CC BY
32
УДК 16
9
ФЕНОМЕНОЛОГИЯ КОСМОСА
М. А. ШКЕПУ
Непокоренность космоса как неспособность современного человечества выйти за те космические пределы, которые предзаданы ему эволюционным периодом его истории; революционное завершение космической эволюции, его мера и критерий как не просто логического, но и чувственно-материального завершения. Таковы проблемы, решение которых потребует всех сил и способностей познания человечества в третьем тысячелетии.
Небо стало с овчинку, а космос - мусорной свалкой. Раздробленный /превращенный го единицы в дробь/ человек ходит по земле, опустив глаза долу, Из самых трепещущих споров недавних времен, к которым относился и спор о том, является ли земная- цивилизация первой и единственной в космосе, ни одного "в живых" не осталось. В тупом, однообразном повторении исполняющих роль подтасовок, и для этого придуманных в конце XX столетия, мифологем, выстраивается ряд предельно заземленных , "рожденных ползать" штампов бытия. Утрата, а точнее, непосгижение землянами поэтическо-эврисгической сути космогонии как логики становления человека является, возможно, самым фундаментальным симптомом того, что человечеству угрожает гибель по субъективным причинам. Уже сформировано внутреннее пораженчество как предпосылка этой гибели. Такая подготовка разработана для тех, кто не / относится к так называемому золотому миллиарду, но иллюзорны не только ее внешние пространственные границы, границы нееосгоявшихся ойкумен, — коррозия исторического сознания и исторического бытия остается опасностью для самого источника, из которого она возникает.
Взоры не обращаются к звездам. Прошли времена и высокой поэтической космической лирики из истории народов. Все оказались в воздушном пузыре болотного происхождения. Вступление человечества в хаос опустошенных форм, в зону "очищения" времени жизни от его космического смысла, может обращать взор лишь к измельченному земному : "...тяжелые времена заставляли придавать слишком большое значение мелким интересам повседневной жизни" [1]. Не следует ли отсюда, что этот тонкий отрезок исторически смещенного во времени пространства и искаженного в пространстве истории времени, как фундаментально значимый для космического изменения основ человечества, является одновременно и пробным камнем; возможности дальнейшего существования нашей галактики? Дело не только в том, что разрешение всемирно-исторических противоречий по типу антагонизма с неизбежностью приведет к фатальной гибели нашей планетарной системы. Накопленный и накапливающийся исторический гнев в синтезе с качеством современного оружия при консервации основы их отчужденного единства почти не оставляет шансов для такой альтернативной развязки антагонизма, когда не обе противостоящие сущности уничтожают друг друга, а одна оказывается способной уничтожить другую. Именно об этой "альтернативе" мечтает современная буржуазия, но в том-то и дело, что только за пролетариатом сохраняется возможность разрешать антагонизмы по типу внутренних противоречий. Только он исторически предзадан для разрешения противоречия космогонии истории и действительности человека.
Космогония, как и космология, не завершается логикой становления человека /логикой истории/, но как раз достигает свое бытие для себя во взаимотрансформации этих мнимых двух
логик , утверждаясь как феноменология истории. Эволюционная логика истории суть лишь превращение космоса в ф о р м у = основание, "приобретение" себя в качестве абсолютной предпосылки собственной же универсальной формы. В этом моменте необходимо понимание субстанциальности перехода истории в непосредственно-всеобщее основание как абсолютного атрибута дальнейшего развития космоса вообще, не сводимого метафизически к так называемой ноосфере. Качество космоса до этого перехода - материя, слепо включенная в деятельность человека еще только в качестве предпосылки, в качестве предмета познания и не доведенная, недоразвитая до имманентно-законосообразной жизнедеятельности общества и человека. Здесь блуждания человека в космосе приближаются к концу с открытием дороги к человеку и мера такого перехода суть то, что "...свободно как сущая для себя субстанциальная мощь. (...) тотальность, в которой каждый из моментов есть целое..." [2] и положена как нераздельное со своим понятием единство.
Предысгорическая форма бытия, космоса здесь еще не выступает непосредственной универсальностью бытия, а законсервирована в качестве опосредованно-абстрактного критерия истинности научного познания. Вопрос предстает в том значении, что в своем естественном самопорождении (отраженной в генезисе естественных наук как логика естественно-исторического разворачивания природных форм материального движения) и доразвитии до общественной формы, космогония в то же самое время порождает и историческую возможность своей гибели. Такое противоречие сохраняется до тех пор, пока общественное бытие космоса не становится непосредственно универсумом всеобщего в едином как одно: "...принцип личности (...) есть всеобщность" [3], когда, как Гегель представляет этот процесс в его абстрактно-идеалистическом изображении, "поступательное движение понятия не есть больше ни переход, ни видимость в другом, но есть развитие, так как различное одновременно непосредственно положено как тождественное с другим и с целым и определенность положена как свободное бытие целостного понятия" [4].
Замутненному эмпирическим хаосом искаженных форм /вывернутых основ, изуродованных границ внутреннего и внешнего, галлюцинаций опредмеченных пустот, расплывшихся в аморфности символов, неставшесги беспредельности, изуродованного бытия/ рассудку трудно заметить, что исключительно в данном узловом моменте тождества исторического и космического так двух форм единого универсума может быть найдена тайна овладения человеком космоса, т.е. самим собой; что исключительная природа данного узла истории открывает тайну всеобщего характера возможности самообоснования основ как действительности человеческого. И не случайно немецкая классическая философия в лице Канта начинала свои поиски с вопроса о том, как возможно познание и самообоснование основ. Но только в данном узле можно подойти к ответу на поставленный Кантом вопрос и этот факт был исторически и гносеологически очерчен тупиком, в котором была обречена на замкнутость немецкая классическая философия. Иначе говоря, естественнонаучное овладение космосом является лишь условием перехода в имманентность непосредственного основания непосредственно-всемирной истории. Само по себе развитие естествознания до превращения космического основания в актуально-исторически данное противоречие применяется для антигуманных целей. Космическая фатальность и в то же время земная затасканность данного противоречия, несоразмерность исторической практики ее масштабам, банализация ценности жизни во время и после очередной встряски Европы была "оценена" Фитцджеральдом следующим образом : "Средний Запад казался мне теперь не кипучим центром мирозданья, а скорее обтрепанным подолом вселенной". В превращенном пространстве неразрешенности всеобщих противоречий, наподобие того, которое было
порождено первой мировой войной, сужаются интересы и масштабы сознания, потребностей, полетов духа, происходит профанированное заземление истории, а фактически, утрата историей своего вселенского содержания.
Природа коммунистической революции не сводится к ее политической форме, а является общественно-историческим способом разрешения противоречий земной эволюции космоса, т.е. развития как всеобщего. Это единственная, безальтернативная определе н-ность основания всемирной историй. Всеобщность - категория не количественная, ее тотальность как непосредственность меры развитая имеет единичный характер в случае каждого отдельного человека. Универсальная смена форм в единичном и разрешающееся, в данной смене субстанциальное противоречие мировой истории имманентно выходу Абсолютного основания мира из своей "изнаночной" формы в монистическое самоопределение тотальности всеобщих отношений индивидуального. Поэтому коммунистическая революция отличается от предыдущих тем, что изменяет сам способ саморазвития мира. Она — атрибутивная форма превращения космичекой эволюции в данность полноты жизни. Это революция космоса. И математическая теория катастроф, будучи лишённой идеологической нагрузки, не может опираться на такую логическую галлюцинацию как "уравнивание сущностей" (предысгорической и постклассической) и абстрагироваться от степени взрывоопасносги их неразрешенносги в акутальном времени, ибо становление всеобщего как слепая эволюция не тождественно становлению единичного в рамках ставшего непосредственным бытием абсолютного основания. Но нельзя "успокаиваться" математикой и относиться к возможности исторических и обусловленных ими природных катастроф объективистски. Отсюда очень легко скатываться в фатализм и в ожидание "конца света", абстрагируясь от своей причастности к такому концу и сваливая его на мистическую силу. Качество исторической жизни, порождающее реальные катастрофы, которые математика лишь выражает формулами, представляет не только математический интерес, но выступает одновременно панорамой вселенской никчемности и ничтожности потребностей цивилизации, их антиномичносги собственным подлинным интересам. Те внешние и отчужденно (количественно) многообразные формы, которые принимает становящаяся история, делают несовместимыми, несводимыми к какому-либо уравнению космос и историю, а значит невозможными их обоих. Здесь конфликт может разрешиться лишь абсолютным отрицанием возможности "ничто" стать положенной данностью, т.е. наличным бытием, способным развернуть из себя собственные атрибутивные формы,
В контексте данных исторических коллизий спор о том, являемся ли мы первой цивилизацией в истории космоса, если абсолютно не неправомерен, то, по крайней мере, отходит на задний план. Во временной и пространственной бесконечности мира человечество не может быть ни первым, ни последним. Нельзя мыслить универсум в понятиях и масштабах конечного мира. Действительно, бесконечность трудно представима, вернее, непредсгавима вообще, а "бесконечно малые", как и "бесконечно большие" величины всего лишь абстрактные понятия. Более того, они — неадекватные понятия, ибо претендуя быть величинами, они перестают быть бесконечными. От неподдающейся представлению бесконечности приходится отмахиваться как от ужасного наваждения, травмирующего способность ощущения текучести времени напоминанием о конце, Поскольку же в бесконечности мира мы не можем быть ни первыми, ни последними /хотя последними поколениями земной цивилизации мы имеем шанс стать/, вопрос должен звучать по-другому : отчего гибнут цивилизации? И имеет ли такая гибель имманентную связь с фундаментальным генезисом космической всеобщности? И если существовали цивилизации, погибшие естественной смертью /в смысле исчерпанности
энергетических условий существования - вариант, который рассматривался Э. В. Ильенковым в "Космология духа"/, то была ли такая смерть связана с исчерпанием полноты общественных отношений? Вопрос далеко не праздный и не гипотетически^ поскольку в истории земной цивилизации он является актуальным до сих пор - известно, что цивилизации гибли не только вследствие природных катастроф, тем более не вследствие природных катастроф, в принципе исключавших последующую возможность жизни на Земле. Но в истории человечества были цивилизации которые погибли вследствие внутренних противоречий, не имеющих прямых критических природных сопровождающих. Оставившие после себя не столько отсвет своего взлета, сколько следы своей гибели, неведанные уже навсегда, они могут быть нарицательным предметом исторического познания, поскольку причины их гибели, по сути, сводились к неспособности перейти за грань достигнутой меры отношений. Обусловливалась ли эта последняя неспособностью разрешить существующие общественные конфликты, или замкнутостью в круговом повторении пережитых (исчерпанных) форм, которое не имеет резервов новизны и тем самым порождает смерть? Непережигая /непереступленная и оставшаяся неприступной/ мера некоторой общности, пределы которой оттачивались и стирались, обострялись и размывались в совпадении гносеологической слабости духа и эволюционной драматичности общества, орудийной неразвитости общественной жизнедеятельности и эгоистических транскрипций поздней мифологии на чем-то замыкалась. Одним из главных моментов, требующих понимания в данном случае является то, что благополучные цивилизации не рефлексируют, как впрочем и те, которые слишком долго угнетены. То есть, важно понимание того, какую роль играет логическая самоопо-средствованность того или иного общества, поскольку именно с логической саморефлексии и начинается культура и именно "возвращение" логического самоопосредствования в "земное основание" общества придаст последнему устойчивость, способность переходить в плотное время, где основание мгновениями становится очевцдной данностью и тем самым озаряет путь стихийной необходимости Одно дело гибель греческой цивилизации как естественно-исторический процесс, гибель как условие становления человечества, и другое дело гибель как полный перерыв в этом становлении. Параллели сохраняют актуальность, поскольку еще актуальна разорванность основания. Очевцдно одно, если речь вдет о гибели цивилизаций независимо от каких-либо природных катаклизмов, то это могло произойти лишь в рамках классовых обществ, причем не только погибших от "вдеально организованной эксплуатации", т.е. сгг вдеально организованного внутреннего паразитизма, но и в случае их длительного паразигирования на других народах. Порабощение Римом Греции было для него более прогрессивным, чем его дальнейшее порабощение мира Если в первом случае Рим освоил более высокую культуру и тем самым сберег олимпийский огонь трагически погибшего греческого полиса, хоть и трансформировав его, то во втором случае он извратил себя и предстал погасающим в небытии идеального и реального исторического иррационализма.
Вышеназванный вопрос также следует отличать по параметрам становящейся истории и ее "ставшести" В первом случае гибель цивилизаций объясняется превращением границ истории в непреодолимые пределы в то время, когда такой выход был абсолютно необходим и по логике предметного развития закономерен Этот удел благополуч ных цивилизаций (о степени такого благополучия для предыстории здесь не идет речь), т.е. таких, которые объективно могли паразитировать за счет "спокойствий' и самоудовлетворенности последнего этапа собственного эволюционного периода Во втором случае сложнее. При возникновении тотального основания еще в форме предпосылки, которое обозначается практически
социалистической революцией, историческое мышление и самосознание поколения людей этого исторического отрезка (т.е. на протяжении переходного периода) не только по содержанию, но и по форме (чувственно-конкретно) может оказаться неспособным выйти гносеологически за пределы пошлых классических координат, в то время как объективно эти пределы исчерпали себя (этот феномен способен растянуть во времени параметры переходного периода. А ведь опасность именно в растянутости времени, вплоть до потери чувства времени. Социализм как система и как общность начал разлагаться как раз в мирное время. При высокой развитости производительных сил. А был сильным именно тогда, когда этой развитости у него не было. "Гносеология" запускает корни идеализма в метафизике утраченной историчности времени). Абстрагироваться от конкретно-исторического качества истории сегодняшнего дня, когда она вернулась в расщепленное основание и тем самым самоактуализировалась в проблеме разрешения отчуждения в космическом масштабе, представляется псевдонаучным романтизмом.
Таким образом, внешне чисто "обществоведческая", проблема становится актуальной и для естествознания и доступна ему не только в той степени, в какой оно способно осмысливать беспамятство физической жизни перед мощью материальной бесконечности, айв непосредственно глобально-историческом значении. Ибо естественнонаучный период космологии завершился и тем самым обусловил и фундаментальное изменение и самого "предмета " естествознания. В том-то и дело, что противоречия истории не разрешаются в рамках естественных наук, но своим разрешением и через свое разрешение предполагают и обусловливают качественное изменение статуса природы и тем самым статуса естественных наук. Предметность природы видоизменяется в непосредственности (природе) истории. Поэтому все, противоречия природного мира разрешаются лишь как всеобщее содержание общественных противоречий. Следовательно, противоречия актуального развития космоса в данной галактике могут разрешаться лишь как разрешение глобальных противоречий, т.е. противоречия космического развития являются одновременно противоречиями развития основания непосредственной общественности каждого человека. Именно поэтому история имеет своим основанием феноменологию. Не гегелевскую, не позитивистскую, а понятую как историческая непосредственность всеобщего. Поэтому феноменология истории и феноменология космоса имеют общее основание, выступают конкретной "здесь " и "теперь" формой единства мира.
Искусственная секуляризация атрибутивности мышления замыкает реальность и обрекает ее на "возвращенносгь" к таким нелепым случайным формам, по сравнению с которыми эволюционная случайность предстает целесообразной. Здесь деструкция материи начинается с деструкции ее атрибута, а деструкция ее атрибута обусловлена извращением форм как следствия извращения пределов. Иррациональность в том, что здесь ничего не может быть ни понято, ни объяснено ни как "начало", ни как "конец". Тем непостижимее становятся опосредствования.
Метафизика понимания и отношения к развитию космоса вытекает из метафизики понимания и отношения к развитию истории. И напротив. Если в смерти отдельного человека заключено бессмертие человеческого рода, то можно ли переносить это явление на условия вечности космоса и смертности планетарной цивилизации вообще? Обоснованное Ф.Энгельсом и развитое Э. В .Ильенковым положение о том, что материя, с необходимостью, заложенной в ее природе, постоянно рождает мыслящие существа, постоянно воспроизводит то там, то здесь орган, мышления — мыслящий мозг, подчеркивает абсолютную повторяемость эволюции материального мира по формам материального движения, являющей собой логику единства
мира в его сгановлени. Она (эволюция) может стать диалектической данностью лишь с возникновением всеобщей формы самой общественной формы. Но данное абсолютно верное положение нельзя понимать с позиций детерминизма —слепое материальное становление для человека не имеет никакого значения хотя бы потому, что оно еще не история. Оно и не включает в себя небезразличие к человеку — неисторическая материя изменяет свои формы, но при этом ни к чему не относится. Но человечество далее на уровне умозрительных допущений не может "успокаиваться" осознанием бесконечного рождения духа, если сознание (общество) не успевает развиться до свободно-необходимых форм, т.е. не способно разрешить фундаментальное противоречие возможности свободы как космической гармоний истории, и погибает в моменте возникновения ее реальной предпосылки. А ведь именно эта опасность угрожает сегодня земной цивилизации.
Само по себе стихийное становление необходимых форм исторических отношений не самоценно. И уж конечно нельзя применять в качестве политического аргумента вышеприведенное положение Ф. Энгельса, поскольку коммунизм может и должен обосновывать, свои основания не только и не просто закономерностями возникновения сознания. Это положение относится лишь к первой стороне основного вопроса философии, оно вполне приемлемо и для вульгарного материализма. Тем более ее данность доступна классу буржуазии, мыслящему себя и мир в рамках вульгаризированного понимания первичности материального. Что "вещественность" денег порождается не духом, подтверждает даже церковь, а ее служители являются верными свидетелями истинности данного утверждения. Коммунизм может и должен обосновывать себя практической реализацией монистического принципа жизнедеятельности общества и человека. И только тогда материальное может утратить свою вульгарную форму, а идеальное свой церковный душок.
В траектории дальнейших оснований развития человечества вопрос предстает также не в ракурсе возможного существования до и после нас иных цивилизаций, а в том, возможно ли одновременное существование во Вселенной разных цивилизаций, возможно ли разнообразие форм единства мира в их историческом выражении как одновременная разность основ? И если да, то почему в бесконечности мира цивилизации не прорывались друг к другу? И не превратило ли человечество отсутствие знания о возможности такого прорыва в убежденность, что создание возможно в одном времени лишь в одной из галактических систем Вселенной? Ведь если в пределах планеты Земля обезьяны не пройдут повторно эволюционный путь до человеческого общества именно потому, что состоявшийся однажды такой путь уже логически завершил цикл материального развития до своей атрибутивности, то можем ли мы аналогично повторить эту логику относительно мирового пространства в целом, составная которого "бесконечное количество, миров"? Выше поставленный вопрос имеет и другие аспекты : возможно ли в принципе в бесконечности материального пространства и времени единовременность в смысле одновременного существования различных миров, возможно ли единовременное существование различный космических историй наподобие того, как на Земле возможно одновременное существование разновременных типов цивилизации? Тем более, что последние уже классическим империализмом , представляя собой различные основания эволюционного периода, включены в единое основание исторических связей и отношений.
Проблема "натыкается" на специфику космических пределов, настолько "сжатые" случайностью необходимости в своей "фантастичной" эволюции, что своей случайной свободой задают степень и темпы эволюции. Она предельно интересна и степень доступности /недоступности/ ее осмысления не только "в принципе" перемещает нас в сферу" фантастики.
Здесь мало очарования физики и других естественных наук, опредмечивающихся в образах мечтающего о гармоническом мире человека /что-то приближенное к творчеству ИЕфремова/. Но если опираться не на формально-индуктивную аналогию, а на логику вещей, то можно заметить как пересекаются два новых вопроса: можно ли отождествлять логику возникновения человечества на нашей планете с логикой возникновения и развития разума в космосе (имеется в виду не логика возникновения человека на отдельной планете - она будет неизменна), то есть, механично ли тождество логики возникновения сознания на одной планете с такой же логикой в параметрах космоса в целом? Теоретическая проблема здесь существует. Человечество не постигло еще природу универсальности своей жизни и этот феномен сопряжен с разрывом связи времен не только при одновременном существовании различных цивилизаций, но и с разрывом связи времен в параметрах эволюции космоса. Потому что доступный нашему созерцанию постижению "отрезок" космоса - в эволюции. И противоречие того, что в чем снято - космос ли является моментом, земного человечества или "земное основание" является моментом космоса - пока что находится в стадии равнозначности и неразрешенносги. Причем природа данного "равноденствия," такова, что и разрешение, и саморазрушение возможны в равной степени.
Очевидно, что мы не столько возвращаемся к проблеме космических предпосылок возникновения человека, сколько к историческим предпосылкам возможности дальнейшего существования космоса в форме развития как организованной в целое с о р а з мерноети. Этот вопрос оборачивается вопросом о гибели цивилизаций и о причинах разрыва космических времен, о наличии которого говорит непокоренносгь космоса как неспособность современного человечества выйти за те космические пределы, которые предзаданы ему эволюционным периодом его истории. В своей фундаментальности это проблема того, какой революцией завершается космическая эволюция, какова мера этой революции и что является критерием ее космической значимости. Что является не просто логическим, но и чувственно-материальным завершением космической эволюции? С этой проблемой человечество и вступает в третье тысячелетие и все силы и способности познания оно должно приложить для того, чтобы это вступление не стало фатальной трагедией нашего космического пространства.
Переченъссылок
1. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. В 3-х т.-М.: Мысль, 1975. -Т.1.-С. 79.
2. Там же. -С. 34.
3. Там же.-С. 346.
4. Там же.-С. 343.
