Национальная безопасность / nota bene
Правильная ссылка на статью:
Литвинова Т.Н. — Европейская и российская политики противодействия кибертерроризму (на примере борьбы с «кибер-джихадом») // Национальная безопасность / nota bene. - 2020. - № 3. DOI: 10.7256/24540668.2020.3.30197 URL: https://nbpublish.com'Hbrary_read_article.php?id=30197
Европейская и российская политики противодействия кибертерроризму (на примере борьбы с «кибер-джихадом»)
Литвинова Татьяна Николаевна
доктор политических наук профессор, Одинцовский филиал, МГИМО МИД России 143007, Россия, Московская область, г. Одинцово, ул. Ново-Спортивная, 3
tantin@mail.ru
Статья из рубрики "Информационное обеспечение национальной безопасности"
DOI:
10.7256/2454-0668.2020.3.30197
Дата направления статьи в редакцию:
03-07-2019
Дата публикации:
12-08-2020
Аннотация.
Предметом исследования является выявление общих и особенных черт в борьбе с «кибер-джихадом» в политике ЕС и Российской Федерации. Объектом исследования выступает противодействие кибертерроризму как угрозе национальной и международной безопасности, связанной с динамичным развитием информационных технологий в мире, отсутствием цензуры и широкой доступностью материалов, публикуемых в Интернете. Автор подробно раскрывает правовые основы противодействия кибертерроризму в Европейском союзе и России. О собое внимание уделяется разнице в подходах борьбы с не ж е ла те льными ма те риа ла ми в г ло б а льной с е ти в е в ро пе йс ко м и ро с с ийс ко м законодательстве, трудностям противодействия «кибер-джихаду», выявлению людей групп-риска, которые могут быть вовлечены в террористическую деятельность в результате враждебной пропаганды. В качестве методологических оснований исследования использованы системный и нормативный подходы. Статья основана на применении специальных прикладных методов гуманитарных наук: сравнительно-правовом методе, контент-анализе и дискурс-анализе. Новизна исследования заключается в том, что эмпирически доказано: разница в подходах противодействия кибертерроризму в ЕС и России существенно снижает результаты борьбы с глобальным
«кибер-джахадом». Автор выявляет основные правовые, технические и идеологические трудности борьбы с «кибер-джихадом», подчеркивает необходимость координации усилий Европы и России в этой сфере, а также значимость профилактики и идеологической контрпропаганды среди молодежи и социальных групп-риска.
Ключевые слова: Россия, Европейский Союз, кибербезопасность, кибертерроризм, ки бе р-джиха д, правовое регулирование, противодействие терроризму, теракты, экстремистские материалы, вербовка
Введение
Джихад означает духовную борьбу правоверного мусульманина, его рвение на пути Аллаха и является важным религиозным долгом в исламе. Но сегодня некоторые люди используют идею джихада в целях политической пропаганды насилия и экстремизма. Интернет представляет собой опасную среду, в которой может публиковаться любая информация, включая материалы, призывающие нанести ущерб целостности существующих государств, к созданию незаконных вооруженных формирований и осуществлению террористических актов. Основные черты глобальной сети - огромные массивы ежедневно размещаемой информации и отсутствие цензуры - предоставляют возможности для пропаганды религиозного экстремизма и терроризма. «Кибер-джихад» сегодня преследует несколько целей: привлечение новых боевиков, поощрение финансовых пожертвований на террористическую деятельность, усиление страха за общественную безопасность в странах, где доминируют преимущественно западные ценности.
Европейские страны и Россия в последние годы столкнулись с ужасными террористическими атаками, связанными с ИГИЛ (организация, запрещенная в России) и «джихадистской» идеологией: в Париже, Лондоне, Ницце, Брюсселе, Волгограде, Санкт-Петербурге и многих других местах. В 2019 году в католическую Пасху произошла крупнейшая террористическая атака за всю историю Шри-Ланки. Взрывы прогремели одновременно в трех церквях и трех элитных отелях. Более 300 человек погибли. Террористическая группа «Исламское государство» взяла на себя ответственность за нападение. Этот и многие другие террористические акты, происходящие по всему миру, заставляют нас задуматься о правовом и техническом регулировании кибербезопасности на глобальном уровне. Цель настоящей статьи - раскрыть особенности противодействия враждебной террористической пропаганде в Интернете в ЕС и России.
Разные страны мира исторически имеют различные политико-правовые подходы к свободе распространения информации. Эта тема уже привлекала внимание таких
исследователей как Н.Б. Ельчанинова-Ш, Дж. Хиллер и Р. Рассел-15!, Л. Тосони t22- и многих других. Достаточно большой пласт работ посвящен анализу информационного
«джихада» и пропаганде терроризма: И. А. Саитов, А.Е. Миронов, А.В. Королев-5!, В.А. Соснин ^ М. Лакоми l^l, К. Малин l^l, Т. МакКейб-18! и др. Вместе с тем, неисчезающая актуальность данной проблемы, то значение, которое Интернет играет в современной жизни, возможные угрозы новых террористических атак, как в России, так и за рубежом, заставляют исследователей и практиков постоянно обращаться к проблеме кибербезопасности.
Настоящая работа базируется на широком круге методов: 1) анализе правовых основ противодействия кибертерроризму в ЕС и России; 2) дискурс-анализе «языка вражды» и материалов «джихадистов»; 3) сравнительном исследовании трудностей и достижений ЕС
и России в сфере политики кибербезопасности. Различия в правовых подходах и регулировании
В разных странах мира исторически сложились разные политические и правовые подходы в отношении свободы распространения информации. Так, в США и ряде европейских стран используется стратегия минимального вмешательства государства в процесс управления Интернетом. Напротив, китайская модель правового регулирования в сфере Интернета является более жесткой и преследует основную цель - контроль над оппозицией и предотвращение возможных беспорядков, координируемых из-за рубежа. В настоящее время Китай активно использует систему «Золотой щит», которая по
политическим причинам блокирует доступ ко многим всемирно известным сайтам [1, Ci 1201.
Большинство европейских стран придерживаются идеи минимального государственного вмешательства в Интернет-пространство. В то же время национальное законодательство этих стран содержит правовые акты, направленные на борьбу с терроризмом, защиту авторских прав и защиту несовершеннолетних от воздействия вредоносной информации,
которые предусматривают блокировку веб-сайтов в качестве ограничительной меры I201.
В 2001 году была принята Конвенция Совета Европы о киберпреступности («Будапештская конвенция»), первый международный договор, касающийся компьютерных и Интернет-преступлений. Конвенция определила девять видов кибер-преступлений, том числе нарушения авторского права, мошенничество, детская порнография, преступления на основе ненависти, нарушение безопасности
компьютерных сетей и ряд других, но кибертерроризма среди них не было J221. Этот пробел был восполнен Руководством 11 по аспектам терроризма, охватываемым Будапештской конвенцией (T-CY Guidance Note #11 Aspects of Terrorism covered by the Budapest Convention), принятым 16-м пленарным заседанием Комитета Конвенции по киберпреступности 14-15 ноября 2016 года [211.
В Руководстве подчеркивается, что хотя Будапештская конвенция не является договором, ориентированным конкретно на терроризм, однако основные преступления, подпадающие под регулирование Конвенции, могут быть совершены в виде террористических актов, для содействия терроризму, поддержки терроризма, в том числе в финансовом отношении, или в качестве подготовительных действий. Кроме того, процедурные и международные инструменты взаимной правовой помощи, предусмотренные в Конвенции, должны быть доступны для следствия и судебных преследований, связанных с терроризмом.
Согласно Руководству 11 T-CY, сфера и пределы действия Будапештской конвенции в отношении кибертерроризма определены статьями 14.2 и 25.1 J211:
Статья 14.2: «... каждая Сторона применяет полномочия и процедуры, указанные в пункте 1 настоящей статьи, в отношении:
а) уголовные преступления, установленные в соответствии со статьями 2-11 настоящей Конвенции;
б) другие уголовные преступления, совершенные с помощью компьютерной системы; а также
в) сбор доказательств уголовного преступления в электронной форме».
Статья 25.1: «Стороны оказывают друг другу взаимную помощь в максимально возможной степени для целей расследования или разбирательства в отношении уголовных преступлений, связанных с компьютерными системами и данными, или для сбора доказательств уголовного преступления в электронной форме» I2U.
В соответствии со статьями 23-35 Будапештской конвенции, стороны должны обеспечить ускоренное сохранение компьютерных данных, производственных заказов, поиск и изъятие хранимых компьютерных данных и других инструментов, а также предпринимать другие действия в рамках международного сотрудничества по борьбе с терроризмом, проводить связанные с терроризмом совместные расследования и судебное преследование.
Страна, подписавшая Будапештскую конвенцию, также может предусмотреть в своем внутреннем законодательстве санкции для деяний, связанных с терроризмом, в связи со статьями 2-11, и может не позволить рассматривать отягчающие обстоятельства или попытки, пособничества или подстрекательства. Это означает, что сторонам Конвенции необходимо предусмотреть поправки к своему внутреннему законодательству. Стороны должны обеспечить, в соответствии со статьей 13 Будапештской конвенции, чтобы уголовные преступления, связанные с подобными действиями, были «наказуемы эффективными, соразмерными и убедительными санкциями, которые включают лишение
свободы»
Что касается такого метода противодействия, как блокировка веб-сайтов, то на уровне ЕС она направлена, в первую очередь, на предотвращение нарушений прав на интеллектуальную собственность и регулируется Директивой по защите прав интеллектуальной собственности и Директивой об электронной торговле.
Например, статья 3 Директивы по защите прав интеллектуальной собственности налагает на государства-члены общее обязательство обеспечивать «эффективные, соразмерные и
сдерживающие» меры по защите прав интеллектуальной собственности -U41. Статья 18 Директивы об электронной торговле содержит более конкретное положение, согласно которому суд предписывает «меры, в том числе временные меры, направленные на прекращение любого предполагаемого нарушения и предотвращение любого дальнейшего ущемления интересов» ИЗ!.
Европейский суд (CJEU) в 2011 году растолковал эти положения в своих решениях по делу Интернет-провайдера Scarlet против SABAM (бельгийская ассоциация авторов, композиторов и издателей) и UPC Telekabel Wien (австрийская телекоммуникационная корпорация). В деле Scarlet против SABAM Суд решил, что общесетевая система фильтрации контента не совместима с законодательством ЕС, когда такая система
включает все следующие пять элементов I201:
(1) относится ко всему интернет-трафику [провайдера доступа в Интернет];
(2) применяется без разбора ко всем пользователям;
(3) уста на в лив а е тс я на не огра нич е нный с рок;
(4) применяется в качестве профилактической меры; а также
(5) исключительно за счет [провайдера доступа в Интернет].
Это означает, что блокировку веб-сайта не должно быть невозможно обойти, поскольку она серьезно препятствует доступу пользователей к Интернету. Выбор конкретных методов блокировки веб-сайтов может быть оставлен на усмотрение провайдеров доступа в Интернет, но они должны выбирать меры, которые не слишком ограничивают законный доступ пользователей к информации в Интернете.
Это не значит, что вла сти отдельных европейских стран не могут использовать блокировку сайтов по мотивам собственной национальной безопасности. Один из самых известных европейских примеров блокировки сайтов по политическим соображениям -действия испанских властей, направленные на предотвращение проведения референдума по поводу отделения Каталонии. Сообщения об этом факте обошли мировые средства массовой информации в сентябре 2017 года. Органы правосудия Испании заблокировали доступ к веб-сайту www.referendum.cat, созданному властями Каталонии для своих жителей, желающих принять участие в референдуме 1 октября. Через указанный сайт желающие после регистрации личных данных могли узнать адрес избирательного участка и распечатать бюллетень для голосования на референдуме о самоопределении Каталонии. «Этот домен закрыт в соответствии с требованием юридического ведомства и находится в его распоряжении», - сообщалось на испанском и английском языках на заблокированном сайте
В России конкретные ограничения на доступ к информации, которая запрещена или защищена законом и распространяется в Интернете, регулируются Федеральным законом «Об информации, информационных технологиях и защите информации» № 149-ФЗ от 27
июля 2006 года С 1 ноября 2012 года блокирование сайтов с нежелательной информацией стало самым простым способом борьбы с пропагандой терроризма.
Кроме того, Федеральный закон № 114 «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 г. устанавливает ответственность за экстремистскую деятельность средств массовой информации, а также предусматривает возможность приостановления деятельности экстремистской организации путем подачи судебного
иска о ее запрете и ликвидации [7]. Российские правоохранительные органы предпринимают усиленные меры борьбы с враждебной пропагандой, которая угрожает безопасности нашей страны не меньше, чем физические действия.
В то время как боевики «Исламского государства» (запрещено в России) продолжают наземные усилия в нескольких странах на Ближнем Востоке и в Западной Африке, их сторонники нападают виртуально, усердно работая над улучшением изощренной пропагандистской кампании в Интернете
Проблемы противодействия и группы-риска
В борьбе с враждебной пропагандой в Интернете существуют серьезные трудности, которые можно разделить на три группы: правовые, технические и идеологические проблемы противодействия «кибер-джихаду».
Юридические нормы, позволяющие блокировку веб-сайтов, стремительно развиваются во многих странах, включая Европу, хотя общий правовой подход ЕС склоняется в сторону поддержания свободы информации. Между тем, российская правовая система позволяет блокировать сайты с нежелательной информацией после решения суда, основанного на предварительной специальной экспертизе (филологической, культурологической, правовой). К сожалению, большая часть нежелательных материалов размещается на серверах, находящихся за пределами России, а не под
российской юрисдикцией. Попытки как-то повлиять на иностранных провайдеров через их правительства, как правило, остаются безуспешными, даже в рамках сотрудничестве по борьбе с международным терроризмом.
На официальном сайте Национального антитеррористического комитета России размещен список организаций, признанных террористическими судами РФ.
Таблица 1. «Джихадистские» организации, в том числе иностранные и международные, признанные судами Российской Федерации террористическими (с
2015 года)131
«Исламское государство» (другие названия: «Исламское Государство Ирака и Сирии», «Исламское Государство Ирака и Леванта», «Исламское Государство Ирака и Шама») Верховный Суд Российской Федерации от 29.12.2014 № АКПИ 14-1424С, вступило в силу 13.02.2015
Джебхат ан-Нусра (Фронт победы) (другие названия: «Джабха аль-Нусра ли-Ахль аш-Шам» (Фронт поддержки Великой Сирии)
«Аджр от Аллаха Субхану уа Тагьаля SHAM» (Благословение от Аллаха милоственного и милосердного СИРИЯ) Московский окружной военный Суд Российской Федерации, от 28.12.2015 № 2-69/2015, вступило в силу 05.04.2016
«Муджахеды джамаата Ат-Тавхида Валь-Джихад» Московский областной суд, от 28.04.2017 № 3а-453/17, вступило в силу 02.06.2017
«Чистопольский Джамаат» Приволжский окружной военный суд, от 23.03.2017 № 1-2/2017,вступил в силу 31.08.2017
В рамках Общей внешней политики и политики безопасности (CFSP) Европейского союза, в Европе также существует список лиц, групп и организаций, причастных к террористическим актам и подлежащих ограничительным мерам. Этот список был создан в декабре 2001 года после трагических событий 11 сентября. В список включены лица и группы, действующие как внутри, так и за пределами ЕС. Он пересматривается регулярно, не реже одного раза в полугодие. Этот список является отдельным от правового режима ЕС, реализующего резолюцию 1989 от 2011 года Совета Безопасности ООН о замораживании средств лиц и организаций, связанных с Усамой бен Ладеном, сетью «Аль-Каида» и движением «Талибан» (включая ИГИЛ/Даеш).
Согласно Общей позиции Европейского совета 2001/931/CFSP, принятой 27 декабря 2001 года, были установлены критерии для перечисления лиц, групп и организаций, были определены действия, которые представляют собой террористические акты и ограничительные меры, которые должны к ним применяться. Этими ограничительными мерами являются -ШЬ
- меры, связанные с замораживанием средств и финансовых активов;
- меры, связанные с полицейским и судебным сотрудничеством.
Лица, группы и организации, включенные в этот список, подвергаются как замораживанию их средств и других финансовых активов, так и усиленным мерам, связанным с полицейским и судебным международным сотрудничеством по уголовным делам. Постановление Совета 2580/2001 предусматривает блокирование всех средств и других финансовых активов, принадлежащих этим лицам, группам и организациям. Кроме того, никакие средства, финансовые активы и экономические ресурсы не могут быть предоставлены им, прямо или косвенно. Все перечисленные в списке лица и организации не входят в ЕС.
В редакции списка, принятой в январе 2019 года, 21 организация, почти половина из них «джихадистского» толка (сохранена нумерация, присвоенная им в списке).
Таблица 2. Список «джихадистских» групп и организаций, причастных к террористическим актам и подлежащих ограничительным мерам по Решению
Совета (CFSP) 2019/25 от 8 января 2019 года [12]
1. «Организация Абу Нидаль» - «АНО» («Революционный совет ФАТХ»,. «Арабские революционные бригады», «Черный сентябрь», «Революционная организация социалистических мусульман»).
2. «Бригада мучеников Аль-Аксы».
3. «Аль-Акса е.В».
7. «Гамаа аль-Исламия» («Аль-Гамаа аль-Исламия») («Исламская группа» - «ИГ»).
8. Виуик Dogu АктсИаг СерЬ^Р> — «IBDA-C» («Фрон-Великих исламских восточных воинов »).
9. «Хамас», в том числе «Хамас-Изз аль-Дин аль-Касем».
10. «Военное крыло Хизбаллы», он же «Совет Джихада» (и все подразделения, отчитывающиеся перед ним, включая Организацию внешней безопасности).
11. «Хизбул моджахеды» - «НМ».
16. «Палестинский исламский джихад»
Стоит обратить внимание, что речь в данном случае идет, прежде всего, о замораживании их счетов и финансовых операций, а не об ограничении распространения их материалов и работы веб-сайтов.
Между тем, в России подобный список террористических организаций дополнен Федеральным списком экстремистских материалов (книг, видео- и аудио-роликов, СМИ, Интернет-ресурсов и т.п.), опубликованным на сайте Министерства юстиции России, который и служит императивом для блокировки соответствующих сайтов. Согласно Статье 13 Федерального закона от 25 июля 2002 г. №114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», пункту 7 П оложения о Министерстве юстиции Российской Федерации, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 13.10.2004 № 1313, Министерство юстиции России отвечает за ведение, публикацию и размещение в Интернете федерального списка экстремистских материалов.
И нформационные материалы признаются экстремистскими федеральным судом по месту их обнаружения, распространения или местонахождения организации, которая производила такие материалы, на основании представления прокурора или в ходе разбирательства по соответствующему административному, гражданскому или уголовному делу.
Федеральный список экстремистских материалов составляется на основании копий судебных постановлений, поступивших в Министерство юстиции России, и перечисляет названия и индивидуальные признаки этих материалов в строгом соответствии с резолюцией решения суда. В настоящее время в данном списке около 4900
наименований Простой количественный контент-анализ названий нежелательных материалов дал нам следующую статистику упоминаний ключевых слов: «джихад» 104/ jihad 19; халифат 53; моджахед 29/ mujahid 3; «воины Аллаха» 3.
Техническая проблема противодействия пропаганде «кибер-джихада» связана с прокси-сервисами, «friGate» приложениями и другими технологиями, позволяющими обойти блокировку сайтов с нежелательной и враждебной информацией. Кроме того, адепты «кибер-джихада» используют социальные сети и тематические форумы, защищенные требованиями конфиденциальности. Основные вербовочные усилия экстремистов в настоящее время сосредоточены в Интернете. Вербовщики активно выявляют потенциальных новобранцев, устанавливают с ними личные контакты, используя социальные сети, и при этом остаются анонимными.
Только в Twitter с середины 2015 года по февраль 2016 года было заблокировано около 125 000 учетных записей «джихадистов». Кроме того, в период с января 2016 года по
август 2016 года было удалено 235 000 учетных записей Hêl. Однако, как отмечает Д. Милтон в Отчете Центра борьбы с терроризмом Вест-Пойнта за октябрь 2016 года: «учетные записи Исламского государства в социальных сетях, которые были заблокированы, не сдаются, а продолжают появляться на платформах социальных сетей под разными именами пользователей» [19, р 45]. Хотя, такое постоянное возрождение обычно не позволяет им полностью реконструировать свою прежнюю сеть последователей. По сути, общий объем пропаганды «джихадистов», доступной через Twitter, а также через другие коммуникационные платформы, за последние годы уменьшился.
Но «джихадисты» ищут новые эффективные пути использования Интернет-пространства для вербовки новых членов. Например, специалистами отмечается рост активности экстремистов в Instagram Stories, где размещенные сообщения сохраняются всего лишь в течение 24 часов, но при их передаче соблюдается высокий уровень конфиденциальности связи. Также популярность приобретают приложения, обеспечивающие сквозное шифрование (end-to-end encryption) сообщения, такие как Telegram и WhatsApp. При этом Telegram способен передавать зашифрованные сообщения большого объема - до 1 Гб, которые зачастую используются для отправки видео-инструкций по изготовлению взрывных устройств из доступных средств или координации террористических атак. Особую тревогу спецслужб вызывает появление так называемых дистанционно управляемых акций (remote-controlled plots) и виртуальных кураторов (virtual entrepreneurs), которые готовят потенциальных террористов и руководят ими через различные шифруемые социальные сети [4, с- 87].
Идеологическая проблема противодействия «кибер-джихаду» существует потому, что объектом экстремистской пропаганды могут стать разные группы людей: мигранты, безработные, молодежь, причем как этнические мусульмане, так и нет.
Можно назвать следующие социальные группы-риска в России:
- молодежь, проживающая в Республиках Северного Кавказа: студенты / безработные; или простые рабочие (как правило, мужчины до 25 лет), в основном проживающие в
небольших городах и населенных пунктах.
- в других регионах России: в основном мужчины-мусульмане с разным уровнем дохода; а также люди, которые социально не защищены и потеряли родственников в вооруженных конфликтах, жертвы коррупции и незаконных действий властей; студенты / безработная молодежь.
В Европе, в связи с серьезным наплывом мигрантов с Ближнего Востока, группы-риска также включают мусульманскую молодежь (в том числе рожденные в Европе); люди моложе 25 лет с самым низким уровнем дохода на одного члена в семье, преимущественно студенты, школьники, безработные.
Вербовка женщин в «джихадистские» организации также стала глобальной угрозой Ярким примером здесь является нашумевшая в России история студентки Варвары Карауловой, ставшей объектом вербовки и попытавшейся выехать на территорию, контролируемую запрещенной в России террористической организацией ИГИЛ.
Специалисты, изучавшие иностранных боевиков, выделяют следующие мотивы присоединения к террористическому «государству», которые являются одновременно религиозными, психологическими и рациональными [18, р 144-145"Ъ
- чувство гордости за то, что он мусульманин и член элитного авангарда, желание стать ч ле ном ч е г о -то б о льше г о , ч е м о н с а м;
- желание защитить ислам от нападок неверующих и / или защитить суннизм от нападок шиитов;
- поиск смысла и самореализации личности, получение статуса воина ислама в глобальной войне добра и зла;
- поиск убежища от правительств, враждебных радикальному исламу;
- революционный романтизм;
- месть за реальные или предполагаемые нарушения его прав и комплекс жертвы;
- попытка вернуть идеализированное великое прошлое, якобы украденное у него пре да те ля ми и в ра га ми;
- принадлежность к группе - многие «джихадисты» путешествуют группами;
- прославление войны как героического приключения;
- кровожадность и жажда острых ощущений, господства и завоеваний (особенно среди молодежи);
- юношеское непослушание и скука.
- поиск острых ощущений, возможность иметь право на убийство (особенно среди молодежи);
- возможность внушать страх своим врагам;
- материальные стимулы - особенно среди некоторых иммигрантов из Центральной Азии;
- для лиц с криминальным прошлым, имеющих враждебное отношение к западному обществу, приобщение к террору является механизмом реализации этой враждебности;
- отсутствие чего-то лучшего, чем можно заняться.
Согласно исследованию М. Лакоми, пропаганда ИГИЛ (организации, запрещенной в России) представлена в четырех категориях -U^i:
1) аудио (радиопередачи, музыка (нашиды));
2) визуальные (мемы, картинки, баннеры, символы, инфографика);
3 ) аудиовизуальные (записи исполнения, боевые кадры, «документальные фильмы», интервью, музыкальные клипы «nasheed», короткие рекламные объявления и репортажи, такие как «муджатвитты» (mujatweets));
4) тексты (веб-сайты и заявления в социальных сетях и новости, заявления лидеров, бюллетени, онлайн-журналы).
Проводимый нами с 2014 года дискурс-анализ материалов некоторых подобных вебсайтов позволяет сделать следующие научные обобщения ^^
П ервое, хотя большинство подобных сайтов имеют раздел новостей, их основная задача
- не распространение отчетов о последних событиях, а идеологическая корректировка информации.
Второе, они используют специальные символы и способы самопрезентации воинов «кибер-джихада». Размещают фотографии и объявления амиров (командиров боевиков) и шейхов (духовных лидеров) и соответствующую символику (черный и зеленый цвета, повязки с изречениями на арабском, закрытые лица), а также предстают на фотографиях и видео-роликах обвешанными оружием.
Третье, они придают некоторым словам нетрадиционное и неконвенциональное содержание. Исламские термины часто выступают в роли «агентов» языка вражды, например: «джихад», «моджахеды» («войны»), «муртад» («отступник»), «кафиры» («неверные»). И х новое подразумеваемое террористами значение явно не соответствует традиционному. Так, террористы называют джихадом войну, которую они объявили Западному миру, моджахедами - своих боевиков, муртадами - мусульман, работающих в государственных структурах и полиции, или просто не желающих примыкать к их «борьбе».
Четвертое, «кибер-джихад» создает новую реальность в Интернете. Извращение новостей и фактов, популяризация географических названий, принятых среди экстремистов, использование агентов «языка вражды» и «джихадистской» символики образуют свой виртуальный мир так называемого «халифата».
Техническая блокада не может быть единственным и самым эффективным методом противодействия враждебной пропаганде в Интернете. Более сильной может быть контрпропаганда, пропага нда светских ценностей и повышение уровня образования.
В глобальной сети, например, не только службы безопасности государств и администраторы социальных сетей борются против «джихадистов», но и рядовые пользователи, которые часто высмеивают их юмористическими роликами. Один из самых известных случаев связан с видео «What It's Really Like to Fight for the Islamic State», опубликованным на YouTube компанией Vice News в апреле 2016 года. Это видео было записано на камеру убитого боевика и изображало необычайно неумелого бойца по имени Абу Хаджар. Фильм мгновенно стал вирусным, поскольку в нем были изображены
хаос, некомпетентность и разочарование в рядах бойцов за халифат, развенчивающие образ профессиональных «джихадистов» (более 7 миллионов просмотров к концу 2016
года, к середине 2019 года - 22 миллиона просмотров) -Ц6". Кроме того, существуют десятки популярных мемов по этому вопросу, представляющих, например, «военно-воздушные силы» ИГИЛ (организация запрещена в России) в виде летающих верблюдов. Наконец, релизы «джихадистов» подвергаются и хакерским атакам.
Отечественные эксперты называют следующие меры, способствующие противодействию пропаганде экстремизма и терроризма в России [5, с- 79"":
- мониторинг и прогнозирование потребностей экономических и других структур в различных видах обмена информацией через международные сети;
- координация мер государственных и негосударственных органов по предотвращению угроз информационной безопасности;
- разработка государственной программы усовершенствования информационных технологий, обеспечивающей подключение национальных и корпоративных сетей к глобальным открытым сетям при соблюдении требований безопасности информационных ресурсов;
- совершенствование технологий раннего обнаружения и нейтрализации несанкционированного доступа к информации, в том числе в открытых сетях;
- дальнейшее совершенствование норм национального законодательства для регулирования обращения с информационными ресурсами, в том числе ответственности польз ов а те ле й с оциа льных с е те й;
- обеспечение контроля за соблюдением установленного статуса нежелательной информации, признанной таковой в судебном порядке;
- организация системы комплексного обучения и повышения квалификации массовых пользователей и специалистов по информационной безопасности для работы в мировых инфо рма ционных се тя х.
По нашему мнению, этот список мер должен дополняться широкой информационной деятельностью, образовательными и воспитательными программами, направленными на развитие толерантности и гражданских ценностей, а также социальными мерами по повышению уровня занятости молодежи, особенно групп-риска.
Заключение
Европейская и российская политики в отношении борьбы с кибертерроризмом основаны на разных правовых подходах к регулированию свободы информации, что затрудняет координацию усилий по противодействию «кибер-джихаду» на международном уровне. В то время как блокировка сайтов с нежелательными материалами стала практически основным методом борьбы в России, в ЕС подобная мера применяется преимущественно в отношении защиты авторских прав, и лишь на национальном уровне может применяться в политических целях. Кроме того, стоит помнить, что техническая блокада соответствующих веб-сайтов не может быть единственным и самым эффективным методом противодействия враждебной пропаганде из-за существующих многочисленных способов ее обхода. Совершенствование технических средств контроля над кибербезопасностью и координация усилий в этой сфере также должны развиваться на международном уровне. Кроме того, более действенной должна стать контрпропаганда, противопоставление
идеологии «джихадистов» продвижения светских ценностей, повышение уровня образования населения и молодежи в группах-риска.
В целях оптимизации борьбы с общей угрозой необходимо совершенствовать национальное и международное законодательство по вопросам регулирования работы с информационными ресурсами, а также прав, обязанностей и ответственности польз ов а те ле й с оциа льных с е те й.
На основе анализа трудностей, с которыми сталкиваются ЕС и Россия в борьбе с «кибер-джихадом», а также изучения уже имеющихся достижений в этой сфере, мы предлагаем развивать следующие направления противодействия кибертерроризму:
Во-первых, необходимо совершенствовать законодательство и более активно развивать международное сотрудничество в области правового контроля Интернет-пространства;
Во-вторых, блокировка нежелательных сайтов - все еще несовершенный, но относительно эффективный механизм противодействия враждебной пропаганде;
В-третьих, существует необходимость в серьезной работе с молодежью из групп-риска: молодыми мусульманами, девушками, безработной молодежью, в среде мигрантов для повышения уровня образования, толерантности и осведомленности людей о других культурах;
В-четвертых, нужно развивать контрпропаганду идеологии и действиям «джахадистов» через СМИ, Интернет и социальные сети.
Библиография
1. Ельчанинова Н.Б. Проблемы совершенствования законодательства в сфере ограничения доступа к противоправной информации в сети интернет // Общество: политика, экономика, право. 2017. №12. С. 119-121. https://doi.org/10.24158/pep.2017.12.25
2. Литвинова Т.Н. Противодействие враждебной пропаганде сепаратизма и терроризма в Интернете (на примере террористической организации «Имарат Кавказ») // Противодействие терроризму. Проблемы XXI века - COUNTER-TERRORISM. 2014. №3. С. 21-25.
3. Национальный антитеррористический комитет [Электронный ресурс] URL: http://en.nac.gov.ru/ (дата обращения: 25.06.2019)
4. Пополнение террористических организаций: целевой контингент и методы привлечения новых членов с использованием сети «Интернет» // Вестник Национального антитеррористического комитета. 2018. №2 (19). C. 83-87.
5. Саитов И.А., Миронов А.Е., Королев А.В. Противодействие кибертерроризму -важнейшая задача обеспечения информационной безопасности // Вестник Национального антитеррористического комитета. 2012. №7. C. 73-79.
6. Соснин В.А. Духовно-религиозные основы суицидального терроризма: идеология глобального джихада как психологическая мотивация оправдания суицидального терроризма исламскими радикалами // NB: Национальная безопасность. 2013. №2. С. 112-159.
7. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». [Электронный ресурс] // Система ГАРАНТ URL: http://base.garant.rU/12127578/#ixzz5ryUNvB6c (дата обращения: 25.06.2019)
8. Федеральный закон от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ «Об информации, информационных
технологиях и о защите информации» [Электронный ресурс] // Система ГАРАНТ URL: http://base.garant.ru/12148555/#ixzz5s8wymF38 (дата обращения: 25.06.2019) 9. Федеральный список экстремистских материалов [Электронный ресурс] //
Министерство юстиции Российской Федерации URL: https://minjust.ru/ru/extremist-materials (дата обращения: 30.06.2019)
10. Хамдохов С. Власти Испании начали блокировать сайты об отделении Каталонии [Электронный ресурс] // Российская газета. 2017. 22 сентября. URL:
https ://rg. ru/2017/09/22/vlasti-ispanii-pristupili-k-blokirovke-sajtov-ob-otdelenii-katalonii.html (дата обращения: 25.06.2019)
11. Council Common Position 2001/931/CFSP of 27 December 2001 on the application of specific measures to combat terrorism [Электронный ресурс] // URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri = CELEX%3A32001E0931 (date of access: 25.06.2019)
12. Council Decision (CFSP) 2019/25 of 8 January 2019 amending and updating the list of persons, groups and entities subject to Articles 2, 3 and 4 of Common Position 2001/931/CFSP on the application of specific measures to combat terrorism, and repealing Decision (CFSP) 2018/1084 [Электронный ресурс] // EUR-Lex Home. URL: https ://eur-lex.europa.eu/legal-content/en/TXT/HTML/?
uri = CELEX:32019D0025&from=EN (date of access: 25.06.2019)
13. Directive 2000/31/EC of the European Parliament and of the Council of 8 June 2000 on certain legal aspects of information society services, in particular electronic commerce, in the Internal Market ('Directive on electronic commerce') [Электронный ресурс] // EUR-Lex Home. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/ALL/?
uri = CELEX%3A32000L0031 (date of access: 25.06.2019)
14. Directive 2004/48/EC of the European Parliament and of the Council of 29 April 2004 on the enforcement of intellectual property rights [Электронный ресурс] // EUR-Lex Home. URL: http://data.europa.eu/eli/dir/2004/48/corrigendum/2004-06-02/oj (date of access: 25.06.2019)
15. Hiller J. S., Russel R. S. The challenge and imperative of private sector cybersecurity: An international comparison // Computer and Law security review, 2013, №29. P.236-245.
16. Lakomy M. Cracks in the Online "Caliphate": How the Islamic State is Losing Ground in the Battle for Cyberspace // Perspectives on terrorism. 2017. Vol 11. №3. http://www.terrorismanalysts.com/pt/index.php/pot/article/view/607/html (date of access: 25.05.2019)
17. Malin C. H. Cyber Jihad and Deception: Virtual Enhancement and Shaping of the Terrorist Narrative // Deception in the Digital Age: Exploiting and Defending Human Targets Through Computer-Mediated Communications / C.H. Malin and al., Elsevier Inc., 2017. P. 183-205. http://dx.doi.org/10.1016/B978-0-12-411630-6.00007-4
18. McCabe T. R. A Strategy for the ISIS Foreign Fighter Threat // Foreign Policy Research Institute. 2015, December, 4. P. 144-145.
19. Milton D. Communication Breakdown: Unraveling the Islamic State's Media Efforts // Combating Terrorism Center at West Point Report, October 2016.
20. Nurullaev R. Website blocking in Russia: Recent trends // Computer Law & Security Review: The International Journal of Technology Law and Practice. 2016. February. https ://doi.org/10.1016/j.clsr.2016.11.010
21. T-CY Guidance Note #11 Aspects of Terrorism covered by the Budapest Convention. Adopted by the 16th Plenary of the T-CY. 2016. 14-15 November URL:
https://rm.coe.int/16806bd640 (date of access: 16.05.2019)
22. Tosoni L. Rethinking Privacy in the Council of Europe's Convention on Cybercrime // Computer Law & Security Review: The International Journal of Technology Law and Practice. 2018. Vol. 34, Issue 6. P. 1197-1214.
23. Weimann G. The emerging role of social media in the recruitment of foreign fighters // Foreign fighters under international law and beyond. The Hague, Netherlands: TMC Asser Press, 2016. P. 77-95.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.
В настоящее время не только различные специалисты и аналитики - философы, социологи, политологи, экономисты, экологи, - но и рядовые наблюдатели констатируют те сложные процессы, которые обуславливают кризисные явления современности. Еще в 1913 г. В.Я. Брюсов, размышляя о глобальных процессах начала XX в., писал: «Сцена всемирной истории расширилась до пределов всей земли. Обособленные центры культуры соприкоснулись. Сибирская магистраль связала Европу с Дальним Востоком. Быстроходные пароходы сделали одно из Европы и Америки. Вся земля спаялась в единое целое. Стало невозможным жить обособленной жизнью. Неурожай в России стал отражаться на торговле Австралии. Для германской промышленности стало важным состояние рынков в Китае и Занзибаре...Америка готова состязаться с Европой за мировые рынки...Ислам должен почувствовать, что пришла вторая пора борьбы креста с полумесяцем» (тут уже прослеживается не только глобальный взгляд «сквозь столетия» О. Шпенглера, но и предвосхищение концепции «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона, который доказывает, что XXI в. будет ознаменован противоборством между христианством и исламом). И действительно, сегодня различные радикальные и экстремистские группы стремятся использовать в своих интересах свое толкование ислама, привлекая в свои ряды различных адептов, в том числе посредством новых средств коммуникации. В качестве нашумевшего примера укажем на случай Варвары Карауловой, вовлеченной в ряды экстремистов посредством социальных сетей. Указанные обстоятельства определяют актуальность представленной на рецензирование статьи, предметом которой является противодействие кибертерроризму на примере России и Европы. Автор ставит своей задачей выявить основные различия в правовых подходах и регулирования в отношении свободы распространения информации в Европе и России, проанализировать основные способы противодействия экстремистской пропаганде, определить основные факторы риска, а также дать предложения по борьбе с кибертерроризмом. Работа основана на принципах анализа и синтеза, достоверности, объективности, методологической базой исследования выступают системный подход, в основе которого лежит рассмотрение объекта как целостного комплекса взаимосвязанных элементов, а также сравнительный метод. Научная новизна статьи заключается в самой постановке темы: автор стремится охарактеризовать особенности противодействия враждебной террористической пропаганде в Интернете в ЕС и России. Рассматривая библиографический список статьи, как позитивный момент следует отметить его разносторонность (всего список литературы включает в себя 23 различных источников и исследований). К несомненным достоинствам работы отнесем привлечение зарубежной англоязычной литературы. Из привлекаемых автором источников укажем на официально-правовые документы, а также материалы информационных ресурсов. Из
привлекаемых исследований укажем на труды Е.Б. Ельчаниновой, Т.Н. Литвиновой, И.А. Саитова, А.Е. Миронова, А.В. Королева, в которых рассматриваются различные аспекты противодействия кибертерроризму. Библиография обладает важностью не только с научной, но и с просветительской точки зрения: после прочтения текста статьи читатели могут обратиться к другим материалам по ее теме. В целом, на наш взгляд, комплексное использование различных источников и исследований позволило автору должным образом раскрыть поставленную тему. Стиль работы является научным, с элементами публицистики, вместе с тем доступным для понимания не только специалистам, всем тем, кто интересуется как противодействием экстремизму и терроризму, в целом, так и в киберпространстве, в частности. Апелляция к оппонентам представлена в выявлении проблемы на уровне собранной информации, полученной автором в ходе работы над темой исследования. Структура работы отличается определенной логичностью и последовательностью, в ней выделяются несколько разделов, в том числе введение и заключение. К позитивным моментам отнесем осуществленный автором краткий анализ литературы. В начале автор определяет актуальность темы, отмечает, что «основные черты глобальной сети - огромные массивы ежедневно размещаемой информации и отсутствие цензуры - предоставляют возможности для пропаганды религиозного экстремизма и терроризма». Анализируя различные подходы в отношении свободы распространения информации, автор показывает, что в отличие от североамериканской и европейской «китайская модель правового регулирования в сфере Интернета является более жесткой и преследует основную цель - контроль над оппозицией и предотвращение возможных беспорядков, координируемых из-за рубежа». В работе показаны основные трудности по противодействию кибертерроризму, среди которых автор выделяет три группы: правовые, технические и идеологические. Автор справедливо обращает внимание на необходимость комплексных мер по противодействию кибертерроризму, включая такие меры, контрпропаганду, то есть противопоставление идеологии «джихадистов», продвижения светских ценностей, повышение уровня образования населения и молодежи в группах-риска. Добавим от себя, что среди этих мер может быть и подлинное религиозное образование в духе традиционных для России религий. Главным выводом статьи является то, что «в целях оптимизации борьбы с общей угрозой необходимо совершенствовать национальное и международное законодательство по вопросам регулирования работы с информационными ресурсами, а также прав, обязанностей и ответственности пользователей социальных сетей». Представленная на рецензирование статья посвящена актуальной теме, снабжена 2 таблицами, вызовет определенный интерес у читателей, а ее материалы и выводы могут быть использованы как в учебных курсах, так и при реализации стратегии обеспечения национальной безопасности, в том числе в киберсреде. К статье есть отдельные замечания: 1) Следует вычитать текст с точки зрения русского литературного языка, заменив синонимами повторяющиеся слова: «Разные страны мира исторически имеют разные политико-правовые подходы к свободе распространения информации», улучшить стилистику отдельных предложений: «Но сегодня некоторые люди используют идею джихада в целях политической пропаганды насилия и экстремизма», «Хотя, такое постоянное возрождение обычно не позволяет им полностью реконструировать свою прежнюю сеть последователей» и т.д. В предложении «Извращение новостей и фактов, популяризация географических названий, принятых среди экстремистов, использование агентов «языка вражды» и «джихадистской» символики образуют свой виртуальный мир так называемого «халифата»)» имеется лишняя скобка. 2) Некоторые высказывания нуждаются в корректировке. Так, автор пишет, что «вербовка женщин в «джихадистские» организации также стала глобальной угрозой». Вряд ли правомерно выделять в качестве глобальной угрозы вовлечение в
ряды экстремистов только женщин. В этой связи желательно показать на основе открытых данных количество женщин, примкнувшим к этим запрещенным организациям. 3) В заключении автор пишет, что «В то время как блокировка сайтов с нежелательными материалами стала практически основным методом борьбы в России, в ЕС подобная мера применяется преимущественно в отношении защиты авторских прав, и лишь на национальном уровне может применяться в политических целях», однако не показывает, снижают ли возможные риски более жесткие меры борьбы, используемые в России. Не ясна и позиция самого автора по данному вопросу. 4) На основе методов экспертных оценок желательно показать мнения специалистов по рассматриваемой проблеме. При условии исправления указанных замечаний статья может быть рекомендована для публикации в журнале «Национальная безопасность/ nota bene».