CC BY
50
УДК 165.6
ФЕНОМЕН ПОНИМАНИЯ В АСПЕКТЕ ЯЗЫКОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: ОСНОВНЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ ПОДХОДЫ
Автор ставит задачу рассмотреть и сравнить разработанные в XX веке представителями различных течений западноевропейской философии подходы к феномену понимания и связанному с ним процессу объяснения. Можно проследить несколько основных направлений в трактовке феномена понимания. Герменевтический метод, получивший свое максимально развернутое выражение в трудах Гадамера, рассматривает понимание как свершение. Для позднего Витгенштейна характерен практический подход: философ предлагает считать критерием правильности понимания реакцию или ответные действия человека, к которому было обращено высказывание. Подход У. Эко сочетает идеи, вытекающие из понятия неограниченного семиозиса Ч. Пирса, структурализма Л. Ельмслева и ряда принципов, сформулированных Кантом. Общим для всех трех подходов является представление феномена понимания как процесса или деяния, предполагающего соотнесение вновь получаемой информации с ментальной или когнитивной структурой субъекта; вместе с тем предложенные названными философами объяснения феномена понимания имеют свои отличительные черты, в частности, термин «интерпретация» используется по-разному.
Ключевые слова: понимание, интерпретация, герменевтика, язык, восприятие, память, значение.
E. 5. TacKaeBa E. B. Taskaeva
the phenomenon of understanding iN THE perspective of language activity: the main philosophical approaches
The author attempts to review and compare different philosophical approaches to the phenomena of understanding and interpretation that were developed in the 20th century by representatives of different schools in the Western philosophy. Several main trends can be identified in this field of research. The hermeneutic approach developed to its full extent by HansGeorg Gadamer regards the phenomenon of understanding as an act that requires a subject's effort. Ludwig Wittgenstein in his later works maintained practical approach suggesting that the criteria of understanding should be the re-action of a person to whom an utterance was addressed. Umberto Eco suggested his own explanation of the process of understanding that combined the idea of unlimited semiosis developed by Charles Peirce, Louis Hjelmslev's structuralist analysis, and the Kantian notion of schema. The author makes a conclusion that the common feature of all mentioned approaches is considering the phenomenon of understanding as a process or an act that implies the comparison of perceived data with certain models in a subject's memory. However, some differences between approaches can be identified, e. g., the use of term "interpretation" differs between the philosophers.
Keywords: understanding, interpretation, hermeneutics, language, perception, memory, meaning.
Будучи существом социальным, человек может в такой же мере быть определен как существо знаковое. Люди критически зависят от своей способности воспринимать и понимать (или интерпретировать, толковать) социально значимую информацию. Рассмотрение феномена восприятия и понимания знаковой информации - в особенности выраженной с помощью естественного языка - в философском плане является ключевым моментом в построении теории познания, а также имеет прикладное значение для разработки методических подходов в сфере образования вообще и в практике преподавания языков в частности.
Наиболее известным подходом к феномену понимания и объяснения в западной философии принято считать герменевтический подход, развивавшийся в течение Х1Х-ХХ вв. на почве немецкой философии начиная с Ф. Шлейерма-хера, В. Дильтея и неокантианцев и получивший наиболее полное выражение в трудах Х. Г. Гадамера. Гадамер, вслед за Шлейермахером и Хайдеггером рассуждая о движении понимания «по кругу», указывает на важнейшую роль «пред-понимания», «пред-мнения», без которых невозможно истинное понимание [1]. Иными словами, чтобы что-то понять, человек должен иметь предварительное представление об этом. Такое утверждение является верным, в частности, в отношении языковой практики: нельзя воспринять и понять высказывание на языке, не будучи, как минимум,
знакомым со способами выражения смыслов в этом языке. Критерием правильности понимания для Гадамера является «взаимное согласие» отдельного и целого. В этом понимании целого исходя из части, а части исходя из целого, или, другими словами, понимании текста исходя из значения отдельных слов и выражений и, наоборот, понимании значения отдельного слова исходя из контекста, по мнению философа, всегда остается место для догадки или озарения. О понимании как озарении или просветлении Гадамер пишет в главе «Универсальный аспект герменевтики», приводя в качестве примеров глаголы немецкого и латинского языка, означающие понимание и одновременно несущие значение «просветления» или «очевидности» [2, с. 559]. Гадамер делает акцент на всеобъемлющей языковой природе понимания, ее соотнесенности с разумом вообще. Более того, он утверждает, что «бытие, которое может быть понято, есть язык» [2, с. 547]; другими словами, то, что может быть понято, и есть язык. Исходя из языкового характера понимания, философ подчеркивает конечность «языкового свершения, в котором каждый раз конкретизируется понимание» [2, с. 549]. В работе «Истина и метод» Гадамер также неоднократно замечает, что процесс понимания происходит в среде естественного языка. Хотя его интересует прежде всего вопрос понимания дела «по существу», для мысленного эксперимента философ берет случай, когда
собеседники являются носителями разных языков. В этом случае иноязычность означает лишь предельный случай общей герменевтической сложности: чуждости и ее преодоления. В заключение Гадамер делает вывод о том, что «герменевтический опыт простирается так далеко, как вообще простирается готовность к разговору разумного существа» [2, с. 632].
Герменевтическую линию продолжает французский философ Поль Рикер, который разделяет термины «понимание» и «интерпретация». С его точки зрения, интерпретация является операцией понимания, специфически направленной на письменные знаки или текст. Кроме того, в очерке «Существование и герменевтика» Рикер определяет интерпретацию как работу мышления, которая состоит в «расшифровке смысла, скрывающегося за очевидным смыслом, в выявлении уровней значения, заключенных в буквальном значении» [3, с. 21]. Интерпретация имеет место там, где есть многосложный смысл, и именно в интерпретации обнаруживается множественность смыслов. По Рикеру, процедура понимания сопровождается операцией интерпретации смысла текста, а круг выражений с двойным смыслом и образует собственно герменевтическое поле [3]. По мнению философа, текст располагается именно на стыке понимания и объяснения, а не на линии их разграничения [4]. Н. С. Автономова полагает, что у Гадамера и Рикера прослеживается не противопоставление «объяснения» и «понимания», но стремление заново обнаружить их взаимодополняемость. Рикер ставит под вопрос саму эту дихотомию, зафиксированную еще Дильтеем, и пытается выявить новые формы взаимодействия ее элементов -«уже не взаимоисключающие полюса, а относительные моменты в сложном процессе, называемом интерпретацией» [5, с. 570]. Автономова развивает мысль Рикера следующим образом: «понимание предшествует объяснению, сопровождает и как бы обволакивает его; напротив, объяснение развертывает понимание диалектически» [5, с. 571].
Всесторонне исследуя проблему интерпретации, Л. А. Микешина в главе «Интерпретация в философии» делает вывод, что интерпретативная деятельность человека неотъемлема от его бытия, а объективная потребность в истолковании вызвана не только различными позициями в отношении субъекта к миру, но и бесконечной изменчивостью самого мира. Термины «интерпретация» и «истолкование» используются Микешиной взаимозаменяемо, как полные синонимы. Исследователь подчеркивает, что для понимания природы интерпретации особенно важно то, что человек выходит к миру через знаковые, в особенности языковые, объективации, своего рода «символические универсумы», требующие истолкования при осуществлении не только познания, но и любого вида деятельности [6]. В идеях, высказанных Микешиной, прослеживается перекличка со взглядами итальянского философа и специалиста по семиотике Умберто Эко и его предшественника, американского логика и философа Чарльза Сандерса Пирса.
В своих важнейших философских и семиотических трудах У. Эко всесторонне рассматривает феномен интерпретации, которую он вслед за Ч. С. Пирсом определяет как процесс бесконечного семиозиса, то есть возможности последовательного и неограниченного толкования смысла
знаков с помощью других знаков [7; 8]. По убеждению Пирса, у людей нет способности мыслить без помощи знаков, и единственные мысли, которые можно познать, мыслимы в знаках. Под знаками американский философ понимал в данном контексте слова, предложения, книги [9; 10]. В работе «Кант и утконос» Эко подробно анализирует положение Пирса о том, что процесс концептуализации, или формирования представления о воспринимаемом явлении или объекте, происходит только путем гипотетических заключений (hypothetical inferences). Пирс, в частности, детально разбирает феномен получения информации извне: воспринимающему субъекту приходится выдвигать гипотезу и делать вывод о смысле знаков или явлений уже на стадии восприятия первичных чувственных данных. Назвать, даже в обыденной речи, какой-либо объект или явление - всякий раз значит выдвинуть гипотезу о сущности этого явления. С точки зрения Пирса, имена служат как раз для того, чтобы отличить одни чувственные впечатления от других [11]. Это положение подтверждается и нашим повседневным опытом. Представим себе человека, владеющего двумя или несколькими языками: чтобы понять смысл высказывания, прозвучавшего на одном из этих языков, человек должен сначала определить, какой именно язык он слышит, что само по себе подразумевает вывод.
Опираясь на идеи Чарльза Пирса и датского лингвиста-структуралиста Луи Ельмслева, Умберто Эко рассматривает два ключевых способа понимания и объяснения мира в главе «Ельмслев vs. Пирс» [11]. У Ельмслева он заимствует идею структурной организации или категоризации континуума (определяемой как категоризация через оппозиции) [10], а у Пирса - идею чувственного восприятия явлений или знаков и последующей их интерпретации (с помощью других знаков), а также идею необходимости вывода о значении знака, что подразумевает «движение по бесконечной нити семиозиса». Эко объединяет оба подхода: категоризация, с одной стороны, и восприятие и интерпретация, с другой, являются двумя взаимодополняющими способами понимания. В реальном процессе понимания структурирующий и интерпретативный моменты непрерывно сменяют и дополняют один другой, и только таким способом субъект может прийти к выводу о значении воспринимаемой здесь и сейчас информации [11, с. 251-252]. Понимая что-либо, человек одновременно объясняет себе (и при необходимости другим) смысл данного явления или знака. Таким образом, процесс интерпретации у Эко - один из аспектов понимания.
В той же работе «Кант и утконос», исследуя влияние философии Канта на взгляды Пирса, Эко рассматривает идеи, высказанные в первом и втором изданиях «Критики чистого разума», и выделяет такие понятия, как «суждения восприятия» (perceptual judgments) и «эмпирический концепт» (empirical concept), отмечая, однако, специфическое значение, которое сам Кант вкладывал в эти термины. Особый интерес Эко вызывает встречающееся у Канта понятие «схемы»: с одной стороны, трансцедентальная «схема» - это продукт воображения, но с другой стороны - это не полный образ. «Схема» в данном случае мыслится как правило конструирования или воссоздания в любой ситуации своего рода схематичной репрезентации объекта: Эко
приводит в пример схемы «треугольника вообще» и «собаки вообще». Философ отмечает сходство кантианской «схемы» с витгенштейновским понятием «Bild» («картина», «образ»), которое, по его мнению, можно описать как «модель в научно-техническом смысле». Эко подчеркивает, что воспроизведение такой «схемы» непременно разворачивается во времени, и в конструировании «схемы» обязательно участвует память. Применительно к языковой деятельности это объясняется так: когда мы слышим слово, в нашем разуме, вероятно, возникает не образ предмета, а некая схема, соотносящаяся с этим предметом. Эко ссылается на высказывание Канта о том, что схематизм нашего интеллекта - это «искусство, скрытое в глубине человеческой души». Такое искусство можно также определить как выполнение процедуры, задачи или создание конструкции. По мнению Эко, кантовский схематизм как раз и подразумевает конструктивизм. Далее Эко развивает идею конструирования: то, что «схема» должна быть конструкцией, вытекает даже не столько из факта применения ее к уже известным объектам - гораздо интереснее вопрос, что происходит, когда мы конструируем умозрительную «схему» ранее неизвестного объекта? [11, с. 88-89]. Здесь философ подробно разбирает пример, когда у ученых-биологов ушло более 100 лет, чтобы классифицировать вновь открытое животное - утконоса - как яйцекладущее млекопитающее. Таким образом, опираясь на идеи Пирса и Канта, Эко формулирует природу познания и понимания как сравнение поступающей извне информации с уже заложенной в памяти моделью, схемой или концептом.
Влияние идей Канта испытал и Людвиг Витгенштейн. Вопросы, связанные с сущностью понимания звучащих высказываний или письменных текстов, особенно интересовали Витгенштейна в поздний период его творчества, когда он пришел к выводу о необходимости изучать природу естественного языка. В таких работах, как «Коричневая книга», «Голубая книга» и «Философские исследования» (Philosophical Investigations), опубликованных уже после смерти философа, мы видим попытки исследовать философскими методами механизм понимания, а также установить критерии правильности понимания. Понимание и подразумевание Витгенштейн определяет как ментальные процессы, которые могут функционировать лишь при посредстве языка [12, с. 344]. Философ задается вопросом: что действительно возникает у нас в уме, когда мы понимаем слово? Возможно, это картина или некая схема [13, с. 54]? Рефлексируя по поводу природы понимания, Витгенштейн замечает: когда человек слышит или читает некое предложение, перед его мысленным взором проносятся образы, которые более или менее точно соотносятся с предложением и в определенном смысле являются переводом этого предложения на язык картин [12, с. 387]. С другой стороны, когда человек выражает идею, которая находится в его сознании, он пытается выразить с помощью слов то, что уже находится перед его мысленным взором, то есть переводит из ментального языка в вербальный [12, с. 382]. Рассуждая о возможности правильного понимания речи другого человека, философ указывает на существование определенных критериев, выраженных в поведении, по которым можно установить,
что человек понимает (или не понимает) слово [13, с. 94]. В «Коричневой книге» рассмотрены различные ситуации, когда понимание отданного распоряжения проверяется с помощью ответных действий субъекта, получившего распоряжение. По Витгенштейну, критерий правильного понимания - правильные, то есть ожидаемые, действия или реакции, или же, в аспекте использования языка, правильное употребление слов. В работах философа последовательно выражена идея обучения или тренировки как необходимого условия последующего понимания: без предварительного обучения, которое формирует соответствующие мысленные ассоциации, осознание смысла произносимой или написанной фразы практически невозможно [13]. Узнавание зрительного или звучащего образа слова Витгенштейн трактует как сравнение с некоей моделью или образцом, заложенным в нашей памяти [12]. В связи с языковой практикой он пишет о необходимости для всех людей, использующих конкретный язык, подчиняться правилам или обычаю употребления слов и предложений в этом языке. В наиболее общем виде это выражено философом в формуле: «понимать язык - значит мастерски овладеть его приемами» [13, с. 81].
По сути дела, и Витгенштейн, и Пирс, и Эко определяют понимание в языковой среде как процедуру сверки поступающей звуковой или зрительной информации с уже имеющимися в памяти моделями и следующего за этим выведения заключений о смысле высказывания или текста. Если необходимая модель отсутствует в памяти субъекта, то ему требуется более длительное время, чтобы принять решение, каким образом следует классифицировать новую информацию. Витгенштейн, кроме того, делает акцент на необходимости предварительного обучения и формирования языковых навыков (правил) для успешного функционирования в среде языка.
Итак, Гадамер, Рикер, Эко, Витгенштейн с разных точек зрения объясняют процедуру понимания, но за различием подходов и используемых терминов можно увидеть нечто общее. Во-первых, для всех этих философов понимание подразумевает ментальную деятельность или свершение, работу ума, заключающуюся в сравнении вновь воспринимаемой информации с той, которая уже существует в памяти субъекта. При этом для Гадамера более всего важно понимание дела по существу; Эко, опираясь на идеи Пирса, пытается объяснить сам механизм процесса понимания; Витгенштейн указывает на предварительное обучение как необходимую предпосылку или условие понимания. Во-вторых, все они рассматривают языковую среду как важнейшее (хотя и не единственное) средство передачи, обработки и хранения информации. С нашей точки зрения, ситуацией, наиболее ярко проявляющей необходимость соответствующей языковой среды для осуществления понимания, является понимание суждения, высказанного на языке L1, носителем языка L2. Если данный человек владеет языком L1 на уровне, сравнимом с владением его собственным языком L2, он понимает сообщение непосредственно на языке L1; в противном случае он вынужден осуществить перевод с языка И на язык 1.2. Таким образом, в любом случае необходимым моментом понимания является включение в определенный языковой контекст.
Все вышеизложенное позволяет сделать вывод: в общем русле западной философии Х1Х-ХХ вв. феномен понимания изучался с разных точек зрения и в различных аспектах, чем вызваны терминологические расхождения и расстановка акцентов на разных моментах процесса понимания и объяснения; однако в целом можно говорить о формировании в достаточной степени определенной и единой линии в трактовке понимания. Идеи философов не противоречат друг другу, а взаимно дополняют целостную картину явления, что дает возможность увидеть в новом свете и применить к самому процессу философского изучения понимания такую популярную у приверженцев герменевтического подхода метафору, как понимание целого исходя из части и понимание части исходя из целого.
1. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М. : Искусство, 1991. 367 с.
2. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М. : Прогресс, 1988. 704 с.
3. Рикер П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М. : Канон-Пресс-Ц: Кучково поле, 2002. 642 с.
4. Рикер П. Понимание и объяснение // Новая философская энциклопедия : в 4 т. Т. 3. М. : Мысль, 2000-2001. С. 283-285.
5. Автономова Н. С. Познание и перевод. Опыты философии языка. М. : Российская политическая энциклопедия, 2008. 704 с.
6. Микешина Л. А. Философия познания: Полемические главы. М. : Прогресс-Традиция, 2002. 624 с.
7. Eco U. The Limits of Interpretation. Bloomington : Indiana University Press, 1994. 296 p.
8. Eco U. Semiotics and the Philosophy of Language. Bloomington : Indiana University Press, 1986. 242 p.
9. Пирс Ч. С. Избранные философские произведения. М. : Логос, 2000. 448 с.
10. Таскаева Е. Б. Проблема природы языкового знака в тематическом пространстве философии и лингвистики // Семиотическое пространство языка. Смыслы и знаки : материалы 2-й Междунар. науч.-практ. конф. Новосибирск : Изд-во НГТУ, 2018. С. 109-116.
11. Eco U. Kant and the Platypus: Essays on Language and Cognition. Mariner Books, 2000. 480 p.
12. Витгенштейн Л. Избранные работы. Перевод с нем. и англ. М. : Издательский дом «Территория будущего», 2005. 439 с.
13. Wittgenstein L. Philosophical Investigations. Blackwell Publishing, 2009. 322 p.
© Таскаева Е. Б., 2018
