CC BY
56
Русская мысль, представлявшая собой накануне страшных событий 1917 года великолепное единство в многообразии, оказавшись в изгнании, могла погибнуть, сгинуть, будучи поглощенной новомодными направлениями западной философии. Но этого не случилось. Русская эмиграция смогла выполнить свою задачу - сохранить и приумножить замечательные традиции отечественного философствования. Среди плеяды блестящих мыслителей русского зарубежья 1920-1950-х годов достойное место занимает Иван Александрович Ильин, оставивший солидное интеллектуальное наследство. Между тем осмысление его жизни и творчества до крайности политизировано исследователями. Он предстает перед современным читателем то как пророк и проповедник «русской идеи», то чуть ли не обаятельным черносотенцем. Однако трафареты, штампы, маркировки лишь уводят от истины. Мировоззрение Ивана Ильина не укладывается в привычные схемы.
Эволюцию идей и взглядов Ильина на политическую историю отечества, на истоки трагедии революции прослеживает Александр Федотович Киселев, член-корреспондент РАО, профессор, доктор исторических наук. Он завершает подготовку к печати монографии, ряд глав которой будет публиковаться в нашем журнале в 2005 году.
ОСТАЕТСЯ ЛЮДЯМ
)
От редакции
А. КИСЕЛЕВ, профессор, чл.-корр. РАО
Иван Александрович Ильин не оставил развернутой автобиографии. Он ограничился лишь перечислением важнейших дат своей жизни и наиболее значимых, по его мнению, трудов. Первые из дат относятся к его родословной. Родился в Москве 28 марта 1883 г.; отец, Александр Иванович Ильин, - присяжный поверенный округа Московской судебной палаты, губернский секретарь, коренной москвич -был представителем древнего дворянского рода. Дед Ильина по отцу - Иван Иванович Ильин - дослужился до начальника Кремлевского дворца, был близок к императорскому двору.
Мать Ивана Александровича Екатерина Юльевна, урожденная Швейкерт, также была родом из дворян. Ее отец Юлиус Швейкерт имел чин коллежского советника, что соответствовало званию полковника в армии. Екатерина Юльевна была набожной, по хри-
Европеец
стиански смиренной женщиной. Благодаря ее стараниям в семье царили мир и покой. Иван Александрович имел братьев - Алексея и Александра. В семье высоким авторитетом пользовался отец. Братья Ильины пошли по его стопам - стали юристами.
22 апреля 1883 года в церкви Рождества Богородицы за Смоленскими воротами крестили Ивана Ильина. Крестным отцом записан 2-й гильдии купец Владимир Константинович Кеслер, а крестной матерью -бабушка младенца Любовь Петровна Ильина.
До шестого класса Иван учился в 5-й московской гимназии, затем - в первой московской, которая не считалась лучшей в городе.
Тем не менее, в свое время в ней учились выдающийся философ Владимир Соловьев, а также историк и политический деятель Павел Милюков. Славу школе приносят ее выпускники. Первая московская гимназия «подарила» стране целую плеяду незаурядных личностей, сказавших свое слово в науке и в общественно-политической жизни России.
Одно из первых мест среди них по праву принадлежит Ивану Александровичу Ильину. Однако в гимназические годы он особыми талантами не блистал. Его одноклассник, будущий видный эсер М.В. Вишняк писал об Ильине, что это был «светлый блондин, почти рыжий, сухопарый и длинноногий; он отлично учился... но, кроме громкого голоса и широкой непринужденной жестикуляции, он в то время как будто ничем не был замечателен. Даже товарищи его не предполагали, что его специальностью может стать и стала - философия» [1, с.37].
31 мая 1901 г Ильин окончил гимназию с золотой медалью. В аттестате были всего две четверки - по логике и русскому языку. В нем же отмечались особые математические дарования Ивана. На восьми выпускных экзаменах он по всем предметам получил «отлично», а по русскому языку - «тройку». Удивительно, но факт: будущий замечательный стилист «хромал» по главному для него предмету. Вероятно, здесь есть некая закономерность. Русский язык как предмет часто грешит зубрежкой правил. Юноше творческому, а Иван, безусловно, им был, нудное преподавание орфографии претило, и он недостаточно усердно ею занимался. Математика - иное дело. Здесь можно прочувствовать красоту и своеобразную поэзию абстрактного мышления, испытывая радость познания пусть школьных, но все же научных высот. Поэтому и отмече-
ны особые дарования Ивана в этой области.
Золотая медаль открывала Ильину путь в любой вуз без вступительных экзаменов. Он выбирает Московский императорский университет. 15 июля 1901 года Ильин пишет заявление ректору с просьбой зачислить его в студенты первого курса юридического факультета, которое было удовлетворено.
Иван любил Москву, ее улицы и переулки, напоенные ароматом русской старины, сказочность Кремля, величие церквей, неповторимость дворянских особняков. Однако, как ни странно, в пропитанной славянофильским духом Москве Ильин рос европейцем. Об этом пишет и его сокурсник Валентин Сперанский: «Ильин любил кипучую духовно-культурную жизнь первопрестольной столицы и сам всегда деятельно участвовал в ней, но по своим вкусам и навыкам был более европейцем, чем типичным московским обывателем. Даровитый, вдумчивый юноша не примкнул ни к беспартийно-жизнерадостной студенческой богеме, ни к школьным ячейкам будущих революционеров. Благо наслаждения умственного, достигаемого порой путем тоскливых тревог и мучительных колебаний, всегда представлялось ему самым привлекательным и самым надежным из всех житейских благ. Некоторую даже «одержимость» идеей он всегда считал счастливым состоянием верующего энтузиаста» [2].
Ивана увлекала западноевропейская культура, особенно классическая немецкая философия. Во многом благодаря матери Ильин блестяще владел немецким языком и мог в подлиннике читать Гегеля, Канта, Фихте и других корифеев философской мысли. Он наслаждался идеями, блеском и отточенностью мысли, и у него формировалось страстное стремление к поиску исти-
ны. Недаром многим позже, в минуты откровения с друзьями, Ильин называл себя «неистовым» [3]. Он и был таковым. Неистово и неудержимо отдавал себя делу, которое считал правым, истинным и нужным России. Однако при горячем темпераменте Ильину были свойственны «основательность и дисциплинированность чисто германского типа.» [4]. Сказывалось воспитание перешедшей из протестантства в православие матери. В то же время те, кто хорошо знал Ивана Александровича, замечали его «духовную помазан-ность» культурой России. Образование Ильина, отмечал архимандрит Константин, было своеобразным сплавом европейской и русской культуры, что впоследствии благотворно скажется на творчестве мыслителя.
В университете Иван Ильин серьезно изменился, что сразу бросалось в глаза бывшим однокашникам по гимназии. «За время, что Ильина нигде не было видно, - вспоминает М.В. Вишняк, - он сильно вырос: ушел с головой в философию и, видимо, многому научился - стал обнаруживать недюжинную эрудицию и серьезность» [5, с.171-172].
На юридическом факультете он «прикипел» к замечательному ученому - Павлу Ивановичу Новгородцеву. Как вспоминал Ильин, Павел Иванович был удивительным лектором: «Он говорил о главном; не о фактах и не о средствах; отвлеченно, но о живом: он говорил о целях жизни, и прежде всего о праве ученого исследовать и обосновывать эти цели» [5, с.249]. П.И. Новгородцев нашел в Ильине достойного последователя. Именно о жизненных целях человека, смысле человеческого бытия, строении его духовного мира впоследствии будет самобытно и плодотворно размышлять Иван Александрович Ильин.
Студенты любили семинары Павла Ивановича, на которых в острой поле-
мике «сходились» марксисты, народники, идеалисты. К открытому выражению своих взглядов располагала атмосфера «общего доверия», созданная искусным, уравновешенным, одновременно «внутренне горящим» и «внешне сдержанным» руководителем [5, с.250]. В обращении со студентами П.И. Новгородцев был мягок, но при том весьма требователен. Ильин пишет о Павле Ивановиче, что «это был сильный, дисциплинированный характер, в котором эстетическая форма облекала собою огромную волю и живой духовный опыт [5, с.251].
П.И. Новгородцева высоко оценивали и другие его ученики. В частности, профессор Николай Николаевич Алексеев в молодости был заядлым спорщиком и, будучи студентом, не стеснялся полемизировать с учителем. Он писал о Павле Ивановиче: «У него был талант привлекать и собирать вокруг себя молодых людей - способность, которой обладают далеко не все, даже выдающиеся ученые. Я действительно с Нов-городцевым постоянно состязался в споре, но всегда чувствовал его превосходство. Он был настоящим учителем - благодаря своей широкой образованности и вследствие своего умения научить, как нужно научно работать, и в силу своего морального влияния на учеников» [6, с.149-150]. Хотя сам Новгородцев был в то время кантианцем, он умел объединять вокруг себя и материалистов, и скептиков, эмпириокри-тицистов и гегельянцев. Критерий был один - лишь бы студент любил философию и хотел стать философом. П.И. Новгородцев фактически возглавлял московскую школу философии права и был идейным последователем Б.Н. Чичерина - крупнейшего правоведа и общественного деятеля.
Он всегда следовал долгу, ценил политический консерватизм и умеренность. Имел мужество быть ни левым,
ни правым, а самим собой. Павел Иванович видел выход из накопившихся в России острых социально-экономических и политических проблем в реализации им же выведенной «формулы»: «политически - направо, социально -налево». Полагал, что необходим не политический и партийный экстремизм, а поиски разумного компромисса, взвешенной политики в интересах всей России, а не тех или иных социальных групп. Однако известно, что нет пророков в своем Отечестве! Таких светлых умом людей, как Новгородцев, не только не слушали, но и осуждали как ретроградов.
Иван Ильин в университете, как и в гимназии, сторонился бурной общественно-политической жизни. Он дорожил временем и не растрачивал его на пустые хлопоты. Однако при всем «аполитизме» все же приветствовал первую русскую революцию и даже выступил в 1906 г. с публицистической брошюрой «Что такое политическая партия?». Ильин с симпатией относится к борьбе рабочих, считая их жертвами эгоистических интересов фабрикантов, и призывает пролетариев включаться в партийную жизнь, благо такая возможность появилась после царского манифеста 17 октября 1905 г. Суть деятельности политических партий Ильин видит не в борьбе за власть, а в привлечении голосов избирателей на выборах в Государственную Думу. Иван Ильин за то, чтобы мирным, пра-воустановленным порядком влиять на законотворчество государства и постепенно к лучшему менять жизнь, согласовывая через представительные органы интересы различных классов и социальных групп. Он за политическую реформу, а не за революцию. В трактовке Ильина политическая партия представляет собой «союз людей, которые соединились для того, чтобы добиться нужных им всем законов» [7].
Очевидно, что он выступает за парламентаризм западного образца с политическими партиями, действующими «чинно» и «благородно» в рамках закона. Ильин даже советует рабочим вступать в партию социал-демократов, а крестьянам - в партию эсеров. Молодой Ильин, начитавшись книг по юриспруденции, представлял партийную жизнь как канонизированный государством правопорядок.
Однако прежде чем агитировать рабочих и крестьян вступать в соответствующие партии, он должен был познакомиться, хотя бы бегло, с программами социал-демократов и эсеров, в которых главной целью ставилась не борьба за голоса избирателей в рамках закона, а низвержение существующего строя. Здесь он или сознательно не хотел подвергать критике экстремизм большевиков и терроризм эсеров, или надеялся, что они при определенных условиях смогут эволюционировать в политические партии парламентского типа. Если последнее верно, то жизнь вскоре развеяла эти иллюзии. Впрочем, молодости, да и не только молодости, свойственно ошибаться. Недаром Ильин в зрелом возрасте не раз повторял, что человек имеет право на ошибку и заблуждения. Такова жизнь. Всего даже с проницательным умом не предусмотришь.
Ильин в революционное время опубликовал брошюру «Бунт Степана Разина», которая с историографической точки зрения ничего нового не несла. Она любопытна для выяснения общественно-политической позиции автора. Обращаясь к широкому кругу читателей, он стремился предостеречь от стихийного бунтарства масс, подчеркивая, что бунт - своеобразная месть униженных и оскорбленных - обществу не поможет, а лишь опустит его до вандализма и завяжет такие узлы, которые будут расплетены только боль-
шой кровью. Восторжествует хаос, и положение народа из тяжелого превратится в невыносимое. Нужен не бунт, а новый строй, где каждый почувствовал бы себя достойным гражданином, - заключает автор.
Ильин ни к одной из партий не примыкал. Позже, будучи в эмиграции, гневно отвергал обвинения в партийном членстве: «... я никогда не был ... членом какой бы то ни было политической партии. Лицам, утверждающим обо мне обратное (безразлично русским или иностранцам), я публично предлагаю отнести себя (на выбор) - к безответственным болтунам или бесчестным людям» [8].
В 1906 году Иван Ильин окончил Московский университет с дипломом первой степени, дававшим право на обучение в магистратуре. 22 сентября того же года по рекомендации П.И. Новгородцева и князя Е.Н. Трубецкого Ильин был оставлен в университете для подготовки к профессорскому званию по кафедре истории философии права и энциклопедии права. Рекомендующие характеризовали выпускника как чрезвычайно живого и увлекающегося человека, наряду с этим обладающего и редкой настойчивостью в труде, и величайшей преданностью науке. «Сочинения, написанные Ильиным, показывают, что он удачно соединяет известный обобщающий дар со способностью прилежного и тщательного анализа» [9].
После окончания университета Ильин женился на Наталии Николаевне Вокач. Она была уроженкой старинного дворянского рода. Ее отец Николай Антонович Вокач состоял членом совета присяжных поверенных округа Московской судебной палаты, так же, как и отец Ильина. Знакомство не было случайным. Вокач и Ильин хорошо знали друг друга по службе и считали, что брак их детей составит хорошую во всех
отношениях партию. И не ошиблись в прогнозах.
Наташа увлекалась философией, искусством, историей, была натурой тонкой и духовно близкой Ивану Ильину. Родственница Наталии Николаевны, Евгения Герцык, пишет в своих воспоминаниях, что Наталия была умна, молчалива и разделяла взгляды мужа на науку, людей, жизнь, относясь лишь с иронией к его «пламенности». Иван Александрович, в свою очередь, «благоговел перед ее мудрым спокойствием. Молодая чета жила на гроши, зарабатываемые переводом: ни он, ни она не хотели жертвовать временем, которое целиком отдавали философии. Оковали себя железной аскезой - все строго расчислено, вплоть до того, сколько двугривенных можно в месяц потратить на извозчика; концерты, театр под запретом, а Ильин страстно любил музыку и художественный театр. Квартира, две маленькие комнаты, блистала чистотой - заслуга Наталии, жены» [10, с.153-154].
Ильины приучали себя к спартанскому образу жизни, будто чувствовали, что она принесет им немало испытаний и невзгод.
Программа подготовки к магистерскому экзамену была исключительно насыщенной. Для ее освоения требовались сильная воля и целеустремленность. П.И. Новгородцев в отзыве на отчет Ильина за 1907 год писал, что его ученик «проявляет совершенно выходящую из ряда трудоспособность. Его приходилось не побуждать, а останавливать в занятиях, опасаясь для него переутомления от чрезмерной работы». Вместе с тем Павел Иванович отмечал, что магистрант так тщательно и добросовестно работал над программой, что не успел ее полностью освоить. Причины, судя по отчету самого Ильина, очевидны. В программе значились десятки трудов философов, от
древности до XIX века, а только по философскому учению Канта Ильин в качестве отчета подготовил рукопись объемом 307 страниц. Трактат по философии Фихте был изложен на 324 страницах машинописного текста. Примерно в таких же объемах была подготовлена письменная работа по Шеллингу. Кроме того, Ильин перевел с немецкого книги: «Теория анархизма» Штаммпера, «Анархизм» Эльцба-хера, «О социальной дифференциации» Зиммеля. Над последними двумя книгами он работал вместе с женой. Иван Александрович начинает публиковаться. В «Русских ведомостях», «Московском еженедельнике», «Критическом обозрении» выходят его статьи и рецензии.
Как видим, круг научных интересов Ильина исключительно «западноевропейский», и о православной философии не просто не идет речь, на нее даже нет намека. Тем не менее Ильин сделал главное - заложил прочный фундамент своей общеакадемической подготовки, вник в различные философские учения, погрузился в исследовательский труд и постепенно приобретал навыки неординарного ученого, поражавшего коллег обширностью знаний, остротой мысли и отточенностью пера. Повторим: в становлении Ильина как ученого значительна заслуга Новгородцева, предъявлявшего высокие требования к подготовке аспирантов. Павел Иванович по собственному опыту знал, что качество научного результата находится в прямой зависимости от напряженности и объема труда. Его программы подготовки магистрантов были по плечу только тем, кто всерьез решил посвятить свою жизнь науке, которая не терпит «прохладного» отношения к себе и отторгает тех, кто любит себя в науке, а не науку в себе. Ильин относился ко второй категории ученых и весьма преуспевал на избранном поприще.
В мае 1909 г. Ильин сдал магистерский экзамен и приступил к чтению истории философии права на Московских частных высших женских юридических курсах. Там же он вел семинар по «Общей методологии юридических дисциплин».
Вскоре Ильину для присвоения звания приват-доцента предложили прочитать пробные лекции в Московском университете. Он прочитал две: по назначению факультета - «Идея личности в учении Штирнера» и по своему выбору - «Вопрос о силе и праве как юридическая проблема». Лекции получили высокую оценку, и попечитель Московского учебного округа А. Жданов дал разрешение на работу Ильина доцентом юридического факультета Московского университета по кафедре энциклопедии права и истории философии права.
Студенты любили Ильина и ценили его умение «хрустально-прозрачного» изложения труднейших вопросов [11]. Это бесценное качество лектора свидетельствует о том, что он сам досконально разобрался в сути материала, предложенного студенческой аудитории, и мастерски владел методикой чтения лекций, логикой изложения, а главное - русским языком. Один из видных деятелей русского зарубежья Роман Гуль в студенческие годы слушал лекции Ильина по курсу «Общей методологии юридических наук» и так характеризует Ивана Александровича: «Высокий, очень худой, красивый, но мефистофельский (хотя и блондин) И.А. был блестящим оратором и блестящим ученым» [12]. О лекторском мастерстве молодого ученого вспоминает и профессор Н.Н. Алексеев: «...Ильин умел вдолбить в них (слушателей - А.Ф.) сухие элементарные понятия общей теории права - его практические занятия по этому предмету в коммерческом институте собирали не одну сотню сту-
дентов. Нарочитую серьезность своего изложения он старался смягчить остротами, которые были рассчитаны не невысокий вкус, но нравились студентам. Про него была сочинена эпиграмма: «Рассеять может всякий сплин доцент из молодых, Ильин.» [6, с.162].
По традиции Московский университет предоставлял перспективным молодым преподавателям стажировку за рубежом. Подобную двухгодичную возможность «повысить квалификацию» получил и Ильин. В конце 1910 года он уезжает за границу. В инструкции П.И. Новгородцева стажеру говорилось: «.Ильин командируется за границу, с одной стороны, для того, чтобы подготовить диссертацию на избранную им тему «Кризис рационалистической философии права в Германии в XIX веке», с другой стороны, для того, чтобы ознакомиться с характером и приемами университетского преподавания по предмету его специальности» [13]. Новгородцев рекомендовал занятия в университетах Берлина, Гейдельберга, Фрейбурга, Галле, Марбурга и Парижа. По мнению научного руководителя, Ильину следовало прослушать курсы лекций профессоров Зиммеля и Мюн-стенберга в Берлине, Виндельбландра и Ласка - в Гейдельберге, Штаммеля -в Галле и других. Кроме того, было рекомендовано посетить практические занятия профессоров Еллинека в Гей-дельберге, Риккерта - в Фрейбурге и других. Ильину предстояла напряженная работа.
В 1911 году Ильин много общался с философом Гуссерлем, знакомясь с его феноменологическим методом, сущность которого состояла в том, что анализу того или иного предмета, события, явления должно предшествовать интуитивное погружение исследователя в анализируемый предмет, его переживание. Гуссерль оказал сильное влияние на Ильина, и многие его идеи мето-
дологического характера он будет развивать в собственных трудах.
В заграничной командировке Ильин все больше задумывается о деградации западной культуры, о кризисе духа, поразившем Западную Европу. Не все оказалось таким благополучным, как виделось из России и черпалось из научной литературы. Ивана Александровича глубоко ранила пошлость, пропитавшая жизнь самодовольных западных буржуа. О пошлости он собирался писать специальную работу. «Надо еще глубже вскрыть источники ее в самом себе, - писал Иван Ильин 13 августа 1911 г. в письме Л.Я. Гуревич, - и напрасно не понимают люди, что истинный суд включает суд над собой и истинное обличение - самообличение. Творческое «нет» есть непременно «нет» по отношению к элементам своего микрокосма. Ненавистность пошлости - неописуема; у немцев захлебываешься в ней. Все живое воплощение высот - деградирующе. И самодовольство этого деградирующего массового хрюка - вопиет о себе не переставая» [14, с.11-12].
Иван Александрович вынес из заграничной командировки один из главных для себя уроков - западноевропейская цивилизация отнюдь не последнее и далеко не лучшее «слово» в развитии человечества. Более того, она больна, больна разлагающимся духом все более обезбоженной человеческой души. Вывод исключительно важный для последующего творчества Ивана Александровича.
В заграничной командировке Ильин был вместе с женой. Они не только трудились в библиотеках, архивах, университетах и встречались с учеными мужами, но и путешествовали. Любовались красотами Флоренции, достопримечательностями немецкого Касселя и французского Страсбурга, неделю наслаждались горными пейзажами Швей-
царии и три недели провели на океанском побережье в Бретани. Ильина завораживало море красотой, силой, непредсказуемостью и той легкостью, которая свойственна и людям, живущим под ярким солнцем и порывами свежего морского воздуха. Ильины были счастливы. Многое удалось сделать из намеченного, многое увидеть и переосмыслить, о многом поразмышлять. Впереди была целая жизнь с ее главной для них святыней - алтарем Науки, Познания, Поиска.
В 1913 году Ильины возвращаются в Москву и поселяются в Крестовоздви-женском переулке (д. 2, кв. 36). Иван Александрович приступает к работе в Московском университете.
Он продолжил чтение лекционных курсов в университете и в ряде других московских вузов, напряженно трудился над диссертацией. Однако теперь центром его научных интересов становится философия Гегеля.
Ильин получил известность в Москве не только как замечательный лектор, но и как полемист. В ту пору в интеллигентских кругах было принято собираться в неформальной обстановке, в гостях друг у друга, где велись различные беседы, чаще по научно-интеллектуальным проблемам. Ильин с женой нередко посещали различного рода «посиделки» московской интеллигенции. Здесь и проявились его бескомпромиссность в полемике, стремление буквально «задавить» оппонента шквалом аргументов и во всем оказаться правым. Качества, прямо скажем, не из однозначных. С ними друзей не приобретешь, а врагов или недоброжелателей наживешь с избытком.
Е. Герцык вспоминает о «баталиях» Ивана Александровича»: «Ильины стали встречать у нас Волошина, Бердяева, Вяч. Иванова, стало плоше: с неутомимым сыском Ильин открывал все слабости их, за всеми с торжеством
вскрывал «сексуальные извращения»... Способность ненавидеть, презирать, оскорблять идейных противников была у Ильина исключительна, и с этой, только с этой стороны знали его москвичи тех лет.» [10, с.154]. Впрочем, следует уточнить: «все москвичи» - из кругов «эстетического ренессанса», крайне раздражавшие Ильина их интересом к ущербной сексуальности, черной мессе, хлыстовству и постоянным стремлением к сексуальному трактованию теологических тайн. Для Ильина все это было беспутством разлагавшейся души.
Оппоненты Ильина не оставались в долгу. «Обиженный» Андрей Белый писал об Иване Александровиче: «...Молодой, одержимый, бледный, как скелет, Иван Александрович Ильин, гегельянец, впоследствии воинствующий черносотенец, - возненавидел меня с первой встречи: ни за что, ни про что: бывают такие вполне инстинктивные антипатии; Ильина при виде меня переворачивало; сардоническая улыбка змеилась на тонких и мертвых губах его; с нарочитой исступленною сухостью, бегая глазками мимо меня, он мне кланялся; наше знакомство определялось отнюдь не словами, а тем, как молчали мы, исподлобья метая взгляды друг в друга» [15].
Суров А. Белый: только за молчание - убийственная характеристика: «бледный скелет», «змеиная улыбка на мертвых губах», «исступленная сухость» приветствия. Таково воображение А. Белого: превращать в недругов всех, кто не пел ему дифирамбов. Ильин делал практически то же, но по другой причине: накануне первой мировой войны он воспринимал новую русскую поэзию и прозу как предтечу большевизма в культуре, пытался показать опасность их опустошающего влияния на души людей.
У Ивана Александровича были и друзья. В предвоенные годы его связывала крепкая и преданная дружба с компози-
тором Николаем Карловичем Метнером, чью музыку он очень любил. Ильин даже посвятил Метнеру одну из лучших своих статей - «Духовный смысл войны».
Для России наступали тяжелейшие времена. В августе 1914 года она была втянута в первую мировую войну. Вначале ее выступление на стороне Англии и Франции вызвало в обществе небывалый патриотический подъем. Разразившуюся войну называли не иначе, как Отечественной. В городах проходили многотысячные митинги в поддержку царя и правительства. Солдат провожали на фронт восторженные толпы сограждан. Для армии собирались пожертвования. Женщины, и среди них великие княгини, добровольцами записывались в фронтовые медицинские сестры.
В одном из писем Л.Я. Гуревич Ильин писал, что «в России духовный подъем все нарастает и все сильнее захватывает интеллигенцию», что «необходим ряд статей экономических, исторических, политических и метафорических о войне». Он недоволен позицией главного редактора журнала «Русская мысль» П.Б. Струве, который считал, что Россия должна превратиться в надежный тыл армии. Ильин другого мнения: «Я всеми силами работаю и буду работать вещественным выражением духовного творческого подъема в стране. Дух должен вести армию к победе, а страну к обновлению» [14, с.14]. Ильин полон оптимизма и одухотворенности. Аудитории, как никогда, забиты битком. Студенты хотели знать о войне правду, но и с воодушевлением желали учиться.
Ильин вместе с Новгородцевым, Котляревским, Булгаковым, Маклако-вым, Бердяевым, Вяч. Ивановым и другими известными в стране учеными, публицистами, общественными деятелями читал публичные лекции о «духовно-религиозном осмыслении войны».
Все сборы от лекций идут раненым бойцам. Он продолжает заниматься западноевропейской философией, но все больше разворачивается к российским проблемам.
В 1915 году Иван Александрович публикует работу «Духовный смысл войны». В ней он предчувствует беду, хотя на том этапе рассуждает как русский патриот, обеспокоенный исходом военного противоборства России с Германией. В эйфории патриотического подъема он утверждает, что от тепла и любви к Родине «тает» отчужденность людей. Вместе с тем Ильин не потерял проницательности и высказал ряд идей, которыми несколькими годами позже уже можно будет воспользоваться для объяснения части причин революционного обвала в России.
Ильин пишет о том, что в военных условиях человек ищет «духовный смысл» происходящего и, невольно возвращаясь в воспоминаниях к старой жизни, дает ей оценку, решает для себя, насколько она дорога, чтобы сложить за нее голову. Война и жизнь подвергаются своеобразному «духовному суду» с глубокими раздумьями о собственной судьбе и прожитых годах. Если прежняя жизнь была «дурна», несправедлива, темна, полна унижений, то есть ли смысл в геройстве в ее защиту? Если воевать, то не за эту жизнь. А за какую? Эти вопросы в том или ином виде волновали миллионы людей, подвергавшихся смертельной опасности на фронтах, занимавшихся тяжким солдатским трудом, стиравших до кровавых мозолей руки при рытье окопов, строительстве оборонительных сооружений, изматывающих тело и душу в переходах и марш-бросках, терявших здоровье на промозглом ветру заснеженных равнин или в болотных топях. А главное: за что подниматься в атаку и идти грудью на пулеметный свинец и под взрывы артиллерийских снарядов?
Ильин справедливо пишет о том, что «война учит нас проверять нашу жизнь, ее достоинство, ее качество, ее верность, ее правоту. учит нас судить и испытывать жизнь смертью.» [16, с.16]. Война - тяжелое духовное испытание и для тех, у кого нет высшего -что можно «любить больше себя», нет и духовных сил до конца вытерпеть свалившиеся беды, постоянно преодолевать страх увечья или гибели. Война, считает Ильин, должна быть «духовно оправдана», что дает нравственные и моральные силы переносить ее нечеловеческие тяготы. «Духовная оправданность» войны определяется внутренними мотивами, формированием убежденности «правого дела». Без этого не придет стойкая уверенность в необходимости не щадить себя, и место «духовного подъема» займет «духовное оскудение». Ильин ошибся в прогнозе, что новая «отечественная война» вызовет «расцвет лучших духовных сил народа». Ее результаты стали прямо противоположными ожиданиям Ивана Александровича. Однако при этом Ильин верно уловил настроение «народной души» по-новому оценить прежнюю жизнь и возжелать перемен. Возможно, именно в разбуженной войной в народе потребности к обновлению российской жизни и заключался «духовный смысл войны», завершившейся падением самодержавия.
В этой работе Ильин часто употребляет понятия «душа» и «дух». Здесь же он дает их определения. Учитывая их важность, приведем их полностью, что вкладывал Иван Александрович в эти понятия: «Условимся называть «душою» весь поток наших внутренних переживаний, во всем объеме и многообразии, - пишет Ильин. - Душа - это вся совокупность того, что происходит в нашем «сознании», а равно и в нашем «бессознательном», на протяжении всей нашей жизни; это наши чувства,
болевые ощущения, приятные и неприятные состояния, воспоминания и забвения, впечатления и помыслы, проносящиеся в нас мимолетно, а также деловые соображения и заботы, приковывающие нас к себе надолго. Если мы будем называть все это «душою», то «духом» мы назовем душу только тогда, когда она живет своими главными силами и глубокими слоями, устремляясь к тому, что человек признает высшим и безусловным благом. Следовательно, «дух» - это прежде всего то, что значительно в душе» [16, с.22]. Как видим, определения вполне светские. «Бог», как могущественная сила истории и судьбы каждого человека, пока не появился в произведениях Ильина.
Двумя годами позже, уже в 1917 г., Ильин признает, что у российского пролетариата «духовного опрадания войны» не состоялось, ибо он «пасынок» на своей родине. В Российской империи рабочие находились на социальном дне и не были «включенными в жизнь и во власть русского государства» [17]. Однако в годы войны они сумели обуздать свой справедливый гнев. Ильин предлагает рабочим показать это и дальше, не поддаваясь партийной вольнице, социально раскалывающей страну.
Ильин негодует по поводу призывов большевиков брататься на фронтах с немецкими солдатами. Для него абсурден лозунг «Пролетарии всех стран, объединяйтесь» с подоплекой, что рабочий лишен отечества и для него собратьями являются не собственные сограждане, а лишь эксплуатируемые капиталом рабочие других стран. В этом Ильин видит поругание высоких чувств патриотизма, светлой причастности к истории и традициям своей страны. Большевики в отношении войны провозгласили классовый интерес выше интересов государства и его защиты от внешних врагов, единства народа как исторически сложившейся общности и
др. Здесь наиболее рельефно проявился нигилизм большевиков и одновременно их трезвый расчет обрести массовую социальную опору, способную откликнуться на призывы к революции не столько по причине влияния партийной пропаганды, сколько по объективным причинам социальной униженности и озлобленности к прежнему государству, с которым связаны жертвы войны, голод и холод в тылу, и т.д. Для пролетариев не могло быть и речи о «духовном оправдании войны» - напротив, им было проще не оправдать, а заклеймить войну как очередное зло господствующих классов, что в итоге и случилось.
Ильин надеялся на обратное. Взывал к благоразумию и развенчивал социальную демагогию большевиков. Последнее было бесполезно. В идеях социализма рабочие не разбирались, и идеологическая борьба была им абсолютно чужда. Обращаться к большевикам с призывом «одуматься» было наивно. Человека можно убедить, а переубедить крайне трудно, чаще невозможно, тем более фанатиков революции. Ильин обращался в никуда - в темную бездну разворачивавшейся драмы. Для Ильина измена национальным интересам России - величайшая подлость и преступление. Для социал-демократов преступлением являлась не измена старой России, а измена делу революции. Русская интеллигенция, расколотая политическими пристрастиями, говорила на разных языках.
Однако несправедливо обвинять в антипатриотизме только большевиков. Российские либералы в лице их главной партии кадетов сыграли в годы войны еще более неблаговидную роль, дискредитируя царское правительство и вселяя в население беспочвенные подозрения об антинациональной политике последнего российского монарха. Как «гром среди ясного неба» прозву-
чала нашумевшая на всю Россию речь лидера кадетов профессора П.Н. Милюкова в Государственной Думе 1 ноября 1916 года, в которой уничтожающей критике были подвергнуты деятельность правительства Штюрмера, императрица и ее окружение. Причем каждый тезис своей речи Милюков сопровождал вопросом: «Что это - глупость или измена?» Депутаты решительно поддержали второе толкование, хотя никаких доказательств в подтверждение своих слов Павел Николаевич не привел. Впрочем, он ими и не располагал. Многими годами позже Милюкова спросили о них, и профессор истории откровенно сказал, что никаких материалов об измене правительства, императрицы, царского окружения он не имел, но таково было решение ЦК партии кадетов. «Цель оправдывает средства» - оружие, которым пользовались не одни большевики. Надуманным и откровенно провокационным было «дело об измене» военного министра генерала Сухомлинова. Все это были не просто слухи и сплетни, постепенно распространявшиеся по стране, а публичные, громкие скандалы, приводившие в шок население откровенностью и безапелляционностью обвинений верхов в прямой измене стране и в сговоре с неприятелем. В ход шел и тот факт, что Николай II приходился немецкому кайзеру Вильгельму дальним родственником и «брат Никки» не хотел «побеждать брата Вилли». О каком «духовном оправдании» войны солдатами, офицерами, населением в целом могла идти речь в подобной обстановке! Интеллигенция, значительная часть крупной буржуазии, левое крыло политических партий скопом навалились на царя и выдавливали из него будущее отречение. Еще до февраля 1917 г. на первом плане у определенных политических кругов стояли не интересы Отечества, а своекорыстие партийных це-
лей. Об этом Ильин догадался, но несколько позже, когда занавес разыгрывающейся драмы будет поднят и на свету окажется закулисная возня тех, кто был близок к престолу, но не укреплял монархию, а раскачивал ее, подкапывал фундамент, дабы хватило небольших усилий для ее опрокидывания.
Тем не менее Ильин в годы первой мировой войны поставил исключительно важный вопрос, имевший ключевое значение для ее исхода и культурные последствия для всей Российской империи. Действительно, от того, найдет ли народ «духовную оправданность войны» и как оценит довоенную жизнь, зависело его поведение на фронтах, в тылу, а главное - отношение к власти и традиционному политическому и социально-экономическому строю. Недаром революция в России - родом из войны, ею рождена и крещена. Об этом писали многие российские мыслители. В частности, Георгий Федотов подчеркивал, что на третий год мировой войны русский мужик отказался защищать Россию и царя, что свидетельствовало о размывании национального самосознания народа и образовании в его душе вакуума, в который устремились чуждые коренной России силы, разнуздавшие и разложившие мятущиеся в лихолетье души и сердца миллионов людей.
Военные годы были чрезвычайно важными и для творческой судьбы Ивана Ильина.
Он по-прежнему живет в мире идей классической западноевропейской философии, но в этот мир властно вторгается российская тема и начинает увлекать молодого мыслителя. Однако, к сожалению, увлекала она его не по причине интереса к «новой» области познания, а в силу разворачивавшейся
трагедии Отечества, к которой Ильин не мог быть равнодушным.
Литература
1. Вишняк М. Дань прошлому. - Нью-Йорк,
1954.
2. Сперанский В. Памяти русского фило-
софа // Русская мысль. - Париж, 11 января 1955 г.
3. Редлих Р. Памяти И.А. Ильина // Посев.
- Германия, 16 января 1955 г.
4. Архимандрит Константин. Памяти Ива-
на Александровича Ильина // Православная Русь. - Нью-Йорк. - № 114, Январь 1955 г.
5. Ильин И.А. Памяти П.И. Новгородцева / / Собрание сочинений. Т.9-10. - М., 1999.
6. Алексеев Н.Н. В бурные годы // Новый журнал. - Нью-Йорк. - 1958. - № 54.
7. Ильин И.А. Что такое политическая партия?
// Собрание сочинений. Т.9-10. - С.63.
8. Цит. по: Н.П. Полторацкий. Россия и ре-
волюция. Русская религиозно-философская и национально-политическая мысль XX века. - Тенадолай, 1988. - С.288.
9. РГИА, ф.733, оп. 153, д. 214, л.254.
10. Герцык Е. Воспоминания. - Париж, 1973.
11. Рыбинский Н. Духовный меч // И.А. Ильин. Собрание сочинений. Т.2. Кн.2 -М., 1993. - С.378.
12. Гуль Р.Б. Я унес Россию. Т.1 // Новый журнал (Нью-Йорк). - 1978. - № 131. - С.15.
13. РГИА, ф.733, сл.154, д.14, л.137.
14. Цит. по: Ю.Т. Лисица. Иван Александрович Ильин. Историко-биографиче-ский очерк // И.А. Ильин. Собрание сочинений. Т.1. - М., 1966.
15. Белый А. Между двух революций. - М., 1990. - С. 297.
16. Ильин И.А. Духовный смысл войны // Собрание сочинений. Т.9-10.
17. Ильин И.А. Почему не надо продолжать войну? // Собрание сочинений. Т.9-10.
- С.119.
