Эволюция взгляда на единство преступлений: триумф концепции[368] Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК: 343.0 ББК: 67.0

Ораздурдыев А.М.

ЭВОЛЮЦИЯ ВЗГЛЯДА НА ЕДИНСТВО ПРЕСТУПЛЕНИЙ: ТРИУМФ КОНЦЕПЦИИ1

Orazdurdiyev А.М.

EVOLUTION OF THE VIEW OF UNITY OF CRIMES: TRIUMPH OF THE CONCEPT

Ключевые слова: единство преступления, единство и множественность оснований уголовной ответственности, единство состава преступления.

Keywords: Unity of crimes, unity and plurality of bases of criminal responsibility, unity of composition of crime (unity of corpus delicti).

Аннотация: статья продолжает исследование взглядов теоретиков в области уголовного права на проблему единства преступлений. В ней показано установление и законодательное закрепление концепции единого состава преступления как юридического основания единства преступного деяния.

Abstract: article continues a research of views of theorists in the field of criminal law on a problem of unity of crimes. In her establishment and legislative fixing of the concept of uniform corpus delicti as legislative basis of unity of criminal action is shown.

I. Н.Д. Дурманов, 1948 г.

В 1948 г. из печати вышел фундаментальный труд профессора Н.Д. Дурманова, посвя-щённый исследованию центральной проблемы уголовного права - понятию преступления. В ней отдельным параграфом был рассмотрен вопрос о единстве преступления. Параграф так и называется: «Единство действия и единство преступления»2.

Несмотря на это многообещающее название, Н.Д. Дурманов не ставил себе целью исследовать вопрос о единстве преступления, а по сему в работе нет ни анализа этого понятия, ни указания на его критерий, ни тем более его определения как самостоятельного уголовно-правового института. Н.Д. Дурманов рассмотрел лишь один незначительный, на мой взгляд, аспект этой проблемы, который, по его мнению, имеет всё же «серьёзное теоретическое значение для общего определения преступления». Это вопрос о соответствии единичности действия (или бездействия) единичности преступления и множественности действий - множественности преступлений3.

Взяв за основу вполне справедливые суждения Н.С. Таганцева о том, что единое преступное деяние, хотя и имеет в основе своём

естественное понятие единого человеческого действия, в то же время отличается от него, условным юридическим значением, Н.Д. Дурманов, с одной стороны, приходит к правильному выводу о том, что «юридическое определение отдельного преступления только в общих чертах базируется на действии в том его виде, как оно совершается в объективном мире»4, так как при расщеплении волевой деятельности человека на отдельные телодвижения «исключается возможность установления закономерного соотношения между отдельным действием и отдельным преступлением, ибо окажется, что преступление слагается из десятков или сотен, если не тысяч, отдельных действий»5. С другой стороны, формулируя окончательный вывод по поставленному вопросу, он всё же отметит, что «отдельное конкретное преступление в принципе соответствует отдельному конкретному действию или бездействию субъекта...».6

Очевидно, что с таким мнением согласиться нельзя, ибо, если допустить принципиальное соответствие отдельного преступления отдельному действию, то в этом случае стирается всякая грань между условным юридическим значением действия и психофизическим телодвижением человека. И, как следствие этого, уголовно-

1 Настоящая работа является продолжением статьи «Эволюция взгляда на единство преступлений: единство и множественность оснований уголовной ответственности», опубликованной в журнале «Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева», №2, 2016, том 1, с. 209-228.

2 Дурманов Н.Д. Понятие преступления. М.-Л.: Изд-во АН СССР. 1948. С. 62-65.

3 Дурманов Н.Д. Понятие преступления. С. 62.

4 Дурманов Н.Д. Понятие преступления. С. 64.

5 Дурманов Н.Д. Понятие преступления. С. 63.

6 Дурманов Н.Д. Понятие преступления. С. 65.

правовое учение о преступлении надобно будет заменить психофизическим учением о поведении человека.

Впрочем, это не единственное положение в работе Н.Д. Дурманова, заслуживающее упрёка. В частности, соответствие совершённого общественно опасного деяния составу, описанному в законе, он не считает признаком преступления, что такое суждение есть не что иное, как idem per idem1, и что будто бы это не реальное, а фиктивное осуществление принципа nullum crimen sine lege2. Соответствие деяния составу Н.Д. Дурманов считает «чисто номинальным признаком», «призванным подменить материальное определение преступления исчерпывающим юридическим определением», и что признак этот якобы не имеет ничего общего с понятием противоправности преступления3. Отвергая этот признак ввиду будто бы того, что при этом происходит механический разрыв норм Общей и Особенной части, он в то же время в содержание противоправности вводит идею аналогии преступления. По его мнению, «предусмотренность деяния уголовным законом отнюдь не означает обязательного определения конкретного состава и может быть осуществлена в самой общей форме», «что при применении уголовного закона по аналогии наказуемое деяние является противоправным, т.е. деянием, в общей форме предусмотренным уголовным законом под страхом наказания»4. Н.Д. Дурманов утверждает, что аналогия в советском уголовном праве «предполагает, что в уголовном законе караемое деяние предусмотрено в его общих родовых чертах»5. Настойчиво таким образом защищая идею аналогии, он высказал мысль, в корне противоречащую тому, что было сказано выше, что закон «может предусматривать уголовную противоправность деяния в различных формах. Конкретное определение состава преступления есть только одна из таких форм, но отнюдь не единственная»6. Следовательно, выше отвергаемое «соответствие деяния законному составу» теперь, когда дело коснулось аналогии, уже может быть признано одной из форм противоправности преступления. «Про-

1 В данном аспекте, по мнению Н.Д. Дурманова, это означает тавтологию, по которой «преступлением является то, что предусмотрено законом в качестве преступления». - См.: Дурманов Н.Д. Понятие преступления. С. 198.

2 Там же.

3 Дурманов Н.Д. Понятие преступления. С. 200201.

4 Там же. С. 223.

5 Там же. С. 224.

6 Там же.

тивоправность,- пишет он далее,- по общему правилу определяется точным составом, в виде же исключения она определяется составом, обрисовывающим лишь в общих родовых чертах

7

запрет под страхом наказания данного деяния» . ния» .

На мой взгляд, последовательное развитие столь противоречивой концепции вне всякого сомнения отдалит нас от идеи единства состава преступления либо приведёт к искажению этого учения, ибо включение в содержание противоправности деяний, не предусмотренных в уголовном законе, по сути означает отказ от признания состава преступления основанием уголовной ответственности. По крайней мере это будет означать отказ от признания состава преступления единственным основанием уголовной ответственности. А раз так, то развитие этой концепции никак не будет способствовать утверждению единства состава преступления как юридического основания определения единства преступного деяния. В приведённой концепции понятие противоправности, сам того быть может не замечая, автор наделил свойством «каучуковой растяжимости». Там, где это необходимо, противоправность понимается им как точное соответствие деяния описанному в законе составу. Но в случае необходимости применения закона по аналогии объём противоправности увеличивается и его содержанием охватываются деяния, не предусмотренные в законе в виде конкретных составов преступлений. Что же в этом случае остаётся от принципа законности в отправлении уголовного правосудия? По сути, подобным образом понимаемая противоправность означает лишь оправдание и утверждение в законе царившего в те годы разгула судейского произвола.

II. А.Н. Трайнин, 1957 г.

В 1957 году в свет выходит третье - последнее издание монографии А.Н. Трайнина о составе преступления. Книга А.Н. Трайнина издана в год, предшествующий году принятия новых Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, в которых в императивной форме8 будет установлено и закреплено

7 Там же.

8 Н.Ф. Кузнецова в 1969 г. вполне справедливо писала: «...все нормы УК, в том числе и общей части, носят императивный характер, ибо их нужно рассматривать в органической связи с нормами особенной части уголовного законодательства». - См.: Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. М.: Изд-во МГУ. 1969. С. 95. Этой же позиции придерживался Н.Д. Дурманов.- См.: Дурманов Н.Д. Советский уголовный закон. М.: Изд-во МГУ. 1967. С. 110.

новое правило об основаниях уголовной ответственности. В них будет сказано, что «уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние» (ст.3 Основ). И словно предваряя эту законодательную новеллу, А.Н. Трайнин именно в этом последнем издании своей работы через всю свою книгу красной нитью проведёт основную идею о том, что «единственным основанием уголовной ответственности является состав преступле-ния»1. Это означает, что в будущем в нашем уголовном законодательстве не должно быть места множественности оснований уголовной ответственности, что преступлением должно быть признано не всякое общественно опасное деяние, а только то, которое будет описано в уголовном законе в виде конкретного состава преступления, и что в будущем уголовном законодательстве не должно быть места аналогии закона - аналогии преступления, а преступлением будет признано только противоправное, т.е. законом предусмотренное, общественно опасное и виновно совершённое деяние. Таким образом, грядущее законодательство открывает широкие возможности для дальнейшей разработки понятия единства преступления, ибо нормативным порядком будет закреплено его единственная юридическая основа, каковой является единственное основание уголовной ответственности - состав преступления.

III. Н.Ф. Кузнецова, 1958 г.

Несмотря на столь положительные прогнозы в печати, всё ещё встречаются попытки защитить концепцию единства элементов состава в понятии единичного преступления. В 1958 г. такая попытка была предпринята профессором Н.Ф. Кузнецовой. В работе, посвящённой значению преступных последствий для уголовной ответственности, она подробно остановилась и на проблеме единства и множественности преступлений.

Единое преступление, по её мнению, будет «там, где совершённое лицом деяние содержит признаки одного состава преступления, выполненного один раз, то есть там, где имеется причинение единого ущерба, одному объекту с одной формой вины и единым субъектом (одним лицом или соучастниками)»2. Правильно

1 Трайнин А. Общее учение о составе преступления. М.: Госюриздат. 1957. С. 230.

2 Кузнецова Н.Ф. Значение преступных последствий для уголовной ответственности. М.: Госюриз-

начав определение единого преступления с «одного состава преступления, выполненного один раз», Н.Ф. Кузнецова даёт неправильное толкование понятию одного состава преступления. Из приведённого определения явствует, что один состав преступления имеет место там, где есть посягательство на один объект с нанесением ему одного ущерба, с одной формой вины и совершённый одним субъектом. Выходит, что под единым составом преступления она понимает совокупность элементов в виде одного объекта, одного ущерба, одной формы вины и одного субъекта. Такая интерпретация одного состава преступления не выдерживает никакой критики, по сути, если включить в этот перечень признак единого деяния, то это, скорее, будет определением простого состава преступления, нежели единого состава. Ошибочной в этой связи является и трактовка понятия единого преступления. Выходит, что определяя понятие единого преступления, Н.Ф. Кузнецова вплотную приближает его к понятию простого преступления, под которым она понимает «одно действие, причиняющее один простой ущерб»3. Простым будет и преступление, реализующее состав с единым объектом, единым ущербом, с одной формой вины и с единым субъектом при наличии, конечно, одного деяния. Но не следует забывать, что кроме простых, единичные преступления могут быть и сложными, в которых количество элементов состава увеличивается. Н.Ф. Кузнецова, кстати, допускает такое осложнение единого состава преступления. В виде исключения в число разновидностей последнего она включает «редкие составы с двумя объектами» и составы, «где имеются две формы вины в отношении двух последствий»4. Но тогда какой смысл было ограничивать понятие «одного состава преступления» единством составляющих его элементов, если помимо них существуют составы с двумя объектами, с двумя формами вины и с двумя субъектами. Достаточно было определить единое преступление указанием на один состав преступления, выполненного один раз. И такое определение единого преступления было бы значительным шагом вперёд в разработке этого понятия.

Я не склонен умалять значение автора в исследовании рассматриваемой проблемы. Ка-

дат. 1958. С. 77.

3 Кузнецова Н.Ф. Значение преступных последствий для уголовной ответственности. С. 80 (в сноске).

4 См.: Кузнецова Н.Ф. Значение преступных последствий для уголовной ответственности. С. 77. Но, к сожалению, такое допущение она делает только в примечании.

кими бы спорными ни были указанные моменты в концепции Н.Ф. Кузнецовой, следует всё же обратить внимание и на целый ряд положительных аспектов, придающих её теории известную оригинальность. В частности, сформулированное ею определение понятия единого преступления было дополнено ещё одним существенным признаком, конкретизирующим это понятие и отдаляющим его на шаг от множественности преступных деяний, а именно тем, что состав преступления должен быть выполнен один раз. Ни один из авторов, рассматривавших эту проблему со времён С.В. Познышева, не обратил внимание на этот важный как в теоретическом, так и в практическом плане признак. В сочетании с требованием единства состава преступления признак одноразовой реализации последнего способствует убедительному отграничению единства преступления от форм множественности преступных деяний. Само требование единства состава, несмотря на спорность его истолкования, уже заслуживает одобрения и поддержки, ибо сам факт признания единства состава преступления в структуре единого преступного деяния говорит о том, что Н.Ф. Кузнецова придерживается иных взглядов на проблему противоправности преступного деяния, о чём она скажет позже в работе, посвящённой преступлению и преступности в уголовном праве.1 Ко всему прочему надо обратить внимание и на то, что именно она в теории впервые на серьёзном уровне стала использовать категории единства и множественности преступлений в плане их соотношения и разграничения. Именно она привела в соответствие понятийный аппарат указанных институтов уголовного права, которые оставались не упорядоченными со времён упомянутого исследования профессора А.А. Герцензона.

Следует также отметить её вклад в разработку проблемы классификации единства преступлений. Система единичных преступлений Н.Ф. Кузнецовой была дополнена понятием преступления, квалифицированного наличием тяжких последствий, которые спустя много лет будут названы преступлениями с двойной формой вины, а ещё позже их отнесут к категории составных преступлений, в основе которых будет установлена учтённая законом идеальная совокупность преступлений. В системе единичных преступлений впервые за всю историю как советского, так и дооктябрьского русского уголовного права прочное место займёт понятие

1 См.: Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. С. 90-111.

простого преступления2 и будет дано его определение как преступления, «в котором одно действие причиняет один простой по своему характеру ущерб»3, хотя не без сожаления отмечу, что в тридцати с лишним страницах упомянутой монографии, параграф которой озаглавлен наименованием «Преступные последствия в простых преступлениях», ни единым словом не будет сказано о простых преступлениях, не будет произведён анализ его признаков и не показано его отличие от единичных сложных преступлений и от идеальной совокупности как формы множественности преступных деяний.

IV. Основы уголовного законодательства Союза ССР и новые УК союзных республик

1958-й год ознаменован принятием новых Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик. С этого времени начинается активная законотворческая деятельность Советского государства и завершится она в конце 1961-го года принятием последнего республиканского Уголовного кодекса - УК Туркменской союзной республики4.

Во всех нормативных актах будет сформулировано принципиально новое определение понятия преступления, основанное на признании противоправности общественно опасного деяния, и как логическое следствие этого, как предрекал в своё время А.А. Герцензон, из законодательства будет исключена норма об аналогии преступления. Все без исключения уголовные кодексы признают состав преступления единственным основанием уголовной ответственности, а, следовательно, из законодательства будут устранены все иные основания, каковыми в своё время являлись «преступление», «общественно опасное деяние», «общественно опасные элементы» и «социальная опасность личности». Таким образом, исключение из закона нормы об аналогии и установление противоправности преступного деяния законодательным образом закрепляло единство состава преступления в качестве правового критерия установления единства преступления. Об одном стоит сожалеть: законодательство Союза ССР и союзных республик вновь обошло молчанием вопрос о единстве преступного деяния5, хотя

2 См.: Кузнецова Н.Ф. Значение преступных последствий для уголовной ответственности. С. 79.

3 Там же.

4 Уголовный кодекс Туркменской ССР был принят 22 декабря 1961 г. и введён в действие с 1 мая 1962 г.

5 Стоит лишь упомянуть о том, что из уголовных кодексов пятнадцати республик Союза ССР лишь

единственным закономерным следствием всего достигнутого было бы именно закрепление определения понятия единичного преступления, основанного на едином составе преступления как правового средства установления и обеспечения единой противоправности общественно опасного деяния в норме уголовного закона в качестве нормативно-правового института. Придание понятию единства преступления статуса нормативного института разрешило бы множество спорных вопросов, имевших место в теории уголовного права предшествующих лет и ориентировало бы практику применения уголовного закона в правильном направлении. Не без сожаления также следует отметить и то, что отказавшись от единства преступления, законодательство между тем активно «внедрило» в структуру норм Общей и Особенной части уголовного законодательства положения об ответственности за повторные, неоднократные и систематические преступления, создав тем самым почву для нескончаемых споров криминалистов по вопросу об отграничении единичных продолжаемых преступлений от случаев множественности преступных деяний.

V. Триумф концепции

Буквально за год до принятия Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик позицию, основанную на положениях грядущего законодательства, в вопросе о единстве преступлений занял профессор Н.А. Стручков. Он писал: «...вопрос о том, имеет ли место в конкретном случае совокупность преступлений или единое преступление, решается на основе анализа сравниваемых составов преступлений. Такой подход базируется на признании состава преступления единственным основанием уголовной ответственности (курсив мой - А.О.) и, следовательно, обязательным критерием квалификации преступных деяний»1. Таким образом, идея соответствия единства

Уголовный кодекс Грузинской союзной республики 1961 г. в ст. 11 дал формулировку умысла, осложнённого неосторожностью, а говоря точнее - формулировку двойной формы вины, приблизившись тем самым к определению понятия единого преступления с двойной формой вины. Статья гласила: «Если уголовный закон предусматривает повышение наказания ввиду наступления тяжёлого последствия, не охватываемого умыслом виновного, то такое повышение может иметь место лишь в том случае, когда лицо должно было и могло предвидеть наступление этого последствия».

1 См.: Стручков Н.А. Назначение наказания при совокупности преступлений. М.: Госюриздат. 1957. С. 29.

преступлений единому составу преступления стала завоёвывать себе сторонников ещё до принятия новых уголовно-правовых нормативных актов.

Установление в законодательстве состава преступления в качестве единственного основания уголовной ответственности дало возможность большинству авторов уверенно поддержать идею соответствия единства преступления единству предусмотренного в уголовном законе состава преступления.

Так, в 1960 г. в монографии о совокупности преступлений А.М. Яковлев выдвинул идею о необходимости выяснения значения «для установления признаков единого преступления элементов состава преступления»2, безусловно, при этом исходя из приоритетности и важности состава преступления для определения единого преступного деяния.

«Единство совершённого преступления,-писал в те же годы советский учёный Г.Т. Тке-шелиадзе, - определяется соответствующим составом преступления. Совершение преступления - это реализация абстрактного состава. Для множественности преступлений имеет значение не количество совершенных действий, а сколько осуществлено составов преступлений»3.

Исследуя процесс квалификации преступления, В.Н. Кудрявцев в 1963 г. писал: «Единичным следует считать такое деяние, которое содержит признаки одного состава пре-ступления»4. «Единое преступление - писал он в более поздней работе, - то, которое предусмотрено уголовно-правовой нормой в качестве одного состава преступления»5. Единое преступление, по мнению В.Н. Кудрявцева, должно рассматриваться в единстве его юридической формы и социального содержания, но главным всё же он признаёт юридическую форму, в основе которой лежит состав преступления. Это следует из того, что характеризуя социальную сущность единого преступления как представляющего повышенную общественную опасность такого комплекса часто встречающихся в

2 Яковлев А.М. Совокупность преступлений по советскому уголовному праву. М.: Госюриздат. 1960. С. 17-18.

3 Ткешелиадзе Г.Т. Ответственность при совокупности преступлений по советскому уголовному праву. Автореферат дисс. на соиск. уч. степ. к.ю.н. Тбилиси, 1961. С. 7.

4 Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М.: Госюриздат. 1963. С. 280. См., также: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М.: ЮЛ, 1972. С. 283.

5 См.: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М.: ЮЛ, 1972. С. 283.

обществе действий и вредных последствий, нашедших закрепление в норме Особенной части уголовного закона в виде состава преступ-ления1, В.Н. Кудрявцев эту мысль во втором издании монографии по квалификации преступлении дополнил словами, что именно этим последним в конечном счёте и следует руководствоваться при квалификации преступлений2. Под «этим последним» он, вне всякого сомнения, имел ввиду состав преступления.

С поддержкой концепции соответствия единого деяния единству состава преступления как основы квалификации преступления, а также разделяя позицию В.Н. Кудрявцева о единстве юридической формы и социального содержания в понятии единичного преступления, в печати выступили Е.А. Фролов и Р.Р. Галиакба-ров. В учебном пособии, изданном в соавторстве, они, в частности, писали: «Единое преступление - это такие общественно опасные действия, которые, будучи тесно связаны между собой внутренне (с точки зрения мотивов и целей субъектов), сравнительно часто, именно в таком сочетании, встречаются в жизни и в силу этой типичной объективной и субъективной их взаимосвязанности выделяются законом в один состав преступления»3.

В том же году к позиции авторов присоединился М. Ефимов и в одноимённой статье, говоря о деяниях, образующих множественность преступлений, М. Ефимов, Р. Галиакбаров и Е. Фролов отметили, что при множественности преступлений «каждый из актов общественно опасного поведения обязательно должен представлять собой самостоятельный состав

4

преступления», вне всякого сомнения разумея при этом единичные преступные деяния.

Позицию соответствия единого преступления единству состава преступления в период действия новых Основ уголовного законодательства в печати отстаивали П.С. Дагель,

1 См.: Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. С. 284.

2 См.: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. С. 283.

3 Фролов Е.А., Галиакбаров Р.Р. Множественность преступных деяний как институт советского уголовного права. Учебное пособие по Общей части советского уголовного права. Лекция. Свердловск, 1967. С. 8. См., также: Галиакбаров Р.Р., Свинкин А.И., Фролов Е.А. Множественность преступлений. -В кн.: Советское уголовное право. Общая часть. М.: ЮЛ. 1977. С. 294-295.

4 См.: Галиакбаров Р., Ефимов М., Фролов Е.

Множественность преступных деяний как институт

советского уголовного права // Советская юстиция.

1967. № 2. С. 5.

Г.Г. Криволапов, И.М. Гальперин, Б.М. Леонтьев, С.А. Тарарухин и многие другие5.

В целом следует подчеркнуть, что исследуемый взгляд на проблему единства преступления в теории советского уголовного права занял господствующие позиций. Отрадно отметить также и то, что во все учебники по Общей части уголовного права, изданные после принятия новых Основ уголовного законодательства,

была включена глава, посвящённая составу пре-

6

ступления, а несколько позже стала появляться ся и глава о множественности преступлений, где отдельным параграфом рассматривались вопросы отграничения единичных преступлений от форм множественности преступных деяний7.

5См.: Дагель П.С. Множественность преступлений (Лекция по курсу Советское уголовное право, часть Общая). Владивосток, 1969. С. 2-3; Криволапов Г.Г. Множественность преступлений по советскому уголовному праву. Учебное пособие. М., 1974. С. 4; Гальперин И.М. Множественность преступлений. - В кн.: Советское уголовное право. Общая часть. М.: Изд-во МГУ. 1974. С. 249; Леонтьев Б.М. Множественность преступлений. - В кн.: Советское уголовное право. Общая часть. М.: Изд-во МГУ. 1993. С. 210. См., также: Советское уголовное право. Общая часть. М.: Изд-во МГУ. 1981. С.282; Советское уголовное право. Общая часть. М.: Изд-во МГУ. 1988. С. 197; Тарарухин С.А. Теория и практика квалификации преступлений. (Научно-практическое пособие). Киев. 1974. С. 65; Бузынова С.П. Множественность преступлений и её виды (уголовно-правовое исследование). М., 1988. С. 8; Прохоров В.С. Состав преступления.- В кн.: Уголовное право. Часть Общая. М.: Юл. 1969. С. 97; Юшков Ю.Н. Множественность преступных деяний (вопросы квалификации преступлений и назначения наказания). Автореферат дисс. на соиск. уч. степ. к.ю.н. Свердловск, 1974. С. 6.; см., также: Юшков Ю.Н. Назначение наказания по совокупности преступлений и приговоров. М.: ЮЛ. 1975. С. 6; Кладков А.В. Множественность преступлений.- В кн.: Советское уголовное право. Часть Общая. М.: ЮЛ. 1982. С. 248-249.

6 См., н-р: Советское уголовное право. Общая часть. часть. М.: Госюриздат. 1959. Гл.6; Советское уголовное право. Часть Общая. Под ред. М.Д. Шаргородского и Н.А. Беляева. Л.: Изд-во ЛГУ. 1960. Гл.8; Советское уголовное право. Часть Общая. Под ред. Б.В. Здраво-мыслова и др. М.: Изд-во «ЮЛ». 1964. Гл.4; Уголовное право. Часть Общая. М.: Изд-во «ЮЛ». 1966. Гл.6; Советское уголовное право. Общая часть. Под ред. В.Д. Меньшагина, Н.Д. Дурманова, Г.А. Кригера. М.: Изд-во МГУ. 1969. Гл.8; Как заметили авторы монографии "Уголовное право. История юридической науки". М.: Изд-во «Наука». 1978. С. 50 (в примечании), «впервые самостоятельный параграф, посвящён-ный выяснению понятия и сущности уголовной ответственности, появился в учебнике "Советское уголовное право. Общая часть". М., 1962».

7 См., н-р: Советское уголовное право. Общая часть. Под ред. В.Д. Меньшагина, Н.Д. Дурманова,

VI. В.П. Малков, 1974 г.

Иную точку зрения на единство преступлений в 1974 г. высказал В.П. Малков. В работе, посвящённой совокупности преступлений, исследуя взгляды учёных на понятие состава преступления и признавая всю важность учения об этом понятии, он пришёл к выводу, что нельзя «согласиться с точкой зрения, согласно которой единство совершённого общественно опасного деяния определяется составом соответствующего преступления». Подвергая анализу понятие единого преступного деяния, он, в частности, отметил: «Если иметь ввиду, что состав преступления - это совокупность объективных и субъективных признаков, характеризующих по уголовному закону определённое общественно опасное деяние как преступление, что состав -это юридическое понятие о преступлении определенного вида, то формула «единство преступления определяется соответствующим составом преступления» по существу представляет из себя тавтологию (единство преступления определяется единством преступления)»1. Ссылаясь на известную работу Н.Ф. Кузнецовой, В.П. Мал-ков утверждает, что «при решении вопроса о единстве преступного деяния надо помнить, что преступление - понятие социально-правовое. Объем и границы преступного деяния определяются не только юридическими признаками, предусмотренными в уголовно-правовой норме, но и социально-психологическими признаками, свойственными любому человеческому деянию (действию или бездействию)»2. Отсюда делается вывод, «что единство совершенного преступного деяния определяется как рамками уголовно-правовой нормы Особенной части уголовного закона, так и социальным смыслом совершенных действий, лежащих в основе преступ-ления»3.

Такая точка зрения в некотором роде со-

Г.А. Кригера, В.Н. Кудрявцева. М.: Изд-во МГУ. 1974. Гл.14; Советское уголовное право. Общая часть. Под ред. Н.А. Беляева и М.И. Ковалёва. М.: Изд-во «ЮЛ». 1977. Гл.14; Советское уголовное право. Общая часть. Под ред. Г.А. Кригера, Б.А. Кури-нова, Ю.М. Ткачевского. М.: Изд-во МГУ. Гл.14; Советское уголовное право. Часть Общая. Под ред. П.И. Гришаева, Б.В. Здравомыслова. Гл.14.

1 Малков В.П. Совокупность преступлений (вопросы квалификации и назначения наказания). Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1974. С. 72.

2 Малков В.П. Совокупность преступлений (вопросы квалификации и назначения наказания). С. 7374. См., также: Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. М.: Изд-во МГУ, 1969. С. 112.

3 Малков В.П. Совокупность преступлений (во-

просы квалификации и назначения наказания). С. 74.

ответствует позиции В.Н. Кудрявцева на единство преступного деяния. Разница во взглядах заключается в том, что если юридическим основанием квалификации преступления (а стало быть и определения и установления единичного преступления) В.П. Малков видит уголовно-правовую норму4, то В.Н. Кудрявцев в качестве такового усматривает состав преступления5. Оба сходятся в одном: понятие единства преступления должно быть рассматриваемо как с точки зрения юридической формы, так и с точки зрения социального содержания. При этом социальную характеристику единства преступления один называет социальным смыслом совершённых действий, другой то же самое называет социальной сущностью единства преступления. Первый социальный смысл деяния видит в особенностях социально-психологического отношения виновного к совершаемому им преступлению, второй - в распространённости и повышенной общественной опасности именно такого комплекса действий и вредных последствий, который закреплён в уголовно-правовой норме в качестве конкретного состава преступ-ления6. Таким образом, первый ключ к разгадке механизма сложного преступления видит в науке психологии, второй - в науке криминологии.

Разумеется, единство совершённого преступления определяется рамками уголовно-правовой нормы, а точнее, рамками состава преступления, описанного в диспозиции уголовно-правовой нормы. Прав В.П. Малков в том, что преступление - понятие социально-правовое. Следует согласиться и с тем, что идея соответствия единого преступления единству его состава может привести к отождествлению преступления и состава преступления. Однако, разделяя это опасение, позволю себе усомниться в тавтологичности того, что «единство преступления определяется единством состава преступления». Это не совсем так, а точнее, совсем не так. Ведь преступление, как общественно опасное деяние, будучи явлением социальным, порождает множество проблем, необходимых для решения сразу же после его совершения, и главной из них является проблема основания уголовной ответственности. Ведь лицо совершило всего лишь общественно опасное деяние и неизвестно, преступление оно или нет. Зада-

4 См. там же.

5 См.: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М.: ЮЛ, 1972. С. 70 и далее.

6 См.: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. С. 282. См., также: Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М.: Госюриздат, 1963. С. 283.

димся вопросом: на каком основании следует привлечь его к уголовной ответственности? На основании того, что это общественно опасное деяние? А если это деяние не предусмотрено законом как преступление, каким образом следует нам поступить? Решить вопрос на основе целесообразности, как это делалось в сталинское циничное время, либо все же решить вопрос на основе законности?

Так вот здесь закон и приходит на помощь. Закон заранее до совершения преступления описывает будущее общественно опасное деяние необходимыми для этого признаками в качестве состава преступления. Сам закон - явление формальное, ибо имеет известную форму, которую можно узреть, прочитать, услышать, взять в руки и т.д. Следовательно, всё, что содержится в законе - также формально, ибо всё это имеет реальную материальную форму. Преступление, как событие реальной действительности, это одна из форм общественного отношения, но оно не может сохранять своё свойство реальности в самом законе, то есть в том, что не является феноменом общественной жизни, событием, а является лишь отражением этого события в его самых существенных чертах, описанием его в официально установленной форме, то есть явление, облечённое в осязаемую, зримую, материальную форму. Здесь возникает вопрос: как описать это событие? В законе это возможно только одним путём: путём создания состава этого события, состава преступления. Следовательно, состав - это способ описания общественно опасного деяния в законе, но это такое описание, в котором закон отбирает самые необходимые признаки, отличающие одно преступление от другого, оставляя за пределами закона множество других, порой не менее важных признаков, чем те, которые «схвачены» составом преступления. К примеру, для описания кражи закон даёт такое определение, как тайное хищение чужого имущества, и этим отличает её от грабежа как открытого хищения чужого имущества. Способ совершения преступления в данном случае имеет решающее, а точнее, квалифицирующее, значение. Но так же, как и хищение, другие преступления таким же точно образом могут быть совершены тайным либо открытым путём. Возьмём, к примеру, убийство. В действительности оно также может быть совершено тайно или открыто, но закон, создавая состав убийства, не счёл нужным выделить этот способ в качестве основного его признака, он не говорит о нём ни слова и поэтому при квалификации убийства тайный либо открытый способ его совершения не имеет решающего значения. Несмотря на это, хище-

ние является кражей именно потому, что оно совершено тайным путём, однако умышленное лишение жизни другого человека признаётся убийством независимо от того, совершено оно тайно либо открыто. Отсюда следует, что установление соответствия деяния формальным признакам состава преступления является необходимым и неизбежным. В точности также единичный характер деяния должен быть определён и установлен на основе описанного в законе состава преступления. И здесь проводится соответствие тех особенностей деяния, которые имеют значение для определения его как единичного либо множественного преступления, описанию этих особенностей в законе. Таким образом, когда мы говорим, что «единство преступления определяется единством его состава», мы имеем в виду соответствие единого общественно опасного деяния признакам состава, предусмотренного в законе преступления. Говоря образно, единство реального события в этом случае определяется единством его формального описания, поэтому мы никак не можем утверждать, что единство преступления в этом случае определяется единством преступления, тавтология здесь кажущаяся. В этом, полагаю, убеждён и сам автор, ибо несколькими страницами позже он всё же напишет, что «понятия состава преступления и преступления не тождественны и заключают в себе различный смысл»1. Во-первых, до завершения процесса квалификации деяния, установления его соответствия составу преступления, мы не можем называть это деяние преступлением, а, во-вторых, после точного установления деяния как преступления мы не можем формально-оценочное понятие, каковым является состав преступления и при помощи которого мы дали оценку содеянному как преступлению, определять термином, характеризующим реальное событие, каковым является преступление. И, наконец, в-третьих, формула «единство преступления определяется соответствующим составом преступления» ориентирует правоприменителя на то, что именно единство состава преступления способствует установлению не только самого преступления, но и его единичного характера. Таким образом, в формуле «единство преступления определяется единством преступления» место первого преступления занимает общественно опасное деяние как реальное событие, реальный поступок человека, место второго преступления занимает его формальное описание в виде конкретного состава преступ-

1 Малков В.П. Совокупность преступлений (вопросы квалификации и назначения наказания). С. 89.

ления.

Ко всему прочему, неясно, что имел в виду автор, говоря о социальном смысле совершённых действий. Следует ли трактовать его как общественный смысл, которым характеризуется любое социальное явление, либо необходимо дать этому понятию расширенное толкование, включив в его содержание социально-психологические признаки деяния, о которых он упомянул несколько ранее? Если допустить последнее, то надобно заметить, что каким бы ни был психологический механизм совершения преступления вопрос о единстве и множественности преступлений в конечном итоге решается на основе учёта юридически значимых и закреплённых в законе признаков вины. Допустим, что у истоков преступления лежит единая потребность виновного в деньгах. Удовлетворяя эту потребность, виновный совершает несколько банковских ограблений. Можно ли констатировать в этом случае наличие единого продолжаемого преступления, если совершению каждого ограбления предшествует самостоятельный процесс формирования умысла с характерным для каждого случая мыслительным процессом прохождения стадии принятия решения на основе более или менее ярко выраженной борьбы мотивов «за» и «против»? Несмотря на наличие единой потребности, породившей серию преступных актов, вопрос об оценке содеянного будет решён на основе строго закреплённых в законе интеллектуально-волевых признаков умысла.

Сказанное нисколько не умаляет того вклада в сокровищницу уголовно-правовой науки, который внёс труд В.П. Малкова «Совокупность преступлений». Впервые в истории уголовного права детальному анализу были подвергнуты понятия множественности преступлений и совокупности как одной из форм множественности преступных деяний. Как множественность, так и совокупность были признаны автором вполне самостоятельными институтами уголовного права и был утверждён взгляд, что институты эти имеют комплексный характер, ибо включают в себя как вопросы учения о преступлении, так и вопросы учения о наказании. Наряду с совокупностью в работе достаточно подробно рассмотрены вопросы о понятии единого преступления и отдельных его разновидностей. Впервые в теории уголовного права была не только предложена система сложных преступлений, но и дана подробная характеристика каждого вида сложного преступления в отдельности. Систему сложных преступлений В.П. Малков дополнил новыми видами единичных преступлений такими, как

преступления, в основе которых лежат альтернативные действия, и преступления, в основе которых лежат повторные действия.1 Последнему виду сложного преступления автор посвятил специальную монографию, изданную в 1968 г., под названием «Повторность проступка и уголовная ответственность»,2 в котором впервые в теории уголовного права уделено серьёзное внимание проблеме преюдиции и показано её значение для уголовной ответственности. Именно В.П. Малкову принадлежит заслуга в разработке такого понятия, как поглощение преступлений. Если А.Н. Трайнин, а вслед за ним и А.М. Яковлев, феномен поглощения применяли к составам преступлений, то В.П. Малков проблему поглощения из области учения о составе преступлений перенёс в область учения о преступлений. При этом он вполне справедливо заметил: «Если под составом понимать самоё преступление как противоправный общественно опасный волевой акт внешнего поведения, то проблему поглощения преступных действий можно рассматривать как проблему "поглощения составов"... По нашему мнению, проблему поглощения преступлений целесообразно изучать в рамках учения о преступлении, ибо только при этом условии можно понять объективные основания этого правового явления».3

VII. В.Н. Кудрявцев, 1963 и 1972 годы

За единство юридической формы и социального содержания в понятии единого преступления в печати не раз высказывался и академик В.Н. Кудрявцев. В 1963 г. выходит в свет его первая монография по квалификации преступления, в которой основательной разработке были подвергнуты методологические и юридические вопросы наиважнейшей стадии правоприменительного процесса - стадии квалификации преступления.

Значение этой проблемы неизмеримо велико, ибо вся теория уголовного права, начиная от проблемы уголовного правоотношения и кончая погашением и снятием судимости сфокусирована на идее правильной квалификации преступления. Если уголовное правоотношение является основанием и истоком квалификации, то погашение и снятие судимости является финалом всего правоприменительного процесса,

1 Малков В.П. Совокупность преступлений (вопросы квалификации и назначения наказания). С. 91.

2 См.: Малков В.П. Повторность проступка и уголовная ответственность. Казань: Изд-во Казанского ун-та. 1968.

3 Малков В.П. Совокупность преступлений (вопросы квалификации и назначения наказания). С. 126.

порождённого правоотношением, и основанном на правильном выборе и применении уголовного закона. Именно на этапе квалификации производится точная юридическая оценка совершённого преступления, именно квалификация преступления решает, совершено ли преступление или иное общественно опасное деяние. На этапе квалификации ставится и решается вопрос о том, какое совершено преступление, на какой стадии оно прервано, сколько лиц принимало участие в его совершении и сколько в действительности совершено преступлений, одно или несколько. Основами квалификации преступления должны быть вооружены все без исключения органы борьбы с преступностью, ибо каждый из них соприкасается с фактом совершённого преступления. Можно с полной уверенностью сказать, что исследование В.Н. Кудрявцева является восполнением значительного пробела, существовавшего в теории советского уголовного права рассматриваемого периода, восстановлением недостающего звена между Общей и Особенной частью, соединяющего их в одно целое - в общую теорию уголовного права, и всего правоприменительного процесса. Аналогов подобного исследования в рассматриваемый период не знала история науки отечественного и зарубежного уголовного права.

Серьёзное внимание в работе уделено и проблеме единства преступного деяния. Достаточно отметить, что вопросам квалификации единичных преступлений В.Н. Кудрявцев посвятил две из девяти глав монографии. Это: глава восьмая «Конкуренция норм» и глава девятая «Квалификация нескольких преступлений», где отдельным параграфом рассмотрен вопрос о понятии единичного преступления.

Как я уже отмечал выше, единичное преступление В.Н. Кудрявцев рассматривает со стороны формы и содержания. «С точки зрения юридической формы,- пишет В.Н. Кудрявцев, -.. .единичное преступление - то, которое подпадает под одну статью Особенной части уголовного законодательства».1 Однако такое определение единичного преступления, как полагает В.Н. Кудрявцев, более всего подходит для простых преступлений, состоящих из одного эпи-зода.2 Для характеристики сложных преступлений приведённое определение, по его мнению, является неудовлетворительным. Чтобы на практике решить вопрос: одно преступление совершено либо несколько, необходимо «обратиться к законодательству и попытаться уяс-

1 Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. С. 280.

2 Там же.

нить, какими соображениями руководствовался законодатель, признавая то или иное деяние единым преступлением»3, ибо формальное определение единого преступления, как полагает В.Н. Кудрявцев, не может ответить на этот вопрос. По его мнению, основания для признания преступления единичным «имеют социально-политический характер и учитываются законодателем при построении норм Особенной части уголовного законодательства».4 Такими основаниями являются социальные свойства человеческих поступков, их распространённость, повторяемость, типичность и повышенная общественная опасность именно такого комплекса действий и вредных последствий, который нашёл закрепление в норме уголовного закона.5 Исходя из этого юридическое определение единичного преступления В.Н. Кудрявцев дополняет определением социального характера. Он пишет: «Единым преступлением признаётся такое сочетание актов поведения, которое обладает известной распространённостью либо представляет повышенную общественную опасность именно в данной форме»6

Концепция В.Н. Кудрявцева, при всей её стройности и привлекательности, вызывает целый ряд возражений. Во-первых, единым преступлением в теории и практике признаётся не только «сочетание актов поведения», но и один единственный акт, если он содержит признаки состава преступления. Помимо этого, есть такие виды сложных преступлений, в которых не всегда просматривается «сочетание действий», но которые состоят исключительно из чистого бездействия, продолжающегося неопределённо долгое время. Поэтому с этой точки зрения приведённое определение не может считаться общим для всех видов единичных преступлений, ибо простые преступления и некоторые виды длящихся преступлений уже остаются за его пределами. Во-вторых, непонятно, что означают слова о том, что определение единого преступления как деяния, содержащего признаки одного состава преступления, «перестаёт нас удовлетворять», если речь идёт о сложных преступлениях? Неужели простое преступление должно соответствовать одному составу преступления, а сложное преступление может и не соответствовать? Такого быть не может. Единичное преступление остаётся единичным независимо от того, является ли оно простым или

3 Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. С. 280-281.

4 Кудрявцев В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. С. 283.

5 Там же.

6 Там же.

сложным и пример с многократной растратой государственного имущества, приведённый автором в защиту своей точки зрения, является мало убедительным. При наличии всех прочих признаков единичного преступления (единство умысла, единство цели и т.д.), известных теории и судебной практике, систематическая растрата государственного имущества может образовать единый состав крупной растраты либо состав хищения в особо крупных размерах. И в том, и в другом случае единичный характер преступления устанавливается его соответствием единому составу преступления. В одном случае это - соответствие составу растраты с причинением крупного ущерба собственнику имущества (часть третья ст.92 УК РСФСР 1960 г.), в другом - составу растраты в особо крупных размерах (ст. 931 УК РСФСР 1960 г.). В-третьих, совершенно непонятно, почему, чтобы сформулировать общие правила установления единства преступления, необходимо уяснять, какие соображения руководили законодателем в момент признания того или иного деяния единым преступлением и почему для решения этого вопроса следует обращаться к законодательству? Что это даст? Законодательство не содержит объяснений по этому поводу. И каким образом решение вопроса о том, совершено ли одно преступление или несколько, будет зависеть от соображений законодателя времени криминализации этого деяния? Ведь речь идёт о квалификации преступления, об оценке деяния, которое уже известно законодательству как преступление. А раз так, то главной задачей следственного и судебного органа при расследовании и рассмотрении конкретного уголовного дела должно быть установление соответствия совершённого деяния составу предусмотренного в законе поступка, а не поиски причин криминализации поступков, которые почему-то в работе названы «социально-политическими». Причинами криминализации тех или иных поступков человека действительно могут быть частая повторяемость, типичность и распространённость известных поступков, о которых говорит В.Н. Кудрявцев. Но причины эти утрачивают своё значение в тот момент, когда эта типичность и распространённость поступков преобразована законодателем в адекватный состав преступления. И теперь в момент квалификации преступления следует руководствоваться именно составом преступления, а не соображениями законодателя, которые легли в основу криминализации деяния. Правильно говорит В.Н. Кудрявцев, что формальное определение единого преступления не даёт ответа на вопрос о том, почему одно сочетание действий человека признаётся единым преступ-

лением, а другое - нет. Но оно и не должно давать ответа на этот вопрос. Это вопрос не к формальному определению единого преступления, а к законодателю, ибо только он может дать ответ на него. Но зачем нужно задаваться таким вопросом на этапе квалификации преступления? Очевидно, что вопрос этот должен возникать в период законотворческой деятельности при построении норм Особенной части, но никак не при применении уже имеющихся норм. Поэтому социальное определение понятия единого преступления, сформулированное В.Н. Кудрявцевым, не решает практических задач применения уголовно-правовых норм и не способствует преодолению трудностей квалификации единства и множественности преступлений.

В 1972 г. выходит второе издание монографии В.Н. Кудрявцева под названием «Общая теория квалификации преступления». В ней автор несколько скорректировал точку зрения относительно социальной характеристики единого преступления. В частности, «социально-политический характер» оснований для признания преступления единичным заменён понятием оснований, имеющих «криминологическую природу»1, свойства распространённости, повторяемости, типичности и повышенной общественной опасности уже названы не «социальными», а «специальными» свойствами единого преступления. Но главным дополнением концепции является вывод В.Н. Кудрявцева о том, что при квалификации преступления руководствоваться всё же следует не социальным содержанием единого преступления, а его юридической формой, каковой является единый состав преступления. Об этом он пишет следующим образом: «С точки же зрения юридической формы, как уже отмечалось выше, единое преступление - то, которое предусмотрено уголовно-правовой нормой в качестве одного состава преступления. Этим в конечном счёте и следует руководствоваться при квалификации».2 Но тогда возникает другой вопрос: для чего следует раскрывать эти, так называемые, социальные или криминологические свойства единичного преступления при расследовании конкретного уголовного дела, если ими нельзя руководствоваться при его квалификации? На этот вопрос ответа в работах В.Н. Кудрявцева мы, к сожалению, не находим. Таким образом, выяснение криминологических особенностей единичного

1 См.: Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М.: ЮЛ, 1972. С. 280, 281-282.

2 Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. С. 283.

преступления может оказать содействие только при решении криминологических и уголовно-политических вопросов, особенно в плане криминализации и декриминализации общественно опасных деяний. При применении уголовно-правовых норм главной задачей следственных и судебных органов остаётся правильная квалификация преступлений, в которой значительная роль принадлежит составу преступления как юридическому основанию установления и определения единства преступного деяния.

VIII. А.А. Пионтковский, А.М. Яковлев и Г.А. Кригер

В целом наука советского уголовного права заняла твёрдую позицию в вопросе о единстве преступного деяния и его соответствии единому составу преступления. Очевидным было и то, что утверждение это хотя и ориентировало следственные и судебные органы в правильном направлении при применении уголовно-правовых норм, всё же не способствовало преодолению практических трудностей в некоторых вопросах квалификации единичных сложных преступлений. В немалой степени тому способствовало и то, что, на мой взгляд, уголовное законодательство как в Общей, так и в Особенной части Уголовных кодексов широко использовало понятия повторных, неоднократных и систематических преступлений, а также преступлений, совершаемых в состоянии рецидива. Разумеется, эти категории достаточно применялись и в прежних законодательствах. Но господство в теории и практике принципов целесообразности и аналогии вместо законности, господство множественности оснований уголовной ответственности вместо единственно требуемого основания в виде состава преступления отдаляло теоретиков и практиков от конкретных практических трудностей, возникавших при применении уголовно-правовых норм. В особенности, трудности возникали от того, что эти понятия использовались в статьях Особенной части Уголовных кодексов в качестве обстоятельств, квалифицирующих основные составы соответствующих преступлений. В этой связи вполне уместным было бы поставить вопрос: будет ли единым состав преступления, если в его содержании в качестве квалифицирующего признака основного состава использовались категорий повторности, неоднократности, систематичности и рецидива преступлений либо такой состав всё же надлежит признавать составом множественности преступлений или же множеством составов одного и того же преступления в одной диспозиции уголовно-правовой нормы (многократный состав одного и

того же преступления)? Ведь наличие этих признаков в одной диспозиции уголовного закона является причиной того, что некоторые авторы относили эти преступления к числу единичных преступных деяний. Такую позицию, в частности, занял профессор А.А. Пионтковский.

В своём капитальном труде «Учение о преступлений по советскому уголовному праву», изданном в 1961 г., он сформулировал следующую точку зрения по этому вопросу. «Совершение нескольких однородных преступлений,- писал он, - закон рассматривает не как совокупность преступлений, а как особый вид единого преступления - в одних случаях это -продолжаемые преступления, в других - собирательные, в частности, повторные. ... Наконец, особый характер приобретает отдельное единое преступление, совершенное после отбытия виновным наказания за тождественное или однородное преступление (рецидив)»1. В основу определения каждого вида единичного преступления А.А. Пионтковский кладёт либо идею единства состава преступления, либо идею единства закона. Вот как, к примеру, он определяет понятие продолжаемого преступления: «Продолжаемыми преступлениями являются те преступления, которые слагаются из двух или нескольких преступных действий, каждое из которых заключает в себе признаки одного и того же состава преступления и которые образуют вместе один состав преступления...»2. А вот основанное на единстве закона определение понятия собирательного преступления: «Преступления собирательные - это преступления, слагающиеся из двух или нескольких тождественных преступных деяний, совокупность которых уголовным законом признаётся единым преступлением, обладающим повышенной общественной опасностью»3. Тот факт, что собирательные преступления признаны А.А. Пионтковским едиными в силу единства закона, говорит о том, что единство состава преступления не является для них обязательным признаком, а, следовательно, в рамках единства закона он допускает наличие множества составов преступлений или же в рамках единства закона в содержании единого состава учтённым оказывается преступление как минимум с двумя обязательными однородными преступными деяниями. Стало быть в одной диспозиции уголовно-правовой нормы размещёнными оказы-

1 Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. М: Госюриздат. 1961. С. 633.

2 Там же.

3 Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. С. 640.

ваются либо несколько, пусть даже одинаковых, составов преступлений, либо речь идёт о преступлениях с двумя обязательными и одинаковыми преступными действиями (бездействиями) при неоднократности преступлений и с тремя обязательными и одинаковыми преступными действиями (бездействиями) при система-тичности1 преступлений. Но в таком случае по-вторность, неоднократность и систематичность преступлений оказываются собранными в одном составе преступления и их реализация происходит в форме совершения единичного преступления. Такое решение вопроса в корне противоречит правовой сущности единичного преступления как деяния, соответствующего одному составу преступления. Раз преступные деяния, находящиеся в состоянии повторности, неоднократности и систематичности признаны А.А. Пионтковским единичными преступлениями, стало быть и состав преступления, являющийся основанием уголовной ответственности за их совершение, должен быть признан единым. Но учитывая, что именно к случаям по-вторности, неоднократности и систематичности преступлений А.А. Пионтковский применил категорию единства закона, а не единства состава преступления, как это было сделано к случаям продолжаемых, длящихся и составных преступлений, следует сделать вывод, что, так называемые собирательные преступления, под которыми он понимает повторные, неоднократные и систематические преступления, а также, преступления, совершаемые в виде промысла, отличаются множеством составов преступлений в рамках одной диспозиции уголовно-правовой нормы. Такое допущение в корне противоречит сущности единства преступления как основанного на единстве состава преступления. Закон, в нарушение приёмов законодательной техники, собрал воедино множество одинаковых составов преступлений в одной норме уголовного закона и тем самым одной угрозе наказанием, закреплённой в санкции уголовно-правовой

1 Систематичность преступлений от неоднократности отличается кратностью повторения преступных актов. В теории и судебной практике общепризнанным является позиция, согласно которой систематичность преступлений отличается трёхразовым повторением одних и тех же преступных действий в отличие от неоднократности, для которой достаточно совершение одних и тех же действий как минимум не один раз.- См.: Малков В.П. Повторность преступлений. (Понятие и уголовно-правовое значение). Казань: Изд-во Казанского ун-та. 1970. С. 107; см., также: Сборник Постановлений Президиума и определений судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. 1957-1959 г.г. М. 1960. С. 88.

нормы, противопоставил множество составов преступлений. А ведь каждый состав преступления, как средство воплощения одной противоправности общественно опасного деяния, должен иметь одну наказуемость, только тогда можно достичь адекватной эквивалентности деяния угрожающему наказанию в законе. Но в данном случае одной наказуемостью наделены множество повторяющихся составов одного и того же преступления, что идёт вразрез с принципом справедливости применения уголовного закона. Даже при таком отношении закона к по-вторности, неоднократности и систематичности преступлений А.А. Пионтковский не должен был признавать их едиными преступлениями, ибо такое признание, во-первых, противоречит смыслу самой диспозиции, которая устанавливает ответственность не за одно, а, как минимум, за два преступления, и, во-вторых, не изменит квалификацию повторных преступлений как случаев множественности преступных деяний: совершённые преступления будут квалифицированы по той части статьи уголовного закона, которая устанавливает ответственность не за единичное преступление, а за повторное их учинение. Кстати, и сам А.А. Пионтковский не предложил иной квалификации таких преступлений. Отсюда вопрос: какой смысл в признании повторных преступлений единичными, если квалификация их всё равно будет произведена по той части статьи, которая предусматривает ответственность за повторное, неоднократное либо систематическое преступление? Такое отношение А.А. Пионтковского к повторным преступлениям не способствует разрешению вопроса разграничения единства и множественности преступлений. Он, скорее, снимает этот вопрос с повестки дня. Ведь несмотря на то, что как те, так и другие признаны единичными преступлениями, квалификация их всё равно будет произведена так, как того требует сам закон.

Так, как же всё-таки на практике произвести разграничение единичных продолжаемых преступлений от случаев повторности, неоднократности и систематичности преступлений, если последние предусмотрены в рамках одной диспозиции уголовно-правовой нормы? И то, и другое квалифицировать по той части статьи, где предусматриваются эти квалифицирующие обстоятельства либо продолжаемые преступления должны быть квалифицированы по части статьи, где содержится основной состав преступления, а повторные - по той части, где они указаны в качестве квалифицирующих признаков? Но тогда получается, что и первые, и вторые являются всё же едиными преступлениями, ибо в их основе лежит единый состав преступ-

ления: в первом случае это единый состав основного преступления, во втором - единый состав повторного, неоднократного, систематического либо рецидивного преступления. Стало быть в законе нет места формам множественности преступлений. Коль скоро все имеющиеся в законе составы являются едиными, то едиными должны быть и формы их реализации. А это ведёт к абсолютному исключению из уголовного закона норм, содержащих понятия повторности, неоднократности, систематичности и рецидивных преступлений как форм множественности преступных деяний. Ведь не относим же мы составные преступления к формам множественности преступлений. И хотя за ними довольно прочно закрепилась формула «учтённой в законе совокупности преступлений», квалификацию их мы не производим по правилам действительной совокупности преступлений. Именно потому, что признаки нескольких преступлений сформулированы в одном составе преступления мы относим их к разряду единичных преступлений. По логике вещей точно также мы должны поступить и с преступлениями, в составах которых обозначены признаки повтор-ности, неоднократности, систематичности и рецидива преступлений, ибо, во-первых, всё, что указано в одном составе преступления должно быть реализовано в форме отдельного преступления, и, во-вторых, ничто не мешает нам назвать эти преступления не повторностью, неоднократностью или систематичностью, а «учтённой в законе повторностью, неоднократностью или систематичностью преступлений» и квалифицировать их по правилам единого продолжаемого преступления. Но очевидно, что это - не решение вопроса. Трудности в этом случае как были, так и остаются, добро бы только в теории, но больше всего страдает практика. Так, как же быть? Как поступить с нормами уголовного закона, содержащими формы и виды множественности преступлений, и как на практике не допустить их одинаковой квалификации с единичными преступлениями? Вольно или невольно, но этот вопрос подталкивал учёных на поиски отчётливых критериев практического разрешения вопроса о правильном определении единства преступления. Это и объяснимо, ведь добившись установления единства состава преступления в основе понятия единого преступления, авторы предпринимают попытки проникнуть в глубину состава с целью отыскания критериев, соединяющих множество действий (бездействий) в единый комплекс преступного деяния. И всё, что противоречит решению этой задачи, должно быть исключено из действующего законодательства. В этой связи в теории уго-

ловного права наметился ряд концепций, в основе которых были стремления учёных установить чёткие грани, направленные на преодоление возникающих на практике трудностей. Первым за решение этой задачи взялся А.М. Яковлев.

Детально анализируя элементы состава преступления, он пришёл к выводу, что в рамках состава преступления значение его элементов для установления признаков единства преступного деяния является неодинаковым. При этом, справедливо возражая А.А. Герцензону, он утверждает, что «как субъект, так и объект состава преступления не помогут нам в решении задачи установления признаков единого преступления»1, ибо «единый субъект может быть исполнителем как одного (единого) преступления, так и нескольких преступлений, и единый объект может быть поражаем как в результате совершения одного (единого) преступления, так и нескольких преступлений»2. «В то же время,- продолжает А.М. Яковлев,- несколько лиц могут соучаствовать в совершении единого преступления, и результатом единого преступления может явиться поражение не одного, а нескольких объектов»3. Следовательно, поиски признаков единства преступления следует искать в объективной и субъективной стороне состава преступления.

Из множества вариантов сочетания действий и последствий А.М. Яковлев останавливается на формуле «единичное действие (или ряд однородных действий), приведшее к единичному последствию (или ряду однородных последствий)», и называет это сочетание объективным критерием единства преступления4. Из множества элементов субъективной стороны, употребляемых авторами в теории уголовного права (намерение, цель, замысел, план), являющихся, по мнению А.М. Яковлева, «слишком широкими, характерными и для случаев совершения не одного, единого преступления, а двух или более самостоятельных преступлений», он приходит к выводу, что более правильным будет отыскивать субъективные критерии единства преступления в формах вины (умысла, неосторожности). И поэтому единственным субъективным критерием единства преступления А.М. Яковлев признаёт единую форму вины. Он

1 Яковлев А.М. Совокупность преступлений по советскому уголовному праву. М.: Госюриздат. 1960. С. 18.

2 Яковлев А.М. Совокупность преступлений по советскому уголовному праву. С. 19.

3 Там же.

4 См.: Яковлев А.М. Совокупность преступлений по советскому уголовному праву. С. 21.

пишет: «Для констатации наличия единого преступления необходимо также, чтобы единству (однородности) действия и единству (однородности) последствия соответствовала единая форма вины»1. Таким образом, критериями, на которых основывается общее понятие единства преступлений, по А.М. Яковлеву, являются: 1) единство либо однородность действия (действий), приведших к единству либо однородности последствия (последствий), и 2) единая форма вины - умысел или неосторожность. Такую формулу единства преступлений, на мой взгляд, никак нельзя признать приемлемой.

При установлении названных критериев за пределами единства преступления остаются, во-первых, составные преступления, ибо для них, по утверждению самого А.М. Яковлева, характерны случаи, когда «несколько разнородных действий вызывают несколько разнородных последствий»2, поэтому по своей объективной стороне они не соответствуют выдвинутым им критериям, во-вторых, преступления с двойной формой вины, для которых никак не подходит единая форма вины в виде умысла или неосторожности, ибо в них разные формы вины оказываются соединёнными в одно комплексное понятие двойной вины, и, в-третьих, преступления со смешанной формой вины, где невозможно усмотреть единую форму вины, ибо в смешанной вине интеллектуально-волевые признаки умысла и неосторожности оказываются переплетёнными в одну сложную конструкцию вины. Поэтому анализируемая концепция А.М. Яковлева никак не может быть универсальной для всех видов единичного преступления.

Относительно поставленного нами вопроса о том, как быть с нормами уголовного закона, которые содержат признаки повторности, неоднократности и систематичности преступлений, А.М. Яковлев даёт следующий ответ.

Решение вопроса о том, является ли преступление продолжаемым либо повторным, по его мнению, зависит от способа законодательного выражения этих преступлений в законе3. Если закон предусматривает повторность в качестве квалифицирующего либо даже конструктивного признака состава преступления, то любую последовательность однородных актов следует рассматривать как повторное совершение преступления. «Во всех иных случаях,- пишет

1 См.: Яковлев А.М. Совокупность преступлений по советскому уголовному праву. С. 22.

2 Яковлев А.М. Совокупность преступлений по советскому уголовному праву. С. 20.

3 См.: Яковлев А.М. Совокупность преступлений

по советскому уголовному праву. С. 32.

А.М. Яковлев,- должно быть признаваемо наличие единого продолжаемого преступления»4. Но к чему тогда было устанавливать критерий единства преступлений, если вопрос в конечном итоге будет решаться искусственно -техническим путём: есть в законе признак по-вторности либо нет? Выходит, если во все статьи Особенной части уголовного кодекса включить квалифицирующий признак повторности, любая последовательность актов соответствующего преступления, невзирая на наличие либо отсутствие единой формы вины, должна рассматриваться как повторное совершение преступления, и, наоборот, если из всех статей уголовного кодекса исключить квалифицирующий признак повторности, неоднократности и систематичности, то любой последовательный ряд однородных преступлений будет признан единым продолжаемым преступлением, даже если деяния эти не будут связаны единой формой вины. В таком случае, следуя принципу гуманизма, но в ущерб справедливости, можно было бы исключить из статей уголовного кодекса квалифицирующий признак повторности, неоднократности и систематичности и все случаи последовательного совершения однородных преступлений квалифицировать как единое преступное деяние. Справедливее было бы исключить из норм уголовного законодательства любую форму повторного преступления, не связанную с предшествующим осуждением лица, и оценивать их по правилам совокупности преступлений при условий отсутствия в них признаков единого продолжаемого преступления, как это было в русском уголовном законодательстве дооктябрьского периода. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. ни в одной статье не предусматривало повтор-ность преступлений, не связанную с предшествующим осуждением лица, в качестве квалифицирующего то или иное преступление обстоятельства. Подобное проявление множественности преступлений закон рассматривал по правилам реальной совокупности преступлений5.

Неудачной является и попытка решить поставленный вопрос профессором Г.А. Криге-ром. Если А.А. Пионтковский относил все повторные преступления, включая даже рецидив, к числу единичных преступлений и при этом предлагал квалифицировать их по части статьи, предусматривающей ответственность за по-

4 Яковлев А.М. Совокупность преступлений по советскому уголовному праву. С. 33.

5 См. об этом: Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекций. Часть общая. Т.II. Спб., 1902. C. 1322-1324.

вторные преступления, а продолжаемые квалифицировать как единые по основному составу преступления, то Г.А. Кригер предлагал повторные преступления одновременно считать продолжаемыми, а продолжаемые преступления одновременно считать повторными, и квалифицировать их по той части статьи закона, где устанавливалась ответственность за повторные, неоднократные и систематические преступления. Взгляды авторов отличались тем, что А.А. Пионтковский повторные преступления называет едиными, Г.А. Кригер называет их и продолжаемыми, и повторными. И А.А. Пионт-ковский, и Г.А. Кригер при этом предлагали квалифицировать повторные преступления по части статьи, предусматривающей ответственность за повторные преступления. Но тогда какой смысл называть повторные преступления едиными либо продолжаемыми? Г.А. Кригер считал, что нет никаких оснований противопоставлять понятия продолжаемых и повторных преступлений друг другу, так как ни один из признаков продолжаемого преступления не лишает известной самостоятельности каждое из входящих в него деяний: ведь «они могут быть обособлены по времени совершения и по некоторым другим обстоятельствам и содержат, будучи взятыми изолированно, все признаки рассматриваемого преступления».1 Г.А. Кригер, таким образом, устанавливал абсолютное сходство этих понятий и предлагал не искать различий между ними. Ясно, что подобная позиция ведёт к игнорированию самой идеи продолжаемого преступления и установлению в законодательстве господства концепции повторности, неоднократности и систематичности преступлений. Конечно же, это не решение вопроса. Нельзя игнорировать особенностей ни продолжаемого преступления, ни тем более преступлений, совершаемых повторно, ибо в последнем случае каждый преступный акт представляет собой вполне самостоятельное преступное деяние. Каждое из них является самобытным правовым и социальным явлением, ибо каждое из этих понятий имеет именно ему присущие отличительные черты. И тот факт, что мы не можем достаточно чётко произвести различие между ними, не означает, что мы должны отрицать либо то, либо другое. Иное дело, что законодатель должен проявить одинаковое отношение к этим понятиям. На протяжении всей истории уголовного права законодательство предпочтение отдавало повторно совершаемым преступлениям и

1 См.: Кригер Г.А. Борьба с хищениями социалистического имущества. Изд-во «ЮЛ». М. 1965. С. 211-212.

продолжало проявлять нигилизм по отношению к продолжаемым преступлениям, да и ко всем формам единства преступных деяний.2 А ведь отсутствие законодательного закрепления этих понятий означает отсутствие противоправности именно данных форм преступной деятельности. Раз законодательство не содержит этих понятий в той или иной форме - в форме дефиниций либо в форме диспозитивных формулировок, то это означает отсутствие противоправности именно такой формы преступной деятельности, как единичное сложное преступление. Именно поэтому, на мой взгляд, и возникали в праве всевозможные теорий отождествления единичных и множественных преступлений.

Но вопрос дифференцированного отношения законодательства к понятиям продолжаемого и повторного преступлений должен быть решён исходя из других соображений: из соображений соблюдения правил и норм законодательной техники.

В 1969 г. Н.Ф. Кузнецова высказала вполне справедливую мысль о неудачности помещения в диспозиции одной статьи уголовного кодекса двух или более уголовно-правовых норм, описывающих соответственно два или более состава преступления. В качестве примера она ссылалась на ст.153 УК РСФСР об ответственности за частнопредпринимательскую деятельность и коммерческое посредничество и на ст. 199 того же УК о самовольном захвате земли и самовольном строительстве. Она утверждала, что «соображения о целесообразности или трудности различения норм с двумя составами и норм с составами, содержащими альтернативные элементы, чаще всего объективной стороны, не могут обосновать разумность такого рода диспозиций»3. По её наблюдениям нарушения правила нормотворческой техники, согласно которому «диспозиция нормы должна описывать только один состав преступления», отрицательно сказывается на практике применения

4

уголовно-правовых норм .

Несколько позже аналогичную мысль высказал в своих лекциях по законодательной технике профессор М.И. Ковалёв. Он писал: «В одной статье уголовного закона следует размещать только одну уголовно-правовую норму.

2 Небольшое исключение в этом плане составляет Российское Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., в ст. 162 установивший особенный порядок применения давности к длящимся преступлениям, которые были названы беспрерывно продолжающимися преступлениями.

3 Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. С. 96.

4 Там же.

Норма может состоять из нескольких частей, их расположение внутри не может быть различным, но в одной статье закона надо стремиться формулировать только одну норму»1.

Со всей очевидностью можно констатировать, что если в одной диспозиции уголовно-правовой нормы должен быть описан только один состав преступления, то с такой же уверенностью можно сказать и то, что в одной диспозиции уголовно-правовой нормы должно быть дано описание единого состава преступления, но никак не множества таковых. Если норма в одной диспозиции уголовно-правовой нормы устанавливает ответственность за повторное либо неоднократное совершение одного и того же преступления, то в этом случае в одной диспозиции помещёнными оказываются как минимум два одинаковых состава преступления. Если норма в одной диспозиции устанавливает ответственность за систематическое совершение преступления, то в этом случае помещёнными в одну диспозицию оказываются как минимум три одинаковых состава преступления либо три состава одного и того же преступления, причём в обоих случаях это делается безо всякого упоминания на наличие какого-нибудь связующего начала между этими преступлениями в виде единой формы вины либо иного связующего критерия единства. Следовательно, законодатель должен устранить из числа уголовно-правовых норм те их виды, в которых один и тот же состав преступления предполагается более чем один раз. В противном случае, следуя упомянутому правилу построения диспозиции уголовно-правовой нормы у нас будут все основания полагать, что указание на повторность, неоднократность и систематичность совершения преступления будет означать наличие в законе состава единого продолжаемого преступления, ибо единый состав преступления предполагает наличие единой вины в форме единого умысла либо единой неосторожности либо единой формы двойной или смешанной вины.

Ко всему прочему, как я уже говорил выше, закон в одной диспозиции уголовно-правовой нормы должен установить одну противоправность общественно опасного деяния и противопоставить ей одну угрозу наказанием, т.е. одну наказуемость против одного противоправного деяния. Иначе будет нарушен принцип эквивалентности наказания характеру и степени тяжести преступления. Именно такое нарушение наблюдается в нормах, устанавливающих

1 Ковалёв М.И. Советское уголовное право. Курс лекций. Вып.2. Советский уголовный закон. Свердловск. 1974. С. 205.

ответственность за повторность, неоднократность и систематичность преступлений, ибо в них нескольким ничем не связанным преступлениям противостоит одна общая наказуемость, закреплённая в санкции этой же нормы. Но ни один из авторов рассматриваемого и последующих периодов не высказал подобную точку зрения и как общесоюзное уголовное законодательство (в ст.39 Основ), так и законодательство пятнадцати союзных республик по-прежнему продолжали сохранять нормы об ответственности за повторные, неоднократные и систематические преступления, укрепляя тем самым почву для непримиримых споров по вопросу о разграничении продолжаемых и повторных преступлений.2

IX. Н.А. Беляев и Г.Л. Кригер

С 1968 по 1981 гг. в издательстве Ленинградского университета был издан пятитомный «Курс советского уголовного права» под общей редакцией профессоров Н.А. Беляева и М.Д. Шар-городского, а с 1970 по 1971 гг. в издательстве «Наука» вышел подготовленный авторским коллективом Института государства и права Академии Наук СССР одноимённый курс в шести томах под общей редакцией членов-корреспондентов Академии Наук СССР А.А. Пионтковского, П.С. Ромашкина и В.М. Чхиквадзе. Но, к сожалению, ни первый, и ни второй «курсы» не затронули вопрос об общем понятии единого преступления, а ограничились лишь рассмотрением отдельных форм его проявления. Стоит заметить, что автором второго тома шести томного курса советского уголовного права является заслуженный деятель науки РСФСР, член-корреспондент АН СССР А.А. Пионтковский, а в содержание тома с некоторыми сокращениями и изменениями вошла его монография «Учение о преступлении по советскому уголовному праву». Но именно под эти сокращения по неизвестной нам причине попала глава его монографии, посвя-щённая единому преступлению и совокупности преступлений.

Обращает на себя внимание и то, что как первый, так и второй «курсы» рассмотрели во-

2 Забегая немного вперёд заметим, что Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. за № 162-ФЗ из Уголовного кодекса Российской Федерации, принятого в 1996 г., будет исключена статья 16-я, содержавшая дефинитивную норму о неоднократности преступлений, а из Особенной части УК будут исключены нормы, предусматривавшие ответственность за повторное, неоднократное и систематическое совершение преступлений как квалифицирующих обстоятельств соответствующих преступных деяний.

прос об отдельных разновидностях единичного преступления в старых научных традициях - в традициях тридцатых годов двадцатого столетия, когда вопросы, касающиеся единичных преступных деяний, изучались в разделах учебников, посвящённых применению наказания, и помещали их в главах или параграфах о назначении наказания по совокупности преступлений.

Как в первом, так и во втором многотом-нике круг единичных преступлений был ограничен тремя классически известными видами сложных преступлений, каковыми являются длящиеся, продолжаемые и составные преступления, хотя ко времени издания курсов науке советского уголовного права уже были известны многие другие виды единичных преступлений. Автором главы о применении наказания в пятитомном курсе является профессор Н.А. Беляев, автором раздела о назначении наказания в шести томном курсе является Г.Л. Кригер. При этом освещение вопросов в первом многотомнике было далёким от признания единства состава преступления как юридического основания определения единства преступления, изложение же вопросов во втором многотомнике было целиком основано на признании единства состава преступления как юридического основания определения и установления единичных сложных преступлений.

Так, например, Н.А. Беляев, составные преступления определял как такого рода преступления, «которые внешне состоят из двух или нескольких самостоятельных преступле-ний»1, ни слова не сказав при этом, что преступления эти в совокупности образуют единый сложный состав преступления. Г.Л. Кри-гер под составными разумела «преступления, слагающиеся из нескольких разнородных действий, из которых каждое в отдельности заключает в себе состав самостоятельного преступления», и которые законодатель объединяет в один сложный состав преступления2. Продолжаемыми Н.А. Беляев называл преступления, складывающиеся «из ряда тождественных преступных действий, направленных к общей цели и составляющих в силу этого единое пре-ступление»3, и вновь не сказано о том, что этот ряд преступных действий в совокупности обра-

1 Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т.2. Л.: Изд-во ЛГУ. 1970. С. 349.

2 Курс советского уголовного права. В шести томах. Часть Общая. Т.III. М.: Изд-во «Наука». 1970. С. 155.

3 Курс советского уголовного права. Часть Об-

щая. Т.2. Л.: Изд-во ЛГУ. С. 349.

зует один состав преступления. Г.Л. Кригер под продолжаемыми разумела такие преступления, которые «слагаются из самостоятельных преступных деяний, заключающих в себе признаки одного и того же состава преступления, и образуют вместе один состав преступления»4. Наконец, длящимися Н.А. Беляев считал такие преступления, «которые характеризуются непрерывным выполнением какого-либо одного преступления»5. По мнению же Г.Л. Кригер, длящиеся преступления это «непрерывное

осуществление состава определённого дея-

6

ния» .

X. УК РФ 1996 года

В 1996 г. был принят новый и ныне действующий Уголовный кодекс Российской Федерации и вновь в законодательстве не нашлось места дефинитивной норме с определением понятия единства преступления и форм его проявления.

Иначе отнеслись к этому вопросу кодексы других независимых государств после распада Советского Союза. Это и понятно, ведь употребление в правоприменительной практике тех или иных понятий без законодательного их закрепления, как я уже говорил, ведёт к признанию самих этих понятий иллегальными, а совершение того или иного преступления не в простой, а в усложнённой форме будет означать отсутствие противоправности именно данной формы преступного поведения, например, продолжаемого преступления, что в конечном итоге неминуемо приведёт к отождествлению единства и множественности преступных деяний на практике.

Так, УК Республики Узбекистан 1994 г. предусматривает целую главу под названием «Множественность преступлений», где в части 4 статьи 32 о повторности преступлений дано определение понятия продолжаемого преступления, а в части 5 этой же статьи - определение понятия длящегося преступления. УК Республики Казахстан 1997 г. в части 4 ст.11 формулирует определение понятия продолжаемого преступления. УК Туркменистана 1997 г. в статье 15 даёт определение понятия длящегося преступления, а в статье 16 - определение понятия продолжаемого преступления. УК Республики Таджикистан 1998 г. в части 5 ст.19 даёт определение понятия продолжаемого пре-

4 Курс советского уголовного права. В шести томах. Часть Общая. Т.Ш. М.: Изд-во «Наука». 1970. С. 159.

5 Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т.2. Л.: Изд-во ЛГУ. С.349.

6 Курс советского уголовного права. В шести томах. Часть Общая. Т.Ш. М.: Изд-во «Наука». 1970. С. 161.

ступления, а в части 6 этой же статьи - определение понятия длящегося преступления. УК Латвийской Республики 1998 г. в статье 23 содержит определение понятия «отдельного (единого) преступления» (в части 1), «отдельного продолжаемого преступления» (в части 3), «отдельного длящегося преступления» (в части 4) и «отдельного (единого) преступления с повторными действиями» (в части 5). Сама статья 23 называется «Отдельное (единое) преступное деяние». Статья 24 озаглавлена как «Множественность преступлений», где и формулируется определение этого понятия. УК Республики Молдовы 2002 г. в статье 28 содержит определение понятия единичного преступления, в статье 29 - определение понятия длящегося преступления, в статье 30 -определение понятия продолжаемого преступления; даётся также определение понятия множественности преступлений - в статье 32.

В первоначальной редакции УК РФ 1996 г. содержал дефинитивную норму о неоднократности преступлений, помещённой в статье 16, где в части первой было сказано: «Неоднократностью преступлений признаётся совершение двух или более преступлений, предусмотренных одной статьёй или частью статьи настоящего Кодекса». Особенная часть Уголовного кодекса состояла из 256 статей, из которых 53 предусматривали квалифицирующее обстоятельство неоднократности преступления. По существу каждая пятая статья кодекса содержала это квалифицирующее обстоятельство.

Но уже через семь лет Федеральным законом 8 декабря 2003 г. из Уголовного кодекса полностью исключается статья 16-я, а в Особенной части утратившими силу признаются все 53 нормы, предусматривавшие ответственность за неоднократное совершение преступлений как квалифицирующее обстоятельство соответствующих преступных деяний. Мне трудно судить о соображениях, которыми руководствовался законодатель, принимая такое решение. Но очевидно, что принятое решение целиком и полностью соответствует правилам и нормам законодательной техники. Не может одна статья устанавливать одну общую ответственность за множество одинаковых преступлений. Нельзя одной наказуемости противопоставлять множество деяний с одинаковой противоправностью. Одной противоправности должна противостоять одна наказуемость. Одному составу преступления должна быть противопоставлена одна санкция уголовно-правовой нормы. С полной уверенностью можно сказать, что в настоящей редакции каждая норма Особенной части УК, а точнее - каждая диспозиция уголовно-правовых норм содержит

описание одного состава преступления. Конечно, значительная часть норм даёт описание альтернативных составов. Но это вполне допустимо, ибо в конечном итоге при квалификации преступлений для применения будет избран один состав преступления. Соответственно этому и определения понятия единого преступления, даваемые в теории уголовного права последних лет, полностью отражают состояние действующего законодательства. Например, классический университетский учебник, подготовленный авторским коллективом Московского государственного университета, следующим образом формулирует определение понятия единичного преступления: «Единичное преступление - это деяние, которое содержит состав одного преступления и квалифицируется по одной статье Особенной части Уголовного кодекса».1 В качестве обязательных признаков единичного преступления указаны на соответствие деяния одному составу преступления и на необходимость квалификации его по одной статье Особенной части УК. Ещё точнее высказались авторы учебника по Общей части уголовного права Казанского университета, где единичное преступление определено как «общественно опасное деяние, содержащее признаки одного состава преступления, предусмотренного в определенной статье или части статьи Особенной части УК».2 Здесь уже наряду с конкретной статьёй указывается на необходимость применения части статьи. Приведённые определения единичного преступления допустимы тогда, когда закон не предусматривает в той или иной части либо пункте статьи квалифицирующее обстоятельство в виде по-вторности, неоднократности либо систематичности совершения преступлений. В противном случае из определения понятия единичного преступления придётся исключить признак «квалификации деяния по одной статье, части статьи либо пункту статьи Особенной части УК».

1 См.: Уголовное право России. Общая часть: Классический университетский учебник. Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой.- М.: Зерцало, 2005. С. 420.

2 См.: Уголовное право России. Общая часть. Учебник. Под ред. Ф.Р. Сундурова, И.А. Тарханова. 3-е изд., перераб. и доп.- М.: Статут. 2009. С. 383.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Бузынова, С.П. Множественность преступлений и её виды (уголовно-правовое исследование). - М., 1988.

2. Галиакбаров, Р., Ефимов, М., Фролов, Е. Множественность преступных деяний как институт советского уголовного права // Советская юстиция. - 1967. - № 2.

3. Дагель, П.С. Множественность преступлений (лекция по курсу «Советское уголовное право, часть Общая»). - Владивосток, 1969.

4. Дурманов, Н.Д. Понятие преступления. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948.

5. Дурманов Н.Д. Советский уголовный закон. - М.: Изд-во МГУ, 1967.

6. Ковалёв, М.И. Советское уголовное право. Курс лекций. Вып.2. Советский уголовный закон.

- Свердловск. 1974.

7. Криволапов, Г.Г. Множественность преступлений по советскому уголовному праву: учебное пособие. - М., 1974.

8. Кригер, Г.А. Борьба с хищениями социалистического имущества. - М.: ЮЛ, 1965.

9. Кудрявцев, В.Н. Теоретические основы квалификации преступлений. - М.: Госюриздат,

1963.

10. Кудрявцев, В.Н. Общая теория квалификации преступлений. - М.: ЮЛ, 1972.

11. Кузнецова, Н.Ф. Значение преступных последствий для уголовной ответственности. - М.: Госюриздат, 1958.

12. Кузнецова, Н.Ф. Преступление и преступность. - М.: Изд-во МГУ, 1969.

13. Курс советского уголовного права: в шести томах. Часть Общая. T.III. - М.: Наука, 1970.

14. Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т.2. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1970.

15. Малков, В.П. Повторность проступка и уголовная ответственность. - Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1968.

16. Малков В.П. Совокупность преступлений (вопросы квалификации и назначения наказания). - Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1974.

17. Ораздурдыев, А.М. Определение понятия простого преступления убийств // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. - Тольятти, 2012. - №4(77).

18. Ораздурдыев, А.М. Проблема двойной противоправности составного преступления и его социальная сущность // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. - Тольятти, 2012. -№2(76).

19. Пионтковский, А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву. - М: Госюриздат, 1961.

20. Стручков, Н.А. Назначение наказания при совокупности преступлений. - М.: Госюриздат,

1957.

21. Таганцев, Н.С. Русское уголовное право. Лекций. Часть общая. Т.II. - СПб., 1902.

22. Тарарухин, С.А. Теория и практика квалификации преступлений. (научно-практическое пособие). - Киев, 1974.

23. Ткешелиадзе, Г.Т. Ответственность при совокупности преступлений по советскому уголовному праву: автореферат дис. ... на соиск. уч. степ. к.ю.н. - Тбилиси, 1961.

24. Трайнин А. Общее учение о составе преступления. - М.: Госюриздат, 1957.

25. Уголовное право. История юридической науки. - М.: Наука, 1978.

26. Уголовное право России. Общая часть: Классический университетский учебник / под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. - М.: Зерцало, 2005.

27. Уголовное право России. Общая часть: учебник / под ред. Ф.Р. Сундурова, И.А. Тарханова.

- 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Статут, 2009.

28. Фролов, Е.А., Галиакбаров, Р.Р. Множественность преступных деяний как институт советского уголовного права: учебное пособие по Общей части советского уголовного права. Лекция. -Свердловск, 1967.

29. Яковлев, А.М. Совокупность преступлений по советскому уголовному праву. - М.: Госюриздат, 1960.