CC BY
32
Вестник Томского государственного университета Философия. Социология. Политология. 2021. № 63
УДК: 17.02
DOI: 10.17223/1998863Х/63/32
В.В. Чешев
Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ И В.С. СОЛОВЬЕВ: РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКИЙ ПОИСК
Религиозный поиск Ф.М. Достоевского и В.С. Соловьева имеет антропологический характер. Внимание мыслителей направлено на нравственные основания поведения человека. Если Ф.М. Достоевский решает задачу через образы литературных героев, то В.С. Соловьев создает нравственную философию, в содержании которой отражен опыт писателя. В современных условиях становится возможным осмыслить этот поиск в рамках научного светского сознания.
Ключевые слова: религиозное сознание, нравственность, человек, общество
Творчество Ф.М. Достоевского ценно не только в литературном, но и в философско-мировозренческом значении. Поиск писателя обращен к человеку, и причина высокой актуальности его наследия обусловлена тем, что сегодня «цивилизованный мир», а вместе с ним и Россия, переживают яростную атаку на человека и человеческую личность. В условиях расширяющихся границ «общества потребления» как никогда за последние два века стал актуален вопрос: есть ли у человека высокое предназначение, есть ли ценности, выходящие за пределы упрощенного чувственного гедонизма, т.е. за пределы пребывания в потоке удовольствий, доставляемых ему собственным телом? Если стремление быть успешным не выходит за пределы названного потока, если успешность определяется количеством и качеством доступных удовольствий, то теряют свое значение смыслы, возвышающие человека. Но, как настаивал Ф.М. Достоевский, человек без смысла жить не может. В последнем случае он скорее умертвит себя, даже если вокруг были бы хлебы, т.е. материальное изобилие. Впрочем, отдельный индивид может прожить жизнь свою физическую жизнь без смысла, но такое невозможно в отношении человека собирательного, т.е. в отношении общества и человечества как целого. Трагические судьбы героев Достоевского есть по большей части попытки прожить жизнь без смысла или в условиях временной утраты (помрачения) смысла. И тогда становится очевидным, что высшие смыслы необходимы человеку и человечеству. Эксцессы немотивированного насилия в прошлом и в настоящем являют себя как симптомы утраты смысла, который необходим индивиду, чтобы быть человеком, чтобы жить человеком. В чем суть смысла, превращающего двуногое существо в человека? Эту тайну разгадывает писатель, и в ее разгадке он останавливается перед тайной падения человека, тайной его низости. Почему и как возможно его падение и есть ли граница этого падения?
«Человек из подполья», Федор Карамазов, Степан Верховенский - все это прецеденты болезненной утраты человеческого Я, которое ищет интеллектуальное оправдание своего положения. И тогда возникает вопрос, что может быть спасением для человека, где искать опору для него. Свой ответ
писатель видит в христианском религиозном сознании, укрепившемся благодаря обстоятельствам его жизни, точнее, через пребывание на каторге и чтение Евангелия, подаренного ему при встрече с женами декабристов. Ядром этого сознания является вера в милосердного Бога, оборачивающаяся верой в человека и превращающаяся в сострадательную любовь человека к человеку. Любовь и сострадание к ближнему предстают у писателя как спасительные основания жизни. Эти чувства есть проявление нравственных начал в человеке, утрата таковых есть утрата человеческого лица. Основание всему начала нравственные - таков основной принцип, принятый писателем. Любовь к ближнему, любовь к нему как к человеку, как существу родственному по природе, по способу его жизни, в том числе любовь к человеку павшему - так предстает у Ф.М. Достоевского проявление в человеке высших нравственных мотивов. В этом чувстве, как учит христианство, проявляются отношения человека и Творца. Христианская заповедь требует возлюбить ближнего своего и Бога, создателя мира и человека. Этим объединяется мир человеческий и мир высший, мир одухотворяющий. Тем самым религиозная антропология становится для писателя основанием его усилий по разгадке тайны человека. Писательский поиск осуществляется в образной форме, он показывает отношения людей ищущих, людей заблудших, людей падших и людей, обретающих путь к спасению через христианскую веру, поскольку «делая человека ответственным, христианство тем самым признает и свободу его» [1. С. 63].
Писатель не одинок в своих размышлениях. По сути все религиозные философы России в XIX в. так или иначе заняты проблемой человека, опираясь при этом на те или иные положения христианской теологии и христианской метафизики в целом. По воззрениям на природу человека ближе всего к поиску Ф.М. Достоевского стоит В.С. Соловьев. И дело здесь не только в личной дружбе писателя и философа. Их совместный поиск дает опыт религиозно-философской антропологии, которая должна быть осмыслена сегодня ввиду стремления к реанимации религиозного сознания, проводимого посредством восстановления православной церкви и в силу возрастания ее роли в общественной жизни современной России. Два великих человека заняты общей антропологической задачей. Один из них решает ее художественными средствами, другой - на пути философского осмысливания. Здесь важно отметить, что в понимании проявлений нравственности оба берут за основу религиозное чувство и оба развивают христианскую религиозную мысль.
Нравственные начала явлены человеку в его переживаниях, влекущих к тем или иным поступкам. Это мир переживаний литературных героев становится сферой творчества Достоевского. Подобным образом с основных человеческих переживаний начинает нравственную философию В.С. Соловьев, полагая, что стыд, сострадание (альтруизм) и благоговение есть основные проявления моральных начал в человеческом существе. В отличие от кантов-ской этики трансцендентального рационализма, философ полагал, что нравственное чувство, нравственная восприимчивость присущи человеку изначально, они оказываются основанием для полного познания идеи добра разумом человека: «Для того, чтобы идея добра в форме должного получила силу достаточного основания или мотива, нужно соединение двух факторов: достаточной ясности и полноты самой этой идеи в сознании и достаточной нравственной восприимчивости в натуре субъекта» [2. С. 116]. Таково усло-
вие соединения свободной воли с действительностью. В этике И. Канта нравственный поступок есть действие, согласующееся с требованием категорического императива, т.е. с предписанием чистого практического разума, который требует его осуществления независимо от обстоятельств, влияющих на чувства человека, и даже вопреки им. Напротив, в обращении к живой человеческой природе можно видеть принципиальное отличие антропологического подхода Достоевского и Соловьева к проблеме человека. Если в немецком рационализме этический императив есть априорное повеление практического разума, то в антропологии В.С. Соловьева нравственность начинается с человеческих чувств жалости, сострадания и благоговения. Но эти чувства должны быть осмыслены и обрести развитую форму разумного поведения. Нравственная философия предстает в таком случае как развитие нравственных начал до степени осмысленного осознанного поведения. Соединение нравственного сознания и нравственного чувства в философии В.С. Соловьева делает его философию морали более близкой человеку. В своем сознании человек поднимается над первичными формами нравственности, но сознание остается связанным с ними как первоначальными и фундаментальными основаниями морального чувства. Поэтому В.С. Соловьев не согласен с тем, что нравственность создается религией, она ею поддерживается, через нее она осознается, но для этого сама религия должна быть нравственной: «Поэтому когда нам указывают на религию как на нормальную нравственную основу общества, то нужно еще посмотреть, имеет ли сама эта религия нравственный характер, согласна ли она с нравственным началом; и значит, последним основанием и критерием остается это начало, а не религия как такая» [3. С. 348]. Христианская религия, как полагает философ, содержит в себе безусловное нравственное начало, чем и определяется ее роль в истории человечества.
Чтобы возвышать человека, нравственное сознание должно быть деятельным. Герои Достоевского утверждаются в этой истине через драмы и страдания, пробуждающие в них глубинные моральные истины. О деятельной стороне нравственного чувства размышляет В.С. Соловьев, показывая, что в истории общества нравственность не может ограничиться индивидуальными достоинствами, не может не переступать границы индивидуальной добродетели. Активная нравственность требует своего воплощения в человеке собирательном, т.е. в обществе. Философ подвергает критике так называемый «отвлеченный субъективизм в нравственности», заключающий нравственность в сугубо личную оболочку существования. Как существо собирательное человек реализует себя в обществе и потому не может не превращать индивидуальную нравственность в правила общественных отношений, поскольку, «когда дело идет об организации общественной среды поначалу безусловного добра, то ведь такая организация есть не ограничение, а исполнение личной нравственной воли, - есть то самое, чего она хочет» [2. С. 340]. В этой связи В.С. Соловьев называет общество собирательным органом делания добра, так что «истина человека состоит в том, чтобы не отделять себя от всего, а чтобы быть вместе со всем» [Там же. С. 259].
В философии В.С. Соловьева нравственное преобразование общества и нравственное возвышение индивида, понимаемое как восхождение к богочеловеку, неотделимы друг от друга. В этом заключается, как полагает фило-
соф, действительная задача христианства. Но на пути такого восхождения есть соблазны, которые обсуждаются обоими мыслителями. В «Легенде об инквизиторе» Ф.М. Достоевский указывает на три искушения, которыми сатана испытывает Иисуса. Это искушение стать магом, превратив камни в хлебы, и этим увлечь людей; искушение гордыни (вообразить себя богом) и искушение абсолютной власти над миром. Христос отвергает названные соблазны, одерживая этим победу над сатаной и открывая путь к богочеловече-скому совершенству. Но искушения испытывает не только человеческая личность, они затрагивают и общественно организованного человека. В «Чтениях о богочеловечестве» В.С. Соловьев обращается к этому вопросу и указывает, что названные соблазны испытывает и христианская церковь, хотя как бы в обратном порядке в сравнении с личными искушениями. Первым искушением для христианской церкви стал соблазн власти над миром, которому поддалась католическая церковь. В более позднем реферате философ указывает и на другие слабости средневекового христианства в виде исключительного догматизма, одностороннего индивидуализма и ложного спиритуализма, помешавшим христианству и христианской церкви найти путь к духовному преображению человека, т.е. к совокупному преображению личности и общества. На этой почве вырастает слабость средневекового христианского мировоззрения: «С тех пор как истинное христианское общество первых веков растворилось в языческой среде и приняло ее характер, сама идея общественности исчезла из ума даже лучших христиан. Всю публичную власть они предоставили властям церковным и мирским, а своею задачей поставили только индивидуальное спасение» [4. С. 352].
Урок, который может извлечь современное русское общество из сочинений писателя и философа, сводится к «антропологической формуле», весьма определенно утверждаемой ими. Суть ее, как уже отмечалось, в том, что основание всему начала нравственные. Это означает, что нравственность является безусловным законом жизни. Она заключена в природе человека, и исторический прогресс, рассматриваемый как утверждение человека, есть прогресс нравственный. Это не значит, что общественное устройство, его внутреннее системное расчленение задается исключительно некоторыми нравственными правилами. Нет, отвечает на такое утверждение философ: «Начало совершенного добра, открывшееся в христианстве, не упраздняет объективного строения человеческой общественности, а пользуется ею как формой и орудием для воплощения своего безусловного нравственного содержания» [2. С. 339]. В частности, расчленение общества на социальные группы, вызываемое ведением лично-общественного хозяйства, не может напрямую определяться моральными предписаниями. Нравственность действует внутри хозяйственных форм через отношение к труду, отношение к работнику, к природной среде, в конечном счете, к целям хозяйственной деятельности в целом. Как известно, в философско-социологической литературе вопрос о хозяйственной этике был поднят М. Вебером. В русской философии он получил независимое обсуждение в сочинениях В.С. Соловьева и С.Н. Булгакова. Для С.Н. Булгакова его докторское сочинение «Философия хозяйства» было ответом на собственное увлечение марксизмом. Он отмечает, что в общественном сознании эпохи жизнь начинает ощущается как хозяйство и люди начинают мыслить категориями хозяйства: «Наше время по-
нимает, чувствует, переживает мир как хозяйство, а мощь человечества как богатство преимущественно в экономическом смысле слова... Жизнь есть процесс прежде всего хозяйственный - такова аксиома этого современного экономизма, получившего самое крайнее и даже заносчивое выражение в современном экономическом материализме» [4. С. 8]. С.Н. Булгаков не пишет, что это положение обусловлено наступлением промышленного этапа в общественном развитии, обострившего общественное значение нравственной проблематики. Однако обостренное внимание к нравственной проблематике в русской философии является естественной реакцией на возникавшие проблемы. В.С. Соловьев пишет об «экономизме», исходящем из первичной роли производства, как о некой «плохой метафизике»: «Так как подчинение материальных интересов и отношений в человеческом обществе каким-то особым, от себя действующим экономическим законам есть лишь вымысел плохой метафизики, не имеющей и тени основания в действительности, то в силе остается общее требование разума и совести, чтобы и эта область подчинялась высшему нравственному началу, чтобы и в хозяйственной своей жизни общество было организованным осуществлением добра» [2. С. 412]. Как полагает философ, есть одна непреложная необходимость, это необходимость нравственная.
Актуализация антропологических воззрений русских мыслителей не означает необходимости возврата к религиозному сознанию. Искренний и напряженный поиск, представленный в творчестве Достоевского и Соловьева, раскрыл в определенных границах роль нравственных начал в жизни личности и общества. Результаты этих усилий сохраняют свое значение для современного человека вне зависимости от представлений о природе нравственности, которые положены в его основание. Необходимость нравственных императивов может получить другое нерелигиозное обоснование, хотя их действие в обществе останется тем же самым. Здесь можно воспользоваться аналогией с ситуациями, возникавшими в науках о природе. Второй закон термодинамики был математически оформлен С. Карно на основе представления о теплороде. Концепция теплорода была заменена на механическую теорию тепла, но от этого не изменились уравнения термодинамики, описывающие состояние рабочего тела при переходе тепловой энергии в механическую. Подобным образом светское секулярное объяснение природы нравственных начал в человеческой истории может использовать опыт религиозного сознания, обращавшегося к их исследованию. Современная антропология может решить эту задачу в рамках системной эволюционной теории, раскрывающей становление человека как культурно-биологического вида. Нравственность должна быть представлена как результат и как необходимое условие социального и культурного развития человека, точнее, как системный синтез его культурной и деятельной эволюции.
Необходимым условием и системной причиной социального и культурного развития биологического вида Homo sapiens явилось изменение образа жизни благодаря принципиальному новому способу взаимодействия с природным окружением. Речь идет о предметном орудийном действии, с которого начинается становление предметной деятельности, развившейся в ходе социогенеза в организованную хозяйственную деятельность человека. Все предшествующее развитие животного мира предстает как становление мно-
гообразных форм поведения, обусловленных как морфологическим разнообразием животного мира, так и многообразием способов приспособления к естественным природным условиям. Становление и развитие предметной деятельности не прерывают развитие поведения особей и гоминидных сообществ как целого, но открывают его новый этап, поскольку предметная активность сама по себе не может формировать жизненные ценности и определять поведение «гоминидного социума». Новый качественный шаг в развитии поведения гоминидных сообществ, сумевших сформировать деятельное отношение к природе в борьбе за материальные средства обеспечения жизни, заключался в появлении символических средств, формирующих социальную активность особей эволюционирующих сообществ. Одной из основных опор культурогенеза, начавшегося на этой основе, стало развитие психики, способной на эмоциональном психическом и когнитивном уровнях усваивать смыслы как особую невещественную реальность (идеальное). Культура как системно организованный мир смыслов начинает «программировать» поведение человека, заняв место видовых генетических программ прошлого, действовавших на предшествующих этапах биологического развития. Сохранившиеся биологические программы в преобразованном виде встраиваются в культурное (искусственное) поведение человека. В конкретных актах общественного поведения человек переживает и осмысливает опорные смысловые значения, самоопределяясь в мире культуры и в социальном пространстве жизни. Культурный мир, в котором живет и осуществляет свое поведение конкретный индивид, формирует доминанты, глубокое запечатление и переживание которых становятся опорными для человека. Здесь происходит его соприкосновение с ключевыми программными принципами поведения, консолидирующими человека как культурно-биологический вид. Можно утверждать, что эти принципы предстают как нравственные основания человеческого поведения. Модифицируясь в разных культурах, они сохраняются в человеческой психике, если следовать терминологии В.С. Соловьева, как фундаментальные переживания стыда, жалости и благоговения. Их развитие требует осознания нравственных категорий и конструирования для них метафизических (онтологических) оснований. Можно согласиться с русскими мыслителями в том, что нравственное сознание требует Абсолюта, под которым они подразумевают Творца. В рамках светского осмысления природы нравственности таким абсолютом оказывается Жизнь. Общество, названное русским философом собирательным органом делания добра, является собирательным органом продолжения жизни человека как культурно-биологического вида. В этом контексте исторический прогресс выступает и должен выступать как прогресс нравственный. Когда это правило нарушается, общество вступает в разрушительный кризис, несущий ему невольное самоуничтожение. Нравственный поиск и нравственный прогресс, понимаемые как возрастающая степень нравственности общественных отношений, не могут быть заменены экономическим развитием. В этом, собственно, заключается философское завещание русских мыслителей.
Литература
1. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. М. : ЭКСМО, 2007. 627 с.
2. Соловьев В.С. Оправдание Добра // Сочинения : в 2 т. М. : Мысль, 1988. Т. 1. С. 47-580.
3. Соловьев В.С. О причинах упадка средневекового миросозерцания // Сочинения : в 2 т. М. : Правда, 1989. Т. 1. С. 344-355.
4. Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М. : Наука, 1990.
Vladislav V. Cheshev, Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation).
E-mail: [email protected]
Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2021. 63. pp. 321-327.
DOI: 10.17223/1998863Х/63/32
FYODOR DOSTOEVSKY AND VLADIMIR SOLOVYOV: RELIGIOUS AND PHILOSOPHICAL SEARCH
Keywords: religious consciousness; morality; man; society
The appeal to Russian religious thinkers is relevant due to the fact that modern consumer trends in the development of society have a destructive impact on the human personality. In these conditions, the relevance of moral and anthropological reflections of the past, which were carried out in the Russian religious thought of the 19th century, increases. Dostoevsky's oeuvre goes beyond the boundaries of fiction, it includes a deep philosophical search in social and moral-religious spheres. His literary heroes strive to find meanings that can fill their lives. The writer believed that these meanings can be found in the sphere of Christian consciousness. This was his philosophical path, presented in the figurative sphere of literature. His contemporary Vladimir Solovyov solved the same problem in the field of philosophical theoretical consciousness. Both thinkers pointed to the primacy of the moral sense for a person, which is later comprehended in moral philosophy. Solovyov calls shame, pity (altruism), and reverence the fundamental manifestations of morality. Religion does not generate moral principles, but gives them expression. The thinkers point to the active nature of moral meanings manifested both in individual and social behavior of a person. In Dostoevsky's works, the actions of the heroes are determined by their moral experiences. Solovyov points to the limitations of abstract subjectivism in morality and to the moral progress of society as an indicator of its historical development. It is important for Solovyov to consider the manifestation of moral principles in human economic activity, which, as he believed, should also be an organized realization of good. The philosophical heritage of Russian thinkers remains significant for the modern secular consciousness, which is looking for the roots of morality in symbolic behavior programs set by culture. In this context, morality appears as a fundamental culture-species program that consolidates the human community as a global cultural and biological species.
References
1. Dostoevsky, F.M. (2007) Dnevnikpisatelya [Writer's Diary]. Moscow: EKSMO.
2. Soloviev, V.S. (1988) Sochineniya. V2 t. [Works. In 2 vols]. Vol. 1. Moscow: Mysl'. pp. 47580.
3. Soloviev, V.S. (1989) Sochineniya. V2 t. [Works. In 2 vols]. Vol. 1. Moscow: Mysl'. pp. 344355.
4. Bulgakov, S.N. (1990) Filosofiya khozyaystva [Philosophy of the Economy]. Moscow: Nauka.
