CC BY
90
ПЕРВАЯ СТЕПЕНЬ
А.О. БЛОХИНА*
«ФЕРГАНСКИЙ ФАКТОР» И РЕГУЛИРОВАНИЕ ЭТНОКУЛЬТУРНЫХ РАЗМЕЖЕВАНИЙ В КИРГИЗИИ
Аннотация. В статье рассматривается влияние «ферганского фактора» на состояние политических и социокультурных границ в Киргизии, дважды за период независимости пережившей насильственную смену власти, а также межэтнические столкновения. Отмечено, что после революции 2010 г. правящие элиты взяли курс на укрепление формальных политических институтов и развитие легальной конкуренции. Представлен анализ эффективности проведенных институциональных реформ в контексте государственного и национального строительства.
Ключевые слова: Киргизия; этнокультурные размежевания; национальное строительство; государственное строительство; политические институты.
A.O. Blokhina «The Ferghana factor» and the accommodation of ethno-cultural cleavages in Kyrgyzstan
Annotation. The article examines the «Ferghana factor» impact on the consolidation of political and socio-cultural borders in Kyrgyzstan, the only post-Soviet country that has experienced two forceful changes of power and a significant outflow of inter-ethnic clashes. It is stated that after the revolution of 2010 the ruling elites have embarked on strengthening the formal political institutions and development of legal
*Блохина Алена Олеговна, соискатель кафедры сравнительной политологии МГИМО МИД России, преподаватель кафедры английского языка № 7 МГИМО МИД России, e-mail: [email protected]
Blokhina Alena, Moscow State Institute of International Relations, MFA Russia (Moscow, Russia), e-mail: [email protected]
competition. In this regard the author analyzes the outcome of institutional reforms and their influence on national- and state-building.
Keywords: Kyrgyzstan; ethnic and cultural cleavages; nation-building; statebuilding; political institutions.
Киргизию, если следовать логике Д. Горовица, можно отнести к разделенным обществам: в ней аскриптивные расколы заметно отражаются на политическом процессе, несколько элитных групп ведут борьбу за центральную власть и существует история межсекторальной вражды [Horowitz, 2014, p. 7]. В результате соперничества между основными клановыми группами республика пережила две революции (в 2005 и в 2010 г.). Политическое регулирование противоречий осложняют значительное совмещение клановых и региональных расколов («север» - «юг»), а также межэтническая напряженность на юге, где проживает абсолютное большинство узбеков страны и где дважды, в 1990 и в 2010 г., вспыхивали беспорядки.
За годы, прошедшие со времени последней, «пасхальной» революции 2010 г., элитам страны удалось найти и реализовать институциональные решения, которые позволили повысить политическую стабильность. Вместе с тем Киргизия, как и Узбекистан, и Таджикистан, является «ферганским» государством, т.е. имеет в своем составе часть Ферганской долины. Многие исследователи считают ее взрывоопасным регионом, где любой социально-политический конфликт угрожает стабильности всей постсоветской Центральной Азии [см., напр.: Артыкбаев, 2014; Crosston, 2013; Малышева, 2010]. Полиэт-ничность Ферганской долины, наличие этнических эксклавов, исламский радикализм, историческая память населяющих ее народов, межгосударственные споры негативно влияют на консолидацию границ всех трех государств. В связи с этим представляется актуальным рассмотреть вопрос о контроле над этнокультурными размежеваниями в Киргизии с учетом влияния «ферганского фактора».
Историческая государственность и советское национальное строительство
Ферганскую долину называют сердцем Центральной Азии и часто выделяют как отдельную геополитическую зону. Производ-
ство шелка и выгодное географическое положение на Великом шелковом пути, благоприятный для земледелия климат обеспечивали там рост городов и развитие торговли. В ХУШ-Х1Х вв. Фергана стала ядром Кокандского ханства, которое в 1876 г. потеряло независимость и вошло в состав Российской империи как часть Туркестанского генерал-губернаторства (Ферганская область). Для Туркестана были характерны слабость центральной власти и разделение населения на множество племен и родов, между которыми не было устойчивых экономических отношений и единства, что вело к многочисленным междоусобным распрям.
После нескольких антироссийских восстаний для укрепления влияния империи было принято решение переселять в регион группы этнических русских и казаков и наделять их землей. В Ферганской долине под руководством русских инженеров были осуществлены ирригационные проекты и развернуто производство хлопка. Новое производство связало регион с имперским центром, а железнодорожная дорога открыла прямое сообщение с границами Афганистана, Персии, Китая и Индии [Rashid, 2002].
Как и в Российской империи, в СССР этническая группа оказалась субъектом политики и государственного права [Марке-донов, 2006, с. 18]. После восстаний басмачей (с 1918 г. главным центром басмачества считалась Фергана) границы Узбекистана, Киргизии и Таджикистана были проложены по долине таким образом, что образовались многочисленные этнические эксклавы. Такое решение было обосновано необходимостью ослабить панис-ламские и пантюркские движения ^егтап, 1991, р. 19].
На сегодняшний день отсутствуют сведения о подготовительной работе соответствующих советских органов относительно определения территориальных границ, численного состава и расположения этнических групп, подлежащих объединению в автономные республики и области [Масов, 1988, с. 185]. Национальное строительство в Средней Азии было основано на принципах, чуждых историческому развитию народов, проживающих в регионе [Бартольд, б. г.]. В определенной степени насильственная консолидация в границах одного государства обострила борьбу клановых групп за власть.
В.В. Бартольд приводит примеры географических «противоречий» традиционному укладу: после размежевания административным центром Восточной Бухары стал Душанбе (до 1929 г. Дю-
шанбе), притом что на протяжении веков главным городом здесь был Гиссар, политическая единица древнейшего региона Хорезма была окончательно уничтожена (в 1097-1231 гг. он представлял центр государства Хорезмшахов, которое впоследствии захватил Чингисхан). Несмотря на то что хорезмийский язык и национальность со временем размылись и исчезли, политическое влияние и обособленность Хорезма сохранялись вплоть до начала действий советских властей по разделению региона [Бартольд, б. г.].
В результате советского государственного строительства Узбекистан получил большую часть территории долины с такими крупными историческими центрами, как Андижан, Коканд, Ассаке, Кувасай, Намаган и Фергана. Джелалабад, Ош и Узген отошли к Киргизии. Западная часть долины с Исфарой и Канибадамом стала частью Таджикистана (Согдийской области, ранее - Ленинабад-ской). Границы, как и статус советских республик (союзная - автономная), неоднократно менялись. Противоречивость административно-территориальной и культурной политики Советского Союза, выразившаяся после его распада в несовпадении административно-политических, экономических, этнолингвистических, культурных и прочих границ новых государств, во многом определила будущие проблемы консолидации наций [Кудряшова, Ме-лешкина, 2009, с. 51].
По данным на 1999 г., около 6,8 млн из 11 млн населения Ферганской долины проживало в Узбекистане, при этом более 700 тыс. узбеков жили в южной Киргизии, 300 тыс. киргизов - в Узбекистане, 1,4 млн узбеков - в Таджикистане [Tabyshalieva, 1999, р. 23]. В результате несовпадения границ одни и те же группы получили либо статус титульной нации на своей территории либо статус меньшинства на территории другого государства. Общественно-политическая активность меньшинств зачастую объясняется подстрекательством к сепаратизму со стороны заинтересованных государств. Помимо этого, в долине насчитывается семь этнических эксклавов. Это киргизское село Барак, окруженное узбекской территорией, и четыре узбекских и два таджикских эксклава в Киргизии [Baker, 2011]. Фактически границы до сих пор до конца «не поделены» и остаются объектом межгосударственных споров.
Также в Ферганской долине проживают казахи, турки-месхетинцы, татары, каракалпаки, уйгуры, украинцы, русские и другие этнические сообщества. Необходимо отметить, что послед-
няя перепись населения в Ферганской долине проходила в 1926 г., но и эта информация не достоверна в полной мере, так как при наличии института титульности и статуса меньшинства респонденты могли сознательно искажать данные о своей этнической принадлежности, чтобы получить доступ к привилегиям титульной группы [Абашин, 2004, с. 26].
Важной социальной характеристикой ферганского региона является его перенаселенность: плотность населения, по одним данным, достигает 450 человек на кв. м [Lubin, Martin, Rubin, 1999, p. 60], по другим - 350 [Данков, 2007, с. 132]. Это вызывает земельный и водный голод. Уровень безработицы в регионе в постсоветский период эксперты оценивают в 80% [Рашид, 2005].
Ослабление, а затем и крах советской власти привели, с одной стороны, к возникновению очагов конфликтности (в частности, в 1989 и 1990 г. произошли два крупных межэтнических столкновения - между узбеками и турками-месхетинцами и между киргизами и узбеками), а с другой - к восстановлению кланово-иерархической системы [Годы, которые изменили Центральную Азию, 2009, с. 103].
Политическое измерение исламской традиции
Страны ферганского кластера исторически имели сильную связь с исламом, и, как свидетельствуют эксперты, «вплоть до 1921 г. местное население Туркестанской республики на вопрос о национальности отвечало: "мусульманин"» [Олимов, 1991]. Советская политика официального атеизма привела к гонениям на религию по всей стране. В 1937-1938 гг. были репрессированы тысячи улемов и имамов, система исламского образования была практически упразднена, хотя по данным переписи 1937 г. абсолютное большинство граждан в регионах с мусульманским населением оставались верующими. Только с началом Великой Отечественной войны отношение власти к религии и религиозным организациям стало меняться. В частности, в 1943 г. было учреждено Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана (САДУМ), и в республиках появился «официальный ислам». В каждой из них было создано представительство САДУМ с казиями (старейшинами) [Образование ДУМ Средней Азии]. На народном уровне свои
позиции удерживал суфизм; мусульманские общины региона, ориентировавшиеся по традиции на своих шейхов, были децентрализованы и слабо связаны между собой.
Кроме того, в Ферганской долине, с ее традиционными духовными центрами, нелегально обучали «истинному» (неофициальному) исламу, что формировало базу для появления религиозной и политической оппозиции. С приближением распада СССР, когда начался общесоюзный процесс религиозного возрождения, в регионе появились исламские политические (исламистские) организации. Особенности ислама как религиозной системы [см.: Куд-ряшова, 2012, с. 158] способствовали взаимовлиянию религии и политики. Все основные формы политического присутствия ислама, на которые обращают внимание исследователи, проявились и в молодых центральноазиатских государствах (выступления мусульман, бросающих вызов «несправедливым правителям»; использование ислама государством в целях легитимации власти и консолидации общества; обращение к исламу в различных конфликтах для артикуляции интересов и идентичности групп) [Куд-ряшова, 2003, с. 89-91].
Среди основных факторов роста радикальных настроений исследователи называют сложную экономическую и социально-политическую ситуацию и соседство нестабильных стран [Абишева, Шаймергенов, 2006, с. 53]; саму радикализацию ислама они связывают с религиозными репрессиями и запретами, разрушением системы религиозного просвещения населения [Хаким, 2005, с. 33]. В 1990 г. представители мусульманских активистов Средней Азии участвовали в создании всесоюзной Исламской партии возрождения, которая после 1991 г. трансформировалась в Таджикистане в Партию исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) (позднее она стала единственной легальной исламской политической партией на постсоветском пространстве).
В 1991 г. в самом центре Ферганской долины, в Намангане, зародилось движение за мусульманское самоуправление под руководством Т. Юлдашева, которое привело к формированию ряда исламистских организаций и параллельных властных структур. В 1996 г. Юлдашев и Дж. Намангани организовали Исламское движение Узбекистана (ИДУ), выступавшее за создание исламского государства на территории Ферганской долины. В 1999 г. Юлдашев руководил вторжением боевиков с территории Афганистана
через Таджикистан в Баткенскую область Киргизии, намереваясь пройти в Узбекистан.
Еще одна радикальная религиозная группировка в регионе -«Хизб-ут-Тахрир» (Партия освобождения) сосредоточивает свою деятельность в основном на Узбекистане, но также действует на территории Киргизии и Таджикистана. Она имеет транснациональный характер и нацелена на осуществление всемирной исламской революции и создание халифата. В 2005 г. в Андижане произошло крупное выступление исламистского движения «Акромия», которое было подавлено силовыми методами. Проект создания «нового халифата» в Фергане подпитывают исторический опыт государственности и объективные трудности национального строительства. Как отмечают эксперты, буквализация священного, когда символ «уже не передает священного опыта, но сам становится опытом», позволяет подчинить священный текст различным политическим целям [Международная безопасность и проблемы терроризма, с. 59].
Существование социальной базы для подобных движений (в конце 1990-х годов, по мнению З. Тодуа, молитвы в отдельных мечетях Ферганской долины скорее напоминали политические собрания с обсуждением острых социальных проблем - клановости, коррупции, бедности [Тодуа, 2002]) предполагает их долговременность, а конфликты на Ближнем Востоке и в Афганистане усиливают радикальные настроения у части мусульман. ИДУ уже объявило о том, что присоединяется к запрещенной в РФ террористической организации «Исламское государство» [СНБ Узбекистана... 2015].
Этнокультурные размежевания в Киргизии
По официальным данным, киргизы составляют 72,8% населения страны (общее число жителей около 5,9 млн человек), узбеки -14,5, русские - 6,2 (2015 г.) [Численность населения Кыргызской Республики]. Большая часть славянского населения сосредоточена в Бишкеке и Чуйской области (18-20% от общего числа жителей), узбекского - в Оше, Ошской, Джелал-Абадской и Баткенской областях (соответственно 43,7, 28,5, 25 и 14,7%) (2014 г.) [подсчитано по: Демографический ежегодник Кыргызской Республики, б.г. с. 101].
Определяющую роль в политической борьбе элитных групп играет клановая принадлежность. Жители страны традиционно
причисляют себя к одной из трех клановых групп, называемых «крыльями» [Годы, которые изменили Центральную Азию, 2009, с. 102]: правое крыло - «онг», левое крыло - «сол» и группировка «ичкилик», которая объединяет кланы кипчакского происхождения [Сариев, 2010]. Исторически северные и западные кланы складываются в левое крыло «сол», объединяя семь кланов. По мнению экспертов, историю Киргизии можно проследить по периодам правления кланов: например, клан бугу управлял в первые годы советского периода, после сталинских чисток 1930 г. ведущую роль перехватил другой северный клан - сары багыш, из которого впоследствии вышла команда Акаева и он сам [Годы, которые изменили Центральную Азию, 2009, с. 103]. Правое крыло «онг» замыкается на одном клане - адыгине, происходящем из южной части страны. Ичкилик также имеет сильную поддержку на юге.
Клановые расколы в значительной степени дополнены региональными различиями. Нахождение органов власти и крупных промышленных предприятий в Бишкеке делает его политическим и экономическим ядром, в то время как Ош, второй по величине город страны, ее «южная столица», испытывает значительные экономические трудности. Так, доли Бишкека, Чуйской области, Ош-ской области и города Ош в «промышленной части» ВВП достигали, соответственно, 37, 16, 9 и 3%. При национальном уровне бедности в 33,7% этот показатель для Бишкека составлял 8%, а для Ошской области - 42% [Regional socio-economic disparities... 2011]. Во многом это обусловлено тем, что киргизско-узбекская государственная граница отрезала от Оша его «внутренние районы», нарушив сложившиеся торгово-экономические связи.
Устойчивость клановых связей объясняется тем, что при слабых официальных институтах неформальные связи и договоренности на клановой основе представляются единственным доступным средством политической и социально-экономической коммуникации, что снижает транзакционные издержки при отсутствии стабильных ожиданий [Jonson, 2006, p. 131]. С другой стороны, политизация примордиальных идентичностей затрудняет достижение компромиссов.
Рассредоточение политизированных клановых группировок свидетельствует о том, что властный центр остается неконсолидированным. Смена представителей кланов во власти прямо отражается на политической стабильности. Например, в 2002 г. А. Бекназаров, в
то время председатель парламентского Комитета по судебно-правовым вопросам и законности, был арестован после критических замечаний в сторону власти. Его арест вызвал волну протестов в Джалал-Абадской области. Политическим результатом стала отставка правительства по решению тогдашнего президента А. Акаева.
В 2005 г. формальным поводом для «тюльпановой» революции стало недовольство оппозиции результатами выборов в парламент (Жогорку Кенеш) по нескольким одномандатным округам. После объявления результатов второго тура беспорядки охватили всю страну. На юге (в Ошской и Джалал-Абадской областях) стали возникать «народные советы». В этих условиях южанин К. Бакиев, занимавший в 2000-2002 гг. и в 2005 г. пост премьер-министра, был назначен исполняющим обязанности президента и премьера, а затем избран президентом Киргизии, набрав около 90% голосов.
Постоянное внесение Бакиевым поправок в Конституцию для расширения президентских полномочий, а также невыполнение обещаний, данных во время «тюльпановой» революции, привели к очередному витку общественно-политического недовольства. На парламентских выборах в 2007 г., в ходе которых были зафиксированы серьезные нарушения, пропрезидентская партия «Ак Жол» получила полный контроль над законодательной властью. Оппозиционные партии оказались не представленными. В 2009 г. Бакиев получил на выборах 76% голосов и вновь заняв кресло президента.
В 2010 г. сложная социально-экономическая обстановка, недовольство семейственностью, непотизмом и коррупцией во власти, а также арестами ряда оппозиционных лидеров привели к массовым протестам, вооруженным столкновениям и в итоге к «пасхальной» революции. Беспорядки и вакуум власти спровоцировали новое обострение этнополитических противоречий, закончившееся кровавым конфликтом между узбеками и киргизами, прежде всего сторонниками Бакиева, в Джалал-Абадской области [см.: Rezvani, 2013, р. 68-69].
После второй революции правительство попыталось ослабить проявления межклановой борьбы и противоречия между этническими сегментами. Парламент рассмотрел и принял к действию новый рамочный документ по управлению этническим многообразием Киргизии при поддержке ОБСЕ [ОБСЕ оказывает содействие. 2011]. Помимо создания специального отдела межэтнического развития и религиозной политики в рамках аппарата
президента правительство озаботилось консолидацией общества: проект документа об укреплении национального единства был подготовлен с участием депутатов парламента и представителей общественных организаций и принят в 2013 г. под названием «Концепция укрепления единства народа и межэтнических отношений в Кыргызской Республике». Концепция сосредотачивает внимание на гражданском и политическом участии, языковой политике, поликультурном и полиязычном образовании, СМИ, а также на управлении межэтническими отношениями на уровне местных сообществ. В конце 2013 г. Совету Ассамблеи народа Кыргызстана, в которую входят различные общественные объединения, был придан статус консультативно-совещательного органа по взаимодействию государственных органов и этнокультурных центров в вопросах укрепления народного единства. В 20132014 гг. были изданы президентские указы по развитию государственного языка. Узбекский язык официального статуса не имеет.
В соответствии с новой конституцией (2010) в Киргизской Республике принята премьер-президентская система, в которой законодательную власть осуществляет однопалатный 120-местный Жогорку Кенеш. Премьер-министра номинирует партия (или коалиция), получившая 50% мест в парламенте. Ни одна партия не может, однако, получить в нем более 65 мандатов [Конституция Кыргызской Республики, 2010].
Парламент также принял поправки в Кодекс о выборах: «О выборах в органы местного самоуправления» и «Об избирательных комиссиях по проведению выборов и референдумов». Нововведениями стали система составления списков избирателей и возможность голосовать на любом избирательном участке вне зависимости от места прописки. Предусмотрены система предварительного ознакомления со списками и новая форма выпусков бюллетеней. В контексте контроля над этнокультурными расколами особенно важны следующие нововведения:
• кандидаты в президенты должны пройти специальную комиссию на знание государственного языка;
• увеличение представительства в парламенте граждан, представляющих различные этнические группы, до 30% (ранее 15%) [Кодекс Кыргызской Республики о выборах в Кыргызской Республике, 1999].
В конституции также прописано, что запрещаются «создание политических партий на религиозной, этнической основе, преследование религиозными объединениями политических целей» (ст. 4, п. 3). Для прохода в парламент установлен не только республиканский порог (7%), но и региональный (0,7%).
По результатам парламентских выборов 2010 г. правящая парламентская коалиция включала Социал-демократическую партию (СДПК) (26 мандатов), «Ар-Намыс» (25) и «Ата-Мекен» (28). В оппозиции находились партии «Ата-Журт» (18 мандатов) и «Республика» (23). В октябре 2014 г. произошло объединение двух оппозиционных партий. Новая структура получила название «Республика - Ата-Журт», в 2015 г. в нее вошла партия «За реформы». Лидером СДПК выступает действующий президент А. Атамбаев.
Анализ программ и позиций партий в регионах позволяет заключить, что законодательная власть в стране относительно диверсифицирована, однако только «Республика» концентрировала внимание на необходимости преодоления кланового формата политики. Преобладающее влияние партии имеют в основном либо на севере, либо на юге.
На момент написания статьи в Киргизии проходили очередные парламентские выборы (октябрь 2015 г.). Избирательная система осталась пропорциональной, голосование проводилось по закрытым партийным спискам в едином избирательном округе с двойным (см. выше) порогом [Промежуточный отчет, 2015]. ЦИК Киргизии зарегистрировал списки кандидатов 14 партий, состав которых соответствует требованиям о гендерной (не менее 30% женщин) и этнической квотах. Нововведением на предстоящих выборах стала биометрическая регистрация населения для снижения возможности манипуляций. По результатам выборов избирательный порог преодолели шесть партий: три прежних - СДПК (38 мандатов), «Республика - Ата-Журт» (28), «Ата-Мекен» (11) и три новых - «Кыргызстан» (18), «Онугуу-Прогресс» (13), «Бир-Бол» (12). Вариант списочного пропорционального представительства оказался оптимальным для политических реалий Киргизии. Преимущество системы заключается в увеличении возможности для этнокультурных групп быть представленными в парламенте за счет сбалансированных списков кандидатов. Неформальное закрепление кандидатов за участками позволяет преодолевать такую
серьезную проблему республики, как разрыв связи между избирателями и депутатами.
Заключение
После революции 2010 г. правящие элиты Киргизии признали проблему этнокультурных расколов и продемонстрировали наличие политической воли, чтобы разработать и принять документы, направленные на предотвращение очередных межклановых и межэтнических конфликтов. Премьер-президентская система (такие системы менее подвержены кризисам, вызванным противостоянием законодательной и исполнительной ветвей власти [Харитонова, 2012, с. 207]), пропорциональная избирательная система с национальным и региональным порогами для партий, достаточно высокий избирательный порог, стимулирующий укрупнение партий, гендерные и этнические квоты в списках кандидатов способствуют политической консолидации общества. В политическом процессе не наблюдается однопартийное доминирование, но партии продолжают ориентироваться не на программы, а на лидеров. Курс на развитие киргизского языка и культуры (при статусе русского языка как официального и отсутствии статуса узбекского языка) можно рассматривать как гражданско-территориальный подход к национальному строительству с подключением этнокультурных меньшинств к общенациональным партиям через выделенные квоты.
Многие социально-экономические проблемы Киргизии (и через них - политические) способно решить ее участие в Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС). Это касается и модернизации экономики, и решения энергетической проблемы, и упорядочения трудовой миграции, и делимитации и демаркации границ с Таджикистаном и Узбекистаном.
Список литературы
Абашин С.Н. Население Ферганской долины (К становлению этнографической номенклатуры в конце XIX - начале ХХ века) // Ферганская долина: Этнич-ность, этнические процессы, этнические конфликты / Отв. ред. С.Н. Абашин, В.И. Бушков. - М.: Наука, 2004. - С. 38-101.
Абишева М., Шаймергенов Т. Религиозно-политический экстремизм в странах Центральной Азии: анализ причин распространения // Центральная Азия и Кавказ. - Лулео, 2006. - № 6. - С. 50-64.
Артыкбаев А.М. Геополитические процессы в Центральной Азии в эпоху глобализации. - Saarbrücken: LAP Lambert academic publishing, 2014. - 136 c.
Бартольд В.В. Записка по вопросу об исторических взаимоотношениях турецких и иранских народностей Средней Азии. - Архив РАН, ф. 68. оп. 1, ед. хр. 85.
Годы, которые изменили Центральную Азию / Центр стратегических и политических исследований Института востоковедения РАН. - М., 2009. - 332 с. - Режим доступа: http://old.ivran.ru/attachments/122_central_asia_2009.pdf (Дата посещения: 12.09.2015.)
Данков А. Ферганская долина: Проблемы обеспечения экономической стабильности // Центральная Азия и Кавказ. - Лулео, 2007. - № 2 (50). - С. 130-142.
Демографический ежегодник Кыргызской Республики, 2009-2013. - Бишкек: Нацстатком Кырг. Респ., 2014. - 320 с. - Режим доступа: http://www.stat.kg/ media/publicationarchive/81ef7693-ab21-4b1d-b189-32679e693e15.pdf (Дата посещения: 22.09.2015.)
Кодекс Кыргызской Республики о выборах в Кыргызской Республике. - Бишкек, 1999. - Режим доступа: http://cbd.minjust.gov.kg/act/view/ru-ru/7?cl=ru-ru (Дата посещения: 07.09.2015.)
Конституция Кыргызской Республики. - Бишкек, 2010. - Режим доступа: http://www.president.kg/ru/konstitutsija/ (Дата посещения: 03.09.2015.)
Кудряшова И.В. Исламская цивилизационная доминанта и современное развитие мусульманских политий // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2003. -№ 2. - С. 87-117.
Кудряшова И.В. Политические изменения и трансформация идентичности в странах мусульманского Востока // Политическая идентичность и политика идентичности: в 2 т. - Т. 2: Идентичность и социально-политические изменения в XXI веке / Отв. ред. И.С. Семененко. - М.: РОССПЭН, 2012. - С. 155-184.
Кудряшова И.В., Мелешкина Е.Ю. Этнические меньшинства и национальное строительство на постсоветском пространстве: к постановке исследовательской проблемы // Вестник МГИМО-Университета. - М., 2009. - № 2(5). - С. 45-55.
Маркедонов С. Defacto государства постсоветского пространства // Научные тетради института Восточной Европы. - М., 2006. - Вып. 1: Непризнанные государства. - С. 13-27.
Малышева Д.Б. Центральноазиатский узел мировой политики / РАН. ИМЭМО. -М., 2010. - 100 с.
Масов Р.М. История исторической науки и историография социалистического строительства в Таджикистане. - Душанбе: Дониш, 1988. - 318 с.
Международная безопасность и проблемы терроризма: Учеб. пособие / Отв. ред. А.Г. Володин, В.Н. Коновалов. - Ростов н/Д; М.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. -144 с.
Образование ДУМ Средней Азии (САДУМ) / ИД «Медина». - Нижний Новгород, 2009. - 30 марта. - Режим доступа: http://www.idmedina.ru/ussr/?1113 (Дата посещения: 03.09.2015.)
Промежуточный отчет, 25 августа - 14 сентября 2015 / Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ. - 2015. - Режим доступа: http://www.osce.org/ru/odihr/elections/kyrgyzstan/183071?download=true (Дата посещения: 26.09.2015.)
Олимов М.В. В. Бартольд о национальном размежевании в Средней Азии // Восток. - М., 1991. - № 5. - С. 97-110.
ОБСЕ оказывает содействие разработке национальной стратегии по межэтническим отношениям Кыргызстана / ОБСЕ. - 2011. - 28 марта. - Режим доступа: http://www.osce.org/ru/bishkek/76225 (Дата посещения: 10.09.2015.)
Рашид А. ИДУ постепенно развивается в движение, охватывающее всю Среднюю Азию // Eurasianet.org. - 2015. - 6 января. - Режим доступа: http://russian.eurasianet.org/ departments/insight/articles/eav040901ru.shtml (Дата посещения: 07.09.2015.)
Сариев М. Киргизия: Род или племя? // Русский репортер. - М., 2010. - № 14. -Режим доступа: http://www.rusrep.ru/2010/14/qa_sariev/ (Дата посещения: 12.09.2015.)
СНБ Узбекистана: Присоединиться к ИГИЛ «Исламское движение Узбекистана» вынудили финансовые проблемы // ИА Regnum. - Ташкент, 2015. - 19 февраля. -Режим доступа: http://www.regnum.ru/news/polit/1897424.html (Дата посещения: 23.08.2015.)
Тодуа З.Б. Исламская оппозиция в Узбекистане до и после начала антитеррористической операции в Афганистане // Институт социальных систем МГУ им. М.В. Ломоносова. - М., 2002. - Апрель. - Режим доступа: http://niiss.ru/ s_docl_todua6.shtml (Дата посещения: 26.08.2015.)
Хаким А. Особенности религиозного мышления в Центральной Азии: необходимость комплексной модернизации // Центральная Азия и Кавказ. - Лулео, 2005. -№ 1. - С. 30-40.
Харитонова О.Г. Президентство и демократия: Состояние дискуссии // Политическая наука / РАН. ИНИОН. - М., 2012. - № 3. - С. 199-213.
Численность населения Кыргызской Республики по национальностям, 2009-2015 гг. / Национальный статистический комитет Кыргызской Республики. - Режим доступа: http://www.stat.kg/ru/statistics/naselenie/ (Дата посещения: 28.09.2015.)
Baker N. The Ferghana Valley: A Soviet legacy faced with climate change: Type of habitat // ICE case studies. - 2011. - N 252, December. - Mode of access: http://www1.american.edu/ted/ICE/ferghana.html (Дата посещения: 02.09.2015.)
Crosston M. Fostering fundamentalism: Terrorism, democracy and American engagement in Central Asia. - Aldershot: Ashgate publishing, 2013. - 194 p.
Fierman W. The Soviet 'transformation' of Central Asia // Soviet Central Asia: The failed transformation / Ed. W. Fierman. - Boulder, CO: Westview press, 1991. -P. 11-35.
Horowitz D. Ethnic power-sharing: Three big problems // Journal of democracy. - Baltimore, MD, 2014. - Vol. 25, N 2. - P. 5-20.
Jonson L. Tajikistan in the new Central Asia: geopolitics, great power rivalry and radical Islam. - L.: I.B. Tauris, 2006. - 252 p.
Lubin N., Martin K., Rubin B. Calming the Ferghana Valley: Development and dialogue in the heart of Central Asia. - N.Y.: The Century foundation press, 1999. - 196 p.
RashidA. They're only sleeping // The New Yorker. - N.Y., 2012. - Vol. 77, January 14. -P. 34-42.
Regional socio-economic disparities in Kyrgyzstan: Are they shrinking? // UNDP in Europe and Central Asia. - Bishkek, 2011. - 9 p. - Mode of access: http:// euro-peandcis.undp.org/uploads/public1/files/vulnerability/Data%20bases/Fast%20facts/ Kyrgyzstan%20regionaP/o20fast%20facts_5_12_2011 .pdf (Дата посещения: 20.03.2013.)
Rezvani B. Understanding and explaining the Kyrgyz-Uzbek interethnic conflict in Southern Kyrgyzstan // Anthropology of the Middle East. - N.Y., 2013. - Vol. 8, N 2. - P. 60-81.
Tabyshalieva A. The challenge of regional cooperation in Central Asia. - Washington, DC: U.S. Institute of peace, 1999. - 48 p.
