Научная статья на тему 'Феномен "Болотной площади" как свидетельство формирования нового социально-политического типа в России'

Феномен "Болотной площади" как свидетельство формирования нового социально-политического типа в России Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
234
39
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПРОТЕСТНОЕ ДВИЖЕНИЕ / PROTEST MOVEMENT / ФАЛЬСИФИКАЦИЯ НА ВЫБОРАХ / FALSIFICATION OF THE DATA OF VOTING / СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА / SOCIAL GROUP / КРЕАТИВНЫЙ КЛАСС / CREATIVE CLASS / "МАЛЫЙ НАРОД" / 'MINORITY PEOPLE'

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Борисова Е.Г., Манохин И.В.

Статья посвящена анализу массовых (сравнительно с предыдущими) выступлений жителей Москвы, а также ряда других городов в декабре 2011-2012 гг. под лозунгом «борьбы за честные выборы». Обращается внимание на социальные характеристики участников и их систему взглядов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The phenomenon ‘Protests on Bolotnaya Square’ marks the appearance of a new social type in Russia

The article deals with massive protest activity of moscovites in 2011-2012 in support of the ‘honest elections’. The social characters of the participants and their ideology are under investigation.

Текст научной работы на тему «Феномен "Болотной площади" как свидетельство формирования нового социально-политического типа в России»

ПОЛИТОЛОГИЯ

УДК 32.019.5

Е. Г. Борисова, И. В. Манохин

Борисова Е. Г., доктор филологических наук, профессор; профессор каф. связей с общественностью МГЛУ; e-mail: egbor@mail.ru

Манохин И. В., кандидат исторических наук, и.о. ректора МГЛУ; e-mail: manokhin@linguanet.ru

ФЕНОМЕН «БОЛОТНОЙ ПЛОЩАДИ» КАК СВИДЕТЕЛЬСТВО ФОРМИРОВАНИЯ НОВОГО СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО ТИПА В РОССИИ

Статья посвящена анализу массовых (сравнительно с предыдущими) выступлений жителей Москвы, а также ряда других городов в декабре 2011 — 2012 гг. под лозунгом «борьбы за честные выборы». Обращается внимание на социальные характеристики участников и их систему взглядов.

Ключевые слова: протестное движение; фальсификация на выборах; социальная группа; креативный класс; «малый народ».

E. G. Borisova, I. V. Manokhin

Borisova E. G., Advanced Doctor (Philology), Professor; Professor, Chamber of Public Relations, MSLU; e-mail: egbor@mail.ru

Manokhin I. V., PhD (History), Acting president, MSLU; e-mail: manokhin@linguanet.ru

THE PHENOMENON 'PROTESTS ON BOLOTNAYA SQUARE' MARKS THE APPEARANCE OF A NEW SOCIAL TYPE IN RUSSIA

The article deals with massive protest activity of moscovites in 2011-2012 in support of the 'honest elections'. The social characters of the participants and their ideology are under investigation.

Key-words: protest movement; falsification of the data of voting; social group; creative class; 'minority people'.

1. Всплеск уличной активности -неожиданность или закономерность?

Декабрь 2011 г. порадовал (или огорчил) всплесками «народной активности». В течение последних десяти лет уличные акции,

проводимые КПРФ (регулярные митинги с социальными требованиями), родительскими и связанными с ними организациями, в частности, «Народным Собором» по проблемам ювенальной юстиции, акции «несогласных» (правозащитных организаций, маргинальных по численности и поддержке населением) собирали относительно небольшое количество участников1: от нескольких десятков до 2-5 тыс. человек2.

И это притом, что «для поддержки» на эти мероприятия приезжали единомышленники из других городов. Заметим, что это относится и к митингам по весьма животрепещущим темам. Например, рост расходов населения на оплату услуг ЖКХ оказался, по различным оценкам, восьми- и десятикратным за последние десять лет, притом что доходы беднейших слоев населения значительно отставали от этих цифр. То же самое можно сказать и о проблеме, известной в нашей информационной сфере как «ювенальная юстиция»: изъятие детей из семей по относительно малозначительным предлогам, расширение прав органов опеки на вмешательство в частную жизнь семьи и т. п. Проблемы горячо обсуждались в Сети, в прессе, однако массовые акции были относительно скромными, хотя в их организации принимала участие церковная общественность (благословение, использование приходских информационных ресурсов для оповещения об акции и т. п.).

После откровенно, можно даже сказать, демонстративно сфальсифицированных выборов в Госдуму в Москве, Санкт-Петербурге и в других крупных городах на улицы вышли люди, количеством в разы превосходя все аналогичные протесты по поводу предыдущих фальсификаций. А таких протестов было немало: практически после каждых значительных выборов Штаб протестных действий (структура, возглавляемая КПРФ) организовывал митинги (первый нам известный - в августе 1996 г., после президентских выборов), где приводились конкретные данные о нарушениях при подсчете голосов,

1 Мы не рассматриваем «праздничные» - 1 и 9 мая и 7 ноября акции коммунистов, шествия профсоюзов, студентов и пр., участие в которых не связано с выражением недовольства гражданина.

2 Данные о количестве участников разнятся у органов правопорядка и организаторов митинга. Мы ориентируемся на инсайдерские источники организаторов, которые стремятся объективно «для своих» отразить численность участников. Впрочем, для обнаружения отмечаемых нами тенденций достаточно и весьма приблизительной оценки - в разы, а то и на порядок.

а также об акциях против наблюдателей - их удалении, задержании под предлогом препятствия выборам и т. п. Приводились и сведения об инициированных уголовных делах по факту фальсификации, даже о вынесенных ранее приговорах председателям участковых избирательных комиссий. Однако и эти митинги многочисленностью не отличались.

Правда, иногда на местных выборах обман приводил к вспышкам, например, при явной фальсификации результатов выбора мэра подмосковного наукограда Жуковского народ дошел до местного Белого дома и даже чуть не заставил неправедно проигравшего кандидата занять место, от чего тот уклонился.

Но, в основном, митинги протеста против фальсификаций проводили коммунисты, а к ним народ, как мы показали выше, не ходит, даже чтобы протестовать против роста тарифов ЖКХ, при том, что поддержка на голосовании и при опросах оказывается немалой - за КПРФ голосуют от 10 до 50 % населения, что уступает (без учета региональных различий) только «партии власти». Однако протесты против обмана на выборах у коммунистического электората энтузиазма не вызывают: от властей и не ждут иного.

Заметим, что и череда выступлений против фальсификации началась с митинга, организованного КПРФ в Новопушкинском сквере в понедельник 5 декабря, т.е. на другой день после выборов. Митинг был заявлен заранее, что, видимо, было следствием опыта всех предыдущих выборов, которые не прошли без фальсификаций. Он был относительно многолюден (3-5 тыс. человек, больше, чем обычно собирают коммунисты на этом месте), выступления были достаточно острые, причем слово предоставлялось не только собственно членам КПРФ. На Тверской и Тверском бульваре стояла техника, но все проходило мирно, а офицеры полиции охотно вступали в беседу и выражали поддержку митингующим.

В это же время аналогичный, тоже заранее согласованный (по заявке малоизвестной организации «Солидарность») митинг проходил у памятника Грибоедову на Чистых прудах. Там собравшиеся попытались направиться к Центральной избирательной комиссии по Мясницкой, были остановлены, произошла стычка и задержания. Тогда в телерепортажах прозвучало и имя А. Навального, представленного как «блогер». Одновременно Сергей Удальцов и ряд других

оппозиционных (преимущественно, левых) политиков вели переговоры с мэрией о согласовании митинга на площади Революции с шествием 10 декабря. Несколько политиков и политических групп высказали желание присоединиться к «левофронтовцам», в результате мэрия повела переговоры с Борисом Немцовым и дала согласие на митинг, но не около Кремля, а на Болотной площади, где ранее проходили митинги «Народного Собора» и других традиционалистов (Левый Фронт прошел туда от площади Революции с флагами, но задержанных не было). Состоявшийся там 10 декабря митинг и положил начало феномену Болотной1.

Заметим, что и в дальнейшем КПРФ, «Яблоко», ЛДПР проводили митинги против фальсификации выборов. На митинге КПРФ на площади Революции выступали молодые коммунисты, представители внепартийных групп наблюдателей, даже «Яблоко» и ЛДПР. Было много остроумных плакатов и т. п. Однако число участников было недостаточным даже для того, чтобы заполнить отведенное место (около 3-5 тыс. чел.). То же самое можно сказать о численности других митингов, кроме организованных теми лицами, что и митинг 10 декабря: в конце декабря прошел митинг на проспекте Сахарова, в феврале - снова на Болотной. Затем прошел ряд акций, использовавших технологии «Occupy Wall-street» («окупайАбай» на Чистых прудах, затем на Кудринской площади), было шествие 6 мая в связи с инаугурацией Президента Путина, закончившееся потасовкой (правовую сторону вопроса мы сейчас рассматривать не будем).

2. Митинги «белоленточников» -этап в политической жизни страны

Главное, что поразило тогда всю общественность: и пришедших на митинг 10 декабря, и журналистов, и население - огромное, по сравнению с предыдущими протестными акциями, количество участников. Причем в одних рядах оказались и представители общественных организаций, даже левые, и «просто граждане». Социологический анализ проводился группой исследователей из Франции и студентов-социологов, создавших «НИИ митингов» и проводивших опросы,

1 Приводимые сведения основаны на личных наблюдениях авторов, отслеживании ситуации в текущей прессе и контактах с рядом организаторов и участников мероприятий.

направленные как на определение социально-демографических характеристик митингующих, так и на выявление их взглядов и настроений [1].

Известно, что 10 декабря на первый «Болотный» митинг вышли как «неорганизованные» граждане, так и представители партий и групп. Из числа «левых» на митинге, наряду с «Левым фронтом» -соорганизатором митинга, были и другие группы под красными флагами, в частности, отколовшаяся от городской организации КПРФ группа («альтернативный горком»). Были и сторонники КПРФ, пришедшие «без опознавательных знаков». Наличие националистов на том митинге отмечено не было. Были опознавательные признаки партии «Яблоко» (флаги белого цвета с эмблемой и названием). Заметим, что раздаваемые тогда и потом белые ленточки, ставшие символом этого движения, использовали цвет этой партии.

3. Altera pars

В любом противостоянии полезно видеть противоположную сторону. В случае с «белоленточным движением» такой стороной были объявлены «сторонники Путина», что выводило все другие политические силы за рамки политической активности в период избирательной президентской кампании.

Между тем противостояние «Болоту» начал С. Кургинян, создавший к тому времени собственное движение «Суть времени» (www.eot. su), которое имело целью «предотвратить новую перестройку». В его выступлениях и публикациях по меньшей мере за год до «болотных» выступлений говорилось об опасности либерального реванша, ведущего, по его мнению, к развалу России, как перестройка-90 привела к развалу СССР. В противодействие этому тренду С. Кургинян попытался создать общественную организацию, получившую название «Суть времени» (перифраза названия телепередачи «Суд времени», после которой С. Кургинян получил известность). В противовес «болотным» выступлениям 24 декабря 2011 г. был проведен «антимитинг» на Воробьевых горах, который должен был собрать всех противников режима, не поддавшихся на агитацию либералов (один из лозунгов был «Против ВСЕХ жуликов и воров»). Митинг собрал от полутора до пяти тысяч участников, что примерно соответствовало результатам активности КПРФ.

Заметим, что следующее мероприятие, назначенное как самостоятельный «антиоранжевый» митинг на Поклонной горе (4.12.2012), проводилось уже при официальной поддержке, и сторонники Кургиняна и противники либерального реванша «утонули» в ста тысячах участников, собранных из разных городов и весей в поддержку Путина. У нас нет основания утверждать, что все эти люди, бродившие или плясавшие на морозе с трехцветными знаменами, на самом деле не поддерживали В. В. Путина как кандидата в президенты. Однако мероприятие такого рода нельзя рассматривать как средство выражения позиции, так как для многих участие было связано с определенным давлением работодателей, перспективой денежной компенсации и т. п.

Следующий самостоятельный митинг кургиняновцев 23 февраля у Главного входа на ВВЦ вновь собрал около 3 тыс. участников. В дальнейшем внимание движения концентрировалось на проблемах воспитания и образования детей.

«Антиболотную» позицию в конце концов заняли и центральные органы КПРФ. Если сначала коммунисты входили в Оргкомитет «бе-лоленточного» митинга на проспекте Сахарова и их представитель О. Н. Смолин должен был получить слово, то после того, как слово депутату и известному деятелю так и не дали, представители КПРФ сдержанно говорили о неприятии нового протестного движения (хотя один из организаторов этих мероприятий Сергей Удальцов подписал с Зюгановым отдельный договор о поддержке последнего на выборах). В дальнейших митингах и «гуляниях» участвовали только члены других коммунистических партий, отколовшаяся часть Московской городской организации, а кроме того, отдельные члены КПРФ по своей инициативе: они видели в многотысячных митингах выражение воли народа.

Несомненно, «антиоранжевую» позицию заняли православные, традиционалистские организации, а также антиглобалисты, давно, с 2005 г., активно участвующие во всех «антиоранжевых» акциях.

4. Кто вышел и кто не вышел на Болотную

Итак, мы видим, что далеко не все оппозиционно настроенные силы поддержали движение «белоленточников». Хотя идеологи последнего и пытались представить вышедших на Болотную площадь единственной оппозицией («кто не с нами - тот с жуликами и ворами»),

традиционные оппозиционно настроенные группы «красных» и «православных» продолжали занимать свои позиции. И это отразилось, к примеру, и на президентских выборах, где Зюганов получил серьезную поддержку даже в Москве (хотя и уступил очень немного в столице либеральному кандидату М. Прохорову, появлявшемуся с белой ленточкой). Однако проголосовавшие за Зюганова 12 млн избирателей (по Москве - более 800 тыс.) ни разу не вышли такой сплоченной массой, как сторонники либералов.

Для объяснения феномена «голосуют, но не выходят» необходимо принять во внимание социально-психологические факторы, которые частично были выявлены в исследованиях социологов, причем не только «НИИ митингов», но и ВЦИОМ и ряда других. Частично нам удалось получить данные в ходе лингвополитологических исследований, также проходивших в форме опросов. В частности, через оценку абстрактной лексики делались выводы о картине мира опрашиваемых. Задавались также вопросы о профессии, имущественном положении и отношении к политическим силам. Опросы проводились на митингах «белоленточников» 4 февраля, на коммунистическом и «кургиня-новском» митингах 23 февраля.

В целом данные социологов показывают картину сходства социального состава практически всех участников митингов, несмотря на их различную направленность (приведенных строем на проспект Сахарова и другие «белоленточные» митинги участников националистических организаций следует вынести за скобки - это не было вопросом их воли, а скорее определенными играми их лидеров).

Наши собственные наблюдения, проводившиеся уже в 2012 г., на зимних акциях, показывают, что среди участников были люди разных возрастов и взглядов. Видимо, можно согласиться с приводимыми «НИИ митингов» данными о большом количестве людей моложе 35 лет и еще большем преобладании в этих группах людей с высшим образованием или студентов (нам за время обследования встретился только один взрослый, не имеющий высшего образования, против примерно ста, его имеющих или получающих). Наши данные показывают и большой разброс в уровне доходов: практически не удалось определить преобладающую группу, были и малообеспеченные (пенсионеры, временно неработающие, преподаватели), и люди со средним доходом (программисты, мелкие предприниматели). Часть

называли себя «хорошо обеспеченными», однако более подробных сведений не давали.

Следует заметить, что практически все, отвечавшие на наши вопросы, сообщили, что они начали выходить на митинги протеста только после выборов 4 декабря, причем выходили только на «бело-ленточные», а о протестных митингах «Яблока», КПРФ и других даже не слышали.

Сходство «белоленточников» с кургиняновцами едва ли не полное: довольно высокий уровень образованности, средний (с большими разбросами) уровень доходов. На митинге КПРФ было отмечено меньшее число молодых людей, однако в целом там тоже были представлены и молодые, и состоятельные, и «продвинутые пользователи Интернет». Естественно, политические предпочтения различались, например на митинге С. Кургиняна было примерно поровну сторонников Путина и Зюганова. Различались и некоторые ценности, так, слова «демократия» и «предприниматель» были почти единодушно оценены положительно «белоленточниками», достаточно высоко кур-гиняновцами и гораздо ниже участниками митинга КПРФ. Однако, к примеру, «свобода» была оценена очень высоко всеми, достаточно высокие баллы без видимой корреляции с идеологией митингов получила «справедливость». Интересно, что и слово «революция» в целом не очень высоко оценивалось всеми (хотя «красными», конечно, выше). Это говорит об общности ядра картины мира всех активных участников протестных выступлений при заметном различии на более поверхностном, идеологическом, уровне.

Главной особенностью «белоленточников» можно считать то, что они до декабря 2011 г. ни разу не выходили на акции протеста политического характера (у многих, приходивших на кургиняновские митинги, был некоторый опыт участия в митингах против ювенальной юстиции, однако в коммунистических протестах они тоже не участвовали). И это при том, что КПРФ организует протестные мероприятия не только по коммунистическим праздникам (традиционные шествия 7 ноября, 1 и 9 мая), но и в связи со многими событиями, значимыми и для среднего класса, например, по реформе образования. Даже борьба за честные выборы была традиционной темой для КПРФ: митинги проводились едва ли не после каждых значимых выборов, собирались сведения и подавались в суды и прокуратуры данные о нарушениях

(кстати, в сборе этих данных участвовали и либеральные наблюдатели от СПС и «Яблока»). Однако об этих митингах никто из опрошенных нами участников «белоленточных» мероприятий даже не слышал (конечно, в более репрезентативных выборках результаты могут отличаться, однако общая тенденция «до нас протестов не было», несомненно, просматривается).

В связи с этим необходимо обратить внимание на политику СМИ в отношении протестных мероприятий в последние двадцать лет. В 90-е гг. и довольно долго после них основным лейтмотивом передач о выступлениях протестующих «красных» была попытка их принизить, связать желание выходить на площадь с их отсталостью, глупостью, неумением «вписаться в новые реалии». Если наиболее массовые мероприятия и получали отклики на ТВ, то показывались лица стариков, иногда возбужденные, что наводило на мысль об их неадекватности. Им часто противопоставлялись «мирные обыватели», отправившиеся на дачу или занятые домашними делами. Поскольку других массовых акций в те годы практически не было, то и общее впечатление от протестной акции сводилось к представлению: «Вменяемые туда не ходят!». Видимо, этому способствовали и мероприятия ЛДПР, часто посещаемые из желания посмеяться над их лидером В. В. Жириновским, который в своих речах неоднократно давал для этого повод.

В дальнейшем СМИ сводило любые упоминания о крупных акциях протеста к минимуму. Например, на ТВ практически не отражались даже многотысячные коммунистические (и общепатриотические - там несли и хоругви) шествия на День Победы.

Представления об акциях протеста у молодежи отражались в их поведении: когда им доводилось оказаться рядом с соответствующими акциями, они обычно реагировали смешками, даже не прочитав лозунгов (нередко вполне отвечающих их интересам, например, в связи с реформой образования). Лингвополитологические опросы показывали негативную оценку слов «митинг», «забастовка» - как в этой возрастной группе, так и у многих людей постарше.

В последние годы при появлении протестных движений с участием либералов (например, «Стратегии 31», выступавшей за свободу собраний), освещение протестных акций этих движений стало в либеральных СМИ гораздо более активным. Более того, и на основных

федеральных каналах ТВ, к тому времени не вполне контролировавшихся либералами, о таких акциях сообщалось, тогда как более многочисленные коммунистические митинги обычно оставались без внимания.

Однако всплеск интереса к протестным акциям произошел в конце 2011 г. Столкновения 5 декабря на Чистых Прудах достаточно подробно освещалось на основных каналах ТВ. Отражались также перипетии с получением разрешения на митинг 10 декабря. Таким образом, к этому времени достаточно большое количество населения Москвы знало о нем. Более того, благодаря либеральным СМИ (радио «Эхо Москвы») и уже весьма распространенным социальным сетям многим стало известно, что мероприятие престижное, будут культовые фигуры, причем культовые для разных целевых аудиторий - от Ксении Собчак до Гари Каспарова, от Бориса Немцова до Ильи Пономарева (в прошлом активиста левых). Это обеспечило выход количества людей, существенно превосходящего то, что наблюдалось на шествиях в поддержку «Стратегии 31», против реформ образования и ЖКХ и т. п.

5. «Креативный класс» или «офисный планктон»?

Для того чтобы понять, почему вполне мирно сидевшие по домам обыватели и смеявшаяся над митингами молодежь вдруг поддались на призывы и вышли на площадь, попытаемся проанализировать место массовых протестов в картине мира наших соотечественников.

Представления об устройстве мира формируются в течение столетий и зависят как от социальных факторов («Бытие определяет сознание»), так от географических (природные условия, ландшафты, соседи и т. п.), а также наследуются из духовных традиций, сохраняемых веками1. Для традиционного общества выделяются одни параметры (коллективизм, вера в заповеди предков, уважение к семейным ценностям), для общества модерна - другие (индивидуализм, вера в позитивное знание, демократические ценности). Конечно, надо иметь в виду, что многие аспекты картины мира сохраняются еще долго

1 Это философское понятие, первоначально связанное с противопоставлением способа обработки информации о мире (мифологическая, религиозная, научная картина мира), уже в ХХ в. была «привязана» к национальным особенностям мировосприятия. Картины мира различных народов в русскоязычной традиции описывались в трудах Г. Гачева.

после наступления эпохи, чьи экономические условия диктуют их изменение.

Национальная картина мира русских представляется еще более сложной в связи с тем, что такие признаки модерна, как индустриализация, просвещение, снижение религиозности, происходили в условиях, «консервировавших» ценности традиционного общества: коллективизм, космизм, родственные связи. Это произошло в результате создания в СССР социализма, разрушившего многие традиционные структуры, но в то же время не сломавшего их в корне, мобилизовавшего народ на системные изменения с опорой на традицию [3]. Однако общие закономерности формирования народного сознания, в частности зависимость от условий существования, не могли не сработать и в данном случае. Большое количество авторов еще в советскую эпоху говорили об изменении потребностей, интересов, взглядов в связи с происходящей в СССР урбанизацией, что, в свою очередь, было следствием индустриализации и дальнейшего научно-технического развития [3].

При этом сдвиги в сознании и представлениях происходили неравномерно в разных социально-демографических группах: интеллигенция оказывалась впереди тренда, рабочие, даже получившие хорошее образование, в большей степени оставались на старых идейных позициях. Естественно, новое легче воспринималось молодежью. Кроме того, играли роль и психофизиологические характеристики людей: некоторые более восприимчивы к новому, другие более осторожны и т. п.

К концу советского периода (к тому времени, когда Ю. В. Андропов сказал, что «мы не знаем общества, в котором живем»), в нашем сообществе прослеживались следующие настроения (в первую очередь, мы говорим о русских, хотя эти же тенденции просматривались и в других этносах, составлявших «советский народ»). Народ в целом (даже наиболее «передовая» его часть) сохраняли и ценили такие представления, связанные с традиционным обществом, как коллективизм, патриотизм, справедливость, уважение к истории. В то же время культивировавшаяся в советское время устремленность вперед, вера в научный прогресс, знания, а также повышение образовательного уровня большинства населения привело к формированию определенного презрения к «старому», отказу от традиций, росту веры

в собственные силы, что соответствует представлениям человека модерна. Если в основной массе населения эти противоречивые тенденции как-то уживались, то для некоторых групп, более всего втянутых в «прогресс», это приводило к отказу от традиционных ценностей и к ориентации на страны, где ценности «нового времени» провозглашались открыто и даже агрессивно - западной цивилизации (конечно, и там сохраняются многие традиционные ценности, иногда даже делается попытка их реанимации, однако это далеко выходит за пределы рассматриваемой в статье тематики).

То, что такие группы людей сформировались в рамках нашего этно-государственного сообщества уже давно, позволило И. Р. Шафа-ревичу (вслед за О. Кошеном) ввести термин «малый народ» [5]. Речь идет о сообществе, чьи взгляды уже достаточно заметно отличаются от мнения основной массы народа. Такое сообщество образовалось в мегаполисах к началу перестройки и составило ее основную движущую силу. Видимо, ожидалась ее лидирующая роль и в ходе реформ, и уже возникло наименование «новые русские». Однако ведущие позиции захватил криминал, к которому и было применено это наименование.

Заметим, что представления об участии в массовых акциях напрямую связано с картиной мира. Митинги и шествия в странах Запада представляют собой заметную составляющую общественной жизни. На них выходят сотни тысяч и даже миллионы людей. Публичное заявление о своей позиции считается необходимым для того, чтобы власти могли принимать решения, отвечающие интересам протестующей части населения. Видимо, здесь можно применить метафору торга: чтобы добиться приемлемых условий, надо всячески отстаивать их, и публичное выражение мнения - одна из составляющих этой деятельности. Наиболее близкая к западному мировоззрению часть советского общества - интеллигенция мегаполисов - активно, даже радостно восприняла эту установку и в 1989-91 гг. принимала участие в многотысячных (гораздо более многолюдных, чем даже митинги на Болоте) акциях, организованных «демократами».

Несколько иначе обстоит дело с традиционным представлением о митинге или демонстрации. Как правило, в России массовый выход народа был связан с решением конкретных задач: подача челобитной (петиции) царю, выдача «головой» ненавистных бояр, заявление о забастовке (в городе) или готовности громить усадьбу в селе.

Демонстрации в западном понимании собирали в первую очередь студентов. В дальнейшем, по мере индустриализации и развития капиталистических отношений, в демонстрациях и митингах стали принимать участие и рабочие. Однако у них они нередко принимали формы традиционных сходов (как, к примеру, на реке Талка около Иваново-Вознесенска в 1905 г.). Митинги 1917 г. до некоторой степени играли еще и информационную роль: граждане приходили туда, чтобы послушать политиков и определить свою позицию.

В Советском Союзе зародившаяся традиция протестных акций была пресечена и направлена в русло массовых мероприятий, скорее праздничного характера, во многом принудительных. В традиционном информационном пространстве любое публичное заявление своей позиции было очень значимой акцией, и заявление о несогласии с курсом властей жестко пресекалось.

К концу 80-х гг. западное представление о приемлемости публичного заявления своего мнения разделялось теми, кто уже в чем-то перешел к западной системе ценностей. Помимо уже упоминавшейся интеллигенции скорее либерального настроения таковыми были и убежденные сторонники коммунизма, увидевшие сходство ситуации в стране с тем, что происходило в капиталистических странах и встречало отпор в виде демонстраций трудового народа. В 1990-1993 гг. митинги «красных», организуемые в первую очередь В. И. Анпило-вым, были не менее многолюдными, чем митинги либералов.

Большинство населения, однако, не принимало этой формы самовыражения, даже тогда, когда понимало ее необходимость. Проведенный 23 февраля 1991 г. «контрмитинг» против развала СССР был менее многочисленным, чем проводимый накануне митинг демократов, и состоял, в основном, из военнослужащих, которые разделяли лозунги митинга, но, как они признались, «пришли потому, что начальство порекомендовало». Не было массовых акций и сторонников ГКЧП, хотя таковых было по стране немало.

Общие пропагандистские установки на бессмысленность митингов, а также открытое игнорирование всех требований их участников демократическими властями привело к тому, что число желающих выходить на акции протеста стало с 1995 г. падать. В отсутствие возможности достижения результата многие прежние участники не захотели ходить без толку, только ради демонстрации своего мнения, что

было бы естественно для тех, кто принял западный взгляд на вещи. В свою очередь сторонники демократической власти все 90-е гг. и достаточно долго после них не считали политику властей заслуживающей протеста.

К 2010-м гг. прослойка, разделяющая западные ценности, увеличилась, особенно в мегаполисах, за счет той молодежи (18-45 лет), которые с одной стороны, воспитывались в условиях агрессивной пропаганды этих ценностей, а с другой - смогли занять экономическую нишу «обслуги» (менеджеры госструктур и крупных фирм, мелкий бизнес, хорошо оплачиваемые работники: журналисты, программисты, врачи и учителя частных структур, работники автосервиса, охранники значимых персон и т. п.), которая способствовала формированию западных ценностей: индивидуализма, готовности к жесткой конкуренции, представлении о «едином мире» и т. п. Фактически основной состав участников протеста (включая и «любопытствующих») так или иначе относился к этой группе. К ней примыкали и люди старших возрастов, «отметившиеся» еще на перестроечных митингах (как показали наши наблюдения, их было около 10 % всех участников). Как мы уже говорили, эта группа населения имела близкие, «модерные» взгляды еще с советского времени. Если говорить о «красных» участниках этих мероприятий, то у них тоже еще с советских времен сформировались определенные представления о поведении масс в современную эпоху, и массовые мирные протесты, характерные для Запада, занимают там важное место.

Встает вопрос о социальных характеристиках основной группы участников «белоленточных» протестов. В прессе они были названы поначалу средним классом. Затем, в виду неопределенности этого термина в наших условиях, к этой группе применили термин «креативный класс» [6]. Поскольку вопрос о творческом характере работы большинства участников вызывал сомнение, противники «белолен-точников» не очень охотно соглашались использовать этот термин, применяя как уже устоявшееся наименование «офисный планктон», так и выражение «сетевые хомячки». Однако если отказаться от оценочного характера и других коннотаций перевода английского creative слова «творческий», а ограничиться только причастностью этой группы к эпохе «постмодерна», то наименование можно принять.

Учитывая разницу в представлениях и картине мира, мы можем попытаться объяснить и такой, на первый взгляд, парадоксальный

феномен, как отсутствие массовых выступлений наиболее уязвимых групп населения и выступление относительно обеспеченного сообщества, причем по проблемам, гораздо менее значимым для них, чем те, которые такого протеста не вызвали.

Однако остается непроясненным неожиданный всплеск активности именно в ответ на определенные призывы (при игнорировании тех же проблем ранее, при гораздо меньшем интересе к митингам даже социально близкого «Яблока» на ту же тему). Здесь надо обратить внимание на интересный феномен, уже обозначавшийся исследователями.

Выдающийся немецкий философ и социолог СМИ Н. Луман (№к1аз Luhmann) отмечал, что современный человек все свои знания и представления черпает из СМИ [4]. Это, возможно, преувеличение. Сейчас, кстати, можно было бы добавить и интернет-общение. Однако и в последнем случае такое обобщение не вполне отвечает наблюдениям (по крайней мере, в России). Однако существенный рост зависимости информированности человека нового времени от СМИ и других внешних источников по сравнению с традиционным человеком, во многом опиравшимся на сведения, полученные от родных и знакомых, несомненен. Это заставляет нас, исследователей положения в России, иначе взглянуть роль массовых коммуникаций в жизни группы, в наибольшей степени оторвавшейся от традиционных представлений. Если принять предположения Н. Лумана, следует списать парадоксальную активность выхода на площадь в 2011-2012 гг. именно на зависимость от СМИ определенного круга, которые позиционируют себя как оппозиционные, «противовес официозу». Несомненную роль здесь сыграли знаковые фигуры - как мы помним, их разнообразие заставляло полагать, что имеются в виду предпочтения разных групп, чьи взгляды не всегда совпадают. Наконец, значительную роль сыграл и пришедшийся на это время пик интереса к социальным группам, в том числе, и к Твиттеру. Однако вопрос о влиянии интернет требует отдельного рассмотрения.

7. Заключение

В таком случае, получается, что резкий всплеск активности большинства участников выступлений был спровоцирован усилиями в информационной сфере (хотя некоторые предпосылки в реальной жизни тоже имелись). Приходится также допустить, что именно

«креативный класс» оказывается наиболее чувствительным к воздействию через средства коммуникации. Кстати, эта гипотеза противоречит распространенному представлению «чем человек образованнее, тем он лучше противостоит манипуляции».

Мы не касаемся политического аспекта происходящих выступлений - это предмет отдельного политологического исследования. Однако очевидно, что действия по выводу людей на массовые мероприятия опирались на хорошо разработанные представления об их представлениях и предпочтениях. Это заставляет активизировать исследования особенностей социальной психологии россиян. При этом целесообразно применять как традиционные социологические, так и новые - социопсихологические, когнитивные, лингвополитологи-ческие исследования. Видимо, анализ общества без представления о ценностях и смыслах различных групп уже оказывается неполным.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бикбов А. Б. Методология исследования «внезапного» уличного акти-визхма (российские митинги и уличные лагеря, декабрь 2011 - июнь 2012) // Laboratorium : Журнал социальных исследований. - 2012. - № 2. -С. 130-163.

2. Борисова Е. Г. Лингвополитология: понимание политики через данные языка // Общение в аспекте понимания : сб. ст. - Кн. 1. - М. : Изд-во МГПУ, 2012. - С. 125-130.

3. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация : в 2 т. -

Книга первая. От начала до Великой Победы. - М. : Эксмо-Пресс, 2002. -640 с.

Книга вторая. От Великой Победы до наших дней. - М. : Эксмо-Пресс, 2002. - 768 с.

4. Луман Н. Реальность массмедиа / пер. с нем. А. Антоновского. - М. : Праксис, 2005. - 256 с.

5. Шафаревич И. Р. Русофобия. - М. : Эксмо, 2005. - 352 с

6. Florida R. The Rise of the Creative Class: And How it's transforming work, leisure, community and everyday life. - New York : Perseus Book Group, 2002. - 416 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.