CC BY
48
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
| Феномен визуализации в культуре: к проблеме происхождения и развития / The Phenomenon of Visualization in Culture: the Problem of the Origin and Development |
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
Томский государственный педагогический университет, Томск, Россия Кафедра истории России и методики обучения истории и обществознанию Профессор, доктор философских наук, заведующая кафедрой
Tomsk State Pedagogical University, Tomsk, Russia Department ofRussian History and Methodology of Teaching History and Social Science Professor, Doctor of Science (Philosophy), Chair nataly-sib@mail. ru
ФЕНОМЕН ВИЗУАЛИЗАЦИИ В КУЛЬТУРЕ: К ПРОБЛЕМЕ ПРОИСХОЖДЕНИЯ И РАЗВИТИЯ
В статье рассматривается проблема возникновения феномена визуализации, процесс которой начинается в рамках традиционной культуры. На материале культуры России X- XVII в. анализируются культурные последствия возникновения визуально воспринимаемого текста - письменности, специфика порождения и понимания устного и письменного дискурса: особенности, связанные с разностью скорости письма и устной речи, проблемы отношений адресанта и адресата текста, и в целом специфика культуры с преобладанием устного слова и культуры с приоритетом письменного текста.
На примере культуры России показываются причины развития процессов визуализации, начинающихся с принятием христианства, анализируются основные черты процесса визуализации в культуре России X-XVII вв., связанные с переходным состоянием культуры, когда письменный текст понимается в качестве приоритетного, но еще не занимает соответствующего места в культуре, постепенным нарастанием роли письменного текста, и, наконец, формированием устойчивого представления о визуально воспринимаемом тексте как самостоятельном феномене, выделенном из культурного контекста.
Ключевые слова: визуализация, устный дискурс, письменный дискурс, культура России, христианство, христианизация, книжность, гра-
мотность, книжная «справа», литургическая реформа патриарха Никона.
THE PHENOMENON OF VISUALIZATION IN CULTURE: THE PROBLEM OF THE ORIGIN AND DEVELOPMENT
The article analyzes the problem of the emergence of the phenomenon of the visualization process which begins in the traditional culture. Article examines the cultural implications of visually perceived text on example of Russian culture of the X-XVII centuries - writing, the specifics of the production and comprehension of oral and written discourse: features associated with the difference between the speed of writing and speech, the problem of the relationship of the addresser and the addressee of the text, and in general, the specifics of culture with a predominance of the spoken word and culture with priority of the written text.
Article shows on the example of Russian culture the reasons for the development of the visualisation process, beginning with the adoption of Christianity, and analyzes the main features of the visualization process in the Russian culture of the X-XVII centuries associated with the transition state of culture, when a written text is considered by the culture as a priority, but also takes the corresponding place in the culture, the gradual increase of the role of written text, and finally the formation of stable representations of visually
12 (27) 20171
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
| Феномен визуализации в культуре: к проблеме происхождения и развития / The Phenomenon of Visualization in Culture: the Problem of the Origin and Development |
perceived text as a separate phenomenon, isolated from the cultural context.
Key words: visualization, oral discourse, written discourse, Russian culture, Christianity, Christiani-zation, literacy, literacy, correction of books of the liturgical reform of Patriarch Nikon.
В современных исследованиях все большее внимание уделяется проблемам изучения визуальной коммуникации в культурах как прошлого, так и настоящего, что, по мнению ученых, связано с постепенным нарастанием роли визуального элемента, вплоть до перехода «в средствах коммуникации от вербального способа к визуальному», что и дает основания говорить об «иконическом повороте» в исследованиях культуры1. Как указывает В. В. Савчук, иконический поворот - явление, «означающее сдвиг в социально-культурной ситуации, при котором онтологическая проблематика переводится в план анализа визуальных образов»2. И. Инишев отмечает, что «образы и различные визуальные содержания стали поистине вездесущими, что в конечном счете привело к соответствующим переменам в функции и статусе образов»3. При этом зачастую образ рассматривается как носитель собственного смысла, «обладающий собственной - т. е. альтернативной по отношению к лингвистической - логикой формиро-
4
вания смысла» , что и делает его самостоятельным и интересным объектом изучения.
Описанный «иконический поворот» в науке, конечно, представляет собой своего рода реакцию на «поворот» лингвистический, когда в течение многих лет объектом изучения философов, историков, культурологов были словесные тексты, понимание которых, казалось, давало ключ к пониманию культуры, ведь, по словам
1 Савчук В. В. Иконический поворот // Философские науки. 2010. № 5. С. 134.
2 Савчук В.В. Философия фотографии. СПб. 2005. С. 10.
3 Инишев И.«Иконический поворот» в теориях культуры и общества // Логос. 2012. № 1. С. 184.
4 Там же. С. 187.
Ю. М. Лотмана, «... центр семиосферы образуют наиболее развитые и структурно организованные языки. В первую очередь, это - естественный язык данной культуры. Можно сказать, что если ни один язык (в том числе и естественный) не может работать, не будучи погружен в семиосферу, то никакая семиосфера. не может существовать без естественного языка как организующего стержня»5. Однако, в последние годы нарастающее даже на уровне обыденного сознания понимание активно идущей «визуализации» в культуре приводит исследователей к необходимости изучения происходящих процессов, пересмотра роли в культуре язы- -
ковой, лингвистической ее составляющей.
Вместе с тем, при всей плодотворности и возможных перспективах освоения новой области исследования, выделение изучения собственно образов в особую научную область в определенной мере оставляет за рамками исследования вопрос о фундаментальных причинах нарастания роли визуальной составляющей в современной культуре, и о самом культурном феномене визуализации, его истоках и содержании, берущих начало не в современной культуре, а в культуре традиционного общества. Ведь, говоря о традиционной культуре следует, прежде всего, сказать о том, что разделение такой культуры на разные области может производиться только в порядке научной абстракции, тогда как сама традиционная культура отличается синкретизмом, в том числе и нерасчлененностью слова и образа, и именно в ее рамках и зарождают-
5 Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров // Лотман Ю.М. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи. Исследования. Заметки (1968-1992). СПб.: Искусство-СПб, 2000. С. 254.
12 (27) 20171
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
| Феномен визуализации в культуре: к проблеме происхождения и развития / The Phenomenon of Visualization in Culture: the Problem of the Origin and Development |
ся процессы визуализации, логическое завершение которых мы, очевидно, наблюдаем уже в современной культурной ситуации.
Кроме того, и в общепринятом в настоящее время понимании визуальных феноменов как зрительно воспринимаемых явлений также заложено отсутствие противопоставления «лингвистической» и «визуальной» составляющих культуры, поскольку и словесная составляющая культуры также может быть представлена в виде визуально воспринимаемых письменных текстов, более того, в ряде культур именно этого рода «образы» оказывают серьезнейшее, а часто и доминирующее, культурное влияние. Таким образом, проблема изучения феномена визуализации может быть поставлена не как проблема исследования формирования и влияния собственно образов (как визуально воспринимаемых изображений) но и как проблема общекультурного характера, затрагивающая все составляющие культуры, включая и словесную. При этом опора на достижения науки периода лингвистического «поворота», когда приоритетное внимание уделялось языку как семиотическому центру культуры, как представляется, вполне может помочь в прояснении процессов формирования образов и визуальной коммуникации как внутри-культурной, так и межкультурной.
Концепция языка как системообразующей структуры культуры не поставлена под сомнение до настоящего времени, несмотря на разного рода изменения направленности исследований культурных феноменов. Действительно, как справедливо указывает Ю. М. Лотман, «наряду со структурно организованными языками, в пространстве семи-осферы теснятся частные языки, языки, способные обслуживать лишь отдельные функции культуры и языкоподобные полуоформленные образования, которые могут быть носителями семиозиса, если их включат в семиотический контекст. Это можно сравнить с тем, что камень или причудливо изогнутый древесный ствол может функционировать как произведение искусства, если его рассматривать как произведение искусства. Объект приобре-
тает функцию, которую ему приписывают... Для того, чтобы воспринимать всю эту массу конструкций как носителей семиотических значений, надо обладать «презумпцией семиотичности»: возможность значимых структур должна быть дана в сознании и в семиотической интуиции коллектива. Эти качества вырабатываются на основе пользования естественным языком»6. Именно в силу этого вполне возможно, что «старт» всеобъемлющей визуализации и активному развитию визуальной коммуникации был дан именно в области языка, и такой отправной точкой вполне могло стать появление письменности, и, соответственно, письменных текстов, поскольку исторически первой формой естественного языка является не письменный (долгое время бывший основным объектом изучения лингвистов и других ученых), а устный дискурс.
На серьезные различия между устной и письменной (визуально воспринимаемой) формой 79 языка ученые обратили внимание в 70-е гг. XX в., благодаря работам, в частности, У. Чейфа7. Различия эти касаются специфики порождения и понимания устного и письменного текста: не только скорость письма существенно ниже скорости устной речи, но и понимание и порождение в устном дискурсе синхронизированы, тогда как адресанта и адресата письменного текста могут разделять время и расстояние. По словам М. Маклюэна, в письменном дискурсе слова «почти полностью утрачивают элемент личной обращенности, так как слышимое слово обычно направлено на тебя, в то время как видимое слово этого лишено и может быть прочитано так или иначе, по желанию. Они теряют... эмоциональные обертоны... Таким образом, слова, становясь видимыми, присоединяются к миру индифферентному по отношению к зрителю,
6 Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров // Лотман Ю.М. Семиосфера. Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. Статьи. Исследования. Заметки (1968-1992). СПб.: Искусство-СПб, 2000. С. 254.
7 Чейф У. Л. Значение и структура языка. Пер. с англ. Изд. 3. М., 2009.
12 (27) 20171
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
| Феномен визуализации в культуре: к проблеме происхождения и развития / The Phenomenon of Visualization in Culture: the Problem of the Origin and Development |
миру, из которого магическая сила слова была ис-ключена»8. Именно таковы и характеристики любого визуального феномена, отделенного от человека и индифферентного ему.
М. Маклюэн приводит красноречивый пример своего рода культурной «пропасти», отделяющей культуру с далеко зашедшими процессами визуализации (современную) от культуры традиционной, основанной на устном слове. Современные представители традиционной африканской культуры оказались не готовы к восприятию фильма: «Африканская аудитория не может сидеть спокойно, не пытаясь как-то участвовать в происходящем... Например, в ситуации, когда персонаж поет песню, для аудитории это становится приглашением к тому, чтобы ее подхватить...»9, в то время как пассивная зрительская позиция - характерная черта представителя культуры с приоритетом визуальной составляющей. Возможным первым этапом визуализации, ее стартом, является визуализация языка, то есть появление письменности и письменных текстов, отделенных от человека и не предполагающих его живого участия в порождении и понимании текста. При этом в начале процесса визуализации присутствует сосуществование визуальных и традиционных для культуры способов и форм коммуникации, однако визуальная коммуникация может иметь высший приоритет по сравнению со способами коммуникации, традиционными для данной культуры. Примером здесь может являться культура России, где письменность, или визуально воспринимаемый текст, актуализируется с принятием христианства.
Хорошо известен летописный рассказ о «выборе веры» князем Владимиром. Несмотря на то, что историчность его является предметом дискуссии среди исследователей10, вполне очевидно,
8 Маклюэн М. Галактика Гуттенберга: Сотворение человека печатной культуры. Киев. 2004. С. 29-30.
9 Там же. С. 57-58.
10 Данилевский, И. Н. Повесть временных лет: герменевтические основы изучения летописных текстов / И. Н. Данилевский. М. 2004.
что выбор христианства князем Владимиром делается в рамках общепринятой культурной позиции, предполагающей участие и переживание, то есть в рамках принципов культуры с приоритетом устного слова, так как именно участие послов князя в византийском богослужении обусловливает их выбор в пользу христианства. Характерно, что, согласно летописи, Владимир не склоняется ни к исламу, ни к иудаизму, о котором ему словесно рассказывают представители этих конфессий, и даже подробная беседа с «греческим философом» также не в полной мере убеждает его в выборе христианства. Выбор делается после рассказа посланных им для «испытания» разных вер «мужей»: «Созва князь бояры своя и старца, рче Володимер: «Се придоша послании нами мужи, да слышим от них бывшее». Согласно летописному рассказу этих послов, они посещали богослужения в Болгарии и «у немцев»: «Ходихом первое в Болгары и смотрихом, како ся кланяют в храмине, рекше в ропате, стояще 80 бес пояса: и поклонивься, сядет и глядит семо и овамо, акы бешен, и несть веселия у них, но печаль и смрад велик. И несть добр закон их. И придохом в Немце и видихом службу творяща, а красоты не видихом никоеяже». Затем послы князя отправляются «в грекы»: «И придохом же в Грекы, и ведо-ша ны, идеже служат Богу своему, и не свемы, на небеси ли есмы были, или на земле: несть бо на земли такого вида или красоты такоя, недоумеемь бо сказати. Токмо то вемы, яко онъде Богъ с чело-векы пребывает, и есть служба их паче всих стран. Мы убо не можем забыти красоты тоя — всяк бо человекъ, аще преже вкусить сладка, последи же <...> не может горести прияти — тако и мы не имам сде жити»» В приведенном фрагменте интересно также понимание летописцем «закона» не как изложения веры в виде текста, а как конкретной богослужебной, культовой практики, что также соответствует традиционному для культуры устного слова пониманию, да и «красота» «службы», то есть богослужения, является критерием выбора, приемлемым не только для послов князя, но и для него самого и его бояр: «Отвещавъша же
12 (27) 20171
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
| Феномен визуализации в культуре: к проблеме происхождения и развития / The Phenomenon of Visualization in Culture: the Problem of the Origin and Development |
бояре и реша: «Аще лих бы закон гречкый, то не бы баба твоя Олга прияла кресщения, яже бе муд-рейши всих человек». Отвещав же Володимер, ре-че: «То кде кресщение приимемь?». Они же реша: «Кде ти любо»11
В дальнейшем распространении христианства на Руси также не случайно строительство храмов, предшествующее собственно проповеди миссионера, причем подобный подход сохранялся еще в XIV в. Так, согласно Житию свт. Стефана Пермского, первым шагом в распространении им христианства на Пермской земле стала не словесная проповедь, а создание храма, к которому «по вся дни прихожаху пермяне и некрещении суще, не на молитву частяще, не яко спасениа требующе или молитвы ради пририщуще, но видети хотяще красоты и доброты и зданиа церковнаго»12.
Вместе с тем, уже через небольшое время после Крещения Руси в культуре все больше утверждается приоритет письменного текста перед устным. С одной стороны, князь Владимир активно строит храмы, но вместе с тем, согласно летописцу, князь приказывает «отдавать в учение книжное» «у нарочитой чади дети». При этом «учение книжное», или обучение владению письменным текстом, четко ассоциируется с христианской верой, так как «матери же чад своих плакахуся по них, и еще бо ся бяху не утвердиле верою, но акы по мерьтвеце плакахуся». С христианством ассоциирует письменный текст и сам летописец: «И сбы-сться пророчество на Руской земле, глаголящее:«В оны дни услышать глусии словеса книжная, ясън будет язык гугнивых»13.
Следует учесть и то, что, согласно летописцу, славянский язык, причем именно его письмен-
11 Повесть временных лет / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб. 1996. С. 48-50.
12 Слово о житии и учении отца нашего Стефана [Электронный ресурс] // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 12. (Электронные публикации Пушкинского дома) URL:
http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid= 10091#
13 Повесть временных лет // Библиотека литературы
Древней Руси. Х1-Х11 века Т. 1. СПб, 1997. С. 162.
ная форма, созданная свв. Кириллом и Мефодием, имеет и подтвержденный архиерейским благословением сакральный статус: «Сима же пришедъши-ма, начаста съставляти писмена азъбуковьная сло-веньскы, и преложиста Апостолъ и Еуангелие. И ради быша словене, яко слышаша величья Божия своим языком. Посем же переложиста Псалтырь и Октаик и прочая книгы. Неции же начаша хулити словеньскыя книгы, глаголюще, яко: «Не достоит никоторому же языку имети буков своих, разъве евреи, и грек и латины, по Пилатову писанию, еже на кресте Господни написа». Се же услышав, па-пежь римьскый похули тех, иже ропьщют на книгы словеньскыя, рька: «Да ся исполнит книжное слово: яко «Въсхвалять Бога вьси языци»; другое же: «Вси възглаголют языкы различными величья Бо-жия, якоже дасть им Святый Дух отвещевати». Да аще кто хулить словеньскую грамоту, да будут от-лучени от церкве, дондеже исправятся; ти бо суть волци, а не овце, яже достоить от плод познати я 81 и хранитися их»14. Наконец, характерен и рассказ жития свв. Кирилла и Мефодия о создании славянского алфавита: «Шед же Философ, по пьрвому обычаю на молитву ся наложи и с инеми поспеш-никы. Вскоре же ся ему Бог яви, послушаяи молитвы своих раб. И тъгда сложи писмена и нача беседу писати евангельскую: «Испьрва бе слово и слово бе у Бога и Бог бе слово» и прочее»15, таким образом, даже само создание алфавита расценивалось на Руси как акт приобщения к сакральному, а запись устойчиво ассоциировалась с сакрализацией. В связи со сказанным, понятно, почему языческие тексты на христианской Руси (сказки, загадки) бытовали только в устной форме: они и не могли быть записаны буквами, имеющими особое сакральное -в христианском понимании - значение.
Вместе с тем, в источниках можно увидеть не только представление о приоритете визуально воспринимаемого письменного текста, но и пони-
14 Там же. С. 80.
15 Житие Константина-Кирилла // Библиотека литературы Древней Руси. Х1-Х11 века Т. 2. СПб. 1999. С. 54.
12 (27) 20171
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
| Феномен визуализации в культуре: к проблеме происхождения и развития / The Phenomenon of Visualization in Culture: the Problem of the Origin and Development |
мание все еще значительной, если не фактически ведущей, роли в культуре слова устного, что видно даже по приведенной цитате из пророчества: «...Услышат глусии словеса книжныя...». Употребляя данную цитату, древнерусский летописец одновременно имеет ввиду и желательную для Руси ситуацию - распространение веры через «словеса книжная», и основной канал трансляции истин веры - все же аудиальный, а не визуальный, через записанный текст. Действительно, исторические источники до XVII вв. фиксируют переходное состояние культуры: заявленный, но не осуществленный приоритет письменного слова. При этом неосуществленность этого приоритета чаще всего оценивается негативно. Так, во множестве источников в качестве серьезной проблемы представляется неграмотность (то есть неприобщенность к письменному тексту) духовенства. Такое видение просматривается и из материалов соборов, и из архипастырских посланий. Например, свт. Геннадий Новгородский (1484 - 1504 гг.) в одном из своих посланий пишет: «А се приведут ко мне мужика (для поставления во священники - Н. С.), и яз велю ему Апостол дати чести и он не умеет ни ступити, и яз ему велю псалтырю дати и он и по тому едва бредет, и яз его оторку, и они извет творят: «Земля, господине, такова, не можем добыта кто бы горазд грамоте»16. Ту же ситуацию отражают и материалы Стоглавого собора: «Ставленники, хотящие ставиться в дьяконы и попы, грамоте мало умеют, и святителем их поставити ино сопротивно священным правилам, и не поставити, — ино святые церкви без пения будут, а православные хрестьяне учнут без покаяния умирати. Когда святители спрашивают священников, почему они мало грамоте умеют, они отвечают: мы де учимся у своих отцов или у своих мастеров, а инде нам учиться негде; сколько отцы наши и мастеры умеют, потому и нас учат. А отцы и мастеры их и сами потому же
мало умеют, и силы в божественном писании не знают, а учится им негде»17. Тот же Стоглавый собор признает такое положение крайне ненормальным и требует устраивать училища для овладения церковнослужителями грамотой, таким образом, в культуре все более возрастает роль письменного текста, который раз за разом признается приоритетным перед текстом устным, а овладение им -важной задачей, прежде всего, духовного характера, недаром овладение грамотой требуется, прежде всего, от духовенства.
Вместе с тем, процесс овладения грамотой и дальнейшего «общения» с письменным текстом, осуществляемый людьми - носителями культуры устного слова, предполагает вживание в текст, переживание описываемых им событий - понятно, что иная модель отношения к тексту в таким образом ориентированной культуре попросту и невозможна. Именно об этом говорит М. Маклюэн, указывая, что «средневековый читатель за некоторыми 82 исключениями читал не так, как это делаем мы; он пребывал на стадии первоклассника, бормочущего себе под нос. Каждое слово для него было отдельной сущностью, а порой и проблемой, которую он нашептывал себе до тех пор, пока не находил ре-шения»18. Одним из ярких примеров такого вживания в текст является чин распространенного в России и Византии богослужебного действа - Чин умовения ног в Великий Четверг, «в лицах» воспроизводящего умовение ног апостолов, совершенное Христом перед крестными страданиями: «Первый диакон чтет: Во время оно, ведый Иисус, яко вся даде Ему Отец в руце, и яко от Бога изыде и к Богу грядет, востав с вечери. Сию речь: Востав с вечери, чтет трижды, архиерей на третие речение востанет. Первый диакон чтет: и положи ризы. Архиерей снемлет шапку со главы своея сам и отдаст диакону, и потом снемлет с себе панагию и полагает на кресла, таже снемлет омофорий, ризы и по-
16 Послание свт. Геннадия Новгородского // Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб. 1841. Т. 1. С. 146-147.
17 Стоглав. Казань, 1862. С. 120.
18 Маклюэн М. Галактика Гуттенберга: Сотворение че-
ловека печатной культуры. Киев. 2004. С. 132.
12 (27) 20171
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
| Феномен визуализации в культуре: к проблеме происхождения и развития / The Phenomenon of Visualization in Culture: the Problem of the Origin and Development |
лицу, и полагает сам все на кресла... Протодиакон же чтет все едино речение: И положи ризы, многажды, дондеже архиерей разоблачится, а поручей и пояса, епитрахиля и стихаря не снемлет»19. Именно это М. Маклюэн называет «аудиотактильным, присущим допечатной культуре способом воспри-ятия»20, которое, как видим, распространяется в данном случае и на письменный текст. Благодаря этому человек ощущает свое участие в описываемом событии в соответствии с традиционным для культуры устного слова подходом.
Вместе с тем, нетрудно увидеть и то, что такое отношение к письменному тексту, ориентированное на переживание его содержания, отнюдь не отменяет фундаментальных свойств письменного дискурса как такового - удаленности, отстраненности от адресата, вплоть до известной автономности по отношению к человеку. При этом устойчивое представление о приоритетности письменного текста, с одной стороны, обусловливает особое отношение к нему, как к тексту повышенной сакральности, но с другой стороны, вызванное этим активное «вживание» в текст, по своим базовым характеристикам являющееся все же феноменом автономным от читателя, постепенно ведет к абсолютизации письменного дискурса и своего рода выделению письменного текста как структуры самостоятельной и в чем-то самодовлеющей. В результате постепенно начинает распадаться устойчивая связка письменный текст - событие (описываемое в нем и переживаемое «читателем», или, точнее, участником этого «действа») и текст в полной мере превращается в визуальный феномен, отстраненный от человека. Таким образом, письменный текст начинает абсолютизироваться, получая самостоятельное от устного дискурса «бытие» в качестве едва ли не изолированного от других эле-
ментов культуры визуального феномена: парадоксальным образом, культура устного слова, ориентированная на участие и переживание, «переживая» в рамках своих установок письменный текст, сама же резко ускоряет процессы визуализации.
Так, в России начала XVII в. в период после Смутного времени такое важное свойство письменного текста как сохранение и трансляция памяти и традиции во времени и пространстве становится фактором, порождающим известную абсолютизацию письменного текста: именно в это время необходимости восстановления и упорядочения богослужебной жизни после социально-политических потрясений, возникает проблема так называемой «книжной справы», или «исправления», нахождения идеального варианта письменного текста, что понимается как гарантия правильного в целом совершения богослужения. «Книжная справа» первоначально, до середины века, еще входит в общий контекст духовной жизни, не вы- 83 деляясь в качестве отдельной проблемы. Впрочем, «исправлению» богослужебных книг уделяется все больше внимания: в начале XVII в., богослужебную книгу «Требник» правили по 20 спискам, в том числе по 5 греческим, архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Дионисий, старец той же обители Арсений Глухой и священник Иван Наседка21. При патриархе Иосифе (1642-1654 гг.) «исправление» книг пошло в более серьезных масштабах, в а середине XVII в. свою лепту в «книжную справу» внес «кружок ревнителей благочестия», группа близких к царю и патриарху духовных лиц, при участии которых было осуществлено новое издание ряда богослужебных книг22. Однако в это время столь же серьезное место уделяется и богослу-
19 Голубцов А. П. Чиновники Холмогорского Преображенского собора. Чтения Императорского Общества Истории и Древностей Российских при Московском Университете за 1903 г. Кн. 4. С. 99.
20 Маклюэн М. Галактика Гуттенберга: Сотворение человека печатной культуры. Киев. 2004. С. 222.
21 Макарий (Булгаков), митр. История Русской церкви. М.: Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. 1996. Т. 7. С. 69.
22 Румянцева В. С. Кружок Стефана Вонифатьева // Об-
щество и государство в феодальной России. М.: Наука.
1975. С. 178-188.
12 (27) 20171
Наталия Ивановна САЗОНОВА / Natalia SAZONOVA
| Феномен визуализации в культуре: к проблеме происхождения и развития / The Phenomenon of Visualization in Culture: the Problem of the Origin and Development |
жебной практике, проблемам нравственного состояния духовенства и верующих23.
Своего рода завершение процесса выделения письменного текста как визуального феномена представляет собой последовавшая по второй пол. XVII в. литургическая реформа патриарха Никона (1654-1666 гг.), ведущим направлением которой стала «книжная справа», что подтверждается и материалами церковных соборов, обсуждавших в основном именно «книжное исправление»24 как средство исправления духовной жизни церкви в целом. Но эта же реформа показывает и своего рода предел, до которого доходит выделение письменного текста в качестве самодовлеющего феномена. Показательна в этой связи полемика между противниками реформы (старообрядцами) и ее сторонниками по поводу одного из изменений письменного богослужебного текста. Это так называемая «молитва духу лукавому», как ее именовали старообрядцы, молитва на освящение воды в чине Крещения, в которой слова «... да не снидет со Крещаемым дух лукав» были заменены на «... да не снидет со Крещаемым, молимся Тебе, Господи, дух лукавый». Противниками было замечено явное смещение смысловых акцентов при произнесении молитвы вслух: возражение основывалось на интонации, с которой произносится молитва.
Полемист со старообрядцами, иеромонах Симеон Полоцкий, однако, возражает на этот тезис, в частности, свящ. Никиты Добрынина, следующим образом: «На богословие вооружися, от грамматики рачителей удобь попирается безумный Никита со своими сверстники. Море хотя изследи-ти, се, и на брезе тонет. Да приидут отроцы
грамматичествующии (т.е., владеющие грамматикой именно письменного текста - Н. С.), и да почудятся сему буесловцу, яко не весть сочинения... Подобает же сия словеса, Молимся Тебе, Господи, во вместителных умствовати, а не относити Господи до духа: ибо не согласуют в падежи»25. Как видим, текст был изменен в совершенном отрыве его от богослужебного употребления, без учета интонации его произнесения вслух, более того, необходимость учета этого фактора и не понимается реформаторами, фактически рассматривающими текст как самостоятельную структуру, вне общего контекста богослужения. Такое, по замечанию Б. А. Успенского, «отвлечение от употребления»26 фактически приводит к рационалистическому и даже внерелигиозному осмыслению письменного текста, что в корне противоречило изначальной установке на его повышенную сакральность и общение с текстом как приобщение к сакральному. Тем самым, дошедшая до предела визуализация 84 письменного текста создает предпосылки для разложения, а затем и последующей маргинализации религиозной составляющей культуры. Можно сказать, что именно изменение отношения к письменному тексту, окончательное его превращение в визуальный феномен, существенно ускоряет процессы визуализации в культуре в целом, и ведет к дальнейшему росту влияния визуальной составляющей и соответствующим культурным изменениям, приводящим к отчуждению человека не только от письменного текста, но в конечном итоге, и от других культурных феноменов, вплоть до возникновения феномена отчуждения как общекультурной проблемы.
23 Сазонова, Н. И. У истоков раскола Русской церкви в XVII веке: исправление богослужебных книг при патриархе Никоне (на материалах Требника и Часослова) Томск, 2008. С. 34
24 Там же. С. 36-37.
25 Симеон Полоцкий. Жезл правления, утверждения, наказания и казнения. Москва: Печ. двор, 10. II.-10.VI.1667. РГБ МК Кир. 2°50-6809721. С.43-44.
26 Успенский Б. А. Раскол и культурный конфликт XVII века // Успенский Б. А. Избранные труды. М.: Гнозис. 1994. Т. 1. С. 347.
12 (27) 20171
