Феномен тайнописи и его основные виды Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Феномен тайнописи и его основные виды

М. А. Чершинцева (Российский институт культурологии)*

Статья посвящена феномену тайнописи и его видам в культуре. Автор рассматривает различные исторические и общекультурные аспекты явления тайнописи, дает возможное определение феномену и классифицирует виды тайнописи в криптологическом, сакрально-эзотерическом, художественном контекстах.

Ключевые слова: тайнопись, тайный язык, криптография, сакрализация, эзотерическая культура, искусство.

The Phenomenon of Cryptography and Its Main Types

М. А. Chershintseva

(Russian Institute for Cultural Research)

The article deals with the phenomenon of cryptography and its types in culture. The author examines different historical and cultural aspects of the phenomenon of cryptography, gives a possible definition of the phenomenon and classifies types of secret writing in cryptographical, sacral-esoteric and artistic contexts.

Keywords: secret writing, secret language, cryptography, sacralization, esoteric culture, art.

Вопрос о тайнописи в мировой культуре сложен, многогранен. Имея разнообразные источники происхождения, он предполагает и различные методы исследования. Чаще феномен анализируется в рамках той или иной историко-культурной проблемы, что включает изучение самой тайнописи в определенный — исторический, культуральный, искусствоведческий либо музыковедческий (если объектом исследования являются непосредственно музыкальные артефакты) контекст.

В европейской культуре особое место занимает вопрос христианской тайнописи, представляющий собой, в свою очередь, сложно сплетенный узел смыслов и значений. Проблематика феномена заключена главным образом в его связи с неоднозначным явлением христианских еретических течений. В этом контексте тайнопись изучается в ее практическом и символическом аспектах, т. е. с точки зрения криптологии и истории христианской символики, в том числе эзотерической. Тайнопись в искусстве также имеет несколько составляющих, каждая из которых изучается отдельно, на-

пример: язык искусства как особый вид кодирования (языки живописи, скульптуры, архитектуры, музыки и т. д.), проблема интерпретации символики художественного произведения, эзотерический символизм в европейской художественной культуре и т. д. Таким образом, вопрос о тайнописи в культуре имеет достаточно широкую панораму значений и возможных направлений исследования.

Наиболее подробно феномен тайнописи разработан в двух областях: в истории криптологии и в исследованиях, посвященных историческому развитию и многосоставному символизму эзотерической традиции. В первом случае тайнопись изучается в контексте науки криптологии и истории криптографических опытов с древнейших времен до наших дней и имеет явно выраженный историко-практический, политический аспект (Кан, 2000: 5; Жельников, 1996: 4; Сингх, 2007: 8); во втором — феномен представлен как важнейшая составляющая эзотерики — до сих пор в достаточной степени не изученного явления культуры, требующего использования нестандартных методологических подходов,

* Чершинцева Мария Александровна — аспирант кафедры теории и истории культуры Российского института культурологии. Тел.: +7 (495) 616-81-30. Эл. адрес: [email protected]

выделяющего тайнопись как область практической интерпретации сокрытых, но вместе с тем передающихся из поколения в поколение знаний (Фулканелли, 2008: 10; Блэк, 2008: 3; Бейли, 2010: 1; Холл, 2005: 11; Шюрэ, 1990: 12). Именно эзотерический пласт культуры с наибольшим трудом поддается какому бы то ни было исследованию, в связи с чем получает неоднозначную оценку в научных кругах — от абсолютного неприятия, будучи в результате отнесен к псевдонауке, до кропотливого его изучения в качестве одного из наиболее продуктивных, хотя и «альтернативных» способов познания мира и человека.

Учитывая все вышеназванные аспекты изучения феномена, тайнопись мы будем понимать как условно-универсальный метод сокрытия доступной лишь избранным информации, полученной в объективно-рациональном или нерациональном, интуитивном опыте; применение последнего делает возможным и чтение текста, использующего тайнопись. Кроме того, тайнопись, с эзотерической точки зрения не сводимая ни к одному из ее конкретных видов и поддающаяся определению лишь во всей их совокупности, представляется нам проявлением той нефор-мализуемой составляющей, необходимо присутствующей в любой культуре и выражающей человеческую потребность в обнаружении некоей внерациональной сферы, в стремлении к ней и фиксации полученного интуитивного опыта специальными методами, в число которых входят и методы тайнописи.

Не претендуя на всестороннее рассмотрение проблемы, мы предприняли попытку выявить возможные исторические и культурные виды тайнописи, связанные также с христианской религией, европейской эзотерической и художественной традициями.

Рассматривая тайнопись с учетом ее многообразия (расширяя таким образом сферу определения феномена), мы столкнемся с затруднением, касающимся определения основных черт этого явления. Представляя тайнопись как некий язык, принимающий

множество форм (знаковую, символическую и др.), мы обнаружим и несводимость явления к языку, синонимичному лишь форме проявления тайнописи. Другими словами, анализ доступных нам «тайных языков» не даст полного представления о сущности феномена, а их ограниченная «языковой» проблематикой расшифровка нивелирует необходимое в данном случае присутствие таинственного, придав исследованию зауживающий его лингвистический либо семиотический характер. Рассматривая тайнопись в оппозиции к открытой, например устной, форме высказывания, мы также будем вынуждены ограничиться лишь констатацией отличий тайного и явного, сказанного ясно либо в форме аллегории, притчи. Последняя, как и в случае с дешифровкой языка, сохранит свое прямое отношение к тайнописи лишь до момента полного разъяснения смысла устного высказывания.

Таким образом, анализ явления тайнописи и ее видов, как нам представляется, возможен лишь на основе изучения ее статуса и с учетом общекультурального контекста и не может быть ограничен формальной дешифровкой, требуя иного методологического подхода. Проявляясь в различных сферах культуры, тайнопись доступна для определения лишь с точки зрения самого акта сокрытия — намеренного либо непроизвольного, связанного со специальным шифрованием текста либо потерей в определенный период смысловых «ключей» или отдельных звеньев смысловой цепи. В таком случае намеренная тайнопись должна рассматриваться в соотношении эзотерического и экзотерического в культуре, а непроизвольная — с помощью историко-культуральной реконструкции. Очевидно и то, что оба вида тайнописи с трудом поддаются изучению, область их применения требует в каждом конкретном исследовании необходимых исторических и предметных ограничений.

В классификации известного историка криптологии Саймона Сингха намеренная тайнопись подразделяется на «стеганографию» (скрытое сообщение) и «криптогра-

фию» (зашифрованное сообщение), а последняя, в свою очередь, — на «замену» и «перестановку»; метод «замены» интерпретируется как «код» (замена слов) либо «шифр» (замена букв) (Сингх, 2007: 46). В подобном толковании феномена доминирует предметная, практическая сторона исследования, акцентирующая внимание на самих техниках шифрования, а не на возможных тайнописных опытах. С нашей точки зрения, эту классификацию можно модифицировать, так как в ходе культурологического анализа феномена тайнописи помимо криптографических опытов древних и европейской цивилизаций мы можем встретиться с различными видами стеганографии: сакральной тайнописью (мифотворчеством, разнообразной в смысловом и культуральном отношениях символикой), эзотерической (имеющей отношение в большей степени к европейской культуре), наконец, с художественным кодированием, со скрытыми символическим рядом сообщениями (представленными, к примеру, в подробно анализируемом сегодня в музыковедении творчестве И. С. Баха, см.: Петров, 1993: 7; Носина, 1991: 6; Берченко, 2005: 2; Dentier, 2008: 13).

Намеренную тайнопись в контексте эзотерических учений классифицирует с точки зрения европейских шифров Мэнли П. Холл (Холл, 2005: 395-404). Исследователь представляет криптограмму как явление символической философии (вписанное в европейской культуре того периода в историю эзотерики), объединяя основные принципы конструирования и использования различных шифров, хорошо известных в европейском Средневековье, Возрождении и Новом времени, в семь групп. Первый вид — буквенный шифр, придуманный Ф. Бэконом. Второй вид — пиктографический шифр. Этот вид тайнописи встречается в алхимической традиции. Третий способ шифровки — акроаматический, представленный аллегорией или притчей. Раскрытие акроаматичес-кого шифра осуществляется при помощи последовательности семи интерпретаций. Чет-

вертая разновидность криптограмм — цифровая — предполагает подстановку чисел вместо букв или фраз, прочтение которых зависит от использования специальных таблиц. Пятый шифр — музыкальный. Метод состоит в подстановке нот вместо букв. Используя этот шифр, музыканты могут обмениваться сообщениями, даже говорить друг с другом, играя на каком-либо инструменте, а также скрывая информацию в музыкальной теме или заметках в нотах. К шестому виду криптограммы относится произвольный шифр (буквы алфавита меняются на иероглифические фигуры), к седьмому — кодовые шифры.

Таким образом, вид намеренной тайнописи классифицируется в контексте истории криптологии и европейской эзотерики. Характеристика непроизвольной тайнописи будет в таком случае базироваться на понимании тайнописи и тайного как выражения некоей культуральной потребности, вырастающей из представлений о наличии внера-ционального опыта познания мира, интуитивного предчувствования сверхъестественного. К нему мы можем отнести и примеры неразгаданного на сегодня символизма древних культур (могущего быть экзотерич-ным для представителей древних цивилизаций) и творческие методы отражения реальности, известные самому художнику, но покрытые ореолом тайны для зрителей, слушателей и т. д.

Объединяя исходные намеренный и непроизвольный виды тайнописи как две составляющие этого феномена, необходимо сказать и о более частных его видах, обнаруживаемых в истории его развития. Предложенная нами классификация будет охватывать сакрально-культовую, эзотерическую, идеологическую, политическую, художественную сферы, а их возможный анализ в таком случае должен проводиться в общекультурном, социально-практическом, сакрально-мифологическом, идеологическом, художественном контекстах.

Рассматривая историю тайнописи в общекультуральном ракурсе, мы можем выделить

основные этапы развития феномена, каждый из которых определяется практикой использования того или иного вида тайнописи. Первый из них относится к древнему периоду истории и представлен сакрально-культовой тайнописью, связанной с мифологическими представлениями и практической культовой сферой. Второй этап охватывает значительный временной промежуток — криптографический период истории тайнописи. Следующие этапы выявляются нами в контексте европейской христианской культуры. Здесь мы отмечаем религиозно-идеологическую форму тайнописи и тайнопись еретических школ в христианстве, дальнейшее проявление эзотерической тайнописи в традициях закрытых объединений Европы и тайнопись искусства с использованием художественного метода конструирования реальности.

Историческое развитие перечисленных видов тайнописи базируется на одной из древнейших форм проявления феномена — сакрально-культовой тайнописи, нашедшей свое отражение в древних мифологических системах, в которых культовая символика представляется нам одним из возможных аллегорических приемов акроаматической тайнописи. Ее разъяснение происходило, как представляется, на нескольких уровнях, из которых наиболее очевидны два: эзотерический, сакральный, непосредственно доступный практикующим адептам, членам жреческих объединений, и экзотерический, профанный, раскрывающийся непосвященным участникам ритуала.

В процессе исторического развития сакральный, скрытый элемент культовой практики, соединяясь с развивающимися в социально-политической сфере криптографическими опытами, в контексте христианской культуры преобразуется в особый вид эзотерической тайнописи, открытой для избранного круга лиц и противостоящей в идеологическом отношении ортодоксальной церковной культуре. Ситуация, сложившаяся со временем в христианизированной Европе, является результатом взаимного наложения

процессов развития европейской криптологии, сакрально-культовой символизации в христианстве и эзотерико-мистической тайнописи. Искусство, в свою очередь, становится удобной формой сокрытия «сообщения» за символическим рядом, расшифровка которого возможна только при осведомленности исследователя о специфике того или иного художественного «языка» и значении художественно-символического вида тайнописи (примером чему могут послужить, например, клавирные опусы И. С. Баха).

Таким образом, отмеченные нами в историческом аспекте возникновения, проявления и модификации виды тайнописи сводятся не только к практическим методам шифрования (криптографии), но и к более сложным формам сокрытия (либо сохранения) информации, являющимся смежными по отношению к символизации в культуре, но не тождественными ей.

О тайнописи в контексте взаимодействия символических систем мы можем рассуждать не только с позиции теории и истории символа, но и главным образом с точки зрения истории и мотивации сокрытия того или иного смысла. Тайнопись в этом случае может являться как намеренной, так и непреднамеренной, возникающей в результате потери известных когда-то смысловых ключей. При таком подходе тайнопись как метод может быть раскрыта в рамках различных сфер и исторических этапов развития культуры.

Итак, общее понятие тайнописи в культуре мы условно подразделяем на несколько видов, первые из которых относятся к намеренному и непроизвольному использованию тайнописи. Более частные виды складываются в некую иерархическую структуру, выстроенную по принципу движения от наиболее очевидного криптографического вида тайнописи к менее очевидным, требующим особого аналитического подхода к ее историческим видам:

1. Криптографическая тайнопись — классический метод шифрования, имеющий многовековую историю, основанный на сокрытии определенной информации в политиче-

ских и идеологических целях. Этот вид тайнописи изучается криптологией.

2. Сакрально-культовая тайнопись, встречающаяся в древних сакральных культурах, осуществляющаяся путем использования и последующей расшифровки символического ряда в мифологических представлениях и обрядовой деятельности и сохраняемая в христианской культовой традиции. Этот вид тайнописи присутствует в культуральной оппозиции «сакральное — профанное».

3. Эзотерико-символическая тайнопись, схожая с предыдущим видом тайнописи, но в большей степени имеющая отношение к эзотерической традиции, широко представленной в европейской культуре в учениях и деятельности закрытых объединений. Об этом виде тайнописи мы говорим в связи с герме-тико-алхимическим символизмом, мистическими, оккультными понятиями.

4. Художественно-символическая тайнопись, область применения которой относится к сфере искусства и представляет собой практику использования различных видов тайнописи в художественных произведениях.

В целом о тайнописи и ее видах можно рассуждать, исходя из исторических, философских, эстетических, психологических, религиоведческих, искусствоведческих, криптологических, собственно культурологических и иных оснований. Как метод сокрытия той или иной информации тайнопись присутствует в подавляющем большинстве сфер человеческой деятельности, проявляя себя и в сакральном искусстве первобытности, и в наиболее отдаленной от него современной высокотехнологической практике шифрования, используемой в военно-политической сфере. При всей несхожести возможных контекстов интересна роль феномена тайнописи как выражения психологической, эстетической, практической, культуральной потребности индивида и социума. Как представляется, компаративный анализ имеющихся данных, а именно — субсистем, образующих эзотерическую составляющую общечеловеческой культуры, обещает принести богатые и во многом неожиданные плоды.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бейли, Г. (2010) Забытый язык символов / пер. с англ. И. А. Петровской, Л. А. Карповой. М. : Центрполиграф.

Берченко, Р. Э. (2005) В поисках утраченного смысла. Болеслав Яворский о «Хорошо темперированном клавире». М. : Классика XXI.

Блэк, Д. (2008) Тайная история мира / пер. К. Савельева. М. : Эксмо.

Жельников, В. (1996) Криптография от папируса до компьютера. М. : ABF.

Кан, Д. (2000) Взломщики кодов. М. : Центр-полиграф.

Носина, В. Б. (1991) Символика музыки Баха и ее интерпретация в «Хорошо темперированном клавире». М. : ГМПИ им. Гнесиных.

Петров, Ю. П. (1993) Бах и библейская математика. Символика и диалектика чисел в «Х.Т.К.» И. С. Баха (1 т.) // Сборник трудов ГМПИ им. Гнесиных. Вып. 104. М. С. 5-32.

Сингх, С. (2007) Книга кодов: тайная история кодов и их «взлома» / пер. с англ. А. Галыгина. М. : АСТ ; Астрель.

Фулканелли (2008) Тайна соборов и эзотерическое толкование герметических символов Великого Делания / пер. с фр. В. Каспарова. М. : Энигма.

Холл, М. П. (2005) Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии / пер. с англ. В. Целищева. М. : АСТ ; Астрель.

Шюрэ, Э. Великие посвященные: Очерк эзо-теризма религий : в 8 кн. М. : Книга-Принт-шоп.

Dentler, H.-E. (2008) J. S. Bachs «Musicalisches Opfer». Musik als Abbild der Spharenharmonie. Mainz.

BIBLIOGRAPHY (TRANSLITERATION)

Beili, G. (2010) Zabytyi iazyk simvolov / per. s angl. I. A. Petrovskoi, L. A. Karpovoi. M. : Tsentr-poligraf.

Berchenko, R. E. (2005) V poiskakh utrachen-nogo smysla. Boleslav Iavorskii o «Khorosho tem-perirovannom klavire». M. : Klassika XXI.

Blek, D. (2008) Tainaia istoriia mira / per. K. Savel’eva. M. : Eksmo.

Zhel’nikov, V. (1996) Kriptografiia ot papirusa do komp’iutera. M. : ABF.

Kan, D. (2000) Vzlomshchiki kodov. M. : Tsentrpoligraf.

Nosina, V. B. (1991) Simvolika muzyki Bakha

i ee interpretatsiia v «Khorosho temperirovannom klavire». M. : GMPI im. Gnesinykh.

Petrov, Iu. P. (1993) Bakh i bibleiskaia matem-atika. Simvolika i dialektika chisel v «Kh.T.K.» I. S. Bakha (1 t.) // Sbornik trudov GMPI im. Gnesinykh. Vyp. 104. M. S. 5-32.

Singkh, S. (2007) Kniga kodov: tainaia istoriia kodov i ikh «vzloma» / per. s angl. A. Galygina. M. : AST ; Astrel’.

Fulkanelli (2008) Taina soborov i ezoterich-eskoe tolkovanie germeticheskikh simvolov Ve-likogo Delaniia / per. s fr. V. Kasparova. M. : Enigma.

Kholl, M. P. (2005) Entsiklopedicheskoe iz-lozhenie masonskoi, germeticheskoi, kabbalis-ticheskoi i rozenkreitserovskoi simvolicheskoi filoso-fii / per. s angl. V. Tselishcheva. M. : AST ; Astrel’.

Shiure, E. Velikie posviashchennye: Ocherk ezoterizma religii : v 8 kn. M. : Kniga-Printshop.

Dentler, H.-E. (2008) J. S. Bachs «Musicalisches Opfer». Musik als Abbild der Spharenharmonie. Mainz.

Научная жизнь

21 апреля 2011 г. в Московском гуманитарном университете состоялся круглый стол «Молодежь и молодежная политика в современной России», посвященный 20-летию принятия Закона СССР «Об общих началах государственной молодежной политики в СССР». Круглый стол проводился Московским гуманитарным университетом при участии Комитета по делам молодежи Государственной Думы ФС РФ, Комиссии Совета Федерации по делам молодежи и туризму, Министерства спорта, туризма и молодежной политики РФ, Общественной палаты РФ, Департамента семейной и молодежной политики города Москвы, Российского союза молодежи. В работе круглого стола приняли участие более 50 человек из разных регионов Российской Федерации — городов Москвы, Воркуты, Рязани, Республики Хакасия, Калининградской, Курской и Самарской областей и др.

Заседание вел ректор Московского гуманитарного университета профессор И. М. Ильинский. В 1987-1991 гг. он выступил в качестве научного руководителя работ по созданию законопроекта «Об общих началах государственной молодежной политики в СССР». В своем докладе профессор И. М. Ильинский сообщил о том, как шла работа над этим законопроектом, оценил перспективы разработки и развития законодательства в области молодежной политики, а также охарактеризовал сложившуюся ситуацию в российской системе образования. С приветственным письмом от имени председателя Комиссии Совета Федерации по делам молодежи и туризму В. А. Жидких к участникам круглого стола обратился его помощник, ответственный секретарь Молодежной парламентской ассамблеи при Совете Федерации ФС РФ Р. А. Резников.

Участники круглого стола обсуждали, что удалось и чего не удалось достичь в области молодежной политики за прошедшие 20 лет, пытались найти ответы на вопросы, востребован ли в современной России инновационный потенциал молодежи, какую роль может сыграть молодежь в модернизации России и др.