CC BY
152
УДК 94(470.341-25)”1917
Февральская революция 1917 года в Нижнем Новгороде: новые аспекты
В. П. Сапон
Вводя в научный оборот новые архивные источники, автор описывает события Февральской революции в Нижнем Новгороде, трактуемые им как спонтанный процесс, который представители различных оппозиционных партий стремились направить в организованное русло. Отмечается, что уже в первые дни переходного периода намечаются линии социально-политического противодействия, с одной стороны, между пролетарскими массами и буржуазно-интеллигентскими слоями, с другой стороны, между сторонниками различных концепций социализма. Автор подчеркивает, что такое противодействие послужило основой для формирования системы двоевластия (точнее, многовластия) и ускоренной радикализации общественных настроений.
Ключевые слова: Февральская революция; Нижний Новгород; формирование двоевластия.
Многие участники революционных событий воспроизводили в своих отредактированных воспоминаниях впечатляющую картину многотысячных пролетарских демонстраций, которые чуть ли не автоматически стали мощным залогом осуществлявшегося в Нижнем Новгороде революционного переворота, ставшего одним из эпизодов свержения самодержавия [напр.: Октябрь..., 1957, с. 22, 43-44]. Эту же точку зрения отстаивали и профессиональные историки [напр.: Минц, 1977, с. 656-657; Октябрь..., 1957, с. 7-8]. Выясняется, что на самом деле ситуация была намного более непредсказуемой и сложной.
Так, большевик П. К. Премудров (один из активных участников июльской забастовки 1916 года на Сормовском заводе; 3 февраля
1917 года был оправдан Московским военно-окружным судом; по прибытии в Нижний Новгород начал работать заводе «Новая Этна») вспоминал, что 28 февраля 1917 года в его новом рабочем коллективе стало известно о массовых антивоенных демонстрациях московских рабочих и в этой связи товарищи из партийной группы потребовали, чтобы их вожак возглавил на заводе «Новая Этна» намеченную на следующий день забастовку. «Имея налицо неоформившуюся организацию на заводе и, надо сознаться, сомневаясь в успехе, я начинаю сдерживать рабочих, мотивируя это тем, что наш завод не является крупной единицей в Нижегородском районе (в то время на заводе “Новая Этна” работало вместе со строительными рабочими 1300 человек) [и] не может произвести большого впечатления, и советовал дождаться, когда движение начнется на Сормовском заводе. С таким решением мы закончили работу 28-го февраля» [ГОПАНО, ф. 1866, оп. 2, д. 629, л. 2], - так описывал Премудров последний для Нижнего Новгорода предреволюционный день (здесь и далее в приведенных текстах сохранена орфография и пунктуация оригиналов).
В тот же вечер стало известно, что рабочие самых разных нижегородских предприятий, а также «партийные круги» готовятся к активному выступлению, но и это известие вдохновило далеко не всех заводчан. Утром 1 марта 1917 года на спонтанном митинге в одном из цехов Премудров выступил с вдохновляющей речью, после чего с пением революционных песен рабочие «Новой Этны» вышли за пределы предприятия, чтобы «снять» с работы своих товарищей на заводе Биржевого общества. Уже на проходной часть рабочих покинула колонну демонстрантов, еще больше ее ряды поредели после того, как стало известно, что завод Биржевого общества заперт по приказанию администрации, а кроме того, сами работники этого предприятия не горят желанием присоединиться к забастовщикам. Из-за столь неблагоприятного развития событий количество демонстрантов еще уменьшилось (до 150-200 человек), и Премудров с товарищами решили разойтись по домам, чтобы позднее собраться в губернском центре. По дороге
в Нижний Новгород Премудров узнал, что такое же решение приняли и некоторые рабочие с завода Биржевого общества [ГОПАНО, ф. 1866, оп. 2, д. 629, лл. 2-3].
Позднее в тот же день Премудров встретился с руководителем Сормовской организации РСДРП М. Н. Малиновским (выявленным позднее секретным сотрудником охранки), затем они вместе направились к дому Блинова на Нижнем базаре, где располагался Нижегородский военно-промышленный комитет. Там уже находились меньшевики С. М. Штерин и А. И. Иванов, большевики А. В. Савельева и Самойлова, «интернационалист» Б. И. Моисеев. Эти люди, имевшие репутацию идейных социалистов и опытных политических работников, обсудили текущие события и, видимо, не очень рассчитывая на сознательность пролетариата, направились не в рабочие пригороды, не на заводы, а ... в городскую думу [ГОПАНО, ф. 1866, оп. 2, д. 629, л. 3].
Социал-демократ И. С. Забелин также отмечал, что в конце февраля 1917 года интерес нижегородской публики к событиям на фронте и «особенно в столицах» «был невероятный», но «организованной подготовки к революции, по крайне мере в городе, не наблюдалось» [Материалы..., 1922, с. 9]. 28 февраля стало известно, что вечером в городской управе устраивается совещание «по вопросу о подготовке к развертывающимся событиям». Забелин и его товарищ по партии Штерин не успели на это совещание (на нем постановили «терпеливо ожидать событий»), зато они стали участниками неформальной встречи в одной из комнат городской управы с участием гласных городской думы, общественных деятелей, сормовских рабочих (среди которых присутствовал и вездесущий Малиновский). «Несмотря на довольно поздний час, на собрание прибывали все новые лица, и каждый пришедший приносил все новые известия. Часа в 2 ночи пришел из редакции “Нижегородского Листка” кадет Е. М. Ещин с самыми свежими новостями о том, что образовался из членов Государственной Думы “комитет” и т. д. Собрание затянулось на всю ночь, взвешивали и обсуждали ближайшие возможности в жизни России, настроены были бодро.» [Материалы., 1922, с. 9].
Главным генератором и «двигателем» событий, как и прежде, стал Сормовский завод. Но и здесь не сразу все пошло гладко. 28 февраля 1917 года на квартире Н. Мирошина состоялось заседание Сормовского комитета РСДРП, на котором Н. И. Иконников сделал доклад о событиях в столице [ГОПАНО, ф. 1866, оп. 2, д. 772, л. 7]. В тот же день вечером прошло собрание руководящих органов эсеровской и эсдековской организаций.
«Но вследствие того, что как эсеры нас, так и мы их персонально не знали, - вспоминал С. С. Махотин, - то решить на таком многолюдном собрании такие важные вопросы (вопросы текущего момента и выборы заводского стачечного комитета. - В. С.) было неудобно и, чтоб избежать присутствия нежелательных элементов (так думали обе организации друг о друге), собрание было закрыто и назначено вторично, еще более конспиративное, в другом месте. Но и это собрание тоже оказалось громоздким. И таким образом было сорвано три собрания, и я, не дождавшись результата, ушел на работу.
Только на четвертом собрании был выбран стачечный комитет, который 1 марта (в рукописи ошибочно указано 28 февраля. - В. С.) вывел сормовских рабочих с революционными песнями из завода.» [ГОПАНО, ф. 1866, оп. 2, д. 772, л. 8].
1 марта в 9 часов утра активисты социалистических партий начали «снимать» с работ рабочих и служащих Сормовского завода. Вскоре толпа в 5-6 тысяч человек с красными знаменами и под музыку двинулась к Нижнему Новгороду, по пути собирая все новых и новых сочувствующих. В Канавине у Макарьевской полицейской части произошел курьезный случай: нижегородский полицмейстер призвал демонстрантов сохранять порядок и спокойствие («иначе он ни за что не отвечает»), чем вызвал только смех [ГОПАНО, ф. 1866, оп. 2, д. 722, л. 15].
Вчерашние подпольщики, вдохновленные приближением новой эпохи, на время забыли о своих партийных и фракционных разделениях. «Мы шли,- вспоминал эсер И. Сизов, - небольшой группкой впереди: [меньшевик] И. Арсентьев, я, [эсер] Фаддей Филиппов, [эсер]
Мих. Флегонтов, [анархист-коммунист] Ф. Фролов, вспоминали 1905 год, делали сравнение; доходя до Похвалинского элеватора, мы остановились. Необходимо в этот момент взять руководство. Я дал рукой знак, что буду говорить; передние ряды остановились, а за ними остановились и следующие. После краткого приветствия и памяти о тех, кто положил свою жизнь за освобождение трудящихся, музыка исполнила “Вы жертвою пали в борьбе роковой” и снова двинулись по Рождественке. У аптеки Гейнце сделали остановку при виде вынесенного портрета Александра Карловича Гейнце, погибшего во время еврейского погрома в 1905 году 10 июля ст. стиля. Музыка исполнила похоронный марш, и [мы] направились по направлению Зеленского съезда; здесь также сделали остановку на месте совершения убийства черной сотней 11 июля 1905 года тт. Командина и Дмитриева» [ГОПА-НО, ф. 1866, оп. 2, д. 722, л. 15 об.].
Так было положено спонтанное начало первым ритуалам и традициям новой эпохи, призванным стать духовной основой для объединения освобожденного народа. Тем не менее уже 1 марта, когда масштаб событий был еще не вполне понятен и судьба революции имела довольно смутные перспективы, наметились первые линии разлома между различными политическими силами. По словам Сизова, на подходе к центральной площади губернского центра (на Зеленском съезде) в толпе демонстрантов стали распространяться листовки, в которых воспроизводилась приветственная телеграмма новому правительству, в связи с чем партийным вожакам «пришлось объяснить, что рабочий класс не может приветствовать своих врагов, так как после свержения самодержавия у с.-д. [социал-демократов] и с.-р. [социалистов-революционеров] резко расходятся дороги с теми, кто правее их, и вообще рабочий класс должен быть осторожнее в такой момент и должен знать, с кем ему идти и т. д.». После этого «листовки побросали в снег» [ГОПАНО, ф. 1866, оп. 2, д. 722, л. 15 об.].
Впрочем, и в стане социалистов между различными фракциями тоже пробежали заметные трещины. Так, когда толпа сормовичей и примкнувших к ним канавинцев к двум часам пополудни наконец вы-
шла на Благовещенскую площадь к зданию городской думы, на импровизированном митинге разгорелась дискуссия по поводу освобождения узников городских тюремных заведений. Если представители левых течений (в частности, эсер Сизов и его товарищи) намеревались прямо идти к тюрьмам, чтобы явочным порядком освободить политзаключенных, то видные меньшевики М. Н. Тюрин и Н. И. Быховский призвали первоначально обсудить этот вопрос с представителями городской думы и городским головой Д. В. Сироткиным [ГОПАНО, ф. 1866, оп. 2, д. 722, л. 15 об.]. Нижегородский «мэр» лишь после двух требовательных обращений со стороны рабочих приступил к переговорам с местной (старорежимной!) администрацией, итогом которых стало согласие царских чиновников «освободить подследственных политических заключенных, кроме тех, которые заключены по приговору суда» [ЭПНЛ, 1917, № 58, с. 1]. Вскоре многотысячные толпы рабочих и городских обывателей уже приступили к самочинному освобождению тюремных узников, при этом на свободе оказались не только 18 «легально» отпущенных подследственных, но и все политические, отбывавшие срок по суду, 48 дезертиров и 1100 уголовников.
Примечательно, что контролируемая либеральными кругами газета «Нижегородский листок» тут же поспешила сообщить о решающем вкладе Д. В. Сироткина в освобождение политзаключенных. В этом печатном органе, в частности, утверждалось: «В виду заявления рабочих, что тюремная администрация не доверяет рабочим и медлит с освобождением политических заключенных, городской голова отправился к тюрьме вместе с рабочими. Через некоторое время городской голова возвратился [в думу] и сообщил, что подследственные политические заключенные освобождены» [ЭПНЛ, 1917, № 58, с. 1]. Так устанавливались новые правила политической «игры», когда вес и популярность в обществе приобретались не только с помощью реальных дел, но и посредством саморекламы и пиара.
Однако все это были лишь частности на фоне стремительной активизации различных политических сил с целью решения ключевого
вопроса революции - вопроса о власти. Когда 1 марта 1917 года за стенами городской думы проходил многотысячный митинг, в самой думе в 14.00 началось частное совещание гласных по поводу организации «обывательского комитета для поддержания в городе порядка и для защиты жизни и имущества граждан» - как альтернативы пока еще существующим органам самодержавного режима. Лозунгом дня для нижегородских либеральных деятелей, заседавших в городской думе, стали слова Сироткина «Государственная Дума - это плоть от плоти и кость от кости всего русского народа» и его призыв поддержать новое правительство [ЭПНЛ, 1917, № 58, с. 1]. Однако идея либералов о создании местного «временного правительства» тут же была решительно перекроена митингующим пролетариатом. Когда Сироткин, выйдя к народу, огласил проект создания «обывательского комитета» с участием в нем «в должном числе» представителей от фабрично-заводских предприятий, собрание на площади тут же сформулировало свои встречные предложения: «.. .2) настаивать на увеличении числа представителей от рабочих в обывательском комитете и 3) ввести в комитет представителей от войск, находящихся в Н. Новгороде» (первый пункт касался освобождения из тюрем политзаключенных) [ЭПНЛ, 1917, № 58, с. 1].
Формирование «обывательского комитета» или «городского комитета общественной безопасности» (за новым органом власти закрепилось официальное называние - Городской исполнительный комитет; 21 марта 1917 года по предложению кадета Ещина он был переименован в Губернский исполнительный комитет (ГИК) [ЦАНО, ф. 1887, оп. 1, д. 12, л. 9 об.]) состоялось на экстренном заседании гласных городской думы вечером 1 марта 1917 года. По замыслу Сироткина и его единомышленников, в городском комитете должны были преобладать земско-интеллигентские и предпринимательские силы, умеренно-либеральные и либеральные по своей политической окраске. В частности, 12 мест отводилось представителям городской думы, по 3 места - губернскому и уездному земству, по 2 - Нижегородским отделе-
ниям Всероссийского союза городов и Всероссийского земского союза, по 3 - биржевому комитету и биржевому военно-промышленному комитету (ВПК), 2 - Нижегородскому уездному ВПК, 4 - союзу кооператоров, 3 - мещанскому обществу, по 2 - ремесленному обществу и представителям ученых и просветительских обществ. Рабочим предоставлялось 12 мест, то есть меньше четверти состава комитета [ЭПНЛ, 1917, № 58, с. 1].
Однако пролетариат не собирался довольствоваться ролью «младшего брата» буржуазии и интеллигенции и отдавать на откуп имущим социальным слоям вопрос конструирования новой власти. 1 марта 1917 года рабочие Канавина постановили создать Совет рабочих депутатов из 48 представителей от Сормова, 20 - от Канавина и 12 - от города [ЭПНЛ, 1917, № 58, с. 2]. Вечером на первом же заседании Го -родского исполнительного комитета (ГИК) представители революционного пролетариата поставили ребром вопрос об увеличении количества («временно - до выборов Совета рабочих депутатов») рабочих депутатов в составе этого органа до 24 человек и о немедленном смещении царской администрации. По рассказу влиятельного сормовского меньшевика Н. И. Быховского, «отцы города страшно испугались, говоря, что власть старая “с удовольствием станет поддерживать новое правительство”», однако социалисты и стоявшие за ними рабочие продолжали настаивать на аресте «агентов старой власти» и вскоре решительно взяли это дело в свои руки [Материалы., 1922, с. 41].
Заметим, что вечером 1 марта продолжилось размежевание и в стане социалистов. В здании городской управы проходил перманентный митинг, на котором выступали ораторы самой различной политической окраски: «Большевики, приветствуя свержения самодержавия, требовали организации Советов, передачи им власти. Меньшевики и прочие соглашатели призывали не обострять обстановку в стране, измученной войной, - новое правительство, мол, само удовлетворит все требования народа. А что касается войны, то они стояли за ее продолжение» [За власть ., 1967, с. 104]. Впрочем, на этом этапе стремление вчераш-
них подпольщиков сообща строить справедливый строй преобладало над фракционными разногласиями.
2 марта трудоемкое «конструирование» новой власти было продолжено, при этом лидеры цензовых слоев и кадетской интеллигенции в ГИК по-прежнему вынуждены были считаться с твердой позицией «социальных низов».
В малом зале городской думы прошли выборы во временный Совет рабочих депутатов, в которых участвовало около ста человек.
«Как только закончились выборы, - вспоминал Н. И. Иконников, -мы перешли в большой зал. Там открылось заседание первого Нижегородского Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов. На него были приглашены также освобожденные из тюрьмы революционеры.
Один за другим они стали входить в зал. Были они истощенные, обросшие, худые, сидели на почетных местах в своей поношенной одежде, той самой, в какой вышли из тюрьмы. Все встали, чтобы приветствовать их. Один из них от имени товарищей произнес ответное слово.
Собрание было открыто. На хорах народу набилось много, каждому хотелось послушать ораторов, увидеть людей, выпущенных из тюрьмы. Все думали - они будут сидеть десятилетия. Ан, нет! Революция освободила их! Это внушало всем уверенность, что задачи, поставленные народом, будут решены» [За власть ..., 1967, с. 31].
В первом опубликованном воззвании Совета была поставлена задача - «закрепить за собою захваченные позиции и завоевать новые». Это значило, что необходимо, с одной стороны, «усилить влияние рабочих представителей в Нижегородском городском исполнительном комитете» и в то же время «создать свой собственный орган “Совет рабочих депутатов” для объединения и направления борьбы рабочего класса до полного торжества интересов демократии» [ЭПНЛ, 1917, № 58, с. 2]. Совет высказался за восстановление «нормального течения жизни» и в связи с этим призвал бастующие по случаю революции массы на следующий день вернуться на рабочие места [ЭПНЛ, 1917, № 58, с. 2].
Как подметил нижегородский историк Н. И. Драницын, это публичное обращение «поразило всех деловитостью и серьезностью тона и произвело “успокоительное” действие», но в то же время «в городе обратили внимание на то, что в “Воззвании” Совета Рабочих Депутатов, в заключительной его части пропущено “Временное Правительство”» [Материалы., 1922, с. 45].
Таким образом, события, вошедшие в российскую историю как Февральская революция, в Нижнем Новгороде стали полной неожиданностью не только для молчаливого обывательского большинства, но и для «сознательных рабочих» и местных партийных вожаков. Революционный процесс развивался спонтанно, хотя уже на ранних его стадиях представители различных оппозиционных партий (в первую очередь социалисты) стремились направить его в организованное русло. В первые же дни переходного периода намечаются линии социально-политического противодействия как между пролетарскими массами (авангардом которых являлись сормовичи) и буржуазно-интеллигентскими слоями, так и между сторонниками различных концепций социализма, что в скором времени послужит основой для формирования системы двоевластия (точнее даже многовластия) и ускоренной радикализации общественных настроений.
Литература
1. ГОПАНО - Государственный общественно-политический архив Нижегородской области.
2. За власть Советов! (Вспоминают участники борьбы за Советскую власть в Нижегородской губернии). - Горький : Волго-Вятское книжное издательство, 1967. - 349 с.
3. Материалы по истории революционного движения : т. 3 / под ред. В. Т. Илларионова. - Нижний Новгород, 1922. - 265 с.
4. Минц И. И. История Великого Октября : в 3 томах. - Т. 1 : Свержение самодержавия. - Изд. 2-е. - Москва : Наука, 1977. - 784 с.
5. Октябрь в Н. Новгороде и губернии : сборник воспоминаний под ред. Ф. Г. Евграфова и В. П. Фадеева. - Горький : Горьковское книжное издательство, 1957. - 319 с.
6. ЦАНО - Центральный архив Нижегородской области.
7. ЭПНЛ - Экстренное прибавление к газете «Нижегородский Листок». -1917. - № 58 (2 марта). - С. 1-2.
© Сапон В. П., 2012
February Revolution of 1917 in Nizhny Novgorod: New Aspects
V. Sapon
While introducing new archival sources into scientific use, the author describes the events of the February Revolution in Nizhny Novgorod and treats them as a spontaneous process which representatives of different opposition parties tried to set on the organized track. It is noted that already during the first days of the transition period the lines of social and political resistance began to show: on the one hand, between the proletarian masses and the bourgeois-intellectual layers, on the other hand, between proponents of different socialist conceptions. The author stresses that this resistance served as the basis for formation of the diarchy (or rather, polyarchy) system and accelerated radicalization of public sentiments.
Key words: February Revolution; Nizhny Novgorod; formation of diarchy.
Сапон Владимир Петрович, доктор исторических наук, доцент, заведующий кафедрой истории России, Нижегородский государственный педагогический университет им. Козьмы Минина (Нижний Новгород), vladimail2008@ mail.ru.
Sapon, V., Doctor of Historical Sciences, associate professor, Head of Department of Russian History, Nizhny Novgorod State Pedagogical University named after Kozma Minin (Nizhny Novgorod), vladimail2008@mail.ru.
