CC BY
9
Общество: социология, психология, педагогика. 2022. № 5. С. 21-32. Society: Sociology, Psychology, Pedagogics. 2022. No. 5. P. 21-32.
Научная статья УДК 316.34+159.922 https://doi.org/10.24158/spp.2022.5.2
Феномен иерархического сознания: социально-исторический ракурс рассмотрения Юлиан Григорьевич Тамбиянц1, Виктор Викторович Шалин2
12Кубанский государственный аграрный университет имени И.Т. Трубилина, Краснодар, Россия 109081969jylian@rambler.ru, https://orcid.org/0000-0002-0030-8107 2viktor_filosof@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-2886-5976
Аннотация. Авторы предлагают концептуализацию иерархического сознания в качестве универсального социально-исторического феномена на базе описаний его источников, форм проявлений, а также характера участия в социальных процессах. Статья носит обзорно-теоретический характер, исходя из комплексной методологии стыка социологии, культурно-политической антропологии, социальной психологии. Авторы рассматривают иерархическое сознание субъекта в качестве одного из фундаментальных срезов социальных представлений, посредством которого происходит рефлексия субъекта в отношении иерархических аспектов окружающей реальности, а также по поводу собственных поведенческих стратегий. Различаются состязательные и доминирующие формы иерархического сознания, генезис и динамика которого детерминированы психологическими источниками, объективной реальностью, а также идеологическими факторами. Иерархическое сознание реализуется в масштабах индивида, социальной группы, целого общества и цивилизации. Групповым масштабам более свойственна доминирующая форма, они во многом обусловлены социально-политическими обстоятельствами, в первую очередь борьбой за более выгодные социальные позиции. Внутригрупповым процессам скорее присуща состязательная форма, причем характер состязательности меняется в зависимости от группового статуса. В национальных и цивилизационных масштабах на иерархическое сознание влияют как внешние обстоятельства, так и культурно-историческая детерминация, связанная с этнонациональными ценностями, ментальностью, исторической памятью и т. п. Такое сознание выступает фактором социальных процессов и вносит коррективы в практику реализации социальных идей. Оно сыграло во многом решающую роль в крахе советского социалистического проекта, осуществив его социально-психологический подрыв.
Ключевые слова: иерархическое сознание, источники иерархических стремлений, гетерархия, го-моархия, состязательные и доминирующие формы, иерархическая структура, уровни реализации иерархического сознания
Для цитирования: Тамбиянц Ю.Г., Шалин В.В. Феномен иерархического сознания: социально-исторический ракурс рассмотрения // Общество: социология, психология, педагогика. 2022. № 5. С. 21-32. https://doi.org/10.24158/spp.2022.5.2.
Original article
The phenomenon of hierarchical consciousness: a socio-historical perspective Julian G. Tambiyants1, Viktor V. Shalin2
12Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin, Krasnodar, Russia 109081969jylian@rambler.ru, https://orcid.org/0000-0002-0030-8107 2viktor_filosof@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-2886-5976
Abstract. The authors propose a conceptualization of hierarchical consciousness as a universal socio-his-torical phenomenon based on descriptions of its sources, manifestation forms, and the nature of participation in social processes. The paper is of a review-theoretical nature, proceeding from the complex methodology of the junction of sociology, cultural and political anthropology, and social psychology. The authors consider the hierarchical consciousness of the subject as one of the fundamental sections of social representations, through which the subject reflects on the hierarchical aspects of the surrounding reality, as well as on his own behavioral strategies. There are competitive and dominant forms of hierarchical consciousness, the genesis and dynamics of which are determined by psychological sources, objective reality, as well as ideological factors. Hierarchical consciousness is realized on the scale of an individual, a social group, a whole society and civilization. The dominant form is more peculiar to the group scale, it is largely dependent on socio-political circumstances, primarily the struggle for more advantageous social positions. Intra-group processes are more likely to have a competitive form, and the nature of the competitiveness varies depending on the group status. On a national and civilizational scale, hierarchical consciousness is influenced by both external circumstances and cultural and historical determination associated with ethnonational values, mentality, historical memory, etc. Such consciousness acts as a factor in social processes and makes adjustments to the practice of implementing social ideas. It played a decisive role in many respects in the collapse of the Soviet socialist project, having carried out its socio-psychological undermining.
© Тамбиянц Ю.Г., Шалин В.В., 2022
Keywords: hierarchical consciousness, sources of hierarchical aspirations, heterarchy, homoarchy, adversarial and dominant forms, hierarchical structure, levels of implementation of hierarchical consciousness
For citation: Tambiyants, Yu.G. & Shalin, V.V. (2022) The phenomenon of hierarchical consciousness: a socio-historical perspective. Society: Sociology, Psychology, Pedagogics. (5), 21-32. Available from: doi: 10.24158/spp.2022.5.2 (In Russian).
Общественные науки накопили немалый опыт исследования проблем социальной дифференциации и группообразования. Здесь установлено множество мало кем оспариваемых принципов и законов, касающихся социальных отношений: постоянное наличие элиты и социального большинства, классовых противоречий и т. п. Однако усиливающаяся общественная сложность, обусловленная главным образом объективными обстоятельствами (ростом населения, многообразием технологических средств и коммуникаций), стимулирует появление новых пробелов в социальном научном знании, требующих, как минимум, уточнений. Это справедливо и в отношении иерархических аспектов общественных отношений.
Несмотря на то, что проблематика социального неравенства фактически занимает центральное место в изысканиях социологов, здесь остается немало спорных моментов. Так, традиция, заложенная главным образом Ж-Ж. Руссо, предполагает, что иерархия если и не ликвидируема полностью, то уж во всяком случае может быть минимизирована. Эта позиция находит сторонников среди левоориентированных ученых и публицистов. Например, С. Кара-Мурза в своих работах проводит линию почвеннического социализма, по его мнению, доминирующего в отечественной исторической традиции. Здесь делается ставка на категории соборности, коллективизма, поэтому нет особого места индивидуальным иерархическим стремлениям (Кара-Мурза, 2011). На более широкую аудиторию рассчитаны размещенные в интернете блоги левой ориентации («Разведопрос», сайты Н. Платошкина, К. Жукова и др.), где доказывается, что фактически обратная трансформация социализма в капитализм носит сугубо временный характер, а окончательный переход к новой социалистической стадии не только возможен, но и неизбежен.
Подобные рассуждения при всех их гуманистических устремлениях вызывают как минимум скепсис. С одной стороны, капитализм утвердился прочно, причем на глобальном уровне, существенно ограничивая возможности построения социализма в отдельно взятой стране. Даже экономически успешный Китай, где сохраняется главенство коммунистической партии, по сути, никак не является (да и никогда не являлся) обществом равенства и справедливости. Китайский государственный распределительный социализм прекрасно вписывается в мировую капиталистическую экономику (Кагарлицкий, 2013).
С другой стороны, отнюдь не разрешает сомнений ретроспективный анализ. Можно ли считать СССР объективно обществом равенства? Нельзя отрицать ряд серьезных успехов в этом направлении. Идеологический догматизм действительно мешал поступательному экономическому развитию СССР, однако во многом благодаря этому обстоятельству сдерживались механизмы социальной дифференциации, работающие на усиление неравенства, причем не меритократиче-ского плана. Но даже в условиях жесткого и самодовлеющего социалистического проекта иерархические отношения находили немало лазеек. Это отражено в художественной литературе, описывающей советскую реальность 40-60-х гг. (Ч. Айтматов, Л. Бородин, Э. Лимонов и др.). Например, в романе Э. Лимонова «Подросток Савенко» (1983) обнажается социальная среда харьковских окраин 50-х гг., где в контексте доминирования полукриминальной субкультуры тенденции индивидуализма и соперничества вчистую переигрывали пресловутые коллективизм и соборность.
Анализ современности приводит ученых к выводам о размывании классовой структуры, по сути, основного социального каркаса индустриального общества. Тем не менее данное обстоятельство мало способствует снижению иерархических тенденций любых масштабов. На индивидуально-поведенческом уровне происходит безграничная потребительская гонка, подстегиваемая рекламой, а «звезды» шоу-бизнеса в своем стремлении оставаться «на виду» прибегают для этого к самым различным неприглядным способам. Острота межгруппового соперничества отнюдь не смягчается с размыванием классов, оно приобретает кланово-корпоративный характер. Отсюда определение источников социальной иерархии и факторов ее динамики на постоянной основе является для обществознания острым вопросом, актуальность которого вряд ли снижается.
В обобщенном виде фундаментальные принципы общественного расслоения исследуются следующими подходами. Классовая парадигма, основанная на марксистской и веберианской методологиях, делает ставку на социально-экономическое расслоение. Теория элит (В. Парето, Г. Моска), удобная для анализа политических процессов, исследует перипетии борьбы за верховную власть. Значительное место в общественных науках занимает изучение этнонациональ-ных процессов, актуализирующихся в современных условиях нарастающего глобализма. Нако-
нец, классики анархизма (У. Годвин, П. Кропоткин, М. Бакунин и др.) видят главный источник неравенства в государственном аппарате, что является существенным дополнением научного дискурса о проблематике неравенства.
В данной статье будет сделана попытка обосновать целесообразность введения некоего общего знаменателя для всех этих подходов, который мы обозначим через концепт «иерархическое сознание». В свое время уже делались некоторые попытки эмпирически выявить социальное бытие этого явления1. В настоящей работе мы займемся расширением теоретической базы обоснования данного феномена. Здесь в качестве объекта нас интересуют стороны социального сознания, влияющие на процессы образования форм неравенства. Цель настоящей работы -определение сущности иерархического сознания именно как универсального социально-исторического феномена, уточнение степени его участия в социальных процессах. В рамках достижения данной цели предполагается осуществление следующих задач. Во-первых, концептуализация иерархического сознания посредством описания его источников, определения основных форм его проявления. Во-вторых, анализ иерархической составляющей в коллективном сознании различных масштабов (групповом, национальном) для прояснения характера участия иерархического сознания в социальных процессах.
Работа базируется на использовании формально-логического, сравнительного и исторического методов исследования изучаемого предмета. Методологической основой послужило сочетание антропоцентристской и социоцентристской парадигм в определении источников и сущностных черт иерархического сознания. Исследование групповых форм осуществляется на стыке марксистского и элитистского подходов, а также с привлечением психологических и культурологических методов.
Далеко не все ученые стремились отыскать источник неравенства исключительно в социальных обстоятельствах, подобно тем, кто следовал традиции, заложенной Ж-Ж Руссо. Например, живший на столетие раньше Т. Гоббс придерживался мнения о том, что «война всех против всех» - вообще естественное состояние для любого человеческого сообщества. Признание наличия или отсутствия антропологических оснований процессов неравенства выступает фундаментальной теоретической предпосылкой, не только определяющей ход рассуждений того или иного автора, но отражающейся в том числе на его идеологических предпочтениях.
Так, западный эксперт по истории войн М. Кревельд (2011), исследуя их причины, осторожно заявляет, что не существует твердых доказательств наличия или отсутствия источников войны в человеческой природе. Более категоричен французский исследователь индийского кастового общества Л. Дюмон, утверждая, что собственно кастовый принцип не является исключительно внешним по отношению к людям, но «содержит нечто, позволяющее нам открыть кое-что и в себе самих». Другими словами, сама общественная иерархия вполне «соответствует сущности человека» (Дюмон, 2001: 25, 34).
Во многом отправной точкой наших рассуждений послужило видение источников социальных процессов, предложенное Т. Вебленом. В его работе «Теория праздного класса» очевидна небезуспешная попытка антропологического обоснования ряда устойчивых социальных практик, зачастую имеющих институциональное воплощение. Т. Веблен считает иерархические стремления скорее приобретенными человечеством на определенной стадии его развития в результате объективных изменений, а именно усиления материальных аспектов существования. Первоначально на миролюбивой стадии первобытное общество фактически не знало внутреннего экономического разделения, все жили в одинаковой бедности, обнаруживая некую дружелюбную беспомощность при столкновении с силой или обманом (Веблен, 1984: 61). Однако в ходе эволюции миролюбивая фаза сменяется хищнической, когда сражения с противником (главным образом за территорию, ресурсы) становятся более регулярным и типичным делом. В этих условиях на первый план выходит доблестная деятельность, целью которой становится военная добыча. Поэтому в социальные отношения все сильнее вторгается межиндивидуальное соперничество или «завистническое сравнение». Материальные военные трофеи порождают безграничные стремления захватить их как можно больше: «Как бы всеохватывающе, поровну и «справедливо» ни распределялся общий прирост общественного благосостояния, он нисколько не приблизит насыщение той потребности, почвой для которой является стремление каждого превзойти всякого другого в накоплении материальных ценностей» (Веблен, 1984: 80).
По ходу истории расширение военной сферы и результатов ее функционирования увеличивает пропасть между мирным производством и агрессивной (доблестной) деятельностью.
1 Тамбиянц Ю.Г. Идеология и социальная иерархия: механизмы взаимодействия : автореф. дис. филос. наук. Краснодар, 2007. 56 с.
д-ра
Хищническая стадия ассоциирует мирный труд со слабостью и подчинением, считая его «недостойным высокого звания человека» (Веблен, 1984: 69). Такое положение дел накладывает отпечаток на вышедшие из первобытного состояния общества. Например, античный социум предполагал военную деятельность достойной только свободных людей, но никак не рабов, которым предписывался тяжкий физический труд. Средневековые общества основывались на четком разделении военного сословия, наделенного правом ношения оружия, и трудовых людей, занятых либо в сельском хозяйстве, либо в чуть более почетных городских ремеслах.
Критерием богатства и власти, согласно Т. Веблену, служит демонстративная праздность. Праздное поведение присуще даже тем индивидам, которые, не будучи наделенными реальным богатством, стремятся всячески «пустить пыль в глаза» (Веблен, 1984: 88). Другим доказательством высокого социального статуса выступает демонстративное потребление. Уже в эпоху традиционных обществ оно носило в первую очередь продовольственный смысл, кроме того, высокое социальное положение должны были подчеркивать одежда и жилище (Ле Гоф, 1992: 332-335).
По ходу социально-исторического развития расширяются масштабы монетаристской экономики, в связи с чем «завистническое сравнение» из военной (доблестной) деятельности переходит в денежную сферу. Эпоху, связанную с развитием предпринимательства, Т. Веблен называет квазимиролюбивой стадией, указывая, что за видимым превалированием экономики над войной общество отнюдь не отказалось от хищнических форм. Причем по ходу углубления социальной дифференциации и стремлений расширить социальное влияние «потребление начинает брать верх над праздностью», поскольку быстрота общения и кратковременность связей заставляет судить о конкретном человеке по внешним атрибутам материального благополучия (Веблен, 1984: 121-122). Одновременно логика «завистнического сравнения» закономерно приводит людей к демонстративному расточительному потреблению (Веблен, 1984: 187).
Предложенная столетие назад концепция Т. Веблена методологически предвосхищает современную теорию структурации Э. Гидденса (2005), а также улавливает тенденции, приведшие к современной безудержной потребительской гонке. Однако, с нашей точки зрения, эта теория не лишена некоторых дискуссионных моментов и может быть углублена и расширена.
Мы считаем, что иерархическая компонента человеческого сознания имеет архетипиче-скую природу, а не приобретается в ходе исторической эволюции, хотя, безусловно, модифицируется и разнообразится ею. Кроме того, Т. Веблен концентрирует внимание на анализе стремления к превосходству, исходя в основном из «завистнического сравнения». Однако это несколько суживает проблему источников неравенства.
Философская мысль довольно часто касается проблематики иерархии. Так Ф. Ницше считает волю к власти универсальным явлением, распространенным как в природном, так и в человеческом мире, заявляя, что более слабое тянется к более сильному и наоборот (Ницше, 2005: 357). Российский мыслитель Ф.И. Минюшев (2002) относит борьбу за превосходство к одному из пяти главных феноменов существования человека. Социально-биологические основы иерархических стремлений выявляют Р. Парк, К. Лоренц, причем первый обозначает их через понятие конкуренции (Парк, 2002: 387) тогда как второй - агрессии (Лоренц, 1999: 32-33).
В работах многих известных персонологов подмечены черты, которые могут рассматриваться в качестве источника иерархических стремлений. В трудах К. Гольдштейна таковым служит самоактуализация как главный мотив любой личности (Goldstein, 1939: 305). А. Маслоу (1999) делает упор на противоположность коллективистских (солидаристских) и индивидуалистических стремлений. Если вторые в основном воплощаются в достижительских стратегиях, ведущих к превосходству, то первые зачастую реализуются через альтруизм, который может стать причиной подчиненного положения.
Основатель «индивидуалистической психологии» А. Адлер предлагает в качестве одного из основных внутренних поведенческих двигателей «комплекс превосходства», который неизбежно формируется в ранние годы жизни. Уже с детских лет на психике отражаются сложности и противоречия социального мира, порождая ощущения собственной несостоятельности. Преодоление последней происходит в виде стремлений превзойти других именно в компонентах, послуживших источником данной неполноценности (Адлер, 1997: 58).
Американский психолог Г. Мюррей методологически делал ставку на категорию потребности, подчеркивая ее физиологическую обусловленность. Им было предложено двадцать высоко репрезентативных потребностей, вызывающих активность организма. Из них как минимум половина имеет иерархический смысл: 1) достижение; 2) агрессия; 3) автономия; 4) противодействие; 5) защита; 6) доминирование; 7) эксгибиция; 8) отвержение; 9) уважение; 10) унижение. Причем, если с первой по восьмую потребности объединены стремлением овладеть ситуацией и выделиться из коллектива, ставя себя выше окружающих, то две последние, напротив, характеризуют
попытки смотреть на других людей «снизу вверх» (Murray, 1938: 152-226). Внутреннее сочетание тех и других потребностей неоднократно встречается у героев Ф.М. Достоевского. Так, распираемый «беспредельной» внутренней силой Н. Ставрогин признается, что любое позорное, унизительное и смешное положение «всегда возбуждало во мне, рядом с безмерным гневом, неимоверное наслаждение» (Достоевский, 1990: 644).
Таким образом, теоретическая база психологии личности дает нам основание полагать, что в человеческой природе заложены как стремления доминировать, так и стремления подчиняться. В сумме этого вполне достаточно для того, чтобы видеть в иерархических социальных процессах антропологическую детерминанту. Однако мы считаем, что рассмотрение иерархического сознания только в системе координат «доминирование -подчинение» не исчерпывает проблему. Такой подход будет под ударом со стороны некоторых популярных в настоящее время концепций, которые в ходе критики отдельных идейно-политических течений явно хватают через край, навязывая предельную личностную гуманизацию (Багдасарян, Сулакшин, 2017).
Иерархические проявления подпитываются и иными источниками, также имеющими архе-типическую природу. Заметить их помогает культурологический подход Й. Хейзинги, который считал источником иерархии универсальный принцип игры. С его точки зрения, люди не столько реализовывают свои агрессивные импульсы, сколько стараются превзойти других в некоем состязании. В этом Й. Хейзинга видит проявление так называемого агонального инстинкта, изначально свойственного человеческой природе. Здесь люди стремятся не столько к власти или господству. «Первичным здесь является страстное желание превзойти других, быть первым и в качестве такового удостоиться почестей. Главное - победить» (Хейзинга, 2011: 86). При этом взаимное соперничество может быть на каких угодно основаниях: в ловкости и силе, знании или искусности, роскоши или богатстве, щедрости или счастье, происхождении и т. п.
Расширяет понимание механизмов формирования иерархического сознания теория струк-турации Э. Гидденса, предполагающая «двойную включенность» индивидов и социальных институтов. Общественные структуры создаются индивидуальными действиями, и одновременно происходит обратное воздействие первых на вторые. То есть «структуральные свойства социальной системы выступают и как средства производства социальной жизни в качестве продолжающейся деятельности и одновременно как результаты, производимые этой деятельностью» (Гидденс, 2005: 70-71). Из этого следует, что идущие из архетипического источника проявления иерархического сознания сильно зависят от определенного социального контекста, фактором воспроизводства которого во многом же и выступают.
Обобщая рассмотренные теоретические подходы, мы выделяем состязательную форму иерархического сознания, а также форму жесткого доминирования. Первый случай более присущ ситуации, где доминируют главным образом горизонтальные связи, когда субъекты выступают если и не с одинаковых, то во всяком случае со сравнимых позиций. Во втором случае можно говорить только о вертикально несопоставимых позициях, обусловленных в основном неодинаковым распределением ресурсов, в том числе властного характера. Подобные условия характеризуют отношения господства - подчинения, и вебленовские феномены демонстративной праздности и демонстративного потребления относятся именно к данной иерархической форме.
В то же время обе названные формы в качестве тенденций обычно тесно взаимодействуют, нередко перетекая друг в друга. В исследованиях антропологов, изучающих как древние, так и современные простые общества, иерархия констатируется атрибутом любой социальной системы, и в политических структурах переплетены различные принципы неравенства. Степень участия состязательного и доминирующего принципов в процессах политогенеза может быть весьма различной и по ходу его развития меняться. Так, на ранних этапах китайского общества доминировала состязательная форма - побеждая в поединках, воины завоевывали престиж и становились феодалами; тем самым социум иерархически упорядочивался. Но затем по ходу развития и роста уже государственной структуры - царства, а затем империи - закономерно начинали усиливаться отношения господства - подчинения (доминирования) (Хейзинга, 2011: 92).
Историческая политическая антропология выделяет типы обществ, развитие которых шло по пути политической централизации и «авторитаризации», а также социальные системы, делающие ставку на общинные структуры самоуправления (Бондаренко и др., 2006: 24). В итоге констатируются две формы политической структуры - гетерархия и гомоархия. Первая предполагает разделение власти и лидерства между несколькими группами или лицами (Классен, 2006: 71). Вторая же утверждает одну главную ценность, которая как бы возвышается над всеми существующими отношениями, воспринимаемыми ею как вторичные. То есть здесь наблюдается единая властная вертикаль, на которую замкнуты основные процессы. Закономерно, что утверждение той или иной структурной модели отражается на социальном сознании, детерминируя поведенческие практики и накладывая отпечаток на межличностные и межгрупповые отношения.
Гетерархия основана преимущественно на состязательной логике иерархического сознания, а вот гомоархии больше присуще жесткое доминирование, или господство. Хотя следует признать, что подобная гипотеза весьма поверхностна и нуждается в основательной проверке и доказательной базе. Антрополог Д. Бондаренко полагает гетерархические связи и институты в основном присущими той социальной среде, где большое значение имеют межличностные отношения (Бондаренко, 2006: 166). Собственно говоря, об этом писали К. Лэш и Ю. Хабермас, подчеркивая значение для гражданского общества «третьих мест» («публичной сферы»), где отношения строятся на внеиерархичной основе. Тем не менее межличностные отношения далеко не всегда базируются на горизонтальном принципе. По мнению В. Райха (1997), авторитарный характер большинства немецких семей стал причиной по сути демократического прихода к власти в 1932 г. НСДАП. Сформировавшийся впоследствии политический режим во многом определил социальное сознание немцев - тотальное лидерство принципа господства - подчинения как во внутренних, так и во внешних отношениях.
При анализе механизмов иерархического сознания следует принимать в расчет феномен дистанции, которая имеет не столько социальный, сколько социально-психологический смысл. В рамках концепции «поля» К. Левина дистанции придается ключевое значение, так как она характеризует интенсивность конкретной потребности, то есть возникновению стремления к чему-либо предшествует трезвая оценка реальной ситуации, а именно то, насколько доступной оказывается обозначенная цель. В том случае, если цель является объективно недоступной, потребность ее достижения не актуализируется. Отсюда, по мнению К. Левина, обусловливающие жизненную стратегию индивидов потребности главным образом направлены на реально достижимые объекты (Дилигенский, 1996: 81-82).
Социальная дистанция выступает одновременно причиной и следствием иерархического сознания, приобретая как объективный материальный, так и культурно-символический смысл. Например, представители лидирующих слоев настроены воспринимать нижестоящих только в «бедном» образе. Историк Э. Хобсбаум приводит случаи, когда некоторым рабочим удавалось заработать достаточную сумму денег, чтобы хотя бы немного вкусить тех удовольствий, которые руководители считали своей прерогативой. В этом случае «гнев последних был вполне искренним и праведным. Зачем шахтерам рояли и шампанское?» (Хобсбаум, 1999: 305-306).
В то же время иерархические стремления могут круто измениться, если вдруг для субъекта поменяется социальная ситуация в плане дистанции - то, что вчера казалось недостижимым, сегодня приобретает становится реально доступным. Герой романа Ф. Достоевского «Бесы» И. Лембке, изначально настроенный на карьеру среднего чиновника, вследствие удачной женитьбы стал городским губернатором. И разом «скромный и аккуратный фон Лембке почувствовал, что и он может быть самолюбивым» (Достоевский, 1990: 294).
На основании приведенных аргументов мы считаем возможным предложить следующую трактовку. Иерархическое сознание субъекта - один из базовых срезов социальных представлений, посредством которого происходит рефлексия субъекта в отношении иерархических аспектов окружающей реальности, а также по поводу собственных поведенческих стратегий. Иерархическое сознание проявляется в состязательных и доминирующих формах. На генезис и динамику иерархического сознания влияют следующие источники:
Во-первых, психологические источники. Речь идет о комплексе черт, имеющих врожденный либо ранее приобретенный характер. Гипотетически нам все же представляется наличие изначальных стремлений (определенных архетипов), затем усиливающихся или ослабляющихся в ходе формирования личностного фундамента.
Во-вторых, объективные (социологические в широком смысле) источники, касающиеся реальности, воспринимаемой в ходе социализации. Функционирование общества немыслимо без иерархического распределения - это весьма расхожий тезис. Из этого следует, что многообразие социальной реальности содействует превращению индивидов в действующие субъекты, предоставляя их конкретным предрасположенностям пространство для реализации. Кроме того, немаловажным фактором выступает понимание ситуации с точки зрения дистанции, то есть чего возможно реально достичь «здесь и сейчас» или в среднесрочной перспективе.
В-третьих, идеологические источники, представляющие собой абстрактные системы ценностей, посредством которых осуществляется легитимация той или иной модели общественного порядка, а также восприятие с этих позиций социальных фактов. Ориентация на различные идеологические системы обычно характеризует группы, занимающие неодинаковые места в социуме.
Объем статьи не позволяет особенно углубиться в проблему групповых особенностей иерархического сознания, мы попытаемся здесь лишь четко обозначить ее. Специфика характеристик группового иерархического сознания подмечена уже Т. Вебленом, констатирующим раз-
личие соперничающих форм в тех или иных социальных слоях. Если представителям лидирующих групп свойственно демонстративное потребление и праздность, то непривилегированным стратам обычно присущ соревновательный момент в сфере производства, так как «это нередко единственная доступная им область соперничества» (Веблен, 1984: 83).
Очевидно, что в ходе исторического социального процесса разнообразится социальная дифференциация, отражаясь на групповых представлениях: происходит обособление общественных групп, усиление между ними конкуренции, а также увеличение социальных дистанций и перегородок. Социально-групповой генезис обусловлен психологической потребностью коллективной принадлежности индивида (человек как «общественное животное»), что несколько ослабляет индивидуалистические импульсы. В ходе формирования коллективной идентичности ведущее значение имеет дихотомия «свой - чужой» или по-другому - «мы - не мы». Идентификационный механизм предполагает восприятие индивидом ценностей того или иного коллектива, своего рода групповой (корпоративной) идеологии, во многом обусловленной объективными обстоятельствами, воздействующими на бессознательное. Исследователь классового сознания Д. Лу-кач утверждает, что бессознательность как определенное структурное отношение «господствует над всеми предметами жизни», будучи мыслительным отражением объективно-экономических обстоятельств (Лукач, 2008: 201). Поскольку в поле зрения членов конкретного коллектива попадают «не все возможные аспекты мира, а только те, из которых складываются трудности и проблемы для данной группы» (Манхейм, 1994: 31), то уместно ставить вопрос о наличии групповых иерархических стремлений.
Не претендуя на полный охват разновидностей социально-групповых феноменов, здесь мы коснемся иерархической составляющей классового и национального сознания. Социальный класс как теоретический феномен имеет продолжительную историю развития. Нам ближе трактовка класса в духе структурализма, предложенная современным исследователем В. Ильиным. С его точки зрения, классы представляют собой некие конфигурации общественных отношений в рамках своего рода участка - социального поля. Попавшему на этот участок индивиду навязывается определенная поведенческая логика, естественно со своими ограничениями и возможностями. «Классовые статусные позиции - это не кожа, а одежда индивидов. Ее можно носить всю жизнь, но это не означает, что она является неотъемлемой частью человека» (Ильин, 2000: 88). То есть, покинув классовое поле, индивид вполне может оказаться на другом участке, который и будет определять его логику поведения, зачастую уже принципиально иную.
В одной из предыдущих работ мы пытались установить значительный иерархический подтекст классового сознания (Тамбиянц и др., 2019). На него указывает уже то обстоятельство, что классовое сознание успешнее всего формируется в условиях сопоставления с противоположными интересами других общественных групп, выкристаллизовываясь в ходе обострения классовой борьбы (Симончук, 2010). Последняя выступает едва ли не ведущим фактором превращения «класса в себе» в «класс для себя».
Классовая борьба в социальной истории может рассматриваться в более узком (затрагивая в основном капиталистический социум) или более расширенном значении, охватывая весь период существования государств. Здесь мы руководствуемся вторым подходом, видя в классовой борьбе прежде всего противостояние крупных социальных групп в борьбе за более благоприятное положение в обществе. Такое видение сближает классовый подход с теорией элит, что вполне допустимо с позиции исследования иерархического сознания.
Упомянутая групповая борьба, которую мы с некоторой долей условности здесь будем характеризовать как классовую, происходит в основном жестко и бескомпромиссно. Между лидирующими и аутсайдерскими группами не могут не доминировать отношения господства - подчинения. В то же время ситуация обязательно изменится с точностью до наоборот, если вдруг группы поменяются местами, что подтверждается историческим опытом (например, Октябрьской революции). Это вполне вписывается в суть «железного закона олигархии», сформулированного в первой половине XX в. Р. Михельсом. Склоняясь к элитистскому походу, он концентрируется на характеристиках привилегированного меньшинства - элиты. Существование последней совершенно неизбежно. В том случае, если «недовольным массам удастся лишить господствующий класс его власти, то в среде самих масс с необходимостью появится новое организованное меньшинство, которое возьмет на себя функции господствующего класса» (Михельс, 2000: 649). Причем новые выдвиженцы довольно скоро приобретут ту самую присущую аристократии социокультурную атрибутику и, что вполне естественно, соответствующее мировоззрение. Отсюда любая политическая революция означает лишь смену авторитета. Олигархическое господство меньшинства над большинством - неотъемлемое явление социальной истории.
Р. Михельс фактически универсализирует олигархический характер элиты. Трудно сказать, насколько это оправданно, хотя среди современных ученых имеется немало сторонников этой
идеи. Например, советское общество даже в пору своего упадка и застоя мало кто называет олигархическим, предпочитая обозначать правящую партийную группу термином «номенклатура». Последний носит несколько более широкий смысл, тогда как олигархия в своей этимологии предполагает именно власть узкой группы или «власть немногих». Тем не менее Р. Михельс прав в том, что представители аутсайдерских групп в случае своего успеха быстро осваивают поведение, присущее элите. Так, выигравшее гражданскую войну в средневековой Норвегии низовое движение биркебейнеров (лапотников) быстро сформировало новую служилую элиту, которая спустя недолгое время (не прошло и жизни одного поколения) подавила новое движение низов -восстание слиттунгов (Тамбиянц, 2014: 340).
Отражением иерархического сознания является феномен тяготения к групповой закрытости. Это в принципе свойственно большинству групп, но если для не принадлежащих правящим слоям общностей подобное явление объясняется главным образом сохранением коллективной идентичности, то в отношении социальных лидеров дела обстоят более сложным образом. Итальянский элитолог Г. Моска считает, что в истории не было существовавших продолжительное время обществ, где бы не образовалась наследственная аристократия, поскольку любой правящий класс стремится стать наследственным фактически. Он утверждает, что «все политические силы обладают качеством, которое в физике называют законом инерции. Они имеют тенденцию оставаться на том же месте и в том же состоянии. В английском, французском, итальянском парламентах часто можно встретить сыновей, внуков, братьев, племянников и зятьев настоящих и бывших членов парламента и депутатов» (Моска, 2000: 569).
Стремясь обеспечить себе наследственный характер власти, правящий класс закономерно тяготеет к кастовости, что является результатом ограничения притока из других слоев. Подобная «закрытость» обеспечивается различными средствами, как вполне институциональными, так и теневого (неформального) плана. В первом случае имеются в виду различного рода социальные барьеры, содержательная сторона которых изменяется в пространстве и во времени, оставляя неизменной суть. Что касается второго, то речь идет о различных неформальных способах рекрутирования элит, где на первый план выходят личные связи. Д. Роткопф (2010), анализируя состав и структуру современного глобального суперкласса, представители которого ежегодно закрепляют свою групповую идентичность в Давосе, констатирует первостепенное значение здесь личных связей и протекционизма.
Таким образом, мы можем считать следствием иерархического сознания механизмы образования социальных барьеров, а также группового воспроизводства. Применительно к элитным слоям основным мотивом здесь выступает сохранение существующего порядка, тогда как в отношении остальных групп на первом плане находится стремление поддержания коллективной идентичности.
Проявления иерархического сознания в области классовой борьбы обусловлены главным образом антропологическими и социально-политическими причинами и определяют подчиненное положение идеологической составляющей. А вот национальные и цивилизационные формы иерархического сознания предполагают больший уклон именно в культурно-идеологическую обусловленность.
Мы трактуем «национальное» с точки зрения методологического синтеза примордиализма и конструктивизма, видя здесь как социобиологическую, так и политико-идеологическую составляющие. Российские политологи Т. Соловей и В. Соловей (2011: 17-18) справедливо считают, что этничность существует с древнейших времен и по своей сути неуничтожима, хотя в разные исторические эпохи проявляется и говорит на разных языках, существенным образом завися от контекста. Последний включает как объективные обстоятельства, так и вполне целенаправленные шаги с тем, чтобы задать нужный вектор этническим и национальным процессам.
Иерархическая составляющая национального сознания существенным образом детерминирована культурной «почвой» или традицией, являющей собой переплетение культурных, психологических, исторических компонентов. По К. Хюбнеру (2001), «национальное чувство» современного человека имеет те же психологические корни, что и мифическое понимание принадлежности к роду или племени. Российский исследователь А. Кольев интерпретирует национальную мифологию как своего рода отображение нравственного идеала нации, структура которой включает архетип Великой Родины-матери, исторический сюжет, систему национальных символов (Кольев, 2003: 159).
Несомненно, что на исторический генезис и развитие почвенного национального сознания оказывает влияние фактор взаимодействия с другими народами, что не обходится без конкурирующих, конфликтных форм. Отсюда закономерно наличие «образа врага», а также «своих» и «чужих». Частенько иерархические аспекты национального сознания актуализируются на почве соревновательных моментов - спортивных состязаниях, конкуренции в экономических показателях.
Правда, здесь эти аспекты обычно локализованы и фрагментарны. Так, соперничество России и Канады затрагивает в наиболее явном виде только лишь хоккейное поприще, да и продолжается лишь несколько десятилетий. Более постоянную основу имеют обстоятельства, связанные с конфликтами. Так, военное поражение обычно порождает в национальном сознании жажду реванша, что стимулирует конкретные шаги на макросоциальном уровне. Подобный дух характеризует взаимоотношения англичан и французов, французов и немцев, русских и поляков и т. д.
Немаловажное значение для почвенного сознания имеет количественный фактор, определяющий самоидентификацию либо как «имперского народа», либо как «малого народа». В первом случае иерархической подпиткой национального сознания будут стремления к доминированию, подкрепленные мессианскими интенциями, во втором - иерархический вектор будет скорее обратным, предполагая поиск народа-покровителя. Подобная сторона национального сознания в определенных случаях может быть усилена цивилизационными и даже расовыми идентично-стями. Так, проигрыш русско-японской войны в Российской империи был воспринят как национальный позор куда сильнее, чем понесенное от коалиции европейских государств поражение в Крымской войне. Аналогичным образом в Италии переживалось поражение в Эфиопии 1896 г., поскольку это едва ли не единственный случай, когда европейское государство вчистую проиграло противоборство народу, намного более отсталому в техническом и социальном развитии.
Иерархическое сознание вносит существенные коррективы в практику реализации социальных проектов, где-то ускоряя, а где-то замедляя процессы структурирования. Принимая его во внимание, становится во многом ясной неудача практической реализации социалистических проектов, в том числе и близкого нам советского. Его сущность убеждает в абсолютизации солидаристских сторон человеческой природы и недооценке иерархических, в чем советских лидеров упрекали даже их симпатизанты (Райх, 1997). Нельзя сказать, что в социалистическом обществе начисто отрицалось бытие иерархического сознания. Но его проявления допускались только в рамках состязательности, пример тому пресловутые социалистические соревнования, выигрыш в которых имел скорее культурно-символический, нежели материальный смысл. Более полной реализации иерархических импульсов препятствовали, с одной стороны, объективные уравнивающие механизмы, с другой - социалистическая идеология, не только делающая ставку на идею равенства, но и клеймящая позором мещанство, карьеризм и т. д. Тем не менее иерархические импульсы, связанные с господством, явно просматривались в высших эшелонах власти, с течением времени содействуя не здоровому обновлению элиты, но ее окостенению и вырождению (геронтократии).
Мы считаем возможным выдвинуть предположение о том, что более полному проявлению человеческой природы куда больше соответствует капиталистический порядок с его конкуренцией, индивидуализмом и фактическим отсутствием ограничительных рамок за исключением правовых. Социализм с его несомненной гуманностью волей-неволей идеализирует человека, занижая проявления его темной стороны. Однако стремления к превосходству, власти и доминированию вряд ли могут быть изжиты, в конце концов, их проявления приводят социалистическую систему к самоотрицанию и краху.
Таким образом, мы попытались доказать, что иерархическое сознание стоит принимать в расчет при анализе социальных процессов. В качестве концепта он может вполне конструктивно работать на макросоциальном уровне. Разумеется, здесь предложено весьма поверхностное рассмотрение проявлений иерархического сознания, особенно это касается его групповых форм. За рамками исследования осталось рассмотрение его функциональной и дисфункциональной стороны, а также проблемы его конструктивного применения в политических технологиях. Собственно говоря, рамки статьи сильно ограничивают возможности для глубокого и всестороннего анализа этого феномена, поэтому наше намерение сводилось к тому, чтобы обратить на него внимание.
На основании проведенного исследования можно сделать следующие выводы:
1. Иерархическое сознание субъекта - один из базовых срезов социальных представлений, посредством которого происходит рефлексия субъекта в отношении иерархических аспектов окружающей реальности, а также собственных поведенческих стратегий. Иерархическое сознание проявляется в состязательных и доминирующих формах. Генезис и динамика иерархического сознания определяются, во-первых, психологическими источниками, имеющими врожденный либо ранее приобретенный характер; во-вторых, влиянием объективной реальности, воспринимаемой в ходе социализации; в-третьих, идеологическими источниками, представляющими абстрактные системы ценностей, которые осуществляют легитимацию той или иной модели общественного порядка. Следствием и признаком реализации иерархического сознания выступает социальная дистанция, приобретающая как объективный, так и культурно-символический смысл.
2. Реализация иерархического сознания происходит в масштабах индивида, социальной группы, целого общества и даже цивилизации. Групповое иерархическое сознание во многом обусловлено социально-политическими обстоятельствами: дистанцией между группами, а также меж-
групповой борьбой за более выгодные социальные позиции, в ходе которой такое сознание кристаллизируется в определенные формы (классовое сознание). Отражением этой борьбы становятся социальные барьеры и механизмы группового воспроизводства, поддерживающие коллективную идентичность. Межгрупповым отношениям в большей степени свойственны доминирующие проявления иерархического сознания, тогда как на внутригрупповом уровне его реализация больше происходит в состязательной форме. При этом характер этой состязательности меняется в зависимости от статуса группы. Иерархическое сознание национальных и цивилизационных масштабов предполагает влияние не только внешних обстоятельств (геополитических, геоэкономических), но и культурно-историческую детерминацию, связанную с этнонациональными ценностями, ментальностью, исторической памятью и т. п. Наконец, иерархическое сознание вносит существенные коррективы в практику реализации социальных проектов, где-то ускоряя, а где-то замедляя процессы структурирования. Именно оно сыграло во многом решающую роль в крахе советского социалистического проекта, осуществив его социально-психологический подрыв.
Список источников:
Адлер А. Наука жить / пер. с англ. и нем. Киев, 1997. 287 с.
Багдасарян В.Э., Сулакшин С.С. Современный фашизм: новые облики и проявления. М., 2017. 328 с.
Бондаренко Д.М. Гомоархия как принцип социально-политической организации (постановка проблемы и введение понятия) // Раннее государство, его альтернативы, аналоги : сборник статей. Волгоград, 2006. С. 164-184.
Бондаренко Д.М., Гринин Л.Е., Коротаев А.В. Альтернативы социальной эволюции // Раннее государство, его альтернативы, аналоги : сборник статей. Волгоград, 2006. С. 15-36.
Веблен Т. Теория праздного класса / пер. с англ. М., 1984. 368 с.
Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации / пер. c англ. И. Тюриной. М., 2005. 528 с.
Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1996. 352 с.
Достоевский Ф.М. Бесы // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: в 15 т. Т. 7. Л., 1990. 778 с.
Дюмон Л. Homo hierarchicus: опыт описания системы каст / пер. с фр. Н.Г. Краснодембской. СПб., 2001. 480 с.
Ильин В.И. Классовая структура: проблема методологии анализа // Рубеж : альманах социальных исследований. 2000. № 15. С. 86-109.
Кагарлицкий Б.Ю. Неолиберализм и революция. СПб., 2013. 256 с.
Кара-Мурза С.Г. Россия не Запад, или Что нас ждет. М., 2011. 253 с.
Классен Х. Дж. М. Было ли неизбежным появление государства? // Раннее государство, его альтернативы, аналоги : сборник статей. Волгоград, 2006. С. 71-84.
Кольев А.Н. Политическая мифология. Реализация социального опыта. М., 2003. 384 с.
Кревельд М. Трансформация войны / пер. с англ. М., 2015. 318 с.
Ле Гоф Ж. Цивилизация средневекового Запада / пер. с фр. М., 1992. 376 с.
Лоренц К. Агрессия // Психология человеческой агрессивности : хрестоматия / сост. К.В. Сельченок. Минск, 1999. С. 24-78.
Лукач Д. Классовое сознание // Лукач Д. Ленин. Ренессанс революционной этики. М., 2008. С. 171-413.
Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени / пер. с нем. и англ.. М., 1994. С. 7-276.
Маслоу А. Мотивация и личность / пер. с англ. СПб., 1999. 478 с.
Минюшев Ф.И. Феномен существования: экзистенциальные основы изменений в России. Константы человеческого существования // Человек и современный мир. М., 2002. С. 163-220.
Михельс Р. Социология политической партии в условиях демократии // Мухаев Р.Т. Хрестоматия по теории государства и права, политологии, истории политических и правовых учений. М., 2000. С. 644-655.
Моска Г. Правящий класс // Мухаев Р.Т. Хрестоматия по теории государства и права, политологии, истории политических и правовых учений. М., 2000. С. 559-575.
Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей / пер. с нем. Е. Герцык. М., 2005. 880 с.
Парк Р. Экология человека // Теоретическая социология : антология: в 2 ч. М., 2002. Ч. 1. С. 374-421.
Райх В. Психология масс и фашизм / пер. с нем. СПб.; М., 1997. 380 с.
Роткопф Д. Суперкласс. Те, кто правит миром / пер. с англ. Е. Васильевой и М. Колопотина. М., 2010. 475 с.
Симончук Е. Классовое сознание: опыт сравнительного эмпирического изучения // Социология: теория, методы, маркетинг. 2010. № 4. С. 56-84.
Соловей Т.Д., Соловей В.Д. Несостоявшаяся революция: Исторические смыслы русского национализма. М., 2011. 544 с.
Тамбиянц Ю.Г. Открытое общество: идеология и реальность Краснодар, 2014. 600 с.
Тамбиянц Ю.Г., Шалин В.В., Святкина А.А. К вопросу о предпосылках и тенденциях формирования классового сознания в современном обществе: теория и практика // Теория и практика общественного развития. 2019. № 6. С. 7-15.
Хейзинга Й. Homo Ludens. Человек играющий. Опыт определения игрового элемента культуры / пер. с голланд. Д.В. Сильвестрова. СПб., 2011. 416 с.
Хобсбаум Э. Век капитала. 1848-1875 / пер. с англ. Т. Горяйновой, В. Белоножко. Ростов н/Д., 1999. 480 с.
Goldstein, K. The Organism. N. Y., 1939. 428 р.
Lewin K. Field Theory in Social Science : Selected Theoretical Papers / D. Cartwright (ed.). N. Y., 1951. 374 p.
Murray H. A. Explorations in Personality. N. Y., 1938. 458 p.
References:
Adler, A. (1997) Nauka zhit' [The Science of Living]. Translated from English and French. Kiev. 287 p. (In Russian)
Bagdasaryan, V. E. & Sulakshin, S. S. (2017) Sovremennyi fashizm: novye obliki i proyavleniya [Modern Fascism: New Faces and Manifestations]. Moscow. 328 p. (In Russian)
Bondarenko, D. M. (2006) Gomoarkhiya kak printsip sotsial'no-politicheskoi organizatsii (postanovka problemy i vvedenie ponyatiya) [Gomoarchia as the Principle of Socio-political Organization (Setting the Problem and Introducing the Concept)]. In: Rannee gosudarstvo, ego al'ternativy, analogi: sbornik statei [Early State, Its Alternatives, Analogues : Collection of Articles]. Volgograd, pp. 164-184. (In Russian)
Bondarenko, D. M., Grinin, L. E. & Korotaev, A. V. (2006) Al'ternativy sotsial'noi evolyutsii [Alternatives to Social Evolution]. In: Rannee gosudarstvo, ego al'ternativy, analogi: sbornik statei [Early State, Its Alternatives, Analogues : Collection of Articles]. Volgograd, pp. 15-36. (In Russian)
Creveld, M. (2015) The Transformation of War. Translated from English. Moscow. 318 p. (In Russian) Diligenskii, G. G. (1996) Sotsial'no-politicheskaya psikhologiya [Socio-political psychology]. Moscow. 352 p. (In Russian) Dostoevsky, F. M. (1990) Demons. In: Dostoevsky, F. M. Sobranie sochinenii [Collected Works]. In 15 vols. Vol. 7. Leningrad. 778 p. (In Russian)
Dumont, L. (2001) Homo hierarchicus: opyt opisaniya sistemy kast [Homo hierarchicus: Essay on the Caste System]. Translated from French by Krasnodembskaya, N. G. (2001) Saint Petersburg. 480 p. (In Russian)
Giddens, A. (2005) The Constitution of Society: Outline of the Theory of Structuration. Translated from English by Turina, I. (2005). Moscow. 528 p. (In Russian)
Goldstein, K. (1939) The Organism. New York. 428 р.
Huizinga, J. (2011) Homo Ludens. Chelovekigrayushchii. Opyt opredeleniya igrovogo elementa kul'tury [Homo Ludens. Man Playing. Experience in Determining the Game Element of Culture]. Translated from Dutch by Silvestrov, D. V. (2011) Saint Petersburg. 416 p. (In Russian)
Hobsbaum, E. (1999) The Age of Capital: 1848-1875. Translated from English by Goriaynova, T. & Belonozhko, V. (1999) Rostov-on-Don. 480 p. (In Russian)
Ilyin, V. I. (2000) Klassovaya struktura: problema metodologii analiza [Class Structure: Problem of Analysis Methodology]. Rubezh : al'manakh sotsial'nykh issledovaniy. (15), 86-109. (In Russian)
Kagarlitsky, B. Yu. (2013) Neoliberalizm i revolyutsiya [Neoliberalism and Revolution]. Saint Petersburg. 256 p. (In Russian) Kara-Murza, S. G. (2011) Rossiya ne Zapad, ili Chto nas zhdet [Russia Is Not the West, or What the Future May Hold in Store for Us]. Moscow. 253 p. (In Russian)
Klassen, H. J. M. (2006) Bylo li neizbezhnym poyavlenie gosudarstva? [Was the Emergence of a State Inevitable]. In: Rannee gosudarstvo, ego al'ternativy, analogi: sbornik statei [Early State, Its Alternatives, Analogues : Collection of Articles]. Volgograd, pp. 71 -84. (In Russian)
Kol'ev, A. N. (2003) Politicheskaya mifologiya. Realizatsiya sotsial'nogo opyta [Political Mythology. Realization of Social Experience]. Moscow. 384 p. (In Russian)
Le Gof, Zh. (1992) Tsivilizatsiya srednevekovogo Zapada [Medieval Civilization of the West]. Translated from French. Moscow. 376 p. (In Russian)
Lewin, K. (1951) Field Theory in Social Science : Selected Theoretical Papers. New York. 374 p.
Lorenz, K. (1999) Agressiya [On Aggression]. In: Selchionok, K. V. (comp.) Psikhologiya chelovecheskoi agressivnost: khrestomatiya [Psychology of Human Aggressiveness : A Textbook]. Minsk, pp. 24-78. (In Russian)
Lukacs, D. (2008) Klassovoe soznanie [Class Consciousness]. In: Lukacs, D. Lenin. Renessans revolyutsionnoi etiki [Lenin. Renaissance of Revolutionary Ethics]. Moscow, pp. 171-413. (In Russian)
Mannheim, K. (1994) Ideologie und Utopie. In: Mannheim, K. Diagnoz nashego vremeni [The Diagnosis of Our Time] Translated from English and German. Moscow, pp. 7-276. (In Russian)
Maslow, A. (1999) Motivation and Personality. Translated from English. Saint Petersburg. 478 p. (In Russian) Michels, R. (2000) Sotsiologiya politicheskoi partii v usloviyakh demokratii [Sociology of a Political Party in a Democracy]. In: Mukhaev, R. T. Khrestomatiya po teorii gosudarstva i prava, politologii, istorii politicheskikh i pravovykh uchenii [A Textbook on the Theory of State and Law, Political Science, the History of Political and Legal Doctrines]. Moscow, pp. 644-655. (In Russian) Minyushev, F. I. (2002) Fenomen sushchestvovaniya: ekzistentsial'nye osnovy izmenenii v Rossii . Konstanty chelovech-eskogo sushchestvovaniya [The Phenomenon of Existence: the Existential Foundations of Changes in Russia. Constants of Human Existence]. In: Chelovek i sovremennyi mir [Man and the Modern World]. Moscow, pp. 163-220. (In Russian)
Moska, G. (2000) Pravyashchii klass [The Ruling Class] In: Mukhaev, R.T. Khrestomatiya po teorii gosudarstva i prava, politologii, istorii politicheskikh i pravovykh uchenii [A Textbook on the Theory of State and Law, Political Science, the History of Political and Legal Doctrines]. Moscow, pp. 559-575. (In Russian)
Murray, H. A. (1938) Explorations in Personality. New York. 458 p.
Nietzsche, F. (2005) Volya k vlasti. Opyt pereotsenki vsekh tsennostei [The Will to Power. Experience in Revaluing All Values]. Translated from German by Gertsyk, E. (2005) Moscow. 880 p. (In Russian)
Park, R. (2002) Ekologiya cheloveka [Human Ecology]. In: Teoreticheskaya sotsiologiya: antologiya [Theoretical Sociology: An Anthology]. In 2 parts. Part 1. Moscow, pp . 374-421. (In Russian)
Reich, W. (1997) Psikhologiya mass i fashizm [Psychology of the Masses and Fascism]. Translated from German. Saint Petersburg, Moscow. 380 p. (In Russian)
Rothkopf, D. (2010) The Superclass: The Global Power Elite and the World They Are Making. Translated from English by Vasileva, E. & Klopotin, M. (2010) Moscow. 475 p. (In Russian)
Simonchuk, E. (2010) Klassovoe soznanie: opyt sravnitel'nogo empiricheskogo izucheniya [Class Consciousness: Experience of Comparative Empirical Study]. Sotsiologiya: teoriya, metody, marketing. (4), 56-84. (In Russian)
Solovey, T. D. & Solovey, V. D. (2011) Nesostoyavshayasya revolyutsiya: Istoricheskie smysly russkogo natsionalizma [The Failed Revolution: Historical Meanings of Russian Nationalism]. Moscow. 544 p. (In Russian)
Tambiyants, Yu. G. (2014) Otkrytoe obshchestvo: ideologiya i real'nost' [Open Society: Ideology and Reality]. Krasnodar. 600 p. (In Russian)
Tambiyants, Yu. G., Shalin, V. V. & Svyatkina, A. A. To the Question of the Prerequisites and Trends in the Formation of Class Consciousness in Modern Society: Theory and Practice]. Theory and practice of social development. (6), 7-15. (In Russian) Veblen, Th. (1984) Theory of the Leisure Class. Translated from English. Moscow. 368 p. (In Russian)
Информация об авторах Ю.Г. Тамбиянц - доктор философских наук, доцент, профессор кафедры социологии и культурологии Кубанского государственного аграрного университета имени И.Т. Трубилина, Краснодар, Россия.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=447859.
В.В. Шалин - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой социологии и культурологии Кубанского государственного аграрного университета имени И.Т. Трубилина, Краснодар, Россия.
https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=789558.
Information about the authors Yu.G. Tambiyants - D.Phil., Associate Professor, Professor of the Department of Sociology and Cultural Studies, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin, Krasnodar, Russia. https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=447859.
V.V. Shalin - D.Phil., Professor, Head of the Department of Sociology and Cultural Studies, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin, Krasnodar, Russia. https://www.elibrary.ru/author_items.asp?authorid=789558.
Статья поступила в редакцию / The article was submitted 04.04.2022; Одобрена после рецензирования / Approved after reviewing 25.04.2022; Принята к публикации / Accepted for publication 24.05.2022.
