CC BY
14УДК 82(569.4)
Е. Н. Бескровная
(Днепропетровск)
к.ф.н., преподаватель кафедры гуманитарних наук ВНЗ «Международного гуманитарно-педагогического института» "Бейт-Хана"
Еврейский сентиментализм творчества Давида Фришмана
Термин «сентиментализм» в том понимании, в котором он характеризует мировой литературный процесс ХУШ-Х1Х веков и фактически восходит в библейскому Экклезиасту и «Песни Песней» для еврейской литературы этого же периода характеризуется традиционным разрушением канона и отходом от трансформации Торы в еврейской литературе. Это связано с одной стороны, с проблемой социальной жизни еврейского народа, выраженной в разтроении еврейства, а, с другой, со стремлением еврейского народа вернуться к истокам Первого Храма, к первым проблескам халуцианской волны алии.
Именно, характеризуя состояние талмудической традиции в еврейской литературе Штиф Нохак в своей книге «Гуманизм в старой еврейской литературе» писал: « В то время как романтизм в мире литературы набирал силу, мы могли наблюдать позитивную сторону поэзии, благодаря реалистическим тенденциям. У нас наблюдается борьба в оригинальном романтическом ключе. Мы имеем ввиду талмудический сентиментализм, делающий погоду на реалистическом грунте, призывающий к грусти, бренности молодёжь, вдохновленную борьбой, и стремящийся наполнить её аскетизмом, который ничего не несёт молодым, ничего, кроме самой Библии». [15, с. 27-28]
Давид Фришман - еврейский писатель, писавший на древнееврейском языке Х1Х века, как раз и сохранил в своем творчестве тот самый талмудический сентиментализм, о котором говорит Штиф Нохак.
Давид Фришман относится к плеяде представителей еврейской литературы хасидизма, о которых современная израильская исследовательница З. Ковельман писала: «Писатель не отождествляет культурное наследие евреев с одним только иудаизмом, хотя на протяжении трех тысячелетий духовное творчество народа почти исключительно было направлено на постижение и толкование одного лапидарного текста Торы, о чем свидетельствуют Талмуд и Мидраш, литургическая поэзия и вся раввинистичес-
© Бескровная Е. Н.
кая литература. Не отвергая ценности этого наследия, Фришман хочет убедить нас, что творческое начало в еврейском народе древнее Торы и переживет ее. Религиозной традиции, сформировавшей евреев, несмотря на рассеяние народ, и являющейся его коллективным творением, Фришман противопоставляет своеобразие , силу и творческие возможности индивидуума: страсти бушующие в душе свободной личности, позволяющие ей творить свою жизнь....» [1, с. 18-19]
В своем мировидении он изначально успешно сочетал философскую теорию митнагдим, и хасидов так как родился и воспитывался на территории Польши, в предместье города Лодзь и мальчик часто встречался с заезжими раввинами и представителями еврейской интеллигенции и мы считаем, что именно это послужило появлению темы свободолюбия в его произведениях.
В тоже время можно говорить и о том, что темой его произведений является проблема свободомыслия личности и проблема ортодоксального иудаизма. В рассказе «Танец» писатель соотносит главные понятия гносеологии иудаизма и проблемы психологического развития личности. Именно образами главных героев юноши Пута и девушки Тины автор пытается соразмерить понятие любовь и соединить его с гносеологией в иудаизме. Тина выходит вместе с Путом из Египта. Юноша дарит ей кольцо, но сам вскоре исчезает. Проблему верности любимому раскрывает перед нами автор. Тина ждет его, но когда ради золотого Тельца кохен пытается у нее отнять веру в любовь, кружится в танце и падает мертвой, потому что «внезапный страх объял ее. Не помня себя, она то снимает, то одевает кольцо на палец и как бы в насмешку над собой, шутя или играя, вдруг кидает его - еще мгновение и кольцо уже утонуло в груде золота, выросшей над повозкой. Она почувствовала, что в сердце у нее что-то оборвалось, остановилось и уже исчезла повозка, и все люди пропали вместе с нею, почему-то погасло солнце и наступила тьма. В это самое мгновение девушка внезапно поняла, что никогда не вернется ее избранник -он мертв для нее вовеки веков» [1, с. 40-41].
Когда знакомишься с творчеством Давида Фришмана, то создается впечатление, что женская тема трактата «Гитин» является характерной для его творчества и фактически преобладает в нем.
В рассказе «Медный змей» автор повествует о юноше Дишоне, для которого чувство любви было смертельным, но однажды он увидел девушку, влюбился в нее и из-за своей любви стал больным. Ему даже не помог медный змей, которого кохены сделали из золота. И здесь снова встает перед нами проблема гносеологии и антропологии в душе человеческой личности. По мнению автора, женское начало любви преобладает в человеке, но гносеологические корни иудаизма, идущие от отрицания
форм у Божества, берут верх над чувственным человеческим началом и все совершается по воле Бога. Юноша гибнет, поскольку чувства преобладают в нем: «Нет, жертвенник я не возведу для тебя, змей, ибо лик той девушки стал для меня священным жертвенником; и не курения вознесу я для тебя, о змей, но всю кровь мою, всю плоть мою на огне воскурю для тебя...» [1, с. 58]
Цикл рассказов под названием «Любовь» в сборнике «В пустыне» кажется объединен в одно единое целое именно понятие библейской «Песни Песней». В рассказе «Везувий» писатель создает картину мира, которую не в силах укротить человек : «Бурные потоки лавы бегут теперь непрестанно, выплескиваясь снова и снова в мрачной поспешности. Над страшной картиной разрушения и гибели встает траурная заря. Исчезли дымные языки пламени над жерлом вулкана, но и его самого не видно тоже. Он окружен теперь черной, плотной стеной. Восходит тусклое солнце, наступает утро. Безнадежно тяжело на душе, люди утратили веру в жизнь...» [1, с. 231-232].
Этот же момент мы наблюдаем и в рассказе «Водопад Ниагара»: «Весь мир кругом одет белой пеной, и паром и плотным влажным сумраком, кипящая водяная пыль пронизывает воздух.
Бездна кипит и устрашающе шевелится, перемежая рокот с диким ревом; она перекатывается разбрасывая пену, и словно тростинки, пляшут в потоке огромные стволы вырванных с корнем деревьев.» [1, с. 235-236]
Но земные катаклизмы не страшат автора, так как ему кажется, что он должен побороть людские. Фришман выводит в третьем рассказе «Великая смерть» образ чумы: «Словно сухие листья с деревьев, ежедневно падали на улицах трупы: по сто человек, по пятьсот, по тысяче, по две, а то и по три тысячи в день. Словно сор лежали тела на улицах, как навоз на земле лежали они, но оставшиеся в живых старались не смотреть, не замечать их.
Могильщики перестали их хоронить, и они так и оставались лежать где попало. А бывало, что хоронил кто-нибудь ближнего своего, но вскоре падал в яму рядом с ним» [1, с. 238].
И в конце словно символ жизни автор объединяет юношу и девушку из первых двух рассказов: «А юноша и девушка, крепко обнявшись, нежно шепчут друг другу : «Но ведь есть нечто и посильнее, во сто крат сильнее великой смерти. Это - наша любовь!» [1, с. 239]
Создается впечатление, что автор хочет отступить от канонов Вавилонского Талмуда, но на самом деле он четко следует за ним. Так именно здесь мы наблюдаем трансформацию трактата «Гитин», но только проходит она не от Устной Торы к Письменной, а, наоборот, в рассказах преобладает период Яхвистского кодекса и именно он получает свое развитие в образах, когда евреи были единым народом, не рассеянным в галуте.
Давид Фришман в своих произведениях является одним из мастеров трансформации Агады Вавилонского Талмуда. В рассказе «Синай» он трансформирует трактат главы, посвященные образу Моисея. Создается впечатление, что автор при описании образа Моисея хочет показать не гносеологический момент Торы, а обращается непосредственно к агадическому описанию образа Адоная. Проблема отступления от Бытия и рождения образа Бога в душе каждого человека - вот основной критерий подхода к образу Моисея:
«И поэзия стала истиной.
Остановите любого мальчика идущего с книгой под мышкой. Спросите у него:
- Что произошло у горы Синай!
И он ответит:
_- На Синае открылся Господь Моисею, отцу пророков, и он увидел Господа лицом к лицу - так как не доводилось лицезреть Его никому на свете, и при этом остался в живых. Ярким пламенем горел терновый куст, но не сгорал, и снизошел к нему Господь и говорил с ним, убеждая вернуться в Египет, чтобы вывести сынов Израиля из дома рабства и привести в страну предков - и Авраама, и Исаака, и Якова...
Я убежден, что очень долго он будет рассказывать вам о горе Синай, на которую снизошел Господь в огне и на которой дал народу Израиля Тору и Закон, а затем привел его в страну, о которой поклялся предкам сего народа, что даст ее во владение их потомкам..
И все это спустя тысячелетия, в наши дни!
Можно ли найти на всей земле место более прославленное, чем Синай?
И при этом Моисея, великого прорицателя и поэта, его первые слушатели называли лгуном!» [1, с. 151-152].
Образ Моисея явился одним из самых популярных в русско-еврейской литературе Х1Х века и, неудивительно, что фактически туже трактовку, но только с незначительными изменениями на уровне сюжета и образа Моисея дает Семен Фруг, в творчестве которого мы также находим элементы взаимовлияния рассказов Давида Фришмана и «Сефер Гаагады» Бялика и Равницкого, отраженной в Вавилонском Талмуде.
Баллада «Дети Земли» была напечатана в еженедельнике «Еврейское обозрение в 1884 году. По словам профессора И.Л. Клаузнера это одно из лучших стихотворений поэта. В ней Фруг опирается на талмудический «Midrasch ТапЛито». Фруг проводит трансформацию сюжета Талмуда и вводит образ детей Земли, раскрывающей свои недра. Следуя традиции Талмуда поэт развивает идею о том, что человек, встающий из праха земного, способен на подвиг только потому, что берёт свою силу от земли. В каждом человеке заложен смысл нового рождения и постепенного становления в течении жизни. Жизнь для Фруга - это не только борьба, это постижение Божественной истины мира. Сначала поэт рисует Детей Земли, которые:
... ясными глазками Смотрели на мир неземной, Внимали ученью небесному Свободы и правды святой
[4, с. 85].
Фруг художественно переосмысливает этот образ и развивает его. Дети Земли в произведении поэта постепенно набирают силу и могущество:
Росла эта сила великая: Великий удел её ждал... Наполнилась чаша заветная, -И час ей урочный настал.
[4, с. 87]
Вместе с тем, Фруг трансформирует притчу, вводя в канву повествования образ Моисея, и, отстаивая позиции цадикизма в хасидизме, подчёркивает центральную роль вождя в передаче действий Божества еврейскому народу:
Вождь грянул победною песнею, И хор её вторил вдали, -То пели могучие, славные, Бессмертные дети Земли
[4, с. 88].
Фруг движется от частного к общему, поэтому и использованный им в произведении сюжет, по которому дочь богатого вельможи становится жертвой только потому, что полюбила еврея-раба, также становится частью одной идеи Фруга, подчёркивающей значение поступков Моисея во имя своего народа.
Образ Моисея, воплощающий в себя Твёрдость, один из любимейших художественных образов Фруга. Поэт любит пророка Моисея по-своему, и каждый раз его пророк изменяет окружающий мир, и сам становится таким, каким был поэт в разные периоды своей жизни.
Стихотворение «Дитя на Ниле» относится к числу ранних произведений поэта, в котором Фруг делает художественную обработку трактата Шемот-Раба (1). Фруг берёт только описание того, как корзина с младенцем плывёт по Нилу. Цепь образов-символов помогает поэту предать Моисею черты будущего пророка:
Дитя Откровенья на Нильских волнах. Взгляните! - Какая великая сила
На ясном, спокойном челе опочила, Какое величие в детских чертах!
[4, с. 43]
Моисей Фруга в начале произведения - невинный младенец, ни о чём ни думающий, над которым стоит голубое небо, но автор подчёркивает, что в него вселяется Божественный смысл существования Бытия, обновляющий мир и ведущий народ Израиля к Заветам Божественной мудрости. Бог заключён для поэта в природе, и в этом одна из ошибок Фруга, и неприятие его еврейской литературной критикой, но природа для поэта впоследствии воплощает в себе Силу и Мощь Израиля. Поэт объединяет в одном повествовании несколько агадических притч и с помощью библейского параллелизма достигает необходимого эффекта. Мир как и Израиль постоянно борется в процессе обретения своего права на существование. И хотя Фруг фактически обрабатывает агадический сюжет, он не возводит забора вокруг Торы, и в своём восприятии Бытия не отходит от Библии, поэтому его мир растёт вместе с пророком и постепенно с помощью библейского параллелизма поэт показывает как он набирает силу.
В образе Моисея отражается процесс формирования мировидения Фруга. Поэт стремился бороться с равнодушием, которое было характерно для еврейской среды того периода, и, естественно, способствовало ассимиляции. В 1884 году, в газете «Русский еврей» Фруг, подписавшись псевдонимом Бен-Цви, напишет: «Серая жизнь, мёртвая тишина! Дни за днями, месяцы за месяцами, ничего не изменяя в этом застывшем глухом мирке, из которого я вам пишу эти строки, светлым метеором блеснуло в одну минуту 8-ое хешвана на скучном горизонте нашего забитого уголка, блеснуло и было таково...
Много бы поучительного и благородного вынесли бы херсонские евреи из речи почтенного раввина, если бы они дослушали её до конца.
Так чем же ,однако, вызвано это непростительное невнимание к слову г. Блюмфильда? Да - непростительно, ибо оратором в данном случае является не только известный раввин, но и прекрасный, достойный глубокого уважения человек» [12].
Поэма «Разбитые скрижали» была написана именно тогда, когда поэт находился в таком настроении. В поэме «Разбитые скрижали» Фруг рассказывает о жизни Моисея, фактически трансформируя Тору. Поэт переживает сложный эмоциональный период, поэтому образ Моисея показан в развитии сложных человеческих взаимоотношений. В первой части поэмы Моисей Фруга полон сил и стремится к духовному возрождению:
В душе его восторженно звучали Заветов дивных вещие слова.
[10]
Во второй части Моисей полон сомнений. В душе его рождается злоба и ненависть, которую он изливает на свой народ:
Я дал им мысли путь разумный, Их жизни цель живую дал, И вот плоды мечты безумной! И вот венец моим трудам!
[10]
В третьей части поэмы Светлый Дух снова возвращает Моисея к жизни. Здесь явно звучат ноты Гаскалы:
Горел-бы только мысли чудный пламень, Во что-нибудь бы верил человек! Пусть укрощает девственный свой пламень, И новый Храм воздвигнет каждый век
[10].
Четвёртая часть в целом проникнута пессимизмом, в ней Моисей -разочарованный человек, который боится, что «туком овнов будет кровь людская и кровью человеческой елей... за мишуру нарядных алтарей...». Моисей доверяется жизни, бессильный что-нибудь сделать, но он не согласен идти старым путём проб и ошибок, который может привести к гибели людей только за принадлежность к определённой вере. Он ищет выход из создавшегося положения, он хочет сделать всё от него зависящее для служения Богу Израиля.
Но вместе с тем главной темой произведений Фришмана можно считать тему знаний, тему движения к свету, так в рассказе «Свет» мать отдает своему сыну сердце только ради того, чтобы он нашел свет, но в конце жизни этот человек понимает сущность Бытия: «Подозвав сына к своей постели, он сказал ему:
- Послушай! Я искал свет и этого достаточно, ибо ищущий свет -обладает им!» [1, с. 256].
Проблема воспитания человека - одна из основных в творчестве Фриш-мана и именно об этом он повествует в своем рассказе «Копилка». Знания даны человеку только для того, чтобы он распоряжался ими - это хочет нам сказать писатель: «Маленький ангел все смотрел и смотрел, а потом сел и заплакал.
Бог стал его утешать: напрасно ты попросил, чтобы копилка наполнялась сама собой. Вот если бы ты за нею присматривал, было бы у тебя сейчас бы подлинное сокровище. В следующем году Я подарю тебе на день рождение другую копилку, но теперь уже не зевай, - действуй с умом, наблюдай за нею как следует.
Рассказав мне все это, мама добавила: «Дай-то Бог, сыночек, чтобы и ты попросил у ангела понаблюдать за содержимым твоей сокровищницы. Тогда в конце дней твоих ты станешь обладателем подлинных, непреходящих ценностей» [1, с. 251].
В своем понимании иудаизма Фришман колеблется между философией митнагдим и хасидизмом, но все таки больше склоняется к хасидизму:
Народ ожидает прихода Мессии. Именно на эту ашкеназскую мистику делает ставку в своем стихотворении «Для Мессии» Давид Фришман»:
Между смокв у Иордана Вышивальщик утром рано Вышивает в пяльцах. По холсту снует игла, -В изощренных пальцах.
Возле ткани он суконной Нашивает шнур виссонный, Пурпур горделивый. Подобрать умеет он, -Так, так, так! - умеет он Все в узор красивый.
Там гирлянды запестрели, Там букеты белых лилий, Пестрые бобы там... Все цветы бросает он, -Чик, чик, чик! - бросает он На холсте расшитом.
А под стягом станет он, -Радость! радость! - станет он, Царь царей - Мессия»
[2, с. 275-276].
Рассмотрев некоторые аспекты «талмудического сентиментализма» в творчестве Давида Фришмана и его влияния на русско-еврейскую литерату-
ру Х1Х века, можно говорить о том, что сентиментализм в еврейской литературе этого периода фактически является особой формой общения, выраженной в идеях Ахад-Гаама, раздваивающий мировидение еврейского народа царской России и приводящий к философской борьбе внутри еврейства.
Список использованной литературы
1.Еврейская ивритская поэзия. Первая половина ХХ века / [Шаул Чер-ниховский, Хаим Нахман Бялик, Давид Фришман и др.] - СПб : Северо-Запад-Пресс - 2004 - с. 273-277. - [Золотая серия еврейской литературы]
2.Фришман Д. В пустыне / Д. Фришман. - Иерусалим : библиотека-алия - 1992, - 272 с. - [Первоисточник]
3.Фруг С. Г. Думы и песни / С. Г.Фруг - СПб - 1887. - 370 с. [Первоисточник]
4. Фруг С.Г. Стихотворения / С. Г. Фруг- СПб. : б-г - 255 с. - [Первоисточник]
5.Фруг С.Г. Сиониды и другие стихотворения 1897-1902 / Фруг Семен Григорьевич - СПб. : типография инженера М.С. Персона, Казанская 35 -1902 - 168 С - [Первоисточник]
6.Фруг С. Г. Песни «исхода» / С. Г. Фруг - С. - Петербург - 1908 - 300 с. - [Первоисточник]
7.Фруг С. Г. Полное собрание сочинений / С. Г. Фруг. - Одесса : издательство магазина Шермана, 1913, т. 1-3
8.Фруг С. Г. Полное собрание сочинений / С. Г. Фруг. - СПб. : 1904 -т.1-6 - [Первоисточник]
9.Фруг С. Г. Стихотворения / С. Г. Фруг. - Одесса : типография Суворина. - 1885 - 356 с. - [Первоисточник]
10.Фруг С. Г. Стихотворения / С. Г. Фруг. - Одесса : типография Гольд-берга. - 1897. - 145 с. - [Первоисточник]
11.Фруг С.Г. Стихотворения (1890-1897) / С. Г. Фруг. - С-Петербург, 1897 - 132 с. - [Первоисточник]
12.Фруг С. Г. Иудейская смоковница. - Иерусалим : издательство Еврейского университета в Иерусалиме - 1995. - 180 с. - [Первоисточник]
13. Собрание сочинений Давида Фришмана. - / Д. Фришман. - Варшава : Мерказ - 1914. - 203 с. - [Первоисточник]
14.Нохак С. Гуманизм в старой еврейской литературе / С. Нохак -Киев, 1920 - 80 с. - [Первоисточник]
