CC BY
24
Дмитрий Денисов
российская венчурная компания
партнер проекта
Фарм-фактор
Кандидат медицинских наук Евгений Зайцев за десять лет работы в легендарной Кремниевой долине сделал впечатляющую карьеру венчурного капиталиста в области биотехнологий: партнер одного из основателей американской венчурной индустрии Франклина «Питча» Джонсона, соучредитель и руководитель венчурной компании Helix Ventures с целой серией
Евгений Зайцев
Основатель и генеральный партнер венчурной компании Helix Ventures (Калифорния, США), один из зачинателей SVOD (Silicon Valley Open Doors) — ежегодной инвестиционной конференции «Открытые двери в Кремниевую долину», экс-президент Американской бизнес-ассоциации российских профессионалов AmBAR.
Образование
Алтайский государственный медицинский университет, кандидат медицинских наук; бизнес-школа Стэндфорд-ского университета, МВА.
Бизнес-карьера
С 2001 года — партнер старейшей венчурной компании США — Asset Management Company. С 2009 года — соучредитель и генеральный партнер венчурной компании Helix Ventures, специализирующейся на инвестициях в биофармацевтику и медицинские технологии.
успешных инвестиции в высокотехнологичные стартапы за плечами. Многие его портфельные компании приходились по вкусу крупнейшим игрокам мирового фармацевтического рынка: корпорация Boston Scientific купила компании Enteric Medical Technologies и TriVascular, Baxter International приобрела Fusion Medical Technologies, Terumo Corporation поглотила MicroVention.
А продажа компании BiPar Sciences фармацевтическому гиганту Sanofi-aventis в 2009-м стала одной из самых заметных сделок года в мировом биотехе.
О том, как разрабатываются инновационные препараты в США и чего не хватает России для успеха на этом поприще, Евгений Зайцев рассказал «Бизнес-журналу» в трех монологах.
бизнес-журнал апрель #4 2011
Монолог первый
о механизме инновации на молекулярном уровне
Сейчас мы живем в революционные времена, когда кардинально меняется привычная бизнес-модель мировой биофармацевтической индустрии. В последние десять лет крупные фармацевтические компании, так называемая Большая Фарма, продемонстрировали весьма скромные способности в разработке инновационных препаратов. Они вкладывают в исследования и разработки огромные деньги, наперегонки наращивают объем инвестиций, при этом число выводимых ими на рынок новых препаратов из года в год снижается. Они уступают инициативу молодым стартапам в области биотеха, которые создают все больше инновационных продуктов и при этом значительно эффективнее используют капитал.
Сегодня роль крупных вертикально интегрированных компаний существенно меняется, они все больше превращаются в индустрию, которая занимается в основном производством, дистрибуцией и маркетингом создаваемой продукции. Это тоже хороший бизнес, но менее рентабельный, медленно растущий и требующий больших капитальных вложений. Мы же живем в постиндустриальную эпоху, когда молодые биофармацевтические компании уже не хотят превращаться в подобных неповоротливых монстров: они делают ставку на виртуальную интеграцию и высокую специализацию.
Начинается все с науки — причем, как правило, науки университетской: кто-то должен придумать новую молекулу, новый механизм действия, новый медицинский прибор. Вот почему университеты сегодня — важнейшая, базовая составляющая всей глобальной экосистемы инноваций. В США механизм лицензирования науки из университетских стен и превращения ее в интеллектуальную собственность частной компании хорошо отработан. Интеллектуальная собственность - главный актив подобных стартапов, а для венчурного инвестора такая компания — потенциальный объект инвестиций, поскольку в случае успешной коммерциализации технологии он может получить многократный прирост стоимости этого актива.
В Кремниевой долине, да и вообще в любом региональном инновационном центре США с высокой концентрацией биотехнологических компаний, существует развитая инфраструктура сервисных компаний, обслуживающих инновационный процесс. Если мне сегодня нужно запустить для какой-то из своих портфельных компаний доклинические испытания — провести токсикологические или молекулярно-биологические исследования, охарактеризовать молекулу (да все что угодно!) — я просто возьму в руки телефонную книгу и найду в ней по крайней мере полтора десятка компаний, которые способны выполнить такую работу на высоком
методическом уровне по международным стандартам. Инновационным стартапам невыгодно формировать внутри себя подобную инфраструктуру — нанимать высококвалифицированных специалистов и закупать оборудование. Они эту работу отдают на аутсорсинг, а себе оставляют только ключевые бизнес-функции, связанные с владением и развитием основного актива — интеллектуальной собственности, то есть той самой новой молекулы. Как правило, для этого внутри самой компании не требуются виварии, лаборатории, сложное оборудование для молекулярно-генетиче-ских исследований и структурного анализа белков — напротив, требуются специалисты, которые могут управлять инновационным процессом.
Наша портфельная компания BiPar Sciences, из которой мы как инвесторы успешно вышли в 2009 году, — прекрасный пример такого постиндустриального подхода. Компания занималась разработкой лекарства против различных форм злокачественных новообразований — в первую очередь против так называемого triple-negative рака молоч ной железы (это агрессивный рак, который почти не поддается ни одному из существующих методов лечения). В компании никогда не работало более двадцати человек, но это была группа разработчиков и управленцев высочайшего класса. На эту группу работали почти двадцать сервисных компаний-соисполнителей не только в США, но и в Европе, которые помогали с исследованиями, необходимыми для развития продукта. Синдикат венчурных инвесторов в ходе трех раундов вложил в компанию около $60 млн, которых хватило, чтобы за четыре года довести продукт до второй стадии клинических испытаний, после чего компания была продана за полмиллиарда долларов. Все шло, как по учебнику венчурного инвестирования.
Большая Фарма все больше своих R&D-долларов1 фактически тратит на приобретение малых инновационных компаний. Складывается система, в которой все занимаются своим делом: молодые фармацевтические компании разрабатывают новые продукты и доводят их до определенной стадии, а дальше их подхватывает Большая Фарма и начинает эти продукты выводить на рынок и продавать. И всем от этого хорошо.
Большая Фарма уступает инициативу стартапам в области биотеха, которые создают все больше инновационных продуктов и более эффективно используют деньги
1
R&D
(research & development), англ., - НИОКР
бизнес-журнал апрель #4 2011
55
Монолог второй
о том, как венчуру помогает невенчур
Создание и вывод на рынок нового лекарства — дело долгое и дорогое. Пять лет назад мы говорили о том, что появление на рынке одного нового препарата требует около двенадцати лет и $800 млн, сейчас и того больше — 12-15 лет и $1,2 млрд. Участие в процессе молодых инновационных компаний позволяет сэкономить если не время, то — деньги. На раннем (и потому самом рискованном) этапе разработки деньги достаются стартапам очень дорого. Поэтому им поневоле приходится тратить средства только на самое необходимое и использовать ровно столько капитала, сколько требуется.
Однако для того, чтобы описанная выше эффективная постиндустриальная модель функционировала, требуются не только «длинные» венчурные инвестиции. Нужна поддерживающая ее коммерческая сервисная инфраструктура. Это бизнесы, которые оказывают «неинновационные» по своей сути услуги, без которых, однако, инновационные процессы в био-техе просто невозможны.
Поясню на примере США, как протекает разработка препарата и какие это сервисы. Первый этап — доклинические испытания. Стартапу необходимо провести токсикологические тесты и исследования эффективности препарата на животных. Кроме того, в зависимости от конкретной программы и продукта, разработчикам могут понадобиться молеку-лярно-биологические исследования, структурный анализ молекулы, патогистология. Могут потребоваться биологические материалы, ткани и образцы клеток. Такие исследования проводятся в специализированных сертифицированных лабораториях по определенным стандартным операционным процедурам, с соблюдением надлежащих лабораторных принципов, установленных регулирующим органом. В США это FDA, агентство по контролю качества лекарств и пищевых продуктов. Такими исследованиями занимаются как специализированные компании, так и доклинические CRO — контрактные исследовательские организации, обеспечивающие комплексный набор услуг.
На основании доклинических результатов подается заявка IND (Investigational New Drug), которая позволяет FDA принять решение о возможности допуска
российская венчурная компания
партнер проекта
На раннем, а потому самом рискованном этапе разработки, капитал достается стартапам дорого. Поневоле приходится тратить средства только на самое необходимое
лекарства к исследованиям на человеке, то есть переити к клиническим испытаниям. По своим портфельным компаниям знаю, что такая заявка — это настоящее искусство; она может состоять из дюжины увесистых томов. Сотрудники компании и разработчики, конечно, могут знать, как готовить такие заявки. Однако ставки слишком велики, и опытные предприниматели нанимают для этой работы консультантов — специалистов по взаимоотношениям с регулирующими органами. Разные группы препаратов по химической структуре и разные медицинские показания могут требовать совершенно разных наборов испытаний и протоколов, и только настоящий профессионал способен сформировать программу исследований и систему взаимоотношений с FDA, которые обеспечат необходимый объем данных при минимальных затратах.
Для дальнейших этапов нужны контрактные производители — ведь для клинических испытаний вещество необходимо превратить в готовую лекарственную форму. Нужно выделить субстанцию (активный фармацевтический ингредиент, API), разработать и произвести формуляцию (смешать с другими ингредиентами, чтобы получилась таблетка, капсула или раствор для внутривенного введения) и, наконец, разлить, развесить, запечатать и упаковать. В США — целая плеяда контрактных производителей с очень гибким и легко масштабируемым производством. Они могут синтезировать субстанцию в количестве одного грамма — как опытную партию, а когда потребуется - увеличить объемы до нескольких тонн. Такие контрактные производители обслуживают нужды как инновационных стартапов, так и крупных фармкомпаний.
Затем разработка препарата вступает в стадию клинических испытаний, состоящую из трех основных фаз. Это огромный объем работы, требующий координации деятельности организаций в самых разных областях: формирование протокола и критериев отбора, рекрутирование пациентов, оформление необходимых форм согласия, логистика, анализ результатов. Цель клинической программы - доказать безопасность и эффективность (соответственно 1-я и 2-я фазы) на человеке, сначала в одном-двух клинических центрах, а затем во многих (3-я фаза), часто в разных странах и на разных континентах. Разумеется, эту работу делает не сама молодая инновационная компания, а опять-таки специализированные клинические центры и контрактные исследовательские организации. Итогом становится подача заявки NDA (New Drug Application) и получение разрешения регулирующего органа на маркетинг и продажу препарата. Однако налаживать свое или контрактное производство и дистрибуцию успешной инновационной компании в большинстве случаев не приходится: задолго до этого на нее находится профильный покупатель. За право купить нашу BiPar Sciences, например, сражалось три
бизнес-журнал апрель #4 2011
корпорации. В конце концов компания досталась фармацевтическому гиганту Sanofi-aventis, предложившему наиболее привлекательные условия и обладавшему необходимыми компетенциями и инфраструктурой для доведения продукта до рынка.
Стратегия инвестиций в биотех существенно отличается от других отраслей венчурного капитала. Здесь венчурный инвестор входит в компанию, не имеющую даже прототипа продукта, а выходит в момент, когда она еще до конца не завершила создание препарата. При этом такие компании продаются, когда у них нет не только собственных продаж, но даже разрешения на продажу продукта; то есть технически они все еще
являются «стартапами». За что же тогда платит корпоративный покупатель, поглощая такую компанию, да еще так щедро? За значительно выросшую в цене интеллектуальную собственность, снижение технологических рисков и перспективы денежных потоков, просчитать которые стало легче.
Что касается сервисной инфраструктуры, обслуживающей инновационный процесс в биотехе, то она не только имеет ключевое значение для эффективного функционирования биофармацевтической индустрии, но и создает огромное количество рабочих мест для специалистов высочайшего класса и многомиллиардные денежные потоки.
Монолог третий
о дыме отечества
У российской биофармацевтической индустрии высокий инвестиционный потенциал: это быстрорастущий и недообслуженный рынок, а саму индустрию ждет значительная консолидация в ближайшем будущем. Однако привлекательна ли сегодня Россия для того, чтобы заниматься здесь инновационным биотехнологическим бизнесом? Интересно венчурному инвестору привести сюда свою портфельную компанию или инвестировать здесь в российский стартап? Пока, к сожалению, нет. Я делаю первые шаги в этом направлении, как «венчурный капиталист российского происхождения», но пока с большой осторожностью.
Я сам в прошлом ученый и знаю, что российская наука, как бы ее сегодня ни критиковали — очень сильна и способна на генерацию нестандартных идей. Ученые в России есть, и выдумывать они умеют. Химики — одни из самых лучших в мире! В центрах коллективного пользования и научных лабораториях можно встретить самое дорогое и современное оборудование.
Казалось бы, все замечательно. Но специалисты и оборудование — это еще не инфраструктура. Нужны процессы и самоокупаемые бизнес-модели. Самобытность российской биологии и биомедицины заключается помимо всего прочего в том, что в нашей культуре научных исследований никогда не было стандартных операционных процедур. Любые научные эксперименты должны быть абсолютно воспроизводимы — в любой другой лаборатории, в любой другой стране — с теми же результатами. Однако высокий уровень исследовательской дисциплины в российской науке встречается нечасто.
Кроме того, поддерживающая инфраструктура для биотеха должна быть коммерческим сервисом — независимым, самоокупаемым, умеющим продавать свои услуги не только внутри страны, но и за рубеж. Вот ее-то пока в России нет — вернее, она существует лишь фрагментарно. Например, с клиническими испытаниями в стране все в порядке: в России работают представительства почти всех глобальных контрактных исследовательских организаций, есть также несколько отечественных, способных работать на хорошем методическом уровне. Но, за исключением нескольких хороших сервисных
компаний, нет всей цепочки сервисов, необходимых для превращения молекулы в лекарственный препарат. Для инвестора это неприятный факт: если он вложит деньги в российский биотехнологический стартап, ему придется выстраивать вокруг него всю недостающую инфраструктуру А это означает неэффективное использование капитала. Перспективные российские биомедицинские компании сегодня отдают свои доклинические программы на аутсорсинг в Европу и США. Эта примечательная тенденция, с одной стороны, свидетельствует о значительно возросшем
качестве российских разработок, с _
другой - означает, что россий ский капитал используется на сервисные услуги за пределами России.
Образуется порочный круг: инновационных компаний в российском биотехе мало, потому что не хватает инфраструктуры, а инфраструктуры не хватает потому, что при таком количестве стартапов она не сможет быть самоокупаемой. Эта сфера как
Российская наука способна на генерацию новых идей. Ученые в России есть. Есть и оборудование. А химики — одни из лучших в мире! Но инфраструктура — это не только люди и
техника
раз является хорошим полем для интервенции государства, которое по определению должно создавать условия для развития бизнеса. И, кажется, государство и его институты развития начинают это осознавать. Подтверждение тому — сформированные Российской венчурной компанией Инфрафонд и Биофонд РВК, целью которых как раз и является финансирование инфраструктуры. Один небольшой, но важный шаг к тому, чтобы в России сформировалась самодостаточная биофармацевтическая индустрия, создающая продукты, достойные глобального рынка.
бизнес-журнал апрель #4 2011
