CC BY
40
Максименко Людмила Александровна, Лобова Татьяна Геннадьевна
ФЕНОМЕН ЖИЗНИ В ФОКУСЕ МЕДИЦИНСКОЙ ЭТИКИ: ВОЗМОЖНОСТЬ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
В статье рассматривается возможность интерпретации феномена жизни в медицинской этике с опорой на исходные смыслы опыта понимания жизни, закрепленные в древнегреческом языке - zoe и bios, - и коррелятивные им хайдеггеровские различения двух родов феноменов - онтологического и онтического. Показано, что данное различие принципиально в отношении допустимых и недопустимых действий врача, зафиксированных в "Клятве Гиппократа".
Адрес статьи: www.gramota.net/materials/3/2016/11 -1/23.html
Источник
Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики
Тамбов: Грамота, 2016. № 11(73): в 2-х ч. Ч. 1. C. 88-92. ISSN 1997-292X.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/3.html
Содержание данного номера журнала: www .gramota.net/mate rials/3/2016/11-1/
© Издательство "Грамота"
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.gramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: [email protected]
6. Непомнящий А. А. Историческое краеведение в Крыму (2 пол. XIX - начало XX века): библиографический указатель. Симферополь: СГУ, 1995. 64 с.
7. Ушатая Н. Д. Музей древностей ТУАК // Известия Крымского республиканского музея. 1995. № 10. С. 23-29.
8. Филимонов С. Б. Хранители исторической памяти Крыма: о наследии Таврической ученой архивной комиссии и Таврического общества истории, археологии и этнографии (1887-1931 гг.). Изд-е 2-е, перераб. и доп. Симферополь: ЧерноморПРЕСС, 2004. 316 с.
TAURIDA SCIENTIFIC ARCHIVAL COMMISSION AS A SOURCE ON HISTORY AND COOPERATION OF CRIMEAN PEOPLES
Makarenko Gennadii Ivanovich
Sevastopol Economics and Humanities Institute (Branch) of V. I. Vernadsky Crimean Federal University
The article describes the activity of one of provincial scientific archival commissions that functioned in Russia at the end of the XIX - the beginning of the XX century - Taurida Scientific Archival Commission (TSAC). The researcher mentions its most outstanding figures and evaluates the TSAC contribution into the process of collecting, studying and preserving historical data and materials from the history of Crimea and its peoples. The author emphasizes the uniqueness of the Commission members' activity and exceptional importance of the acquired materials for studying the history of the Crimean peninsula.
Key words and phrases: Crimea; Taurida Scientific Archival Commission; archeography; history; Crimean peoples.
УДК 17.0+179.5 Философские науки
В статье рассматривается возможность интерпретации феномена жизни в медицинской этике с опорой на исходные смыслы опыта понимания жизни, закрепленные в древнегреческом языке - zoe и bios, - и коррелятивные им хайдеггеровские различения двух родов феноменов - онтологического и онтического. Показано, что данное различие принципиально в отношении допустимых и недопустимых действий врача, зафиксированных в «Клятве Гиппократа».
Ключевые слова и фразы: феномен жизни; медицинская этика; биоэтика; «Клятва Гиппократа»; патернализм; альтруизм; эгоизм; личность врача.
Максименко Людмила Александровна, д. филос. н., доцент Лобова Татьяна Геннадьевна, к. филос. н., доцент
Омский государственный медицинский университет kafphil@mail. ru
ФЕНОМЕН ЖИЗНИ В ФОКУСЕ МЕДИЦИНСКОЙ ЭТИКИ: ВОЗМОЖНОСТЬ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Статья выполнена при поддержке гранта РГНФ № 15-03-00710/16 «Категориальная оппозиция "альтруизм-эгоизм " в морально-нравственном дискурсе современности».
Превращение медицины в науку ознаменовалось дистанцированностью «научного медицинского разума» от этики, апофеозом чего стали «уроки Нюрнберга». В. Вересаев почти за полвека до этих событий отмечал, что вопрос о «живом человеке» в науке нависает над ней как черный призрак, что медицине «нужна этика в широком философском смысле слова» [6, с. 51].
Решение этой проблемы сегодня во многом связано с биоэтикой, звучащей как «новое слово» в медицине, посредством которого представлен «концепт гуманитарной медицины» знаменующий собой «"антропологический поворот" к пациенту» [8, с. 36]. Хотя еще В. Вересаев, отвечая на критику коллег по цеху, отмечал, что так непосредственно близко и многообразно соприкасается с человеком только медицина: «Реальный, живой человек все время, так сказать, заполняет собою все поле врачебной науки. <.. .> От человека медицина исходит, через него идет и к нему приходит». Вересаев подчеркивал, что затронутые в «Записках» противоречия медицинского дискурса бросались в глаза «каждому врачу, не потерявшему способности смотреть на жизнь с человеческой, а не с профессиональной точки зрения» [6, с. 20-21].
Именно отношение к человеку актуализирует сегодня, казалось бы, давно решенный вопрос о статусе медицины: она - искусство, ремесло или наука? «Авторитетный британский медицинский журнал», анализируя в редакционной статье вопрос «почему врачи применяют неэффективные, а иногда вредные лекарства», приходит к неожиданному выводу. Медицина - «не наука, а деятельность человека, в которой немаловажную роль играют надежда и стремление больного к выздоровлению, вера врачу и способность врача к контакту с больным» [10, с. 44].
Различение в медицине «науки» и «деятельности» касается вопроса о каузальности, с которой имеет дело наука, и мотивации, с которой имеют дело и пациент и врач. М. Хайдеггер подчеркивал, что к больному человеку нельзя подходить с точки зрения исчислимого закона причинности. Каузальность «относится к обозначению бытийной структуры природы», «мотивация касается экзистенции человека в мире как действующего претерпевающего существа» [16, с. 56]. Мотив - это ответ человека на обращение к нему сущего. Поэтому в деятельности с ее мотивами бытие всегда уже открыто «для определённого смыслового и мирового контекста».
«Цолликоновские семинары», как полагают современные исследователи, актуализировали «тему гума-нитарности медицины» [1, с. 197], а значит, и гуманизма в современном мире. М. Хайдеггер считал всякий гуманизм метафизичным, а следовательно, не способным даже поставить вопрос о природе человека. Гуманизм - слишком хрупкое основание, не выдерживающее давления «воли к власти», к которому оказалась причастна и научная медицина, или иначе - «биомедицина» в широком смысле (Д. В. Михель).
Онаучивание медицины ознаменовалось образовавшимися тесными связями с биополитикой. По мысли М. Фуко, это выразилось, прежде всего, в рационализации и политизации проблем, порожденных феноменом жизни: здоровье, гигиена, рождаемость, продолжительность жизни [11, с. 405]. Медицина, в основе которой - научное знание механизмов жизни и смерти и контроль над ними, обрела форму биовласти. Набирающие силу индустриализация и технологизация медицинской науки и практики только укрепляют эту власть. Если в начале этого процесса в основе медицинских манипуляций с жизнью лежала забота об ее качестве применительно к обществу в целом (прямая задача медицины как социального института), то сегодня эта забота, приобретя более изящные формы, обращена, прежде всего, к отдельному индивиду.
Столь пристальное внимание к индивидуальной жизни во всем диапазоне ее существования (от рождения до смерти) в сочетании с идеей непрерывного улучшения ее качества на любом этапе связано с модой на «био»: от био-продуктов до биотехнологий и биоэтики. К. Дернер в своем бестселлере цитирует классика биохимии Э. Чаргаффа: «Мода завладевает миром, мода на биоэтику. Все силы объединились в священном лицемерии с этой модой» [7, с. 34-35]. А. Бадью отмечал, что «соединение "этики" и "био" само по себе угрожающе» [2, с. 59]. Морфема «био» ассоциируется сегодня с гуманистическими идеями. Размышляя о гуманизме, М. Хайдеггер обращал внимание, что новые названия возникают тогда, когда «подходит к концу самобытное мышление» [15, с. 316]. «Зацикленность» современной культуры на «био» - своеобразный маркер, указующий на кризис «биомышления». Сегодня жизнь перестала быть предметом метафизического интереса, и размышления о ее «достоинстве» или «святости» наталкиваются на неопределенность этих понятий. Под вопрос поставлено существование самой «био» во всем многообразии ее форм, включая человека.
Однако было бы некорректно утверждать, что, осуществляя манипуляции с жизнью, «научная медицина» полностью порвала с этической традицией, идущей от Гиппократа. Но следует уточнить, что акцент на «био», как новой реальности самой медицины, является свидетельством иного понимания жизни: актуализирован ее иной смысл или даже сконструирован новый. Возникает вопрос: каков диапазон возможных интерпретаций феномена жизни? Насколько этот иной смысл отличен от исходного, традиционного?
Размышляя о феномене жизни в медицинской этике и имея в виду неразрывность этики и онтологии, следует обратить внимание на дифференциацию феноменов, проводимую Хайдеггером. Он указывает на различение онтических и онтологических феноменов. Первые - чувственно воспринимаемые, каузально описываемые, вторые - нет. До того как мы можем что-то чувственно воспринять, оно «для нас прежде должно стать внятным», «присутствующим». «Онтологические феномены по своему значению, - пишет Хайдеггер, -являются первыми, но увиденными и обдуманными они становятся во вторую очередь» [16, с. 36]. Очевидно, медицина как деятельность человека (врача), имеющего дело с феноменом жизни, фокусирует свое внимание, прежде всего, на онтическом его смысле. Хайдеггер и определяет ее как «онтическую науку», хотя она имеет дело с таким сущим, основная характеристика которого «онтологически определяется как Da-sem». Только с учетом такого опыта человеческого бытия может быть освещен «путь любому исследованию здорового и больного человека». Трудность в том, что «онтологические (подлинные) феномены нельзя "увидеть" так же непосредственно, как онтические явления» [13, с. 301-303]. Хайдеггер называет «большим самообманом полагать, что можно в достаточной мере воспроизводить конкретные описания в отрыве от "философского" размышления»: «В действительности, "философское" - это конкретное, а соответствующие описания -абстрактны, то есть отделены от опорного онтологического смысла» [14, с. 361]. Поэтому «медицина во многом бы выиграла, - подытоживает свою беседу с Хайдеггером М. Босс, - если бы врачи научились усваивать из опыта, что все телесное, до последнего нервного волокна» происходит от Ба-^ет.
В постижении феномена жизни, даже онтически явленного, возможности науки с ее кинематографическим способом мышления, с точки зрения А. Бергсона, весьма ограничены: «Интеллект характеризуется естественным непониманием жизни». Он «демонстрирует всю свою неловкость, как только касается живого». Он ясно представляет себе только прерывное и неподвижное, живое как мертвое и «характеризуется безграничной способностью разлагать по любому закону и воссоединять в любую систему» [4, с. 175]. А. Бергсон подчеркивает, что именно с этими особенностями интеллектуальной работы связаны изъяны медицинской практики.
В «Клятве Гиппократа» суть медицины - служение человеческой жизни при любых обстоятельствах. Многие врачи и сегодня продолжают отстаивать идею, что «жизнь - это бесценный дар, который нельзя терять» (Дж. Патрик). Забота о жизни определяла для Гиппократа и его последователей правомерность только такого медицинского вмешательства, которое было связано с ее поддержанием. Об этом однозначно свидетельствует текст Клятвы. Гиппократ не допускал и мысли об аборте или милосердном убийстве. Признание
неприкосновенности жизни обуславливало необходимую степень доверия между врачом и пациентом, которая переводила событие его болезни в со-бытие пациента и врача. Эта ситуация их совместного бытия определяла и философский фундамент медицинской практики: онтологическое и аксиологическое в нем совпадают.
Для греческого мировоззрения такое единство - не случайность. Для современного эклектичного мировоззрения оно выглядит скорее случайным, что порождает внутренние противоречия современной медицинской практики, весьма удалившейся от патернализма в погоне за «био». Суть патернализма А. Бадью выражает четко и понятно: «Врач остается врачом, только если подходит к ситуации, сообразуясь с правилом максимально возможного: оказывать помощь тому, кто ее просит, причем до конца, используя все свои знания, все средства, о существовании которых ему известно, и не принимая в расчет ничего другого. И если ему хотят запретить это попечение, блюдя интересы государственного бюджета, статистики заболеваемости или миграционных законов, так пусть пришлют жандармов! Но и тогда верх должен взять его неукоснительный Гиппократов долг. "Этические комиссии" и прочие рассуждения о "расходах на здоровье" и "управленческой ответственности", будучи радикально вне положены единственной собственно медицинской ситуации в действительности могут лишь запретить быть ей верным» [2, с. 31-33]. Уникальность «собственно медицинской ситуации» как со-бытия пациента и врача, о которой говорит А. Бадью, заключается в том, чтобы извлечь из высокого профессионализма врача «все, что способно утвердить человечность», спасая и охраняя жизнь.
Клятва Гиппократа - это сакральная новация языческого мира, где врач предстает «как бог» (демиург), но не бог. Момент «как» принципиален. Соран Эфесский - древнегреческий врач, работавший в Риме во II веке н.э., цитирует Клятву с почти никогда не упоминаемым продолжением, являющимся, скорее всего, реминисценцией пифагореизма: «Я не дам никому ничего разрушающего, полагая, что дело медицины беречь и сохранять то, что рождает природа» [Цит. по: 11, с. 28]. Что рождает природа, с сохранением и охранением чего связано искусство врачевания? С жизнью!
В древнегреческом языке, как указывает крупнейший исследователь античной мифологии и религии К. Кереньи, было два слова, которыми греки обозначали жизнь - zoe и bios. Греческий язык устойчиво удерживал это различие [9, с. 19-22]. Представляется, что это различение коррелятивно выделенным Хайдеггером двум родам феноменов.
Жизнь, понятая как zoe, есть «жизнь вообще», никак не охарактеризованная, «голая жизнь», как удачно назвал ее Дж. Агамбен, выраженная просто в ее факте. Это «состояние непрерывного жизненного потока» (как бергсоновский «жизненный порыв»). Такая жизнь почти не имеет очертаний, кроме устойчивой противоположности к смерти. Жизнь как zoe - онтологический феномен, в присутствии которого могут быть восприняты онтически явленные «жизни» - bios'bi.
Словом «bios» обозначалась отдельная жизнь, извлеченная из «жизни вообще», а потому - конечная. Жизнь как bios - феномен, чувственно воспринимаемый в своей отдельности, упорядоченности с определенными и устойчивыми характеристиками. Такая индивидуальная жизнь, как бусинка, нанизана на бесконечную нить «жизни вообще». Понятия «bios жизни» и «жизнь bios'а» - отнюдь не тавтология, а языковое выражение определенного опыта понимания жизни. Очевидно, что bios - это качественно отличный, но не самодостаточный, не автономный от zoe формат жизни. Феномен bios возможен в силу присутствия в нем zoe.
Различие в понимании феномена жизни принципиально в отношении допустимых и недопустимых действий врача, которые задаются соотношением этих «жизней» между собой. Их возможные варианты можно выразить политическими принципами автономии и изономии, по-разному репрезентирующими «номос» (закон) в контексте медицинской практики.
Исходно грецизм «номос» имел мерный и пространственный смысл. Номос - это захват земли, распределение, использование. Эти «три акта» - «прасобытия человеческой истории». Номос конституировал порядок, из внутренней меры которого черпали свою силу все последующие писаные и неписаные правила [17, с. 64-65]. Первоначальный смысл номоса был утрачен еще в античной Греции. Уже в классическую эпоху «номос» превратился просто в некую норму и установление, в котором бытие и долженствование оторваны друг от друга.
Если с этих позиций посмотреть на историю медицины и медицинской этики, то можно увидеть, что «номос» определял «прасобытия» и их истории. «Номос медицины» задавал возможные пределы медицинской практики в отношении жизни через диспозиции zoe и bios. Установление, в котором индивидуальная жизнь «захватывает» власть над «жизнью вообще», может быть понято как автономия. В истории медицины она проявилась как монархия индивидуальной жизни-bios, ставшая основой биополитики и биовласти. Такой «номос» был транспонирован в lex - легалистскую систему норм, этика (биоэтика) институализиро-вана и «перепоручена государству».
Аутентичным патерналистской этике Гиппократа является изономия, ибо она связана с мерой, отвечая такому равновесному распределению zoe и bios, которое пифагорейские врачи выражали словом «гармония».
Пифагореизм стал теоретическим ядром общемедицинской доктрины, воспринятой гиппократиками, и значительно повлиял на традиционную медицинскую этику. Пифагорейская идея равновесия качественных противоположностей, гармонии мира-Космоса была основой учения о здоровье, озвученного античным врачом Алкмеоном Кротонским - наиболее вероятным учеником Пифагора. Он определил здоровье как изономию - равновесие, равноправие противоположных сил, а болезнь - как «единовластие» (монархию) одной из них. Врач был призван охранять равновесие в организме человека, поддерживая гармоничное соотношение «предела» - bios и «беспредельного» - zoe. Такое понимание миссии врача отвечало фигуре демиурга, творящего (производящего и поддерживающего) здоровье как равновесие «жизней» в конкретной отдельности - человеке. Поэтому врач не бог, но «как бог».
Принцип изономии соотносился с универсальным порядком вещей. Врач, опираясь на данный принцип, сам оказывался фигурой почти мистической - богоподобной, отличной от простого смертного, поскольку соприча-стен бессмертию. Он охранял оба формата жизни: zoe и bios. Как демиург, врач берет на себя заботу и ответственность за отдельную жизнь, руководствуясь общим универсальным правилом «жизни вообще». Гиппократ стал культурным героем, бессмертной философемой медицины, «медицинским Прометеем», потому что утвердил этот принцип в двух основополагающих табу, связанных с изменой так понятому бессмертию, - запретах на аборт и эвтаназию. В этих актах нарушается космический порядок медицины, а вслед за ним и порядок социальный.
Если с абортом эта мысль достаточно очевидна, то с эвтаназией - нет. Противоположность конечной жизни (bios) и смерти не взаимоисключающая (как обнаруживает идеология эвтаназии), а взаимопредполагающая. Смерть здесь - это «изживание жизни посредством смерти», она мыслится древними врачами как «живая». Это важно, потому что в более позднем и «чистом» европейском сознании закрепляется иное понимание и иные образы смерти, тавтологичные для греческого языка. Миф о «живой смерти» в греческом языке заменен в современных языках мифом о «мертвой смерти». Поэтому мысль о паллиативной помощи как альтернативе эвтаназии в современном мире потребовала нового обращения к пониманию смерти и умирания как стадий жизни (Э. Кюблер-Росс). Такое понимание жизни и смерти было естественным в прежние времена, оно нашло отражение в компендиуме античной медицины - «Гиппократовом сборнике». «Лицом больного», изменяющимся при наступлении смерти («гиппократов лик»), «говорит не он сам, а жизнь-смерть, принадлежащая к над-индивидуальной сфере родовой жизни тела». Понятно, что эта сфера репрезентирует то, что называлось в античности zoe. «Тело» здесь не «биополитическая реальность», а реальность анархистской политики zoe. Описание предсмертной маски в гиппократовой «Прогностике» М. Бахтин комментирует так: «На языке агонизирующего тела, смерть становится моментом жизни, получая телесно-выразительную реальность, говорит на языке самого тела; смерть, таким образом, полностью вовлечена в круг жизни, как один из ее моментов» [3, с. 396-397].
Угроза поглощения zoe и Ью^ом реализуется в медицине через оправдание и администрирование смерти, через легитимацию эвтаназии, евгеники и абортов. Морфема «ев» выражает суть гедонистических доктрин «благо-смертия» и «благо-рождения», экспортированных в медицину из произвольного выбора автономного пациента (bios'ti) - благо-получателя-заказчика желаемого качества своей жизни. Роль заказчика «качества собственной жизни», в которой выступает современный пациент, легитимирует биоэтический принцип «уважения автономии и прав пациента», который противостоит традиционному гиппократовскому принципу «не навреди!». Это противопоставление ставит под вопрос само со-бытие взаимодействия врача и пациента в отношении жизни. Автономия - основа волеизъявления отдельного bios'а, возведенная в закон. Возгонка «авто» в современной культуре проявляется в сосредоточенном самозамкнутом внимании человека на самом себе как самодостаточной отдельности. Происходит своеобразное «отпадение» этой отдельности от первичной «паутины жизни» (zoe). Такая обособленность Ьо'а и стремление преодолеть в нем zoe с позиций онтологического и аксиологического единства могут быть определены как эгоизм. Он входит в противоречие с хайдеггеровской трактовкой человека: человек «является "лишь" чем-то, что есть, сущим среди тысячи других сущих», но он выдан событию бытия. Поэтому особенность человека в служении всякому сущему [5, с. 17]. Прежде всего, данный тезис может быть отнесен к врачу.
Событийность, о которой Хайдеггер говорит в аналитике Da-sein, реализуется через принцип «не навреди!». В его основе лежит изономия zoe и bios'а. Врач оказывается сопричастен в своей деятельности двум форматам жизни. Он берет на себя ответственность за отдельную жизнь (bios) не только в силу ее отдельности, но, прежде всего, в силу ее принадлежности к «жизни вообще» (zoe), жизни как таковой, обладающей единственным определенным качеством - быть не-смертью. Врач поэтому не «борец со смертью», как это иногда представляется, а «охранитель жизни». Пределы этой борьбы и охраны определены еще на заре греческой медицины. За их превышение легендарный Асклепий и был наказан.
«Не навреди!» - это напоминание врачу о первостепенности и онтологической фундаментальности «голой жизни». В силу ее присутствия можно рационально взаимодействовать с bios через правильный образ жизни, занятия физической культурой, определенные духовные практики, само искусство медицины. Именно zoe обладает подлинной автономией, в то время как «автономия» «биоса» - мнимая: bios зависит от zoe, он конечен, он всего лишь ее момент. Автономия «биоса» - угроза не столько для zoe, сколько для него самого.
По отношению к отдельной жизни врач выступает заботливым охранителем равновесия в ней zoe и bios'а -«Отцом» (pater). Его забота соотносится с порывом «голой жизни», противоречить которому недопустимо. Именно так могут быть квалифицированы дерзновенные попытки вторгнуться на неподконтрольную территорию «голой жизни» с любыми целями (научно-исследовательскими или коммерческими). Своеволие в отношении zoe ставит под вопрос ее единичное проявление - bios. Поэтому принцип патернализма, сегодня столь критикуемый и вульгаризированный, оборачивается в риторике «zoe-bios» подлинным самоименованием медицины, для которой жизнь - это не столько эмпирическая данность (bios), сколько репрезентант ее онтологически первичного истока (zoe).
Обозначенное понимание жизни раскрывает истинное значение патерналистского идеала врача и связи альтруизма и медицинской помощи: врач должен использовать профессиональные знания, навыки и умения, сочетая их со способностью сопереживания, участливого и терпеливого отношения к пациенту. От этого зависит его доверие к врачу, а значит, лечение и спасение/сохранение жизни. Четкое осознание, что пациент препоручает себя врачу, обращается к нему за необходимой помощью как к тому, кто единственный способен удержать гармоничное равновесие zoe и bios'а, делает личность врача исключительной с точки зрения нравственных требований к ней. Врач - «фигура этики» (К. Дернер), а не просто искусный исполнитель медицинских манипуляций. Поэтому альтруизм предстает не столько абстрактной ценностью в медицине и данью
этике, сколько личностным проявлением определенной онтологической позиции, которую занимает врач в силу природы свой деятельности, связанной с универсальным строем бытия.
Список литературы
1. Аверкина Е. И. Гуманитарная парадигма врачевания (открывая «Цолликоновские семинары» М. Хайдеггера) // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2015. № 2. С. 195-202.
2. Бадью А. Этика: очерк о сознании Зла / пер. с франц. СПб.: Machina, 2006. 126 с.
3. Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. 543 с.
4. Бергсон А. Творческая эволюция / пер. с франц. М.: Терра - Книжный клуб; Канон-пресс-Ц, 2001. 384 с.
5. Босс М. Предисловие // Хайдеггер М. Цолликоновские семинары / пер. с нем. Вильнюс: ЕГУ, 2012. 406 с.
6. Вересаев В. В. По поводу «Записок врача»: ответ моим критикам. СПб.: Электропеч. Н. Никитенко, 1903. 79 с.
7. Дернер К. Хороший врач. Учебник основной позиции врача. М.: Алетейа, 2006. 544 с.
8. Доманова С. А. Концепт гуманитарной медицины: о диалоге, полилоге и признании чужой одушевленности // Философские проблемы биологии и медицины. М.: Принтберри, 2013. Вып. 7. Естественнонаучный и гуманитарный полилог: сб. ст. / ред. В. И. Моисеев и др. С. 36-39.
9. Кереньи К. Дионис. Прообраз неиссякаемой жизни / пер. с нем. М.: Ладомир, 2007. 319 с.
10. Фейгельман С. Законы природы и раневая инфекция // Наука и жизнь. 2007. № 10. С. 44-51.
11. Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Колледж де Франс в 1978-1979 учебном году / пер. с франц. СПб.: Наука, 2010. 448 с.
12. Хаггард Г. В. От знахаря до врача. История науки врачевания / пер. с англ. М.: ЗАО «Центрполиграф», 2012. 447 с.
13. Хайдеггер М. Беседы с Медарду Боссу (1961-1972) // Хайдеггер М. Цолликоновские семинары / пер. с нем. Вильнюс: ЕГУ, 2012. 406 с.
14. Хайдеггер М. Из писем Медарду Боссу (1947-1971) // Хайдеггер М. Цолликоновские семинары / пер. с нем. Вильнюс: ЕГУ, 2012. 406 с.
15. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии: сб. переводов с англ., нем., франц. М.: Прогресс, 1988. 552 с.
16. Хайдеггер М. Цолликоновские семинары (1959-1969) // Хайдеггер М. Цолликоновские семинары / пер. с нем. Вильнюс: ЕГУ, 2012. 406 с.
17. Шмитт К. Новый Номос Земли в праве народов jus publicum europaeum / пер. с нем. СПб.: Владимир Даль, 2008. 670 с.
PHENOMENON OF LIFE IN THE FOCUS OF MEDICAL ETHICS: POSSIBILITY OF INTERPRETATION
Maksimenko Lyudmila Aleksandrovna, Doctor in Philosophy, Associate Professor Lobova Tat'yana Gennad'evna, Ph. D. in Philosophy, Associate Professor Omsk State Medical University kafphil@mail. ru
The article considers a possibility of interpreting the phenomenon of life in medical ethics on the basis of the initial meanings of the experience of life understanding consolidated in the ancient Greek language - zoe and bios - and correlative to them Heidegger's distinctions between two sorts of phenomena - ontological and ontic ones. It is shown that this distinction is essential in relation to acceptable and unacceptable actions of a doctor recorded in the "Hippocratic Oath".
Key words and phrases: phenomenon of life; medical ethics; bioethics; "Hippocratic Oath"; paternalism; altruism; egoism; doctor's personality.
УДК 784.3 Искусствоведение
В статье рассматриваются факторы включения в Девятую книгу фроттол Оттавиано Петруччи (Венеция, 1508/1509) единственной итальянской полифонической песни каталонского поэта и певца-импровизатора Бенедетто Гарета (Каритео). В опоре на историко-биографические данные аргументируются логичность и оправданность появления сочинения Гарета в собрании печатника, в своей издательской политике ориентировавшегося на круги римских музыкантов. На основании результатов музыкально-стилистического анализа песни высказывается предположение об участии неизвестного редактора в ее многоголосной фиксации.
Ключевые слова и фразы: Бенедетто Гарет; Каритео; Оттавиано Петруччи; фроттола; страмботто; октава.
Панкина Елена Валериевна, к. искусствоведения, доцент
Новосибирская государственная консерватория имени М. И. Глинки 2mikep@mail. ги
БЕНЕДЕТТО ГАРЕТ И ЕГО ИТАЛЬЯНСКИЙ СТРАМБОТТО
22 января 1508/1509 года по календарю Светлейшей Республики вышла из печати Девятая книга фроттол Оттавиано Петруччи - одно из последних венецианских изданий его знаменитой песенной серии. Эта книга
