CC BY
429
ФЕНОМЕН ДОВЕРИЯ И ЕГО СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ
Г.М.Заболотная
Кафедра политологии
Тюменский государственный университет ул. Семакова, 10, 625003, Тюмень, Россия [email protected]
Одним из важнейших факторов, определяющим характер не только межличностных, но и в целом всех социальных отношений является доверие. Оно непосредственно «вплетено» в механизм, обеспечивающий интеграцию и стабильность общества. Подчеркивая роль доверия в организации общественной жизни, известный американский социолог А. Селигмен отмечает, что власть, господство и насилие на какое-то время могут решить проблему социального порядка, организации разделения труда, но «они не способны сами по себе обеспечить основу для поддержания этого порядка в долговременной перспективе» [6,с.7.].
К проблеме доверия в разное время обращались такие мыслители прошлого, как Г. Гроции, Дж. Локк, И. Кант и Э. Дюркгейм. Доверие рассматривалось ими в контексте анализа «договорного» начала общественных отношений. Тема доверия проходит через социологические теории, рассматривающие общественные связи как социальный обмен (П.Блау, Дж.Хоманс). В той или иной форме к этой проблеме обращался Т. Парсонс. Так, по мнению американского социолога, социетальная самодостаточность (сохранение обществом себя как системы) должна быть обеспечена стабильным характером отношений взаимообмена как с физической средой и другими системами, так и особыми устойчивыми отношениями личности и общества. «Общество может быть самодостаточным только в той мере, в какой оно может «полагаться» на то, что деяния его членов будут служить адекватным «вкладом» в его социетальное функционирование», — пишет он в книге «Система современных обществ» [4,с.21.]. Общество «полагается», другими словами, «ожидает» (ожидание включает в себя момент неопределенности, отсутствие полной уверенности), что его члены будут добросовестно выполнять свои роли, следовать «нормативно определенным обязательствам», таким образом реализуя себя в качестве членов этого общества. Если трактовать доверие как ожидание взаимности в осуществлении каких-либо действий, то в концепции Т. Парсонса доверие — одно из условий, обеспечивающих общественную стабильность. Проблема доверия рассматривается им в рамках концепции взаимообменов ресурсами между подсистемами общества. В частности, во взаимообменах с подсистемой интеграции политика обменивает обязательства эффективной реализации коллективных целей на доверие социума. Доверие избирателей выступает как своеобразное кредитование политики.
Социальные и политические перемены, вызванные процессами модернизации современных обществ, появление очагов нестабильности на посткоммунистическом пространстве активизировали научный интерес к доверию как принципу конструирования социальных отношений. Ряд известных обществоведов обратились к исследованию природы доверия в новом общественном контексте. Среди них — Б. Барбер, Э. Гидденс, Н. Луман, А. Селигмен, С. Айзенштадт, Ф. Фукуяма, П. Штомпка.
Значимость фактора доверия в поддержании социального порядка становится очевидной, если рассматривать социальные взаимодействия как обмен услугами, ценностями (ресурсами). Выполнение взаимных обязательств может закрепляться договорами и гарантироваться санкциями. Но далеко не все взаимоотношения принимают оформленные «договорные» формы (последние распространены, прежде всего, в сферах экономики и политики). Как указывают социологи, большая часть обменов в рамках семейных, партнерских, соседских, товарищеских и других отношений построена на механизмах доверия к партнеру, честности, дружбы и взаимоответственности. Кроме того, как совершенно справедливо отмечает А. Г. Эфендиев, какими бы жесткими не были договорные формы обмена, они также базируются на таких нежестких материях, как ожидание и доверие. «Основная масса обменов между людьми в обществе, — продолжает он, — осуществляется в кредит, на основе риска, ожидания взаимности и доверия» [9,с.172-173.].
Можно говорить о функциональности доверия в разных аспектах — личностном и общественном. В первом случае, доверие удовлетворяет базовые человеческие потребности и, прежде всего, потребность индивида в онтологической безопасности, обеспечивая социальное и психологическое благополучие при взаимодействии с внешней реальностью. Так, западный психолог Т. Говир определяет доверие как уверенность в том, что окружающий мир и его обитатели не намерены причинить вред [12,р.52.]. Сделаем уточнение. Доверие все же не тождественно уверенности и выступает как полагание, ожидание полезности действий и ситуаций, в которые включен индивид. Для большинства авторов, исследующих эту проблему, доверие выступает своеобразной реакцией индивидов на неопределенность повседневной жизни. «Мы можем определить «безопасность» как такую ситуацию, в которой определенный комплекс опасностей нейтрализован или минимизирован. Опыт безопасности обычно опирается на баланс доверия и приемлемого риска», — пишет британский социолог Э. Гидденс [11,с.35-36.]. Сохранение «приемлемого риска» в отношениях доверия объясняется наличием некой неопределенности в том, что ожидания неких действий со стороны других людей или институтов будут реализованы в полной мере. Близкую мысль развивает и польский социолог П. Штомпка. В его трактовке, доверие — это ставка на будущие возможные действия других людей. Оно позволяет смягчить ощущение непредсказуемости будущего путем его понимания как чего-то данного [13,с.196.].
Обращаясь вновь к концепции Э. Гидденса, отметим, что сам социолог видел два вида доверия: доверие к людям, которое построено на личностных обязательствах (назовем это тип «персонифицированным») и доверие к абстрактным системам («анонимным другим»), предполагающее безличностные обязательства. Под абстрактными системами понимаются символические знаки (например, деньги как инструмент обмена, средства политической легитимации) и экспертные системы — системы технического исполнения или профессиональной экспертизы, организующие наше материальное и социальное окружение. Последнее - тип доверия, по мнению социолога, формируется в современную эпоху. Следуя за логикой рассуждения Э. Гидденса, отметим, что поле доверия охватывает не только межличностные отношения, но и политические, экономические отношения, распространяется на институты и организации, на символическую систему и на социальный порядок в целом. Так, например, можно доверять принципам демократии, правительству, государственному страхованию, национальной валюте, научному и профессиональному знанию. Сам британский социолог отводит разные функции разным видам доверия. Именно доверие к абстрактным системам выполняет важнейшую функцию в обществе «позднего модерна» — обеспечивает ощущение надежности повседневных отношений. Персонифицированное же доверие, понимаемое им как сотрудничество, взаимная ответственность и уверенность в честности другого, «служит главным источником чувства честности и аутентичности себя самого» [6,с.12.]. То есть через механизм доверия минимизируется угроза, говоря словами Гидденса, «утраты личностного смысла» [11,с.102.]. Солидаризуясь с этим утверждением известного социолога, будем рассматривать доверие в контексте удовлетворения таких базовых человеческих потребностей, как потребность самоактуализации, потребность в устойчивых отношениях дружбы, потребность в уважении и достоинстве, потребность в идентичности (принадлежности к какой-либо общности). В то же время отметим, что и персонифицированные разновидности доверия, так же как неперсонифицированные, призваны придать обыденной жизни стабильный и надежный характер. Практика показывает, что доверие к абстрактным системам не может заменить значимость для человека персонифицированного доверия, построенного на чувстве солидарности, симпатии и дружбы. Более того, когда общество сталкивается с «синдромом недоверия» (термин известного польского социолога П. Штомки) к политическому режиму, экономической и общественной системе в целом (подобная ситуация наблюдается практически на всем посткоммунистическом пространстве), альтернативным выходом для человека становится доверие в рамках товарищеских отношений и примордиальных (изначальных) социальных групп: семьи, этноса, религиозной общности и др. В то же время, дополняя друг друга и вплетаясь в культуру общества и личности, персонифицированное и неперсонифицированное доверие образуют
новое качество — базовое доверие.1
Остановимся на общественных функциях доверия. Прежде всего, доверие следует рассматривать как один из факторов, поддерживающих устойчивость и интегрированность общества. Рассмотрение доверия в этой проекции указывает на его роль в конструировании горизонтальных и вертикальных общественных отношений. В первом случае, доверие участвует в формировании групповых идентичностей (осознание общей причастности к какому-либо коллективу, сообществу), новых отношений сотрудничества и солидарности, разнообразных форм гражданских ассоциаций (общественные и инициативные движения, политические партии, клубы интересов, этнические ассоциации, религиозные деноминации, группы взаимопомощи и др.). Хотя гражданские ассоциации могут быть построены с учетом разных организационных принципов, членство в них определяется общими представлениями, добровольностью в принятии определенных обязательств и взаимным доверием. Тем самым, доверие способствует воспроизведению особого феномена — социального капитала. Понятие «социальный капитал» было введено в научный дискурс П. Бурдье, Г. Лоури, Дж. Коулменом, Р. Патнэмом и Ф. Фукуямой. В понимании трех последних исследователей, доверие есть социальный капитал и непосредственная основа построения последующих общественных отношений. По их мнению, социальный капитал ни что иное, как «человеческий капитал» — знания и навыки конкретного индивида, способности к общению. Человеческий капитал используется в частных целях. Социальный же капитал формируется социальными отношениями, он «менее осязаем, поскольку он существует только во взаимоотношениях индивидов» [3,с.126.]. Исследователи обращают внимание на разные функциональные аспекты социального капитала. По мысли Дж. Коулмена, он способен облегчить производственную деятельность, увеличить эффект групповой кооперации. Группа, «внутри которой существует полная надежность и абсолютное доверие, способна совершить много больше по сравнению с группой, не обладающей данными качествами» [3,с.126.]. Доверие, отказ от нанесения ущерба, честное поведение в духе сотрудничества, готовность к взаимопомощи, будучи включенными в кодекс профессионального поведения производственных корпораций, способствуют, как считает Ф. Фукуяма, достижению экономического процветания. Особую роль, подчеркивал Ф. Фукуяма, играет социальный капитал в обеспечении эффективности политических демократических институтов [8,с.156.]. К близким выводам о связи социального капитала с эффективностью/демократического управления и ростом благосостояния пришел и Р. Патнэм. Вовлеченность в общественную жизнь и участие в деятельности гражданских ассоциаций повышает политическую грамотность и в целом «личную гражданскую компетентность», учит добиваться коллективных целей. Специфическим свойством социального капитала является его способность возрастать в объеме по мере расходования, и напротив, сокращаться, если им не пользуются. Таким образом, чем прочнее отношения доверия и солидарности, чем чаще индивиды и группы прибегают к сотрудничеству и взаимопомощи, тем больше становится социальный капитал [5,с.210-211.]. Хотя концепция Р. Патнэма, в частности, ее методологическая и эмпирическая база вызвала неоднозначную реакцию в научной среде, нельзя не согласиться с тем, что социальный капитал, основным компонентом которого выступает доверие между индивидами, является необходимым условием того, «чтобы демократия сработала» (именно такое название носит книга Р. Патнэма).
Отметим еще одну важнейшую функцию доверия в современном мире — функцию упорядочивания и уравновешивания социальных и культурных разнообразий. Плюрализм современных обществ находит выражение в фрагментации стилей жизни и культур, в разрушении старых форм социальных идентичностей и актуализации новых. Это стремление к многообразию стало своеобразным ответом на процессы унификации культуры и образа жизни как естественного проявления процесса глобализации в современном мире. Именно этим стремлением к сохранении культурной самобытности и индивидуальности можно объяснить наблюдаемый практически повсеместно рост групповой солидарности и отношений
1 Понятие «базовое доверие» было введено американским психологом и историком Э.Эриксоном и широко используется обществоведами. В интерпретации самого психолога, разрешение дилеммы базового доверия/недоверия к окружающему миру является важнейшим фактором становления личности.
взаимодоверия на основе таких критериев самопричислений, как этничность, религия, пол, стиль жизни, общность разделяемых эстетических взглядов и оценок действительности. Эту особенность современного развития констатируют многие известные социологи, определяя ее как конфликт между всеобщим и единичным. Так, Н. Смелзер считает, что в подобной форме проявляет себя революция в солидарности и самобытности, Дж. Нэсбит — «новый триумф индивидуального». В трактовке С. Кастелза, поиск пратикуляристской идентичности есть реакция индивидов на воздействие глобальных сил и попытка противостоять «сетям абстрактного универсализма» [2,с.27.]. Итак, социально-культурное пространство современных обществ стало более мозаичным. Проблема заключается в том, что отдельные индивиды и группы могут ощущать себя «чужими», ежедневно сталкиваясь с культурным разнообразием. Отсюда возможен рост недоверия, ксенофобии и проявлений враждебности к другим группам. Следовательно, развитие «доверия к инаковости» является тем фактором, который призван уравновешивать различия и гарантировать отношения сотрудничества между разными группами. Тем самым, доверие выступает в качестве необходимого компонента отношений толерантности. Толерантность — это не только признание различий и нейтральность по отношению к ним, но и уважение этой «инаковости». Признавая за другими право на непохожесть, право на свободу проявлений своеобразия в обычаях и верованиях, в стиле жизни, в ценностных ориентациях, мы одновременно полагаемся на другую сторону в том, что и она будет также признавать за нами аналогичные права.
Не менее важные функции играет доверие и в конструировании вертикальных общественных отношений. В частности, оно непосредственно вплетается в механизм легитимации властного авторитета, обеспечивая социальную базу поддержки институтов власти и проводимого ими политического и экономического курса. Как известно, основной процедурой легитимации власти в условиях демократии являются выборы. Сама ситуация выборов выступает как обмен социальной поддержки граждан на будущие решения власти. Авансируя доверие конкретным политикам и отказывая в поддержке другим, избиратель идет на определенный риск. Но этот риск, в понимании избирателя, есть средство минимизации опасений, неуверенности в отношении будущего.
Для социологов, исследующих эту проблему, очевидность актуальности проблемы развития базового доверия связана с особенностями нынешнего этапа общественного развития. Во-первых, существенно изменилась природа доверия. Поведение современного человека в меньшей степени детерминировано внешними санкциями, традициями и безусловными авторитетами. Источником доверия в современном обществе уже не могут, как прежде, выступать родственные и религиозные связи. Природа доверия в современном обществе кроется в добровольном желании людей поступать в соответствии с ожиданиями других. Во-вторых, возросшая потребность в доверии определяется тем, что, несмотря на технический прогресс и существенное приращение знания о мире, общество остается «обществом риска». Идею риска как черту современного общества впервые обозначил германский социолог У. Бек, а затем развил Э. Гидденс. Поясняя свою мысль, Э. Гидденс, в частности, пишет, что это отнюдь не означает, что жизнь стала более рискованной, чем прежде. Но представление о риске «начинает играть центральную роль при выработке решений, касающихся социального окружения...» [1,с.42.]. Доверие выступает конструктивной формой реакции на риск. Вместе с тем, можно говорить и о умножении областей проявлений неопределенности и риска. В частности, проблема доверия актуализируется следующими обстоятельствами:
1. Угрозы войн, терроризма, экологические риски.
2. Возросшая сложность общества как следствие углубления структурной и ролевой дифференциации. Множественность ролевых и структурных состояний усложнила социальные связи индивида и увеличила количество потенциальных контактов с другими людьми и институтами.
3. Плюрализация социальных ролей, выполняемых индивидом в современном обществе. Чем больше индивиды берут на себя ролевых обязательств, тем в меньшей степени может быть гарантировано их качественное исполнение. Возросшая вероятность конфликта между ролевыми ожиданиями и ролевым поведением, по замечанию американского социолога А. Селигмена, ограничивает степень уверенности в реализации ролей [6,с.73.]. Отсутствие абсолютной уверенности в действиях других может быть компенсировано доверием.
4. Увеличение количества структурных элементов и формирование более сложных сетей их взаимодействия, в значительной степени обезличенных («анонимных»), формируют ощущение непонятности законов, лежащих в основе общественного развития. События кажутся непонятными и непредсказуемыми и, следовательно, таят в себе риск.
5. Возросшая степень свободы человека, которая предполагает не только добровольность в принятии многих социальных обязательств и ролей, но и автономность выбора в том, как они будут исполнены. Констатация того, что доверие формируется как реакция на свободу действий других, стало общим для социологов, исследующих эту проблему. На ситуации, где нет свободы выбора в действиях других людей, где их поступки жестко контролируются, доверие не распространяется.
6. Как заметил Э. Гидденс, новый характер риска, актуализирующий доверие, вытекает из плюралистичности современного мира. Эта черта общества «позднего модерна» проявляется в том, что в нем отсутствуют безусловные авторитеты, а социальное бытие индивида представляет собой постоянную ситуацию выбора между возможными альтернативами, предлагаемыми абстрактными системами. Так, например, человек должен с учетом приемлемого риска самостоятельно принять решение о предпочтительности той или иной системы экспертного знания [10]. То же можно сказать и о политическом выборе индивида среди конкурирующих идеологий, политических программ партий и лидеров.
Базовое доверие — «хрупкая материя», которая требует постоянного желания и практического подкрепления со стороны всех агентов социального взаимодействия. Нельзя не согласиться с замечанием западного психолога Т. Говира, что в реальной жизни невозможно следовать нравственной заповеди абсолютного доверия, поэтому базовое доверие проявляет себя как тенденция, противостоящая разумной доле неуверенности [12,с.53.]. Расширение поля недоверия как в горизонтальных общественных отношениях, так и в вертикальных влечет за собой серьезные социальные проблемы — от различных форм напряженности и отчуждения до открытых конфликтов. Такими же индикаторами климата общественного недоверия являются массовая эмиграция, «бегство» капиталов, «долларизация» страны (выражение недоверия к национальной валюте), самоизоляция в закрытом мире семьи или каких-либо других узких групп. В сфере вертикальных политических взаимоотношений индикаторами недоверия являются абсентеиз (отказ от участия в выборах), сокращение социальной базы поддержки институтов власти, акции протеста против официального политического и экономического курсов. Наконец, неуверенность в эффективности официальных структур и институциональных процедур приводит к расширению так называемой «серой зоны». Это понятие употребляют для обозначения области использования неформальных практик, несмотря на их противозаконный или полулегальный характер [7,с.69.]. Взятки, блат, бартер, «крыша» — формы проявления квазидоверительных отношений, компенсирующие отсутствие базового доверия.
Преодоление «синдрома недоверия» определяется сочетанием многих факторов, важнейшими среди которых являются развитие демократических основ общественной жизни, преодоление экономического кризиса, повышение нравственной и гражданской культуры населения и ответственности самой власти.
Насколько феномен вертикального доверия/недоверия распространен на региональном социально-политическом пространстве? Ответ на этот вопрос мы попытались получить в ходе социологического исследования, проведенного зимой 2002 г. сотрудниками кафедры политологии Тюменского университета. Было опрошено 2328 респондентов избирательного возраста, проживающих на территории Тюменской области и двух автономных округов — Ханты-Мансийского (ХМАО) и Ямало-Ненецкого (ЯНАО). Результаты исследования подтверждают, что есть прямая связь между недоверием к политическим институтам, фигурам власти и абсентеизмом. Более чем десятилетний опыт проведения альтернативных выборов показывает, что растет число граждан, отказывающихся участвовать в голосовании. Явка на избирательные участки на выборах в Государственную Думу в 1999г. по сравнению с 1989г. на юге области снизилась на 20%, на 16% — в ЯНАО и 10% — в ХМАО. Еще более низкий интерес избиратели демонстрируют к местным выборам. Как сами респонденты объяснили свою пассивность в декабре 1999 г.? Четверть из них можно отнести к группе «аполитичных» граждан — они не интересуются политикой и никогда не участвуют в выборах. Другая четверть представлена респондентами, сомневающимися в демократичности и честности
института выборов. Свое неучастие они выразили тем, что выборы не меняют ситуацию и от них ничего не зависит. Третью группу составили те, кто среди многочисленных участников избирательной кампании так и не нашел «своего» кандидата (17%) или «своей» партии (8,8%). Остальные респонденты объяснили свое неучастие в выборах случайными обстоятельствами: командировками, болезнью и др. Полученные результаты свидетельствуют, что абсентеизм значительной части избирателей носит осознанный протестный характер, в основе которого лежат как неверие в демократичность выборов, так и недоверие конкретным кандидатам и партиям. Как правило, за этим стоят более глубокие причины — разочарованность индивида в политическом режиме, негативный экономический опыт, приобретенный в ходе рыночных реформ. Характерно, что именно в группе респондентов, оценивших свой материальный уровень крайне низко («денег не хватает даже на еду»), чаще наблюдается феномен недоверия и отчужденность от общественной жизни. Почти треть из них дала отрицательный ответ на вопрос об участии в выборах. Причем более половины из них свою электоральную пассивность объяснили отсутствием интереса к выборам и политике в целом. Отметим, что сознательное неучастие в выборах и голосование «против всех» стали основными каналами выражения недовольства. Как следует из анализа электоральной статистики на выборах 1999 г., общее недоверие ко всем партийным спискам высказало от 2,4 до 4% активных избирателей, проживающих на разных территориях области, а к кандидатам, идущим по одномандатным округам, — 11% избирателей юга области, 9% — в ХМАО и 16% — в ЯМАО. Открытые формы протестного поведения не получили массового распространения. Только 3,4% респондентов подтвердили свое участие в митингах и забастовках.
Так, полностью или частично доверяют действующему президенту 84% респондентов, губернатору области - 72,6% опрошенных жителей юга Тюменской области. Главам администрации округов соответственно доверяют 70,5% респондентов ЯНАО и 62,4% опрошенных в ХМАО.
Как показывает опрос, действующий президент продолжает оставаться политиком, пользующимся самым высоким уровнем поддержки. Так, полностью ему доверяют 42% респондентов юга области, 40,6% ХМАО и 44,8% ЯНАО. Примерно такая же часть опрошенных доверяет В. В. Путину частично. О своем недоверии действующему президенту заявили 4% участников опроса на юге области и в Ямале, а также 8,7% в ХМАО. По сравнению с оценкой респондентами других политиков (Г.Зюганова, В.Жириновского, Г.Явлинского, Б.Немцова и других) - это самый низкий показатель «непопулярности». Примечательно, что доверие к действующему президенту, хотя и в разной степени, наблюдается во всех сегментах идейно-политического спектра. Полностью доверяют ему более половины респондентов, проголосовавших в 1999 г. за «Единство» ОВР и Партию пенсионеров, 45% - ЛДПР, 36% -КПРФ, более четверти сторонников СПС и «Яблока». Представляется, что доверие к В.В.Путину со стороны избирателей других политических объединений может трансформироваться в дополнительный электоральный ресурс на предстоящих выборах той партии, которая будет позиционироваться с именем президента.
На региональном уровне население также склонно демонстрировать более высокий уровень поддержки институтами и фигурами власти, в чьих руках сконцентрирована реальная власть (губернаторам, администрации городов), нежели представительным органам власти. На юге области полностью доверяют губернатору 24,8%, частично - 48%. В округах своему губернатору оказывают полное доверие 23% респондентов ХМАО и 22,9% ямальцев. Среди опрошенных в ХМАО частично доверяют своему губернатору 29,76%, в Ямале - 39,5%. На этом фоне демонстрация доверия представительным органам власти значительно ниже.
Полностью доверяют Государственной Думе 4,25% всех опрошенных, частично 40,16%, полностью не доверяют треть опрошенных. Уровень полного доверия к региональным законодательным собраниям выше лишь на 2-3%.
ЛИТЕРАТУРА
1. Калькова Л. В. Концепция современности Энтони Гидденса //Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 11. Социология: Реф. журн. — М.: РАН ИНИОН, 1994. №2.
2. Кастелз С. Глобализация и миграция: некоторые очевидные противоречия // Международный журнал социальных наук: Социальные трансформации: поликультурные и полиэтнические общества. 1998 . № 23.
3. Коулман Дж. Капитал социальный и человеческий // Общественные науки и современность. 2001. № 3.
4. Парсонс Т. Система современных обществ /Перевод, с англ. - М.: Аспект Пресс, 1998.
5. Патнэм Р. Чтобы демократия сработала. Гражданские традиции в современной Италии. - М.: Ad Marginem, 1996.
6. Селигмен А. Проблема доверия / Перевод с англ. - М: Идея-Пресс, 2002.
7. Урбан М. Социальные отношения и политические практики в посткоммунистической России // Полис. 2002. № 4.
8. Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и созидание благосостояния //Новая индустриальная волна на Западе. Антология /Под ред. В. Л. Иноземцева. - М: Academia, 1999.
9. Эфендиев А. Г. Социальные взаимодействия: формы, типы и принципы регуляции / Общая социология: Учебное пособие / Под общ. ред. А. Г. Эфендиева. - М.: ИНФРА-М, 2000.
10. Giddens A. Modernity and self-identity. - Stanford (Col.) Stanford univ. press, 1991.
11. Giddens A. The consequences of modernity. - Stanford: Stanford univ. press, 1990.
12. Govier P. Distrust as a practical problem // Journal of social philosophy. - Vilanova. 1992. -Vol. 23. №3.
13. Sztompka P. Mistrusting Civility: Predicament of a Post-Communist Society // Real Civil Society. Dilemmas of Institutionalization / Ed. by J. C. Alexander. - Guitdford, Surrey: Biddies Ltd., 1998.
THE CONFIDENCE PHENOMENON AND ITS SOCIAL FUNCTIONS
G.M. Zabolotnaya
Tumen State University Semachova str., 10, 625003, tumen, Russia [email protected]
The author analyzes the contemporary sociological approaches to the nature and functions of confidence. The factors determining this phenomenon significance increase in social life are touched upon in the article.
