CC BY
361УДК 32.019.51
Информационные технологии
Пономарев Николай Филиппович
кандидат филологических наук, доцент, кафедра журналистики
и массовых коммуникаций, Пермский государственный национальный исследовательский университет
ФЕЙКОВЫЕ НОВОСТИ B КОНТЕКСТЕ ПОСТПРАВДЫ
Аннотация: В статье предлагается объяснение фейковых новостей как относительного нового и специфического феномена медиасферы в постмодернистскую эпоху культурной конвергенции. Дается несколько дефиниций фейковых новостей как современных политических артефактов. Устанавливается генетическая и инструментальная связь фейков с контекстами и феноменами т.н. 'постправды'.
Ключевые слова: постправда, фейковые новости, меморатив.
Abstract: This article offers an explanation of fake news as relatively new and specific phenomena of media sphere in the postmodern era of cultural convergence. Several definitions of fake news are given as modern political artifacts. It establishes the genetic and instrumental connection of fakes within contexts and among phenomena of the so-called 'post-truth'.
Keywords: post truth, fake news, memorative.
Представления индивидов о реальности обусловлены социальными практиками, которые осуществляются в социальных полях на основе габитусов (схем восприятия, категоризации, оценки, поведения), в соответствие с уникальными логиками (нормами и процедурами) и с использованием взаимоконвертируемых капиталов (экономического, политического,
культурного, социального, символического). Однако технологическая и содержательная социальная медиатизация неуклонно замещает непосредственные впечатления индивида опосредованными интерпретациями других субъектов, неуклонно трансформирует медиасферу из аспекта социальной реальности в ее особый модус существования. В результате индивиды как медиа-юзеры аффективно-когнитивно реагируют на опосредованные медиа-агентами социальные события так, как будто бы являются их прямыми участниками ('эффект присутствия'). Чаще всего они предпочитают те интерпретации, которые совместимы с их собственными взглядами и/или интересами, независимо от качества представленных свидетельств и доводов ('предвзятость подтверждения').
Соответственно, медиа-агенты всё больше нуждаются в исследованиях, объясняющих механизмы формирования ложных коллективных убеждений, которые противоречат юридически установленным фактам и порождают социально-политические конфликты. В первую очередь, речь идет о лавинообразном распространении так называемых 'фейковых новостей' как особом медиафеномене, отличном от традиционных ложных новостей.
'Фейковые новости' (далее 'фейки') - это медиапродукты нарративной 'обманной коммуникации' в формате новостной журналистики, но с неопределенным истинностным значением, которые конструируются влиятельными акторами и распространяются влиятельными медиа-агентами для достижения политических или коммерческих целей, легитимируются авторитетными новостными медиа и воспринимаются целевыми группами как достоверные новости из надежных источников. Фейки как стратегические медиапродукты создаются политтехнологами, пиарщиками и маркетологами, первоначально распространяются журналистами в формате достоверных новостей (со ссылкой на 'надежные источники'), далее медиа-агентами в развлекательном формате (со ссылкой на 'авторитетные издания'), потом комментируются блогерами в социальных сетях в жанрах 'мемористики' [наш термин] и с течением времени превращаются в стихийные трансмедийные
'меморативы' [наш термин], которые используются стейкхолдерами как убедительные доказательства при принятии решений (см. 'Дело Скрипалей' и последующие антироссийские санкции): «Представления, которые мы обретаем из фейковых новостей, играют примерно такую же роль в дальнейшем познании, что и ложные убеждения... Фейковые новости создаются совместимыми с тем, что мы знаем о реальном мире: они касаются реальных людей, часто действующих в соответствие с их реальными мотивациями и вполне возможным образом» [1].
Фейки - это адвокатские (политические или коммерческие) медиапродукты, которые по форме (жанру, композиции, стилистике) похожи на 'жесткие новости' (hard news), воспринимаются и ретранслируются медиа-агентами (журналистами и блогерами) как подлинные новости, но на самом деле создаются акторами-инициаторами в своих интересах для введения в заблуждение широкой общественности (и даже стейкхолдеров), являясь сплавом неверной информации, ложной информации и правды: «Одна из основных решаемых задач [фейковых новостей] - создание 'управляемой реальности' через формирование симуляционной действительности и озвучивание или доведение до логического конца интенций официального политического дискурса, по тем или иным причинам не могущим быть представленным публично» [2, с. 154]. Рядовые медиа-юзеры получают фейки либо напрямую из авторитетных новостных медиа, либо через шеринг в социальных сетях, поэтому воспринимают их как правдивые (свидетельские) показания, которые не надо перепроверять, поскольку они снабжены (якобы) неопровержимыми уликами: «Улики - это обстоятельства, которые лишь в известной совокупности, связанные между собою цепью умозаключений и логикою фактов, могут составить доказательство. Это отдельные кусочки, разноцветные камушки, сами по себе не имеющие ни ценности, ни значения и только в руках опытного и добросовестного мастера связанные крепким цементом мышления, образующие более или менее ценную картину» [3, с. 167].
Фейки - это эпизоды продленного стратегического медианарратива в
жанре докудрамы [сочетание фактов и вымыслов] о реальных субъектах ('Белые каски') и/или проблемах ('Победа Трампа'), который наследует достоверность от уже известных широкой общественности предысторий (в том числе из прижившихся в медиасфере фейковых историй).
Фейковые новости как 'правые истории' [4] не нуждаются в каких-либо доказательствах или свидетельствах своей истинности, поскольку транслируются надежными медиа-агенами, соответствуют мировоззрениям конкретных медиа-групп (групп медиа-юзеров) и обладают 'связностью'. Тотальное распространение фейковых новостей - это не злой умысел узкого круга эгоистичных и корыстных акторов, а закономерное порождение множественных 'режимов постправды' [5], которые всё быстрее замещают в публичной коммуникации модернистские 'режимы истины' [6].
На смену 'дисциплинарному обществу' с широким спектром методов надзора и контроля для организации производства и нормирования социальных взаимодействий пришло постмодернистское 'общество контроля' [7], в котором доминирует 'нормативная власть' за счет символических ресурсов.
По мнению Ли МакИнтайра [8], постмодернизм - это любой набор убеждений, которые отвергают существование объективной истины и политически нейтральных координат для истинностной оценки знания: «Мы выработали новый закрытый дискурс - посредством образов/симуляций, играющих роль действительности, и тем самым, по сути, отказались от открытого поиска исторической точности... Образ созданного события сам себе придает достоверность. Реальность - это не то, что на самом деле случилось, но то, что воспринимается как случившееся» [9, с. 25, 33].
Каждое общество имеет свой 'режим истины' как множество процедур конструирования и распознания истинных и ложных высказываний: «Истина и не за пределами власти, и не без власти... Истина - дитя мира сего, она производится в нём благодаря множеству правил и ограничений. В нём она хранит упорядоченные воздействия власти» [10, с. 206]. Истина как ставка в идеологической борьбе производится в уполномоченных социальных
институтах и распространяется в интересах и под контролем крупных политических и экономических акторов. Социальная медиатизация способствовала трансформации режима истины в 'режим постправды' [11], соблюдая который медиа-агенты по поручению влиятельных акторов конкурируют друг с другом за то, чтобы навязать медиа-юзерам правильные знания / убеждения / мнения и побудить соответствующих граждан / потребителей к принятию существующего положения дел, к вере в непогрешимых 'арбитров истины' на конкретном 'рынке правды' и к социальной мобилизации / демобилизации: «Не существует никакого авторитетного [для всех] Разоблачителя... Правда [всё равно] остается прикованной к власти, но господство 'режимов истины' теперь требует народного внимания и участия в его дискурсивных играх, а не просто приверженности его продуктам» [там же].
Многочисленные' режимы постправды 'существуют в парадигме 'постправды', социокультурная экспансия которой обусловлено не только расширением и углублением постмодернистских метаморфоз (в частности, это медиатизация и нарративизация) и технологических трансформаций (в частности, развитием интернет-сетей и появлением смартфонов), затронувших в первую очередь социальные коммуникации, но и повсеместным падением доверия к традиционным институтам-арбитрам истины (включая науку и власть). Маркетизация привела к существенным негативным последствиям для социальной коммуникации в целом: «Мы, конечно, все постоянно подвергаемся маркетинговому дискурсу, что порождает серьезную проблему доверия: учитывая, что значительная часть нашей дискурсивной среды характеризуется более или менее явным промо-намерением, как мы можем с уверенностью знать, что является искренним?» [12, с. 139].
В социально-психологическом плане постправда как феномен - это «деформированное и стереотипизированное состояние сознания, в котором стереотипы уже оторвались от реальных образов» [13, с. 46].
Постправда как артефакты - это пристрастная 'как-бы-правда',
представленная медиа-юзерам в эмоциональных, зрелищных, развлекательных формах, поскольку объективные факты влияют на формирование общественного мнения меньше, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям, а эмоциональное возбуждение подталкивает индивидов к коммуникации.
Постправда как коммуникативная стратегия представляет собой избирательное использование фактов, которые подкрепляют позицию актора, и полный отказ от фактов, которые не поддерживают. В парадигме постправды когнитивный параметр 'правдивость/истинность' замещается прагматическим параметром 'выгодность/прибыльность' и маркетинговым параметром 'привлекательность', которая повышается за счет рекреатизации, визуализации, селебритизации.
В медиасфере постправда как контекст - это «некая особая квазиреальная среда, благоприятная для... 'псевдоновостей', как чашка Петри с бульоном агар-агара, в котором активно размножаются болезнетворные бактерии» [там же, с. 45].
Итак, фейковые новости - это манифестация постправды как артефактов в медиасфере. В парадигме постправды размытие границ между фактами, мнениями и вымыслом, отсутствие общепризнанных критериев истинности (оспаривание любых аргументов или свидетельств) подвергает риску базовые демократические структуры и процессы, ослабляет доверие граждан к власти, журналистике и другим социальным институтам, ведет к социальному отчуждению и ослабляет гражданскую солидарность.
Практика фейковых новостей без традиционной журналистской процедуры проверки фактов (фактчекинга) разрушает публичный дискурс в медиасфере, обостряет политические разногласия и усиливает группы интересов: «Фейковые новости обесценивают и подрывают легитимность голоса компетентных и авторитетных институтов, и [даже] саму идею [существования] 'объективных данных', что в совокупности подрывает способность общества участвовать в рациональном дискурсе, основанном на
общих фактах... Распространение ложной информации дискредитирует [сами же] точные и достоверные источники [фейков]» [14].
Библиографический список:
1. Levy N. The bad news about fake news // Social epistemology review and reply collective. 2017. Vol. 6 (8). P. 20-36.
2. Негров Е.О. Фейк как системообразующий признак политического дискурса: трансформация основных трансляторов // Политика постправды в современном мире. Сб. матер. по итогам Всероссийской научной конференции с международным участием «Политика постправды и популизм в современном мире» 22-23 сентября 2017 года / ред. О.В. Попова. СПб., 2017. С. 151-154.
3. Кони А.Ф. За последние годы: Судебные речи (1888-1896). Воспоминания и сообщения. Юридические заметки. СПб., 1896.
4. Colbert S. The Colbert Report: The word - truthiness'. Episode 1. 17 October 2005. http://www.comedycentral.com.au/throwbacks/videos/the-colbert-report-the-very-first-episode-clips#first-show.
5. Harsin J. Regimes of posttruth, postpolitics, and attention economies // Communication, culture and critique. 2015. Vol. 8 (2). P. 327-333.
6. Фуко М. Политическая функция интеллектуала // Фуко М. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. Ч. 1. М., 2002/1976. С. 201-209.
7. Делёз Ж. Post scriptum к обществам контроля // Делез Ж. Переговоры. СПб., 2004/1990. C. 226-233.
8. Mclntyre L. Post-truth. Cambridge: The MIT Press, 2018.
9. Уиллок Д.Э. Реальность как предмет переговоров: хаотические аттракторы нашего понимания // Массовая культура: современные западные исследования / отв. ред. В.В. Зверева. М., 2005. C. 20-41.
10. Фуко М. Политическая функция интеллектуала // Фуко М. Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи, выступления и интервью. Ч. 1. М., 2002/1976. С. 201-209.
11. Harsin J., ibid.
12. Fairclough N.L. Critical discourse analysis: The critical study of language. N.Y.: Longman, 1995.
13. Чугров С.В. Post-truth: трансформация политической реальности или саморазрушение либеральной демократии? // Полис. Политические исследования. 2017. № 2. С. 42-59.
14. Baron S., Crootof R. Fighting fake news. Workshop report. The information society project. Yale Law School and the Floyd Abrams. March 7, 2017.
