CC BY
19
человека. Что же касается разумности, рациональности, этичности - можно ли требовать и ожидать это от человека как коллективного субъекта? Ведь несобранность и раздробленность существования человека отнюдь не случайные его свойства, а неизменно сопутствующие. Человек как коллективное существо выстраивает свое существование между социальным и личным, чужим и своим, осознанием общих и индивидуальных особенностей, черт, потребностей и интересов. Современному человеку порой действительно сложно осознать самого себя, поскольку он сам по природе своей далеко неоднозначен, имея многообразные связи с окружающим миром.
Должен ли человек ограничивать себя только направленностью на разумность своих действий? Ведь гораздо большую часть его структуры занимают бессознательные и подсознательные явления? Скорее всего, важно учитывать всю сложность природы человека и развивать свою разумность в решении и достижении общих и индивидуальных целей сохранения жизни, мира, плодотворного сотрудничества, творческого саморазвития и самосовершенствования, решения глобальных проблем и т.п. Для решения таких задач очень важно развитие гражданского общества и коммуникативных качеств личностей.
Человек как существо творческое не может существовать без идеала - личного и социального, он должен стремить-
ся к вполне осознанной большой и значимой для него цели. Без идеала жизнь представляется человеку бессмысленной. Идеал всегда носит гуманистический характер и направлен на решение привлекательных и вдохновляющих задач, заряжающих духовной силой. Капиталистическая экономическая система не дает человеку так необходимый ему идеал, наполняющий оптимистической волей и надеждой. Только коммунистический экономический уклад нацелен на будущее, на развитие гуманистических отношений, гармоничного человека.
Важнейшей ценностью для человека, защищающей его от кризиса, является приверженность традициям, сохранение и развитие их. Традиции составляют ценностное ядро культуры народа, отражение его менталитета. Человек есть то, каким традициям он следует. Традиции обеспечивают единение с другими людьми и сплачивают весь народ. Традиции связаны с историей народа, с его стремлением построить свою общую жизнь и жизнь отдельного человека по законам правды, красоты и справедливости.
Список литературы:
1. Швейцер А. «Я родился в период духовного упадка человечества» // Кризис сознания: сборник работ по «философии кризиса». М.: Алгоритм, 2009. - С. 5-11.
ФЕНОМЕН СМЕРТИ В КОНТЕКСТЕ ВЗАИМООТНОШЕНИИ
«Я» И «ДРУГОГО»
Дегтярева Ольга Валентиновна
Аспирантка кафедры онтологии и теории познания Российского Университета Дружбы Народов, г. Москва
АННОТАЦИЯ
Проблема «Другого» рассматривается в контексте феномена смерти. Выявлены три онтологические роли «Другого» в феномене смерти: «Другой» в собственной смерти, которая не исключает его из внутренней реальности оставшихся в живых; «Другой» как бессмертный, способный обессмертить того, кто ему близок, в любви и близких взаимоотношениях; «Другой» как помогающий пережить скорбь, с одной стороны, и позволяющий переживать горе, с другой стороны.
ABSTRACT
The problem of the "Othef' is considered in the context of the phenomenon of death. Identified three ontological roles of the "Othef' in the phenomenon of death: "the Other" in his own death, which does not exclude him from the inner reality of survivors; the "Other" as an immortal, is able to immortalize someone close to him, in love and close relationship; the "Other" as help you survive the tribulation, on the one hand, and allow them to experience grief, on the other hand.
Ключевые слова: «Другой», смерть, одиночество, сопереживание, любовь.
Keywords: the "Other", death, solitude, empathy, love.
В основании человеческого бытия, согласно экзистенциальной философии, лежит осознание собственной смерти и в связи с этим боль, которую невозможно преодолеть, поскольку невозможно превзойти собственную смертность. Связать себя с «Другим», почувствовать, понять его, возможно лишь с помощью сострадания к той боли, которую испытывает каждый. Именно испытывание этой боли является тем фактором, который определяет глубину общения с другими людьми. «Другой» становится ближе, когда «Я» осознаёт, что и он испытывает ту же боль.
Через осознание смерти приходит желание любви. М. де Унамуно поэтично описывает взаимосвязь любви и смерти такими словами: «Вечность! Вот чего мы страстно желаем; жажда вечности это и есть то, что у людей зовётся любо-
вью; и если ты любишь другого человека, то это значит, что ты хочешь обрести в нём вечность» [2, с. 58]. Своеобразная интерпретация любви М. де Унамуно указывает на первичность чувства смертности по отношению к другим видам человеческих страстей.
Мартин Хайдеггер в работе «Бытие и время» также не обходит вниманием вопрос о смерти. Он раскрывает тему смерти в контексте со-бытия «Я» и «Другого». Феномен смерти, помимо всего прочего, ставит человека перед осознанием своего бытия: «В бытии к смерти присутствие отнесено к себе самому как отличительной способности быть» [3, с. 252].
Тема смерти перекликается с темой одиночества. В смерти ни «Я», ни «Другой» не могут сопровождать друг друга.
Это онтологическое событие, которое, как и рождение, разъединяет людей. Рождаясь, человек более не защищён организмом матери, ему надо учиться быть отдельным существом. Так же и умирая, человек остаётся наедине с собой. Смерть - послание одинокому. «Смерть не индифферентно лишь "принадлежит" своему присутствию, но обращена к нему как одинокому» [3, с. 252]. Для М. Хайдеггера смерть - вовсе не то, что может объединить «Я» и «Другого», но напротив, это то, что делает со-бытие невозможным в ситуации умирания одного из них: «Это одиночество есть способ размыкания "вот" для экзистенции. Оно обнаруживает, что всякое бытие при озаботившем и всякое со-бытие с другими отказывает, когда речь идёт о самой своей способности быть» [3, с. 263]. Если же смерть остаётся всего лишь возможностью для «Я» и «Другого», которые не могут быть полностью до конца в ней уверены, она позволяет им проявлять заботу друг о друге.
Итак, смерть не уничтожает бытие «Другого», но является метафизиче-ским местом встречи «Я» и «Другого».
Только смерть близкого или значимого «Другого» может быть неподдельной скорбью для «Я», в то же время только смерть значимого «Другого» не прекратит его со-бытие с «Я», поскольку значимый «Другой» остаётся в экзистенции «Я». Смерть «Другого» всегда должна иметь оформление, она должна быть ритуализована, иначе сознание «Я» не сможет зафиксировать память о смерти «Другого».
Итак, смерть «Другого» не является проблемой «Я», но она является от-ношением, возникающим между «Я» и «Другим». Умерший продолжает в оставшемся жить. Один из родоначальников экзистенциализма Жан-Поль Сартр говорит: «В настоящем, когда он мёртв, только память Другого может помешать, чтобы его жизнь свернулась в полноту в себе, оборвав все связи с настоящим. Жизнь ушедшего характеризует то, что Другой становится её хранителем» [1, с. 546]. «Я» и «Другой», составлявшие при жизни «Мы-отно-шения», продолжают эти отношения и после смерти одного из них.
Именно смерть, даже не любовь и не одиночество, хотя всё это взаимосвязанные феномены, раскрывает бытие «Я», выражаясь словами Сартра, как «бытие-для-другого». Из осознания своей смерти человек приходит к двум фундаментальным составляющим его экзистенции - чувству любви и чувству одиночества. Через любовь «Я» стремится продлить себя в «Другом», в свою очередь уверяя, что «Другой» не умрёт. Чувство одиночество также обостряется только исходя из реальности феномена смерти, так как пока человек жив, существует надежда на единение с «Другим», в смерти же эта надежда иссякает.
Смерть «Я» - окончательная точка экзистенции для самого «Я», в то время как смерть «Другого» не является его концом, поскольку «Другой» продолжает бытийствовать в памяти «Я». Смерть приближает «Другого» к «Я». «Я» встречает «Другого» в смерти «Другого» в восприятии его свершившейся жизни, которую только теперь, когда она завершена, можно воспринимать как целостную картину. В смерти жизнь «Другого» обретает завершённость, а сам «Другой» свою окончательную форму для «Я».
Феномен смерти в контексте проблемы «Другого» представлен двумя уровнями её восприятия: рациональным и эмоциональным. Во-первых, целостное понимание жизни «Другого» возможно только в том случае, если жизнь завершилась и появилась возможность умозрительно охватить её целиком. Во-вторых, в осознании смертности «Другого» содержится глубина духовных отношений, возможных между «Я» и «Другим». Смерть, являясь проявлением лишь одного субъекта, полностью принадлежит другому, тому, кто об этой смерти может знать.
Так же следует обозначить важность «Другого» в процессе переживания скорби, так как он, во-первых, удовлетворяет определённые жизненные по-требности, во-вторых, сопереживает, разделяет горе, в-третьих, позволяет печальным чувствам находить внешнее выражение. Погребальный ритуал - акт, направленный от «Я» к «Другому», когда «Другой» уже не присутствует в мире, самый бескорыстный акт из возможных. Даже любовь уступает ему по своей отдаче. В-четвёртых, смерть и смертность - объединяющие «Я» и «Другого» звенья. Через боль недолговечности человеческого бытия открывается возможность продлить своё бытие друг в друге и в детях. Смерть «Другого» позволяет полностью увидеть вот-бытие «Другого», что невозможно по отношению к вот-бытию собственного «Я». Смерть «Другого» - единственное, что исходя от «Другого», ему не принадлежит, но принадлежит «Я», поскольку только «Я» может знать о ней. Через скорбь о смерти близкого «Другой» раскрывается иначе, утрачиваются маски. Это состояние, называемое в экзистенциализме по-граничным, выводит общение «Я» и «Другого» на новый уровень.
Список литературы:
1. Сартр. Бытие и ничто. М.: Республика, 2004. - 639 с.
2. Унамуно М. О трагическом чувстве жизни. Киев: Символ, 1997. - 414 с.
3. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Академический проект, 2011. - 447 с.
