квартире было тихо, по телеку маленький ребёнок гонял мультики); описание вкуса еды (быстро смастерил горячие бутерброды с кусочками олюторской селёдки) и - фрагментарно - кулинарные нарративы; описание внешнего вида и цветов (водка, выполненная в трёх цветах - от крепкой зелёной этикетке к мягкой оранжевой. Я взял оранжевую и прихватил баночного хугардена)).
2. Установление основополагающих признаков нарратива
1. Описание событий происходит в определённой нарратором последовательности: история
представляет собой описание жизнедеятельности человека, страдающего алкоголизмом.
2. Соответствие актантной модели А.-Ж. Греймаса [17, с. 153-170]:
- объект (алкоголь) - субъект (сам нарратор);
- адресат (риторический аспект исследования - читатель) - адресант (нарратор);
- помощники (семья и близкие) - оппонент (в данном случае полифоничен - это общество, диктующее моральные принципы, и отдельные его представители, например, коллеги, которые периодически замечают алкогольное опьянение нарратора).
3. Тематические силы (учитывается лишь то, что эксплицировано): алкогольная зависимость, желание и нежелание употреблять алкоголь.
4. Композиция нарратива. Тексты-посты позиционируются как истории от конкретного лица (хотя и не выдающего своего имени и местоположения). Некоторые истории включают в себя нарративы «авторитетного» источника. Наблюдаются периодические переходы в лирику - художественное моделирование жизнедеятельности страдающего алкозависимостью.
5. Установка на адресата-читателя (нарратор использует языковые игры, создание «эффекта присутствия», сотрудничество с читателем, а также «открывает» текст).
6. Соответствие коммуникативно-функциональной модели (за основу взята коммуникативно-функциональная модель Р.О. Якобсона [18]).
СМЫСЛ. Референтивная функция: автор-нарратор предоставляет читателю сделать оценочный вывод самостоятельно, что доказывает функционирование нарратива как механизма кодирования установки на адресата. В результате коммуникативного акта рассказывания (взаимодействия сознаний) ни говорящий, ни слушающий «не остаются каждый в своем собственном мире; напротив, они сходятся в новом, третьем мире, мире общения» [19, с. 209].
СООБЩЕНИЕ. Эстетическую функцию выполняет особенность подачи материала - в виде нарратива, сотрудничающего с читателем.
КОММУНИКАНТ. Эмотивная функция находит отражение в специфичности повествования - нарративы в нарративе (основной нар-ратив подаётся с нарративом-знанием и нарра-тивом-мнением ненадёжного нарратора).
КОНТАКТ. Фатическая функция осуществляется с помощью разворачивания нарратива, употребления обыденных для целевого читателя лексических (просторечий, жаргонизмов) и грамматических (упрощения слов, доступный синтаксис) средств.
КОД. Метаязыковая функция: нарратор в доступной для большинства категорий читате-л е й форме рассказывает историю алкозависи-мого на основе собственного жизненного опыта. Нарратив креолизован: текстовые фрагменты сопровождаются фотографиями, дополняющими повествование (хотя и обозначенными в качестве привлекающих внимание).
ПОЛУЧАТЕЛЬ. Нарратология разделяет надвое фигуру получателя сообщения с функциональной и интенсиональной точек зрения. В итоге мы обязаны исследовать сразу две позиции - адресата и реципиента. Первого отправитель желал или предполагал, а второй - фактический получатель, о котором отправитель может не знать [2, с. 42]. Конативная функция видится в воздействии на адресата (читателя), привлечении его внимания к проблемам людей, страдающих алкоголизмом.
3. Определение нарративной модальности
Создатель исследуемого блога об алкозави-симости предстаёт перед частью читателей (гипотетически) в качестве ненадёжного нарратора.
В объём фоновых знаний среднестатистической языковой личности входит информация о негативности проявлений алкоголизма. Это связано, прежде всего, с антипропагандой на ранних этапах социализации (например, всем нам известно, что школьникам о негативном значении алкоголя и его употребления говорят учителя, социальные педагоги, школьные психологи; с этой целью организуются классные часы, творческие конкурсы рисунков, стихов и т.д.; некоторые родители проводят с детьми воспитательные беседы о вреде алкоголя). Всё это так или иначе формирует в ребёнке убеждение в том, что алкоголь - это плохо, антисоциально, а потому - запрещено. По этим причинам мужчина, рассказывающий о подробностях своей жизни через призму романтизируемой им алко-зависимости, выглядит неискренним. Картина мира читателя и картина мира нарратора не совпадают.
В этом случае повествователь предстаёт перед нами либо нарратором-клоуном - «троллем» (в некоторых случаях коммуникативная специфика диктуется полным дискурсивным единством того или иного медийного ресурса) либо наивным нарратором, который преследует лишь высоконравственные цели - дестигмати-зировать алкоголизм, добиться социальной поддержки для алкозависимых, сделать так, чтобы читатель их «пожалел». Наивный читатель, встретив такого же наивного нарратора, стано-
вится жертвой ненадёжного повествования, опосредованно вводится в заблуждение.
Нарратив персонажа N преподносится в модальности мнения с помощью средств перво-личной наррации. N - ненадёжный рассказчик, поскольку в сознании читателя он слишком наивен, заявляя о том, что в его жизни всё - утрируя - прекрасно вопреки многолетнему стажу алкопотребления: в нашей языковой картине мира образ алкоголика вызывает у читателя эмоции сострадания, жалости, сочувствия. Здесь же демонстрируется внешняя красота N и относительное благополучие его жизни. Читатель понимает, что и нарратор может быть обманут N поскольку его нарратив прецедентен и основан на нарративе самого N - ненадёжного рассказчика.
Нарратив автора построен в модальности понимания (напряженного постигания, а не уже достигнутой понятности). Понимание предполагает в адресате солидарного собеседника и ориентировано на рецептивную активность читателя. Такое повествование ведет к углублению смысла излагаемой истории, однако не несет в себе абсолютной истинности знания или абсолютной ценности убеждения. Истина понимания отнюдь не релятивна, но «она принципиально невместима в пределы одного сознания и рождается в точке соприкосновения разных сознаний» [20]. Нарратив понимания персонифицирован, однако ориентирован на преодоление субъективной ограниченности своего видения жизни, на привлечение и адресата к позиции «свидетеля и судии» [21].
Заключение
Исследование позволило проанализировать маркеры ненадёжной наррации, которая представляет собой особую разновидность модальности современного новостного повествования. Ненадёжность рассказчика может быть неразличима для обычного читателя, и в таком случае коммуникативное воздействие оказывается состоявшимся. Этот приём способен вводить читателя в заблуждение - создавать эффект обманутого ожидания, заставлять делать неправильные следствия.
Ненадёжная наррация - достаточно распространённый и действенный приём в современной интернет-публицистике, и рассмотрение её с коммуникативных и функциональных позиций представляется важным в условиях фундаментальных и прикладных исследований. Ненадёжная наррация предоставляет немалые возможности для автора в воздействии на читателя и его мнение. Этот приём позволяет достигать
различных манипулятивных эффектов: убеждать, провоцировать, запугивать, подстрекать, призывать и др. Нарративные структуры сегодня не стеснены поэтикой - они выходят далеко за её пределы и вводятся в социально-политические контексты, которые формируют информационную картину мира.
Список литературы
1. Бозрикова С.А., Татару Л.В. Нарративная журналистика в Америке и России. Балашов: Николаев, 2012. 120 с.
2. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003. 312 с.
3. Радбиль Т.Б. Коммуникативные и когнитивные основы теории нарратива в современном гуманитарном знании // Коммуникативные исследования. 2017. № 1(11). Т. 1. С. 23-35.
4. Падучева Е.В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива. 2-е изд., испр. и доп. М.: Языки славянской культуры, 2010. 480 с.
5. Луканина М.В., Салиева Л.К. Нарративное манипулирование // Государственное управление. 2014. Вып. 46. С. 210-222.
6. Booth Wayne C. The Rhetoric of Fiction. The university of Chicago press. Chicago & London, 1983. 572 p.
7. Жданова А.В. К истории возникновения феномена ненадежной наррации // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. 2009. № 2. С. 151-164.
8. Ntmning A. Reconceptualizing the Theory and Generic Scope of Unreliable narration // Reconceptualizing Trends in Narratological Research / J. Pier (ed.). Tours: Tours Univ. Press, 1999. P. 63-84.
9. Rabinowitz P.J. Truth in Fiction: A Reexamination of Audiences // Critical Inquiry. 1977. № 1. P. 121-141.
10. Riggan W. Picaros, Madmen, Naifs, and Clowns: The Unreliable First-person Narrator. Univ. of Oklahoma Press, Norman, 1981. 206 p.
11. Olson G. Reconsidering Unreliability: Fallible and Untrustworthy narrators // Narrative. 2003. 11 (1). P. 93-109.
12. Колосова П.А. Приём «ненадёжный рассказчик» как переводческая трудность (в романе Джоанн Харрис «Джентльмены и игроки») // Вестник ТвГУ. Серия: Филология. 2017. № 4. С. 204-208.
13. Фрэй Дж.Н. Как написать гениальный роман / Пер. с англ. Т. Гутман. СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2007. 255 с.
14. Тюпа В.И. Автор и нарратор в истории русской литературы // Критика и семиотика. 2020. № 1. С. 2239.
15. Ласточкина А.С., Коробова Д.Н. О семантике ненадёжной наррации // Вестник СПбГу. Язык и литература. 2017. Т. 14. Вып. 3. С. 317-325.
16. Болдырева Т.В. Феномен «крафтовых» СМИ // Поволжский педагогический вестник. 2018. Т. 6. № 1 (18). С. 76-81.
17. Греймас А. -Ж. Размышления об актантных моделях // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму / Пер. с фр., сост., вступ. ст. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 2000. С. 153-170.
18. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против» (сборник статей) / Под ред. Е.Я. Басина, М.Я. Полякова. М.: Прогресс, 1975. С. 193-230.
19. Бахтин М.М. Собрание сочинений: В 7 т. / Ред., коммент. С.Г. Бочаров [Гоготишвили]; РАН, Ин-т мировой лит. им. М. Горького. М.: Русские словари, 1997. Т. 5: Работы 1940-х -начала 1960-х годов. 731 с.
20. Копьев А.Ф. О духовно-аксиологических предпосылках монологизма // Труды по психологическому консультированию и психотерапии. Вып. 2: Психотерапия. Сознание. Культура / Под общ. ред. Ф.Е. Васи-люка. М.: МГППУ, ПИ РАО, 2009. С. 144-156.
21. Бахтин М.М. Свидетель и судия // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Художественная литература, 1979. С. 341-342.
UNRELIABLE STORYTELLER IN NARRATIVE STRATEGY OF INTERNET MEDIA
E.S. Moshtyleva
The article presents a comprehensive linguistic study of the functional features of a narrative posted on an Internet platform. Special attention is paid to the influence of the narrative modality on the communicative capabilities of the text, in particular, such a variety of it as unreliability. The question is raised about the peculiarities of news narratives and craft media. The material for the study was a narrative posted on the Yandex.Zen resource. It is shown that the means of unreliable narration are aimed at interacting with the reader to achieve certain goals of the narrator. A complex technique of interpretation of narrative strategies based on the methods of functional-stylistic, communicative-pragmatic and lexical-semantic analysis was used. The novelty of the research is seen in the fact that the author describes the signs of an unreliable storyteller through the prism of the compositional structure and modality of the text.
Keywords: narrative, unreliable storyteller, functions of the text, news narrative.
References
1. Bozrikova S.A., Tataru L.V. Narrative journalism in America and Russia. Balashov: Nikolaev, 2012. 120 p.
2. Schmid V. Narratology. M.: Languages of Slavic culture, 2003. 312 p.
3. Radbil T.B. Communicative and cognitive foundations of the narrative theory in modern humanitarian knowledge // Communicative research. 2017. № 1(11). Vol. 1. P. 23-35.
4. Paducheva E.V. Semantic research: The semantics of time and type in the Russian language; The semantics of narrative. 2nd edition, revised and expanded. M.: Languages of Slavic culture, 2010. 480 p.
5. Lukanina M.V., Salieva L.K. Narrative manipulation // State management. 2014. Issue 46. P. 210-222.
6. Booth Wayne C. The Rhetoric of Fiction. The university of Chicago press. Chicago & London, 1983. 572 p.
7. Zhdanova A.V. On the history of the emergence of the phenomenon of unreliable narrative // Bulletin of the V.N. Tatishchev Volga State University. 2009. № 2. P. 151-164.
8. nnin . Reconceptualizing the Theory and Generic Scope of Unreliable narration // Reconceptualizing Trends in Narratological Research / J. Pier (ed.). Tours: Tours Univ. Press, 1999. P. 63-84.
9. Rabinowitz P.J. Truth in Fiction: A Reexamination of Audiences // Critical Inquiry. 1977. № 1. P. 121-141.
10. Riggan W. Picaros, Madmen, Naifs, and Clowns: The Unreliable First-person Narrator. Univ. of Oklahoma Press, Norman, 1981. 206 p.
11. Olson G. Reconsidering Unreliability: Fallible and Untrustworthy narrators // Narrative. 2003. 11 (1). P. 93-109.
12. Kolosova P.A. The reception of an «unreliable storyteller » as a translation difficulty (in the novel by
Joanne Harris «Gentlemen and players») // Vestnik TvSU. Series: Philology. 2017. № 4. P. 204-208.
13. Frey J.N. How to write a brilliant novel / Translated from English by T. Gutman. St. Petersburg: Amphora. TID Amphora, 2007. 255 p.
14. Tyupa V.I. Author and narrator in the history of Russian literature // Criticism and semiotics. 2020. № 1. P. 22-39.
15. Lastochkina A.S., Korobova D.N. On the semantics of unreliable narrative // Bulletin of St. Petersburg State University. Language and literature. 2017. Vol. 14. Issue 3. P. 317-325.
16. Boldyreva T.V. The phenomenon of «craft» media // Volga Pedagogical Bulletin. 2018. Vol. 6. № 1 (18). P. 76-81.
17. Greimas A.-Zh. Reflections on the actantial models // French semiotics: From structuralism to poststructuralism / Translated from the French, introd. G.K. Kosikova. M.: Progress, 2000. P. 153-170.
18. Jakobson R. Linguistics and poetics // Structuralism: «for» and «against» (collection of articles), ed. by
E.Y. Basin, M.Y. Polyakov. M.: Progress, 1975. P. 193-230.
19. Bakhtin M.M. Collected works: In 7 volumes / Ed., comment. S.G. Bocharov [Gogotishvili]; RAS, Institute of World Literature named after M. Gorky. M.: Russian dictionaries, 1997. Vol. 5: Works of the 1940s -of the early 1960s. 731 p.
20. Kopyev A.F. On the spiritual and axiological prerequisites of monologism // Works on psychological counseling and psychotherapy. Vol. 2: Psychotherapy. Conscience. Culture / Under the general editorship of
F.E. Vasilyuk. M.: MGPPU, PI RAO, 2009. P. 144-156.
21. Bakhtin M.M. Witness and judge // Bakhtin M.M. Aesthetics of verbal creativity. M.: Art literature, 1979. P. 341-342.
