CC BY
0Федотова М. С. Миф о Севастопольской обороне 1854-1855 гг. в культурной памяти Российской империи
СПб.: Издательство Европейского университета, 2022. 342 с.
В этом году отмечается 170-летие начала Крымской (или Восточной) войны 1853-1856 гг. Война стала крупным и переломным событием не только российской, но и мировой истории. Чем масштабнее событие, тем оно более мифологизировано, и тем более яркий след оно оставляет в национальной памяти.
Для России Крымский полуостров давно превратился в особое место на карте. Севастополь был и остается городом русской славы, это по-прежнему важнейший элемент национальной идентичности. Несмотря на не самый удачный исход кампании, Крымская война в российской историографии и национальной памяти до сих пор — абсолютно героическое событие. Как происходил процесс коммемо-рации (то есть закрепления) воспоминаний и воспроизведения истории военных событий 1854-1856 гг. в российском национальном воен-но-историческом нарративе, — об этом недавняя монография историка Марины Сергеевны Федотовой.
Интригующе звучит термин «миф» в названии книги. Автор предлагает рассматривать миф не как вымысел, фантазию, выдумку, не как то, чего не было, а, наоборот, как часть реальности, опыт, который современники событий переработали в существующие представления о прошедшем. Прошлое часто говорит с нами посредством мифов. Историю писали историографы, военные историки, которые следовали заведённым традициям батального повествования. В свою очередь, их работы дополняли мемуаристы и писатели, следовавшие литературным канонам изложения. В процессе создания национального пантеона войны использовался драматурги-
ческий и даже кинематографический подход. Исследователи как правило имеют дело с историей, которая всегда отчасти факт (реальное историческое событие), отчасти записанная словами история, которую кто-то создал, интерпретировав этот факт. Как отмечает автор, Крымская война принесла с собой не только совершенно новый боевой опыт, но и новые практики памяти, язык воспоминаний и восприятия войны.
Формирование памяти, как отмечает автор, началось ещё во время Восточной кампании, но образы войны в странах-участницах были различными. Севастополь и Малахов курган для французов и для русских это разные места памяти: для одних — символ победы, для других — героизма и стойкости. Для Франции победа стала возможностью взять своего рода реванш за поражение Наполеона I в 1812-15 гг., вернуть утраченные позиции в европейском концерте как ведущей державы на континенте. Сразу после окончания войны во Франции началось увековечивание наиболее значимых побед в топонимах. В Париже есть бульвар Севастополь, улицы Крыма и Евпатории, площадь Альма и мост Альма через Сену (названный в честь победы в Альминском сражении), проспект Малахов. Однако уже в 1870-е гг. Крымская война и её герои были заметно оттеснены событиями Франко-прусской войны, колониальными конфликтами, а в начале XX в. — Первой мировой войной.
Влияние войны на британское национальное сознание было очень сильным и в чём-то сопоставимым с влиянием на российское. В центре Лондона на площади Ватерлоо находится памятник павшим гвардейцам (солдатам и офицерам) в Крымской войне, воздвигнутый в 1861 г. Металлические части монумента были отлиты из трофейных русских пушек. Высшей государственной наградой в Великобритании и поныне остаётся «Крест Виктории», который был учреждён в 1856 г. для награждения солдат-героев Альминского сражения. Однако российская историческая память о Крымской войне — случай совершенно особый, и тому есть несколько причин.
Российская империя в XVIII — первой половине XIX вв. провела ряд успешных военных кампаний, приведших к территориальным завоеваниям. После череды победоносных русско-турецких войн и Отечественной войны 1812-14 гг. Россия окончательно закрепила за собой статус великой державы, став сильным соперником другим морским империям Европы — Великобритании и Франции. После 1812 г. Россия не воевала на континенте 40 лет. Тем острее ощущалась горечь от результатов Парижского мирного договора 1856 г. Необычайно унизительным для России был пункт о нейтрализации и демилитаризации Чёрного моря, запрещавший держать на его берегах военный флот, крепости и военно-морские арсеналы. Россия также лишалась своих завоеваний на Балканах, в Средиземноморье, утратив господствующие позиции на европейском континенте.
Рецензии, обзоры, рефераты
Оставление Севастополя и колоссальные потери вызвали тяжёлую реакцию в обществе. Выражаясь словами В. О. Ключевского, «Севастополь ударил по застоявшимся умам». Не менее тягостное впечатление было и у оставшихся в живых защитников города: для мо-ряков-севастопольцев это была не просто военно-морская крепость, а дом, место их службы и жизни. В ходе военной кампании империя Романовых получила необычайно важный для себя опыт: многое тогда случилось и было пережито впервые. В первый раз в истории флот и пехота защищали военно-морскую крепость. Россия столкнулась с колоссальными военно-технологическими и экономическими вызовами государственной системе. Вместе с тем, в ходе Крымской войны родились и воплотились в жизнь уникальные для своего времени технологические инновации в области медицины, военного дела, кораблестроения и др.
Главный вопрос, на который пытается ответить Марина Федотова: каким образом трактовка войны как болезненного военного поражения со временем сменилась восприятием войны как моральной победы. В центре внимания автора — долгий и сложный процесс формирования пантеона национальных героев и антигероев, того, как изменялся язык описания войны и боевых действий. Этому посвящены три объёмных главы исследования. На формирование культурной памяти о Севастопольской обороне оказывало влияние множество социокультурных факторов, таких как неминуемый военно-техноло-гический прогресс, давнее военно-морское соперничество двух империй — Российской сухопутной и Британской морской, адаптация культурных мифов, религиозных традиций России, и конечно, колоссальное влияние творчества графа Льва Толстого и нового языка.
Значение классической художественной литературы для России вообще трудно переоценить. Писатель в России благодаря богатству языка способен быстро и точно уловить и передать разные оттенки реальности и суть времени. Литератор в России — это сакральная и даже зачастую пророческая фигура. Особенно если речь идет о писателе, который оказывался на острие времени, — таком, как участник боевых событий граф Л. Н. Толстой.
Российской дипломатии удалось относительно быстро вернуть утраченные геополитические позиции в ходе работы мирной конференции 1871 г. Однако героизм русских моряков и защитников обороны Севастополя стали символом духовной победы и сформировали особый мифологический контекст, превративший Крым и Севастополь в национальном сознании в исконно российскую территорию (место памяти, фр. lieu de memoire).
История Севастопольской обороны для России — это прежде всего история о духовной победе, о героизме и стойкости русских людей, их самопожертвовании и любви к своей стране. Идея о приоритете духовной составляющей жизни — одно из неизменных начал
российского культурного кода. История о Севастопольской обороне — это повествование не о военном поражении, а устойчивый миф о духовном триумфе России над технологически более развитой, но морально ущербной Европой (Англия, Франция). Как отмечает исследователь, Севастополь, как и Бородино, стали главными элементами дореволюционной национальной славы, военными символами противостояния Европы и России, общеевропейской войны против империи Романовых.
В заключение позволю себе предоставить слово графу Л. Н. Толстому. В «Севастопольских рассказах» ему удалось сформулировать удивительно точные и верные слова о том, чем же стала оборона города для каждого русского человека, и как эти трагические события навсегда изменили Россию:
«Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, — это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа, — и эту невозможность видели вы не в этом множестве траверсов, брустверов, хитросплетенных траншей, мин и орудий, одних на других, из которых вы ничего не поняли, но видели её в глазах, речах, приёмах, в том, что называется духом защитников Севастополя. <...>
Из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая, высокая побудительная причина. И эта причина есть чувство, редко проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, — любовь к родине.
Только теперь рассказы о первых временах осады Севастополя, когда в нём не было укреплений, не было войск, не было физической возможности удержать его и всё-таки не было ни малейшего сомнения, что он не отдастся неприятелю, — о временах, когда этот герой, достойный древней Греции, — Корнилов, объезжая войска, говорил: «Умрём, ребята, а не отдадим Севастополя», — и наши русские, неспособные к фразёрству, отвечали: «Умрем! ура!» — только теперь рассказы про эти времена перестали быть для вас прекрасным историческим преданием, но сделались достоверностью, фактом.
Вы ясно поймёте, вообразите себе тех людей, которых вы сейчас видели, теми героями, которые в те тяжёлые времена не упали, а возвышались духом и с наслаждением готовились к смерти, не за город, а за родину. Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский...»
Э.О. Сагинадзе
Для цитирования: Сагинадзе Э.О. [Рец.] Федотова М.С. Миф о Севастопольской обороне 1854-1855 гг. в культурной памяти Российской империи. СПб.: Издательство Европейского университета, 2022 // Пути России. 2023. Т. 2. № 2. С. 112-115.
