CC BY
11Обращение к экономической группе факторов показывает, что именно либерализация рынка способна расширить возможности для трудоустройства населения. Нельзя не отметить результаты исследований, произведенных либертарианским канадским аналитическим центром Fraser Institute и демонстрирующих индекс экономической свободы мира (EFW) [4]. Согласно данным исследованиям допустимо измерить экономическую свободу конкретного государства по шкале от нуля до десяти. Полученный индекс отражает участие правительства в стабилизации цен, безопасность частной собственности, степень свободы торговли с иностранными агентами, а также эффективность регулирования кредитной и трудовой деятельности. Подобные исследования обеспечивают репрезентативность выводов о влиянии экономических факторов на частоту приговоров, связанных с тюремным заключением.
Однако даже некоторое повышение вариативности общественно опасных деяний в сфере экономической деятельности сдерживается снижением личных стимулов для преступной деятельности за счет выбора правомерного способа получить доход. Вместе с тем полагаем несостоятельным мнение о том, что экономически более свободные (с либеральной экономикой) страны сталкиваются с менее опасными насильственными преступлениями (в силу низкой социальной напряженности), и поэтому тюремному заключению подвергают меньшее количество преступников. Даже в рамках экономических факторов можно найти этому объяснение: в таких государствах существуют достаточные ресурсы (наряду со значительными инвестициями в правоохранительную деятельность) для широкого применения наказания в виде тюремного заключения к лицам, совершившим различные по степени общественно опасности преступления. Тщательное изучение статистических данных, представленных на сайте Международного центра тюремных исследований (International Centre for Prison Studies), показывает, что одни из самых высоких показателей тюремного заключения наблюдаются как раз в государствах с либеральной рыночной экономикой [5]. Не случайно Бернард Харкорт (Bernard Harcourt) аргументированно обосновывает, что широкое использование тюремного заключения способно создавать действенные условия для амортизации экономических потрясений [6, р. 63-77].
В специальных исследованиях уже достаточно давно обоснован тезис о том, что рост уровня трудовой занятости населения значительно сокращает численность заключенных [7, 8]. Однако следует учитывать, что подобная занятость может увеличивать рост государственных притязаний (требований) к социально одобряемому поведению той части населения, которая имеет стабильный заработок и соответственно ужесточать карательные притязания (в частности, за счет увеличения длительности тюремного заключения) к лицам, совершившим преступления как экономической направленности, так и общеуголовного характера. Не случайно Лоик Вакку-ант (Loïc Wacquant) аргументировано показал возможность использования тюремного заключения в качестве эффективного средства социального контроля в условиях неравенства в доходах, безработицы и экономической нестабильности [9]. В свою очередь Тапио Лаппи-Сеппала (Tapio Lappi-Seppälä) отмечает, что государства с либеральной экономикой зачастую не придерживаются строгих обязательств в отношении социальных прав и достаточных расходов на социальное обеспечение, что как раз и приводит к возрастанию преступности и, следовательно, к эскалации тюремного заключения [10, р. 344-351].
В рамках экономических факторов нельзя обойти вниманием государственные расходы на содержание правоохранительных органов, в частности полиции. Рост численности, профессионализма и технической оснащенности полиции объективно повышает эффективность профилактического воздействия на преступность. Так, исследователями было установлено, что рост их численности на 10 % снижает число насильственных преступлений от 4 до 10 %, имущественных -от 2 до 5 % [11, 12]. Также установлено, что с позиций эффективности профилактики преступности более целесообразным вариантом расходования бюджетных средств являются инвестиции в правоохранительные органы, нежели в исправительные учреждения [13]. Так, эластичность преступности по отношению к «тюремному населению» обнаруживается в интервале от -0,1 до -0,2, что значительно меньше эластичности криминала по отношении к полицейской деятельности (около -0,3, то есть 10-процентный рост вероятности оказаться в исправительном учреждении снижает уровень преступности на 3 %) [14, р. 3-7, 11-37; 15]. На основе микроэкономического анализа проблемы «двойных дивидендов» - одновременного снижение уровня преступности и «тюремного населения» - американские ученые Джейкоб Каплан и Аарон Чалфин (Jacob Kaplan, Aaron Chalfin) пришли к следующим небезынтересным выводам: 1) прием на полицейскую работу трех новых сотрудников обуславливает пополнение исправительного учреждения дополнительно
только одним заключенным (однако увеличение численности сотрудников полиции на 10 % уже приведет к росту «тюремного населения» на 5,4 %); 2) каждые дополнительно выделяемые на полицейскую деятельность 10 ООО долларов приводят к снижению количества «тюремных» приговоров на -0,01; 3) увеличение числа выявленных преступлений и задержанных лиц, их совершивших, не приводит к экспоненциальному росту осужденных, направляемых в исправительные учреждения (в среднем коэффициент конверсии составляет 30 % - удельный вес лиц, подвергнутых тюремному заключению, среди всех задержанных по подозрению в совершении преступления) [16, р. 173, 187-188]. Таким образом, исследователями отмечается, что инвестиции в правоохранительные органы не приводят к значительному увеличению числа исправительных учреждений и могут даже привести к сокращению числа заключенных в тюрьмах страны [16, р. 191].
Резюмируя рассмотрение экономических факторов, следует помнить «парадокс Мандеви-ля» и критически оценивать роль финансирования в существенном снижении осужденных, находящихся в местах изоляции от общества.
Рассмотрение политических факторов демонстрирует, что система демократических сдер-жек и противовесов способна сократить применение тюремного заключения. Вместе с тем может наблюдаться политизированность карательных притязаний в отношении определенной группы преступлений (в частности, преступлений экстремистской направленности) как ответ на соответствующие общественные притязания.
В определенной степени согласимся с позицией Д. Д'Амико и-К. Уильямсон (Daniel J. D'Amico, Claudia R. Williamson), которые наглядно показали, что тюремное заключение, сопровождающееся лишением избирательного права, может использоваться как инструмент в целях достижения избирательного пула и электорального преимущества. Кроме того, исследователями установлено, что электорат склонен требовать более суровых наказаний независимо от реальных тенденций преступности [17, р. 222]. Как отмечают Карлос Бердехо и Ноам Юхтман (Carlos Berdejo, Noam Yuchtman), политический истеблишмент информативно реагирует на общественное мнение и в такой ситуации лоббирует расширение практики тюремного заключения [18]. Представляется, что это может осуществляться и по причине невозможности проверить результативность такого лоббирования, хотя использование политологической базы данных Polity IV (также Polity IV Project) [19] может обеспечить репрезентативность вышеизложенных позиций.
Однако однозначного объяснения взаимосвязи политических факторов и коэффициента тюремного заключения вероятно пока не существует. Допустимо лишь утверждать, что роль данного фактора ощутима в усилении репрессивных притязаний к лицам, совершившим насильственные и коррупционные преступления, а также наркопреступления и посягательства на общественную безопасность.
Можно обратить внимание и на другую сторону политических факторов, а именно на управленческий аспект, то есть волевую координацию экономической, социальной, судебно-правоохранительной и исправительно-коррекционной деятельности. Без должного управления отдельные сферы деятельности будут малоэффективны: высокая раскрываемость и, как результат, неотвратимость наказания не будут иметь долгосрочного успеха при исключительно ретрибутив-ном воздействии на преступника.
Особый интерес вызывают правовые факторы, которые в основе своей зависят от типа правовой системы, охватывающей соответствующую группу государств. Допустимо предположить, что существует достаточно прочная связь между численностью «тюремного населения» и принадлежностью государства к определенной правовой системе.
Так, X. Спаманн (Holger Spamann) обнаружил, что в государствах общего права уровень тюремного заключения выше, чем в странах цивильного (романо-германского) права, что обусловлено более доступными средством социального контроля, сравнительно невысокой бюрократизацией системы уголовного правосудия, нежели в странах, опирающихся на разветвленное гражданское законодательство и избегающих широкую практику тюремного заключения [20]. Более качественные правовые системы, по мнению иных исследователей, могут соотноситься с меньшим количеством тюремных заключений, тогда как в государствах общего права и странах с менее качественной судебной системой в большей степени полагаются на тюремное заключение [17, р. 223].
Факторы результативности исправительного воздействия влияют на постпенитенциарную рецидивоопасность, поскольку эффективность их реализации может косвенно снижать или повышать повторный приток ранее освободившихся лиц в исправительные учреждения. Нельзя не отметить и мнение о том, что тюремное заключение не оказывает значительного влияния на рециди-
визм [21]. В этой связи интересна позиция Д. Идса (David Eades), который отмечает, что приобретенные в период тюремного заключения социально полезные связи зачастую имеют большее позитивное значение для успешной реинтеграции освобождаемого из мест лишения свободы лица, нежели те, которые он имел до момента водворения в исправительное учреждение [22]. Поскольку уголовное наказание обладает не только карательным содержанием (целями) [23, с. 25-26; 24, с. 102], объективно причиняя страдания или, как минимум, неудобства осужденному, но и является морально проблематичным, поэтому требует своего оправдания с позиций исправительной целесообразности и профилактического эффекта. В этой связи остаются актуальными слова В. А. Уткина о том, что используемые наряду с наказанием некарательные воспитательные меры образуют существенные элементы того окружения, в котором только и могут в полной мере быть реализованы возможности наказания как средства исправления, и эти меры способствуют индивидуализации наказания и экономии репрессии [25, с. 19].
Современные представления о санкциях в основном сводятся не только на их использовании в качестве инструмента предупреждения совершения новых преступлений, но и на создании необходимых условий для социальной реинтеграции и реабилитации осужденного. Также проблема исправительного воздействия состоит и в том, что отрицательный эффект карцерального обращения с осужденным может быть получен в результате изначально нецелесообразного применения наказания, связанного с изоляцией осужденного от общества, ведь критерии выбора именно пенального наказания как «последнего средства» в настоящее время носят достаточно эфемерный характер.
Ряд португальских исследователей на основании проведенного анкетирования судей пришли к выводу о том, что тюремное заключение как уголовное наказание, во-первых, используется для достижения цели сдерживания преступника от совершения опасных и(или) множественных преступлений путем как изоляции, так и с помощью позитивных средств исправления, во-вторых, судьи преследуют в качестве данного наказания карательную цель, уделяя основное внимание репрессивному воздействию на правонарушителя, а не их реабилитации [26].
В специальных исследованиях можно встретить и другие факторы, обуславливающие численность осужденных, находящихся в исправительных учреждениях. Например, по мнению Дж. Реддона и С. Дюранте (John Reddon, Salvatore Durante), недостаточно качественное лечение осужденных приводит к возрастанию продолжительности тюремного заключения и росту постпенитенциарного рецидива. Следовательно, концепция «подверженности заключенных воздействию природы» - Prisoner Exposure to Nature (PEN) - может преобразовать тюрьмы в среду, способствующую поддержанию и улучшению физического и психического здоровья осужденных, а прогрессивные подходы к лечению заключенных, при котором они осознанно несли бы ответственность за свое заболевание и принимали активное участие в решении проблем с психическим здоровьем, снизят наполняемость пенитенциарной системы [27, р. 14-17]. Представляется, что подобные факторы могут иметь место в пенитенциарной действительности, но они лишь эвентуально влияют на численность осужденных, находящихся в местах изоляции от общества. Более того, они во многом предопределяются рассмотренными выше четырьмя основными факторами: экономическими (финансирование соответствующих программ обращения с осужденными), политическими (качество управления процессами исполнения наказания), правовыми (юридическая оценка волевых и психических аспектов поведения личности преступника), исправительными (соединение со средствами исправления осужденного).
Рассмотренный опыт показывает, что обнаружение факторов, обуславливающих численность осужденных, содержащихся в местах лишения свободы, выступает значительной межотраслевой проблемой, их понимание высвечивает «плюсы» и «минусы» практических проявлений и различных модификаций теорий уголовного наказания, в частности, ретрибутивизма и консеквенциа-лизма, позволяет критически оценить реализуемые и прогнозируемые реформаторские преобразования в сфере исполнения уголовных наказаний, установить место и роль уголовно-исполнительной системы в современных социально-экономических и политико-правовых процессах.
Таким образом, факторы, обуславливающие численность «тюремного населения», указывают на необходимость их учета в оптимизации законодательного регулирования уголовно-исполнительных отношений, они должны быть надлежащим образом интерпретированы в процессе подготовки разрабатываемой в настоящее время Концепции модернизации (развития) уголовно-исполнительной системы Российской Федерации (2021-2030 гг.).
Библиографический список
1. Усеев Р. 3., Илюхин С. Е. Оптимизация численности осужденных в исправительных учреждениях в системе профилактики правонарушений (профилактическая комбинация): гипотеза вопроса и возможные варианты реализации // Вестник Самарского юридического института: научно-практический журнал. № 1 (32)/2019. С. 97-104.
2. Селиверстов В. И. Перспективы тюремного содержания осужденных в свете национальных интересов России, зарубежного опыта и международных стандартов // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Образование и педагогические науки. 2018. Вып. 3 (802). С. 229-238.
3. Общая часть нового Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации: итоги и обоснования теоретического моделирования / под ред. В. И. Селиверстова. М.: Юриспруденция, 2017. 328 с.
4. Fraser Institute [Электронный ресурс]. URL: https://www.fraserinstitute.org (дата обращения: 07.06.2019).
5. International Centre for Prison Studies. World Prison Brief [Электронный ресурс]. URL: http://www.prisonstudies.org (дата обращения: 22.04.2019).
6. Harcourt В. The illusion of free markets: Punishment and the myth of natural order. Cambridge: Harvard University Press, 2011. 328 p.
7. Chiricos Т., Delone M. Labor surplus and punishment: a review and assessment of theory and evidence // Social Problems. 1992.1. 39. P. 421-446.
8. Gifford B. Prison crime and the economics of incarceration // Stanford Law Review. 2019. V. 71.1. 1. P. 71-135.
9. Wacquant L. Punishing the poor. The neoliberal government of social insecurity. Durham: Duke University Press, 2009. 384 p.
10. Lappi-Seppala T. Trust, welfare, and political culture: Explaining differences in national penal policies // Crime and Justice. 2008. V. 37.1. 1. P. 313-387.
11.Corsaro N. Wilson J.M. The effects of police contracting on crime: An examination of Compton, California// Journal of Experimental Criminology. 2018. V. 14.1. 1. P. 59-81.
12. DeAngelo G., Hansen B. Life and death in the fast lane: Police enforcement and traffic fatalities //American Economic Journal: Economic Policy. 2014. V. 6.1. 2. P. 231-257.
13. Chalfin A., McCrary J. Criminal deterrence: A review of the literature // Journal of Economic Literature. 2017. V. 55.1. 1. P. 5-48.
14. Raphael S., Lofstrom M., Martin B. The effects of California's enhanced drug and contraband interdiction program on drug abuse and inmate misconduct in California's prisons. Berkeley: University of California, California Policy Lab, 2017. 74 p.
15.Nagin D.S. Deterrence: A review of the evidence by a criminologist for economists // Annual Review of Economics. 2013. V. 5.1. 1. P. 83-105.
16. Kaplan J., Chalfin A. More cops, fewer prisoners? // Criminology & Public Policy. 2019. V. 18. P.171-200.
17.D'Amico D.J., Williamson C.R. An empirical examination of institutions and cross-country incarceration rates // Public Choice. 2019.1. 180. P. 217-242.
18.Berdejo C., Yuchtman N. Crime, punishment, and politics: an analysis of political cycles in criminal sentencing // Review of Economics and Statistics. 2013. V. 95.1. 3. P. 741-756.
19. News Directory World News Headlines [Электронный ресурс]. URL: https://dir.md/wiki/Polity (дата обращения: 08.06.2019).
20. Spamann H. The US crime puzzle: A comparative perspective on US crime and punishment // American Law and Economics Review. 2015. V. 18.1. 1. P. 33-87.
21. Beijersbergen K. A., Dirkzwager A. J. E., Nieuwbeerta P. Reoffending after release: Does procedural justice during imprisonment matter? // Criminal Justice and Behavior. 2016. V. 43.1. 1. P. 63-82.
22. Eades D. N. Displacement through incarceration: an opportunity for personal re-engagement // Journal of Adult Protection. 2019. V. 21.1. 1. P. 36-45.
23. Беляев Н. А. Цели наказания и средства их достижения в исправительно-трудовых учреждениях. Л., 1963. 186 с.
24. Тарбагаев А. Н. Понятие и цели уголовной ответственности. Красноярск, 1986. 120 с.
25. Уткин В. А. Наказание и исправительно-трудовое воздействие. Томск, 1984. 189 с.
26. Rodrigues А. С., Sacau A., Oliveira J. Q., Goncalvcs R. A. Prison sentences: last resort or the default sanction? // Psychology, Crime & Law. 2019. V. 25.1. 2. P. 171-194.
27. Reddon J. R., Durante S. B. Prisoner exposure to nature: Benefits for wellbeing and citizenship // Medical Hypotheses. 2019. V. 123. P. 13-18.
References
1. Useev R. Z., Iljuhin S. E. Optimizacija chislennosti osuzhdennyh v ispravitel'nyh uchrezhdeni-jah v sisteme profilaktiki pravonarushenij (profilakticheskaja kombinacija): gipoteza voprosa i vozmozhnye varianty realizacii [Prisoners optimization within the penal institutions in the crime prevention system (preventive combination): question hypothesis and possible stages of implementation], Vest-nik Samarskogo juridicheskogo instituta: nauchno-prakticheskij zhurnal [Bulletin of the Samara Law Institute: scientific and practical journal], 2019, no. 1 (32), pp. 97-104 [in Russian],
2. Seliverstov V. I. Perspektivy tjuremnogo soderzhanija osuzhdennyh v svete nacional'nyh in-teresov Rossii, zarubezhnogo opyta i mezhdunarodnyh standartov [Prospects of convicts' imprisonment in relation to Russia's national interests, european experience and international standards]. VestnikMos-kovskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. Obrazovanie i pedagogicheskie nauki [Vestnik of Moscow State Linguistic University. Education and Pedagogical Studies], 2018, no. 3 (802), pp. 229-238 [in Russian],
3. Obshhaja chast' novogo Ugolovno-ispolnitel'nogo kodeksa Rossijskoj Federacii: itogi i obos-novanijateoreticheskogo modelirovanija [New Criminal Execution Code of the Russian Federation General Part. Theoretical Simulated Results]. In V. I. Seliverstov (ed.). Moscow, 2017, 328 p. [in Russian],
4. Fraser Institute. URL: https://www.fraserinstitute.org (Accessed: 07.06.2019) [in English],
5. International Centre for Prison Studies. World Prison Brief. URL: http://www.prisonstudies.org (Accessed: 22.04.2019) [in English],
6. Harcourt B. The illusion of free markets: Punishment and the myth of natural order. Cambridge, Harvard University Press, 2011, 328 p. [in English],
7. Chiricos Т., Delone M. Labor surplus and punishment: a review and assessment of theory and evidence. Social Problems, 1992, i. 39, pp. 421-446 [in English],
8. Gifford B. Prison crime and the economics of incarceration. Stanford Law Review, 2019, v. 71, i. 1, pp. 71-135 [in English],
9. Wacquant L. Punishing the poor. The neoliberal government of social insecurity. Durham, Duke University Press, 2009, 384 p. [in English],
10. Lappi-Seppala T. Trust, welfare, and political culture: Explaining differences in national penal policies. Crime and Justice, 2008, v. 37, i. 1, pp. 313-387 [in English],
11. Corsaro N. Wilson J.M. The effects of police contracting on crime: An examination of Compton, California. Journal of Experimental Criminology, 2018, v. 14, i. 1, pp. 59-81 [in English],
12. DeAngelo G., Hansen B. Life and death in the fast lane: Police enforcement and traffic fatalities. American Economic Journal: Economic Policy, 2014, v. 6, i. 2, pp. 231-257 [in English],
13. Chalfin A., McCrary J. Criminal deterrence: A review of the literature. Journal of Economic Literature, 2017, v. 55, i. 1, pp. 5-48 [in English],
14. Raphael S., Lofstrom M., Martin B. The effects of California's enhanced drug and contraband interdiction program on drug abuse and inmate misconduct in California's prisons. Berkeley, University of California, California Policy Lab, 2017, 74 p. [in English]
15. Nagin D.S. Deterrence: A review of the evidence by a criminologist for economists. Annual Review of Economics, 2013, v. 5, i. 1, pp. 83-105 [in English],
16. Kaplan J., Chalfin A. More cops, fewer prisoners? Criminology & Public Policy, 2019, v. 18, pp. 171-200 [in English],
17. D'Amico D. J., Williamson C. R. An empirical examination of institutions and cross-country incarceration rates. Public Choice, 2019, i. 180, pp. 217-242 [in English],
18. Berdejo C., Yuchtman N. Crime, punishment, and politics: an analysis of political cycles in criminal sentencing. Review of Economics and Statistics, 2013, v. 95, i. 3, pp. 741-756 [in English],
19. News Directory World News Headlines. URL: https://dir.md/wiki/Polity (Accessed: 08.06.2019) [in English],
20. Spamann H. The US crime puzzle: A comparative perspective on US crime and punishment. American Law and Economics Review, 2015, v. 18, i. 1, pp. 33-87 [in English],
21. Beijersbergen K. A., Dirkzwager A. J. E., Nieuwbeerta P. Reoffending after release: Does procedural justice during imprisonment matter? Criminal Justice and Behavior, 2016, v. 43, i. 1, pp. 63-82 [in English],
22. Eades D. N. Displacement through incarceration: an opportunity for personal re-engagement. Journal of Adult Protection, 2019, v. 21, i. 1, pp. 36-45 [in English],
23. Beljaev N. A. Celi nakazanija i sredstva ih dostizhenija v ispravitel'no-trudovyh uchrezhdeni-jah [Punishments and means of their achievement in corrective labor institutions]. Leningrad, 1963, 186 p. [in Russian],
24. Tarbagaev A. N. Ponjatie i celi ugolovnoj otvetstvennosti [The concept and purpose of criminal liability]. Krasnoyarsk, 1986, 120 p. [in Russian],
25. Utkin V. A. Nakazanie i ispravitel'no-trudovoe vozdejstvie [Punishment and corrective labor], Tomsk, 1984, 189 p. [in Russian],
26. Rodrigues A. C., Sacau A., Oliveira J. Q., Goncalvcs R. A. Prison sentences: last resort or the default sanction? Psychology, Crime & Law, 2019, v. 25, i. 2, pp. 171-194 [in English],
27. Reddon J. R., Durante S. B. Prisoner exposure to nature: Benefits for wellbeing and citizenship. Medical Hypotheses. 2019. v. 123. pp. 13-18 [in English],
ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
DOI 10.37523/SUI.2020.37.1.016 УДК 378
Ощепкова Ольга Владимировна
доктор педагогических наук, профессор, e-mail: dikkechka@yandex.ru
Olga V. Oshchepkova
Doctor of Pedagogics, Professor, e-mail: dikkechka@yandex.ra
Тарасова Светлана Александровна
кандидат психологических наук, доцент, доцент кафедры пенитенциарной психологии и педагогики,
Самарский юридический институт ФСИН России, 443022, Россия, г. Самара, ул. Рыльская, 24в, e-mail: dikkeclika@yandex.ru
Svetlana A. Tarasova
Candidate of Psychology, Associate Professor, Assistant Professor of the Department of Prison Psychology and Pedagogy,
Samara Law Institute of the Federal Penitentiary Service of Russia, Rylskaya str., 24v, Samara, Russia, 443022, e-mail: dikkechka@yandex.ru
ФОРМИРОВАНИЕ СПЛОЧЕННОСТИ КОЛЛЕКТИВА КУРСАНТОВ ЮРИДИЧЕСКОГО ВУЗА УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ
Аннотация. В статье констатируется, что формирование человека как личности невозможно без социума. Социум воздействует на человека через группу. Наивысший уровень группового развития характеризует группу как коллектив, в котором одним из основных признаков является групповая сплочённость. Сплочённость - это единство мнений членов группы по самым важным для неё вопросам, единство действий в существенных жизненных ситуациях. Сплоченность группы основывается на совместной предметной деятельности и включает эмоциональную, ценностную и поведенческую сферы личности. Формирование сплоченности коллектива курсантов - сотрудников пенитенциарной системы - проходит в специфических условиях, влияющих на процесс сплоченности. Это: казарменное положение курсантов, рождающее феномен «публичности» и феномен групповой изоляции; авторитарный стиль руководства.
Нами было проведено исследование сплоченности коллектива курсантов юридического института ФСПН России, для чего были использованы методика Сишора «Определение индекса групповой сплоченности»; методика определения ценностно-ориентационного единства B.C. Ивашкина, В.В. Онуфриевой. Анализ полученных результатов позволил сформулировать рекомендации для устранения проблемных вопросов и повышения эффективности данного процесса: построение отношений как «по горизонтали», так и «по вертикали» на основе взаимного уважения и доверия; формирование осознанного понимания общности целей учебной и профессиональной деятельности; рациональное применение всех форм досуговой деятельности; гибкое сочетание авторитарного и демократического стилей руководства; строгое соблюдение этики деловых отношений курсантами, строевыми офицерами, профессорско-преподавательским составом, руководством; управление конфликтами и стрессами.
Ключевые слова: сотрудник уголовно-исполнительной системы, коллектив курсантов, сплоченность, специфика условий профессиональной подготовки; рекомендации по формированию сплоченности коллектива курсантов.
FORMATION SPLOSS OF CADETS COLLECTIVES OF PENAL LAW INSTITUTE
Summary. The article states that the formation of man as an individual is impossible without society. Society affects man through the group. The highest level of development group characterizes the group as a collective, in which one of the main symptoms is group solidarity. Unity is the unity of views of members of the Group on the most important issues for her, delivering the most significant situations. Solidarity group is based on joint substantive work and includes emotional, moral and behavioral sphere of the individual. Formation cohesion team recruits-the personnel of the penitentiary system-specific conditions that affect social cohesion. It: barracking students where the phenomenon of «publicity» and the phenomenon of group isolation; the authoritarian leadership style.
We conducted a study of the cohesion of the team of cadets of the FSIN Law Institute of Russia, for which The methodology of Sishor «Defining the Index of Group Cohesion» was used; J '.K Onufrieva). Analysis of the results made it possible to formulate recommendations to address problematic issues and improve the effectiveness of the process: building relationships both horizontally and vertically on the basis of mutual respect and trust;
© 2020 Ощепкова О. В., Тарасова С. А.
Building a conscious understanding of the commonality of the goals of academic and professional activities; Rational application of all forms of leisure activities; a flexible combination of authoritarian and democratic leader-ship styles; strict adherence to the ethics of business relations by cadets, military officers, faculty, leadership; con-flict and stress management.
Keywords: employee of criminally-Executive system, the staff cadets, cohesion, the specifics of the training environment; recommendations on formation of cohesion of the cadets.
Формирование личности человека происходит в социальной среде. Поэтому личность человека нельзя рассматривать вне этого социального контекста. Сама социальная среда состоит из различных элементов и групп, оказывающих на человека разное по силе и по характеру воздействие. Это влияние опосредует действие элементов макроуровня, проходя через призму факторов микроуровня посредством эмоционально окрашенных реальных межличностных отношений, рождая такие групповые явления, как податливость или сопротивление групповому давлению, социально-психологическая совместимость и т. д. Каждая малая группа в своем развитии проходит разные стадии, высший из которых называется коллективом. Основное отличие группы как коллектива - высокие показатели комплекса психологических критериев:
1) осознанное понимание принадлежности к группе;
2) наличие определенных отношений между членами группы;
3) внутренняя организация группы (распределение обязанностей, лидерство, иерархия и т. п.);
4) согласованные действия, которые удовлетворяют индивидуальные потребности членов группы;
5) локализация в пространстве и времени;
6) сплоченность [1, с. 498].
Как правило, под сплоченностью понимается главным образом возможность коллектива решать задачи в качестве единого целого, одной команды или структурного подразделения учреждения. При этом непосредственно в нормативных документах и актах, равно как и в законодательстве в целом, понятие сплоченности коллектива не рассматривается и, следовательно, не имеет строгого и обязательного правового регулирования и четко установленных на законодательном уровне критериев и показателей.
Однако сплоченность группы имеет большую практическую значимость, поскольку высокий уровень сплоченности позволяет создать группу-коллектив, способный наилучшим образом решать те или иные образовательные, профессиональные, производственные, военные, ведомственные задачи. Поэтому проблема формирования сплоченности коллектива является одной из важных в любой учебной, профессиональной и служебной деятельности.
Понимание сплоченности в отечественной психологии основывается на единстве социальных и психологических факторов, реализуемых в совместной деятельности, которая включает в себя каждого члена группы, одновременно способствуя рождению положительных эмоций, эмоциональной привлекательности и общности ценностей [2]. Сплоченность - это единство взглядов, оценок, мнений и действий членов группы по самым существенным жизненным ситуациям [3, с. 385]. Как констатирует А. В. Петровский, сплоченная группа легче справляется с трудностями, успешнее и более эффективно работает. При этом создаются благоприятные возможности для личностного развития каждого члена группы [4, с. 335]. Важно отметить, что при неблагоприятных ситуациях группа способна достаточно долгое время сохраняться как единое целое. Следовательно, в основе сплоченности группы лежит триединство чувств и эмоций, целей и ценностей, действий и поступков ее членов - то, что называют ценностно-ориентационным единством (ЦОЕ). При этом, замечает А. В. Петровский, ЦОЕ не предполагает полного совпадения оценок в группе по всем возникающим вопросам, не ведет к снижению индивидуальности каждого ее члена. Индивидуальность каждого сохраняется в разнице вкусов, эстетических предпочтений, читательских интересов, так как ЦОЕ - «это, прежде всего, сближение оценок в нравственной и деловой сферах, в подходе к целям и задачам совместной деятельности» [4, с. 335].
