CC BY
919
М. Ш. Магомед-Эминов
ФЕНОМЕН ЭКСТРЕМАЛЬНОСТИ
Для того чтобы очертить границы психологической концептуализации феномена экстремальности, которая является основной задачей нашей работы, прежде всего отметим, что термин «экстремальность», восходящий по своей этимологии к латинскому слову extremum—‘край’, ‘конец’, заимствован психологами из медико-биологических дисциплин и естественнонаучной парадигмы. Предыстория идентификации экстремальности носит медицинский характер и начинается с Дж. Эрикшейна (1867), предложившего спинальную трактовку невроза несчастного случая — так называемый «железнодорожный мозг», и психогенной трактовки травматического невроза Г. Оппен-гейма (1889). Далее следует длинная цепочка терминов: «невроз испуга», «снарядный шок», «военный невроз», «травматическая истерия», «рентный невроз», «невроз домогательства», «синдром истощения», «большая стрессовая реакция», «посттравматиче-ское стрессовое расстройство», оформивших негативную точку зрения на трактовку психологических последствий катастроф, бедствий, несчастных случаев, т. е. экстремальных событий.
Введение новой нозологической формы PTSD [3] —ПТСР, заменившей, по сути, клиническую форму травматического невроза, привело к отождествлению экстремальной ситуации с травматической ситуацией. Вот почему слово «экстремальность» с первого взгляда рождает ассоциации с катастрофой, войной, терроризмом, насилием, бедствием, цунами, наводнением, пожаром, землетрясением и другими трагическими образами человеческого существования. Экстремальными называют также особые, измененные условия, факторы, предъявляющие повышенные, предельные требования к деятельности человека, и травматические ситуации, стрессоры, ухудшающие работоспособность человека, подрывающие здоровье, вызывающие посттравматические реакции и расстройства.
Негативная экстремальность и позитивная экстремальность
Сформулируем положение, которое проясняет наше теоретическое намерение и создает новый поворот в понимании экстремальности. В действительности феномен экстремальности подобен двуликому Янусу, который одним своим ликом смотрит на страдание, негативное, небытие, а другим — на стойкость, испытание, мужество, рост, бытие в мире. Учитывая это, мы отстаиваем следующее положение: кроме негативно-страдальческого лика, который вызывает основной интерес у психологов, экстремальность имеет другую, оборотную сторону — порождает стойкость, мужество, героизм, сострадание, помощь, иллюминацию, рост, развитие, трансгрессию и др. Для реализации данной идеи мы должны рассмотреть психические феномены в экстремальной ситуации масштабно, соразмерно человеку, к чему призывали Б. Г. Ананьев [14], Л. С. Выготский [19], С. Л. Рубинштейн [35], А.Н. Леонтьев [25].
Экстремальность как предельный, краевой, конечный феномен раздваивается на негативную и позитивную, которые окаймляют, создают два горизонта перехода повседневного (ординарного, нормального, типичного) способа существования человека
© М.Ш.Магомед-Эминов, 2010
в мире. Таким образом, мы можем рассмотреть многообразие проявлений экстремальности с точки зрения триады «негативность — нейтральность — позитивность». Теперь уже три лика мы раскрываем с точки зрения смысловой концепции экстремальности, в частности смысловой концепции травмы и утраты [32, 33]. Забегая вперед, отметим, что смысловая концепция экстремальности разрабатывается в онтологически-темпораль-ном горизонте бытия личности в мире и времени. Экстремальность не в последнюю очередь основывается на феномене темпоральности, который мы отличаем от измеряемого хронометрического времени.
Следует подчеркнуть, что экстремальная ситуация — это не только и не столько физикалистская, экстенсивная, стимульная конфигурация, вызывающая негативный паттерн реакций, сколько онтологическая в своих основаниях ситуация бытия личности в мире и времени в переходах повседневного (ординарного, обычного, нормативного и т. д.) и неповседневного (трансординарного, экстремального, аномального в смысле субнормального, супернормального и т.д.) модусов бытия личности [27].
Основываясь на этой идее, можно утверждать, что феномен страдания (расстройства, конфликта) и феномен адаптации, к которым мы добавляем еще феномен стойкости (к испытаниям), феномен роста в экстремальности (в том числе и посттравма-тический рост), феномен трансгрессии и составляют поле проблематизации феномена экстремальности.
Три подхода к определению экстремальной ситуации
Для продолжения анализа вновь обратимся к терминологии, используемой в психологической литературе в связи с феноменом экстремальности. Для обозначения экстремальности в ряду факторов воздействия на организм или индивида используется очень пестрый набор терминов—«стрессор» [10], «факторы, предъявляющие индивиду требования, превышающие личностные ресурсы» [6], «экстремальность» [2], «травматический стрессор» [12], «экстремальный стресс» [1], «массивный стресс» [9], «бедствие» [7], «травматическое событие» [5], «травматический стресс» [13]. Кроме того, такие ситуации называют «травматическими ситуациями» [36], «критическими ситуациями» [18], «катастрофическими ситуациями» [4], «трудными жизненными ситуациями» [15], «жизненными событиями» [20], «жизненными ситуациями» [17], «напряженными ситуациями» [21], «необычными условиями» [24], «экстремальными» условиями или факторами [34].
Наконец, вместо термина «экстремальная ситуация» применяется также термин «чрезвычайная ситуация», использующийся в Федеральном Законе РФ [37].
З. И. Кекелидзе дает следующее определение чрезвычайной ситуации: «К чрезвычайным ситуациям относят события, которые выходят за рамки обычного житейского опыта индивида или коллективного опыта окружающей его микросоциальной среды и с психологической точки зрения могут вызвать стресс у каждого, вне зависимости от его прежнего опыта или социального положения» [22].
С общепсихологической точки зрения мы можем выделить три подхода к определению экстремальной ситуации:
1) эмпирически-психологический (или эмпирический) подход — в нем акцент делается на человеческий фактор в изолированных дискретных происшествиях (даже если они повторяются), случаях и инцидентах; рассматриваются особенности поведения и реакции био-социального индивида;
2) формально психологический (или психологический) подход, в котором подчеркиваются функции, процессы, состояния, свойства, реакции, характеризующие адаптивную активность, психическую деятельность субъекта;
3) метапсихологический (или онтологический) подход, в котором предлагается он-тологически-темпоральная трактовка экстремальной ситуации и, следовательно, феноменов кризиса, травмы, утраты, стресс-синдромов. Экстремальность в этом последнем варианте соотносительна в своей фундаментальности не функциональности, аффектив-ности, напряжению (или напряженности), когнициям, поведению, а бытию личности. При данном подходе делается акцент на событии бытия личности в жизненном мире в рамках психологии бытия человека. Вводятся понятия модусов бытия личности — повседневный (ординарный), неповседневный (экстремальный), личностный смысл экстремальной ситуации, смысл бытия, смысл жизни ^-смыслы) и смысл небытия, смысл смерти ф-смысл), темпоральность опыта, темпоральное связывание, темпоральное различение, темпоральная диссоциация, транзитный феномен [32].
Формально-логический подход к феномену экстремальности может быть реализован, на наш взгляд, в шести моделях.
1. Стимульный подход: экстремальность определяется преимущественно в терминах факторов воздействия на организм или индивида. Это чисто ситуационное определение отождествляет экстремальность с экстремальными условиями, факторами.
2. Реактивный подход: экстремальность определяется в терминах реакций индивида на воздействующие факторы. С этим подходом связаны такие понятия, как «экстремальное состояние», «экстремальная реакция», «экстремальный стресс», «травматический стресс» и т. п.
3. Персоналистский подход: экстремальность определяется в терминах личностных переменных «субъективного» восприятия, переживания, интерпретации события. Этот подход можно объединить со вторым, однако в чистом виде он определяется активностью, идущей от субъекта к объекту, и не является реактивным.
4. Интерактивный подход: экстремальность определяется как функция переменных окружения и индивида.
5. Транзактный подход: экстремальность определяется как функция взаимодействия переменных окружения и индивида.
В последних двух версиях и ситуация, и реакция получают свое определение с учетом вклада двух переменных. Среди них особое значение имеют механизмы совлада-ния (копинг — когнитивный термин [6]), которые мы понимаем персоналистски как особую, инструментальную форму работы личности по овладению экстремальным опытом с использованием определенных психотехнических инструментов. В разрабатываемом нами подходе к работе овладения для полноты картины мы добавляем еще одно понятие — «работу существования личности», т. е. осуществление личностью определенного способа существования в мире (повседневном и неповседневном) и во времени.
6. Транзитный подход: экстремальность определяется в формальных терминах как функция взаимодействия личности (Р) и окружения ^) посредством деятельности (Д) в рамках смысла (С) —в том числе, транзитного смысла, определяющегося в перспективе темпорально-пространственного разнесения (ТТ), —и паттернов связывания (ПС) — паттернов работы:
Э = / (Р, S, Д, С, ТТ, ПС),
где Э — экстремальность (конкретизируется с точки зрения переменных: ситуации, фактора, реакции, состояния и др.), Р — личность, S — ситуация, Д — деятельность,
С — транзитный смысл, ТТ — топотемпоральная сфера, ПС — паттерны связывания (работа).
Экстремальность и стресс
Обсуждая проблему экстремальности, нельзя оставить без внимания тот факт, что после введения Г. Селье понятия стресса как общего адаптационного синдрома [11] в психологической литературе экстремальность явно или неявно связывается со стрессом. Так, например, Л. А. Китаев-Смык трактует стресс как неспецифическое физиологическое и психологическое проявление адаптационной активности при сильных, экстремальных для организма воздействиях [23]. В одной из недавних работ стресс определяется как состояние индивида в экстремальных условиях, проявляющееся на физиологическом, биохимическом, психологическом, поведенческом уровнях [16]. Однако для того чтобы ввести стресс в поле психологии, необходимо учитывать явление неспецифичности, на которое указывает как Л. А. Китаев-Смык, так и Ф. Е. Василюк. Последний, кроме того, говорит о критическом состоянии в широком смысле — об экстремальности, заданной такими четырьмя клетками матрицы, как стресс, фрустрация, конфликт, кризис. В этой связи представляет интерес исследование кризисных ситуаций, проведенное Н. С. Хрусталевой [38].
Дифференциация концептуального поля экстремальности
Основываясь на проведенном выше анализе, осуществим следующий теоретический шаг — к категориальному полю экстремальности, в которое включаются стресс, фрустрация, конфликт, кризис, добавим еще одно неспецифическое поле экстремальности. Это категориальное поле оформляется, тематизируется проблематизацией существования личности в неповседневном — экстремальном — модусе бытия в мире [28]. Экстремальность открывается теперь не как отдельная, изолированная, дискретная, пространственно-временная ситуация, а как континуальное, свершающееся историческое бытие личности в многообразном, многомерном, мультикультурном, разнородном совместном мире.
Превращение события, ситуации из повседневного фактора в неповседневную экстремальную ситуацию высвечивает фундаментальный феномен личностного смысла, без учета которого невозможно психологически адекватно определить феномен стресса, экстремальности, травмы и утраты [8, 26]. Трактовка экстремальности с точки зрения модусов бытия и транзитной становящейся темпоральности существования человека позволяет нам выделить в экстремальности как форме неповседневности два фундаментальных модуса — трагическую экстремальность (негативную) и трансгрессивную, эвдемоническую (позитивную) экстремальность. Эти два модуса, как два горизонта бытия, окаймляют модус повседневного бытия личности. В свою очередь, трагическую экстремальность, трансгрессивную экстремальность и повседневность необходимо рассматривать как целостную констелляцию бытия личности. Таким образом, трагические, драматические, экстремальные переживания и трансгрессивные переживания перехода предела составляют две стороны экстремальности, которая сама как модус бытия личности констеллирована с повседневным модусом бытия.
С общепсихологической точки зрения экстремальная ситуация — это ситуация неповседневного темпорального опыта существования человека, выходящего за пределы его повседневного темпорального опыта существования. При этом необходимо учесть,
что экстремальность определяется во взаимопереходе повседневного и неповседневного модусов существования. Речь идет о двойном переходе — переходе повседневного (обычного, нормального, типичного, нормативного, хабитуального) в неповседневное (необычное, оригинальное, новое, аномальное, трансферентное) и неповседневного в повседневное. Таким образом, экстремальность — транзитный феномен. Он конституируется в промежуточной области между двумя переходами, дифференцирующими мир на до-мир, мир и пост-мир. Все эти три модуса мира имеют соответственно темпоральные горизонты «пре — в — пост», которые конституируют временные перспективы прошлого, настоящего и будущего в каждом модусе мира.
Экстремальность создается транзитным кругом, в который имплицирован феномен возвращения, создающего феномен возвращения субъекта из дальнего мира, времени и феномен возвращения опыта, темпоральности в актуальное присутствие человека. Кроме феномена возвращения в транзитный круг имплицирован феномен разлуки, создающий горе, ностальгию, грусть, тоску по оставленному родному дому, по утраченному. Отметим еще третий феномен экстазиса — выхода опыта, времени, бытия за собственные пределы, рамки, схемы, горизонты. Экстремальность сталкивает привычный, шаблонный, стереотипный опыт — фиксированные смыслы — с новым, оригинальным, нетипичным, трансгрессивным опытом и смыслами.
Уточним еще раз, что мы рассматриваем экстремальность не с точки зрения напряжения, эмоций, когниции, поведенческих реакций, подрыва здоровья и работоспособности, а в горизонте личности, понимаемой с точки зрения бытия личности как сингулярного человека в бытии в мире и времени.
Следовательно, общепсихологическое может иметь два разных, но связанных значения: с одной стороны — метапсихологии как общего, обобщенного знания психологической науки, а с другой — метапсихологического как онтологической реальности, в которой «психическое» открывается как «психическое бытие» в существе конкретного, живого, единичного, сингулярного человека в событии «со-бытия» с Другими.
Характеристики экстремальной ситуации
Перечислим общепсихологические характеристики экстремальной ситуации как ситуации существования личности в бытии в мире и времени, отличающиеся от тех, которые даются в контексте профессиональной деятельности, профилактики здоровья, психологии чрезвычайных ситуаций [22, 24, 34].
1. Экстремальная ситуация — это новая, неповседневная, изменившаяся реальность, в которую человек переходит из предшествующей (повседневности) и из которой он направлен на дальнейший переход. Экстремальная ситуация — транзитный феномен бытия человека, важными моментами которого являются «разлука — инобытие — встреча», «уход — инобытие — возвращение».
2. В этой неповседневной реальности существование человека происходит в горизонте экзистенциальной дилеммы жизни-смерти, вдвинутости бытия в небытие; в этой ситуации смысловая структура личности носит биполярный характер L-D-смысловой структуры, трансформирующей смысловую картину жизненного мира личности, переживание фундаментальной неуязвимости и символического бессмертия. Последний виток перехода открывает феномен рекурсивности, повторения, возвращения. Феномен возвращения бытия, темпоральности, опыта, сингулярного человека мы раскрываем в трех модусах: 1) компульсивного повторения, повторения небытия; 2) повторения воспроизведения, рекурсивности бытия; 3) повторения различий — трансформация бытия, феномен трансгрессии.
3. В связи с двойственной возможностью конструкции/деконструкции, заключенной в этой ситуации как двоякой ситуации возможности, она, с одной стороны, несет в себе опасность, угрозу, деструкцию или требует порой ответной деструкции в адрес других (доставляя страдания, трагедии, ужас смерти и т.д.), а с другой — взывает к стойкости, мужеству, человечности, духовности, заботе, помощи, к высшим трансгрессивным переживаниям и духовным устремлениям. До самого последнего момента, охваченный отчаянием, печатью смерти, даже утратив смысл, человек надеется и наполнен стремлением к жизни и волей к длительности.
4. Экстремальная ситуация разрывает целостность жизненного опыта, темпоральную связанность картины жизненного мира человека, в результате чего возникает фрагментация жизненного мира на до-мир (преинцидентальный), в-мир (инциденталь-ный), пост-мир (постинцидентальный); опыт фрагментируется на опыт до инцидента, в инциденте, после инцидента.
5. Личность человека, самоидентичность в экстремальности трансформируется, организуется экстремальная констелляция бытия личности в экстремальном жизненном мире. В экстремальной ситуации может происходить фрагментация, дупликация самоидентичности личности.
6. В этой ситуации отмечается непредсказуемость событий, неопределенность исхода и развития последствий, сложность понимания и интерпретации происходящего с человеком.
7. Экстремальная ситуация ограничивает возможности существования, самореализации, реализации потребностей и т. д. С одной стороны, она ограничивает обычные способы существования, с другой — человек забрасывается в новые, необычные способы жизни, чаще всего резко контрастирующие с предшествующим образом жизни.
8. Экстремальная ситуация ограничивает возможности выбора целей, действия, контроля ситуации, действий и т. д. Она может вовлечь человека в переживание утраты контроля и переживание беспомощности, безысходности и др. С другой стороны, она открывает также возможности, которые недоступны для человека в повседневной реальности. Двойственность возможностей, открывающихся человеку, крайне остро ставит перед ним проблему ответственности и вины, героического и жертвенности.
9. В экстремальной ситуации происходит трансформация смысловой структуры личности; человек пытается найти удовлетворительный смысл своей ситуации как для понимания, объяснения, интерпретации опыта, так и для своего существования — смысл для продолжения (дления) своего единственного события бытия. Человек может переживать смысловые конфликты, смысловые кризисы, смыслоутрату, с одной стороны, и осуществлять смысловую трансгрессию, открывать новые горизонты воплощения бытийных смыслов, ухватывать смысловую перспективу развития и роста личности — с другой.
10. В данной ситуации, вопреки вторжению небытия, в центре своего присутствия в мире человек испытывает стремление к возможности существования, волю к длительности. Темпоральность трансформируется двояко: с одной стороны, темпоральность человека фрагментируется, диссоциируется, разрывается связь времен и требуется темпоральное связывание, а с другой стороны, в экстремальности человек охвачен волей к длительности, созданием связи времен, темпоральным связыванием временных разрывов, темпоральных диссоциаций.
11. Экстремальная ситуация предельно высвечивает существо феномена заботы о бытии личности — поиска заботы и ее оказания (поддержки, соучастия).
12. Отмечается трансформация темпоральной структуры личности и ее жизненного
мира. В экстремальной ситуации трансформируется темпоральная структура картины жизненного мира. Несмотря на свою интенсивную погруженность в актуальный опыт (и вторжения, и избегания), человек крайне обеспокоен развитием будущего и будущего жизненного мира — возможных миров.
13. В экстремальной ситуации возникает (является условием возникновения) триадическая структура «расстройство — адаптация — рост», или в несколько ином ракурсе — «страдание — стойкость — трансгрессия». Так как экстремальная ситуация охарактеризована нами с точки зрения онтологии личности, она не является исчерпывающей, и поэтому к ней надо добавить отмеченные выше индивидуальные характеристики (характеристики био-социального индивида). Тогда мы сможем объединить вместе физические (биологические), социальные, душевные, духовные, экзистенциальные модусы человека для описания экстремальности.
14. В экстремальной ситуации человеческое существование открывается в этико-эстетическом измерении: в этой сфере смыслы личности творятся не только в инстанции истины, но и открываются в сфере добра и зла, красоты и безобразия, ответственности и безответственности, долга, долженствования и т. д. «Почему-смысл», «ради чего-смысл» переходят в «смысл для» — для бытия в жизни и времени.
Смысловая концепция экстремальности, травмы, утраты
Смысловая концепция травмы, на которой было построено оказание психологической помощи ветеранам Афганистана в рамках Психологической Службы Союза Ветеранов Афганистана с 1989 г., базировалась на идее трансформации ценностно-смысловой структуры личности (в том числе, душевно-духовного и нравственно-эстетического измерений) и ее жизненного мира в ходе перемещения человека по ценностно противоречивым мирам его существования. ПТСР мы стали трактовать с точки зрения ценностных противоречий, смыслового конфликта, смыслового кризиса и дихотомической L-D-смысловой структуры [31]. Другой важный конструкт, использованный нами для объяснения ПТСР — это понятие «темпоральный опыт», который мы трактовали с точки зрения сепарации и аффилиации, приобщения и отчуждения, ассимилированно-сти и неассимилированности в личностную структуру. В соответствии с этой моделью самоидентичность в экстремальной ситуации дуплицируется на две идентичности в соответствии с L-D-смысловой структурой. Напомним, самоидентичность континуально-темпоральна и является единством многообразия. На войне личность дуплицируется на «мирную» и «военную» идентичности, в общем значении перехода — на повседневную и неповседневную, ординарную и экстремальную, трансординарную самоидентичности. Противоречия между этими идентичностями, в том числе имеющие ценностно-смысловой характер [30], в самих инцидентальной и постинцидентальной ситуациях создают как «паразитарные» структуры идентичности, так и структуры ретенции (задержки) трансгрессии и роста личности. Три самоидентичности: самоидентичность жертвы, самоидентичность уцелевшего и самоидентичность роста взаимосвязываются, создавая постсобытийную проблематичность существования человека в мире (в страдании, в стойкости и росте).
Экстремальность как возможность
Поскольку экстремальность определяется как краевой, предельный феномен, она открывается и как онтологическая и темпоральная ситуация предельной возможности. Мы исходим из того, что всякую ситуацию необходимо раскрыть не как самозамкнутую
наличность — она не начинается и не завершается в самой себе, а возникает из горизонта потенциальности прошлого и будущего, т. е. заключенной в ней возможности. В экстремальности заключается двоякая возможность: возможность невозможности, открывающей возможность возможности. Отметим, что данное Ф. Е. Василюком определение критической ситуации как ситуации невозможности мы специально обсуждаем в другой работе [28]. Для находящегося в экстремальной ситуации человека возможна невозможность и возможна возможность. При этом обе формы возможности взаимно переходят в ситуации, в которой пребывает человек. В ней открывается смысл не только жизни, но и смерти.
Экстремальность, следовательно, не есть абсурд, недоразумение, бессмысленность — в экстремальности «заключены» предельные и запредельные, трансгрессивные смыслы бытия, которые открываются человеку. Но смысл не значение, которое человек сознает, а фактичность существования, которое он осуществляет. Смысл личности — это возможность бытия и возможное бытие, которое необходимо осуществить в данное время в данном месте данному человеку.
Экстремальность, подводящая человека к пределу повседневности и забрасывающая его на ту сторону предела — в неповседневность, не может адекватно определяться безличными конструктами, такими как стресс, травма, утрата, к тому же все они требуют субъективации, персонализации, гуманизации. Травма должна обрести субъекта травмы, чтобы можно было сказать, чья это травма. Для этого травму и другие перечисленные понятия необходимо субъективировать и «привязать» к субъекту. Далее — открыть этого субъекта как осуществляющего определенную работу личности, сущее в человеческом облике. Ухватить его как конкретного сингулярного человека, который в собственном существовании, трагическом, драматическом, относится к собственному конкретному существованию в мире. В этом смысле экстремальная ситуация — это краевой феномен, в котором человек проявляет собственное существо; в нем образуются глубинные и вершинные потенциалы, личность становится восприимчивой к аутентичности бытия. Более того, в этой ситуации человек наиболее полно проявляет свои способности быть или не быть.
Онтология экстремальной ситуации
Напомним, что в нашей концепции проблематизируется существование как неповседневное, так и повседневное. Неповседневность в ракурсе экстремальности тема-тизируется как ситуация вторжения небытия в бытие, само существование человека и значимых Других становится проблематичным. В повседневности мы имеем ситуацию, в которой существование осуществляется в горизонте жизни. Здесь смерть «взята в скобки» (смерть отклоняется, подавляется, удерживается на дистанции и в своей событийности, и в своих радикалах самости — эпохе смерти). Переходная сфера между повседневностью и неповседневностью формирует в горизонте повседневности необыденную сферу, в которой сочетаются жизнецентрированность (фундаментальная неуязвимость) и протенциальность смерти.
Каждый модус существования, в свою очередь, связан с определенным модусом экстремальности (соответственно: негативная неповседневность — с экстремальностью трансординарной, катастрофической; позитивная неповседневность — с эвдемони-ческой; повседневность — с ординарной или некатастрофической) и имеет три модуса проявлений — верхний, средний и нижний.
В отличие от катастрофической ситуации, характерной для неповседневности, в которой смерть эксплицитна, в верхней неповседневности смерть имплицитна и сочета-
ется с фундаментальным переживанием неуязвимости и символического бессмертия. В этой особой реальности человек готов к скольжению из необыденной повседневности в неповседневность. Эта готовность подкреплена всевозможными предосторожностями, в том числе использованием экстремального мастерства, экстремальных стилей существования, экстремальной креативности, предельных потенций. Однако в данной ситуации, несмотря на различные предосторожности и напряжения ресурсов, человек продолжает существовать в L-смысловой структуре жизненного мира в условиях эпохи D-смыслов. Если в средней повседневности представлено поле стресса как реактивности жизни — событийности событий повседневности, то в верхней повседневности выделяются две сферы.
Первая из них — необыденность предельная, краевая, которая включает существование в особых экологических и технических системах, т. е. на краю научно-технических достижений цивилизации (протоэкстремальность), или краевой необыденности. В этой зоне протоэкстремальности риск, высокая цена ошибки, необходимость постоянного тестирования реальности сочетаются с повышенными предосторожностями, повышенной бдительностью. В этой сфере человек соблюдает гипербдительность к имплицитности смерти, протенциальности смерти (но без ее фактичности). Он также использует специфические, уникальные ресурсы, мастерство и глубинную вовлеченность «Я» в ситуацию. К этой сфере мы отнесли необыденный дистресс, который можно даже назвать треострессом, чтобы отличать его от обыденного дистресса.
Сфера существования в необычных технических и экологических реальностях, с которой связываются необыденный дистресс — треостресс и экстремальность повседневная, окаймлена двумя горизонтами: 1) потусторонним горизонтом — катастрофической экстремальностью неповседневного существования в эксплицитном горизонте «жизни-смерти»; смерть здесь эксплицитна, фундаментальная неуязвимость сменяется фундаментальной уязвимостью; 2) горизонт обыденного дистресса, связанный с факторами перегрузки, дефицита ресурсов; небытие здесь имплицитно, переживается фундаментальная неуязвимость, смерть отклоняется, т. е. она непротенциальна, в отличие от необычных реальностей, и не сопровождается постоянной гипербдительностью.
В последней ситуации обыденного дистресса (обыденной экстремальности) нераз-решение ситуации ставит под угрозу существование определенного способа жизни (но не самого существования) тотально — угроза бытия в данном случае не эксплицитна и не протенциальна, а имплицитна. В этой сфере событие носит так называемый характер трудных жизненных ситуаций (сложные задачи повышенной значимости и т.д.). Наконец, средняя повседневность открывается нам в стрессе, который доставляет либо удовольствие (эустресс), либо «напряжение» (понимаемое в различных содержательных критериях), которое еще не создает ни необыденную реальность (дистресс и трео-стресс), ни неповседневность (квадростресс).
Триада «страдание — стойкость — рост»
Экстремальность, которую мы трактуем с точки зрения «негативности — нейтральности — позитивности», конкретизируется на основе триады «страдание — стойкость — рост», или «расстройство — стойкость — трансформация». В терминах адаптации и развития данная триада приобретает следующие формы: «дезадаптация — адаптация — развитие».
Феномен травматического (шире — экстремального) роста (в том числе, посттрав-матического роста), а также травматической адаптации, стойкости не является сугубо
восстановительной работой, а предстает как трансцендентная, трансгрессивная работа. Таким образом, за пределами обычного существования простирается неповседневная реальность, в которой обнаруживается неповседневная триада: 1) «расстройство — восстановление»; 2) «воздействие — стойкость», мужество, в том числе стойкость к испытаниям судьбы; 3) «трансгрессия — рост», развитие, просветление и др. Придерживаясь этой линии рассуждения, подчеркнем, что жертва — мученик, герой — мужественно выдержавший испытание, мудрец — тот, кто достиг просветления, иллюминации, столкнувшись с трагическим, образуют три ипостаси человека в экстремальности.
Литература
1. Baider L., Sarell M. Coping with cancer among Holocaust survivors in Israil. An exploratory study // Journal of Human Stress. 1984. Vol. 10(3). P. 121-127.
2. Davidson S. Human reciprocity among the Jewish prisoners in the Nazi concentration camps. Jerusalem, 1980. Р. 555-572.
3. Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders. 3th ed. (DSM-III). American Psychiatric Association. Washington, 1980. Р. 404
4. Figley C. R. Traumatic Stress. The Role of The Family and Social Support System // Trauma and Its Wake / Ed. by C. R. Figley, Ph. D. New York, 1986. Vol. 2. Р. 39-54.
5. Krystal H. Massive psychic trauma. New York, 1968. Р. 369.
6. Lasarus R., Folkman S. Stress, appraisal and coping. New York, 1984. Р. 456.
7. McCaughey B. G. U. S. Coast Guard collision at sea // Journal of Human Stress. 1985. Vol. 11. Р. 42-46.
8. Mаgomed-Eminov M. Post-traumatic stress disorders as a loss of meaning of life // States of mind / Eds. D. Halpern, A. Voiskunsky. Oxford, 1997. Р. 238-250.
9. Schmolling P. Human reactions to the Nazi concentration camps: A summing up // Journal of Human Stress. 1984. Vol. 10. Р. 108-120.
10. Selye H. A. Stress in health and disease. Boston; London, 1976. Р. 1256.
11. Selye H. A. The stress of life. New York, 1956. Р. 516.
12. Van der Kolk B. A., van der Hart O., Marmar C. R. Dissociation and information processing in Posttraumatic Stress Disorder // Traumatic stress: The effect of overwhelming experience on mind, body and society / Eds. B. A. van der Kolk, A. C. McFarlane, L. Weisaet. New York; London, 1996. Р. 303-327.
13. Wilson J. P., Krauss G. Predicting PTSD among Vietnam veterans // Post-traumatic stress disorder and the war veteran patient / Ed. by W. E. Kelly. New York, 1985. Р. 102-147.
14. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. СПб., 2001. 288 с.
15. Анциферова Л. И. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование ситуаций и психологическая защита // Психологический журнал. 1994. Т. 15, № 1. С. 3-18.
16. Бодров В. А. Психологический стресс: развитие, преодоление. М., 2006. С. 12.
17. Бурлачук Л. Ф, Коржова Е. Ю. Психология жизненных ситуаций. М., 1998. 263 с.
18. Василюк Ф. Е. Психология переживания. М., 1984. 200 с.
19. Выготский Л. С. Конкретная психология человека // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. 1986. № 1. С. 53-59.
20. Дикая Л. Г., Махнач А. В. Отношение человека к неблагоприятным жизненным событиям и факторы их формирования // Психологический журнал. 1996. Т. 17, № 3. С. 137-146.
21. Дьяченко М. И. и др. Готовность к деятельности в напряженных ситуациях: Психологический аспект. М., 1985. 206 с.
22. Кекелидзе З. И. Введение в психиатрию чрезвычайных ситуаций // Медицинская и судебная психология. М., 2004. 276 с.
23. Китаев-Смык Л. А. Психология стресса. М., 1983. С. 24.
24. Лебедев В. И. Личность в экстремальных условиях. М., 1989. 304 с.
25. Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения. М., 1983. 392 с.
26. Магомед-Эминов М. Ш. Исследование человека в экстремальной стрессовой жизненной ситуации: отчет по НИР. МГУ, факультет психологии. 1991. 187 с.
27. Магомед-Эминов М.Ш. Личность и экстремальная жизненная ситуация // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. 1996. №4. С. 26-35.
28. Магомед-Эминов М. Ш. Позитивная психология человека: От психологии субъекта к психологии бытия: В 2 т. М., 2007. Т. 1. 560 с.; Т. 2. 624 с.
29. Магомед-Эминов М. Ш. Программа НИР «Личность в экстремальной стрессовой жизненной ситуации». МГУ им. М. В. Ломоносова, ф-т психологии, каф. общей психологии. 1990. 62 с.
30. Магомед-Эминов М.Ш. Психология уцелевшего // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. 2005. № 3. С. 112-121.
31. Магомед-Эминов М.Ш. Синдром фронтовика // «Побратим». 1990. №4, 5.
32. Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М., 1998. 496 с.
33. Магомед-Эминов М. Ш., Кадук Г. И., Квасова О. Г., Филатов А. Т. Новые аспекты психотерапии посттравматического стресса. Харьков, 1990. 143 с.
34. Марищук В. Л., Евдокимов В. И. Поведение и саморегуляция человека в условиях стресса. СПб., 2001. 260 с.
35. Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М., 1997. 190 с.
36. Тарабрина Н. В. Практикум по психологии посттравматического стресса. СПб., 2001. 239 с.
37. Федеральный закон №68-ФЗ «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера» от 21 декабря 1994 г. иИ,Ь: http://mchs.altai-republic.ru/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=191 (дата обращения — 20.11.2009).
38. Хрусталева Н. С. Психология кризисных ситуаций: Учеб.-метод. пособие. СПб., 2006. 184 с.
Статья поступила в редакцию 17 сентября 2009 г.
