CC BY
449
ЭКОНОМИКА И ПРАВО
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
УДК 330.101:001
Е.В. Пилипенко, Ю.В. Баталов
ЭВОЛЮЦИЯ ПОНЯТИЯ «БОГАТСТВО»: ОТ АРИСТОТЕЛЯ ДО ЭКОНОМИКИ ЗНАНИЙ*
Вопрос о том, где, когда и кем создается действительное богатство общества - один из основных вопросов экономической теории и потому ответить на него пытались все без исключения экономические научные школы. Свое понимание проблемы формирует и экономика знаний.
Ключевые слова: действительное общественное богатство, духовное производство, экономика знаний.
Начало нового тысячелетия знаменуется научными и технологическими достижениями, изменившими уклад мировой цивилизации и взгляды на природу общественного богатства, образовавшими структуру современного общества. Фактически все большее число экономистов - как теоретиков, так и практиков - разделяют заключение А. Горца о том, что «...умножение денег ...не создает богатства; что прирост экономики, основанный на разграблении общественного достояния и ликвидации общинной жизни, порождает нищету, а не благосостояние; что понятие богатства отделяется от понятия стоимости товара и вопрос “что такое богатство?” должен быть поставлен заново» [1].
Аристотель (IV в. до н.э.) понимал богатство как «совокупность средств, необходимых для жизни и полезных для государственной и семейной общины» [2]. Наличие богатства рассматривалось им как возможность (для свободного человека) заниматься достойными его делами - такими, как служение обществу или совершенствование в «беспредельных» по своим целям науках и искусствах. На вопрос «существует ли предел богатства?» Аристотель давал немыслимый, с точки зрения современных монетаристов, положительный ответ: если условия нормальной жизни обеспечены и люди защищены от голода, холода и ненастья, значит, богатство (как совокупность именно средств) имеется в достатке.
Этот взгляд на богатство лежит в основе знаменитого противопоставления «экономии» и «хре-матистики». «Экономия» как искусство ведения хозяйства, по выражению Аристотеля, «заслуживает похвалы», а «хрематистика» как искусство накопления денег, или наживы, напротив, «по справедливости вызывает порицание».
Американский экономист и антрополог К. Полани [3] полагает, что эта мысль античного философа и интереснее, и глубже, чем простое противопоставление «хорошей» экономии «плохой» хрема-тистике. Вообще, хрематистику Аристотель рассматривал как искусство запасаться необходимым. В таком понимании хрематистика естественным образом дополняет экономию как искусство пользоваться и распоряжаться наличным имуществом. В этом, широком, смысле Аристотель не осуждал хрематистику, справедливо полагая, что без запасов никакое хозяйство невозможно. Однако в соответствии с целями, которым служило это искусство, Аристотель выделял два вида хрематистики: один обеспечивает запасы, потребные для ведения хозяйства (экономии), другой нацелен на накопительство сверх таких потребностей. Запасы обычных продуктов имеют разумный предел, свою естественную границу - они портятся от времени, требуют много места для хранения и т.д. Словом, увеличивать их сверх меры - себе в убыток.
Иначе обстоит дело с накоплением денег. Сами по себе деньги, возникшие, по Аристотелю, из потребностей меновой торговли, столь же необходимы, как и натуральные запасы, ибо способствуют добыванию средств жизни. Однако накопление денег не имеет той естественной границы, которая присуща натуральным запасам. А потому «все занимающиеся денежными оборотами стремятся увеличить количество денег до бесконечности». То есть вместо того, чтобы быть средством, богатство (денежное) само становится целью и начинает конкурировать с другими, в том числе и более общественно значимыми целями. «В основе этого направления, - пишет Аристотель, - лежит стремление к жизни вообще, но не к благой жизни».
Развивая свою мысль, Аристотель заключает: «...и так как эта жажда беспредельна, то и стремление к тем средствам, которые служат к утолению этой жажды, также безгранично».
Статья подготовлена при поддержке программы Министерства образования и науки Республики Казахстан №020 «Привлечение зарубежных ученых и консультантов в ведущие вузы Казахстана».
2013. Вып. 1 ЭКОНОМИКА И ПРАВО
Фактически в этих словах содержится решение стоящей перед современной экономикой и совершенно «неразрешимой» в ее современных параметрах проблемы, именуемой нередко экономической проблемой как таковой, - проблемы ограниченности ресурсов. Если накопление запасов (в том числе денежных) играет подчиненную роль, то потребность в них ограничена и может быть удовлетворена полностью. Если же преобладающим принципом поведения людей становится стремление увеличить свое богатство, ограниченность ресурсов оказывается неотъемлемой чертой всякой хозяйственной деятельности, свидетелями чего мы сегодня и являемся. Весьма характерно то, как современная экономическая теория рассматривает эту проблему - проблему редкости и ограниченности ресурсов. Формулируя предмет своих исследований как «.изучение взаимодействия людей в процессе поиска эффективных путей производства материальных благ и услуг в условиях редкости и ограниченности ресурсов в целях максимального удовлетворения постоянно растущих и неограниченных потребностей человека и общества», она фактически признает как «редкость и ограниченность ресурсов», так и вызывающие их «постоянно растущие и неограниченные потребности человека» нормальным, естественным положением вещей, а не следствием неестественного стремления к «накопительству сверх потребностей», как это определял Аристотель и как это и есть на самом деле. Удивительным образом взгляды античного философа перекликаются с размышлениями современных экономистов.
Экономические воззрения средневековья (феодального общества), судя по дошедшим до нас литературным источникам, носят ярко выраженный богословский характер. В период раннего средневековья канонисты (Августин Блаженный, 353-430 гг.) признавали богатство грехом, если оно создано иными средствами, чем прилагаемый для этого труд. В соответствии с этим бесчестное приумножение (накопление) золота и серебра, считавшихся по своей природе «искусственным богатством», не могло соответствовать нравственным и прочим нормам общества. Источником роста частной собственности и создания не являющегося грехом «умеренного» богатства могли быть, по Ф. Аквинскому (1225-1274 гг.), только «справедливые цены». Торговая прибыль и процент за ссуду, по его же мнению, могли быть признаны «благопристойными», только если такого рода доходы являлись не самоцелью, а были заслуженной платой за имеющие место в торговых и ссудных операциях труд, транспортные, материальные издержки и риск.
Рыночные экономические отношения возобладали, вытеснив некогда игравшее ведущую роль натуральное хозяйство, в период экономических идей меркантилизма (с XVI по XVIII в.).
Меркантилисты прибавочную стоимость выводили исключительно из обмена, объясняя ее продажей товара выше его стоимости. Поэтому производительным они объявляли труд лишь тех отраслей производства, продукты которых при вывозе за границу приносили стране больше денег, чем они стоили. Такая «прибыль от отчуждения» всегда есть «относительная прибыль» (выигрыш для одной стороны означает потерю для другой), она сводится к «колебанию весов богатства между участвующими сторонами». При этом выдвигался принцип: покупать дешевле в одной стране и продавать дороже в другой. По образной характеристике Ф. Энгельса, «нации стояли друг против друга, как скряги, обхватив обеими руками дорогой им денежный мешок, с завистью и подозрительностью озираясь на своих соседей».
Физиократы перенесли исследования о происхождении прибавочной стоимости из сферы обращения в сферу непосредственного производства. Они выдвинули положение, что производительным можно считать только сельскохозяйственный труд, так как только он создает прибавочную стоимость, существующую исключительно в форме земельной ренты, выступающей в виде избытка произведенных жизненных средств над их массой, потребленной рабочими. Такое определение вытекает из общего взгляда физиократов на природу стоимости, которая в их понимании не есть способ существования человеческого труда, а сводится к потребительной стоимости, а последняя - к веществу, даваемому землей, природой. Ф. Кенэ впервые выделил три общественных класса: класс фермеров, класс собственников (дворянство, духовенство, король со своей свитой, чиновничество) и бесплодный класс, куда он отнес всех лиц, не занятых в сельском хозяйстве и не относящихся к собственникам. Таким образом, в иждивенцы («бесплодный класс»), согласно этой классификации, попадали и мануфактурные рабочие, и врачи, и учителя, и ученые.
Классическая политическая экономия возникла тогда, когда предпринимательская деятельность вслед за сферой торговли, денежного обращения и ссудных операций распространилась также на многие отрасли промышленности и сферу производства в целом. По общепринятой оценке классическая политическая экономия зародилась в конце XVII - начале XVIII в. в трудах У. Петти (Англия) и П. Буа-
гильбера (Франция). Время ее завершения рассматривается с двух теоретико-методологических позиций. Одна из них - марксистская - указывает на период первой четверти XIX в., и завершителями школы считаются английские ученые А. Смит и Д. Рикардо. По другой - наиболее распространенной в научном мире - классики исчерпали себя в последней трети XIX в. трудами Дж. С. Милля. Различаясь между собой в отдельных вопросах, все ее представители были едины в том, что основу богатства и благосостояния государства следует искать только в сфере материального производства.
Вообще, представители классической политической экономии определяли производительный труд как такой труд, который обменивается непосредственно на капитал и производит прибавочную стоимость для капиталиста. А. Смит отмечает, что труд наемного мануфактурного рабочего присоединяется к стоимости материала, который он подвергает обработке, стоимость своего собственного содержания и прибыль своего хозяина, а затраты на содержание и прибыль слуги никогда не возвращаются. Объяснение этому Смит видит в том, что труд первого (мануфактурного рабочего) фиксируется и овеществляется в таком предмете, который может быть продан или обменен, а труд второго (слуги, как и труд врача, актера, музыканта) не фиксируется и не овеществляется в каком-либо пригодном для продажи товаре. Поэтому производительным трудом им признается труд мануфактурного рабочего как овеществляющийся в отдельном предмете. Соответственно непроизводительный труд, по Смиту, - это услуги, которые «исчезают в самый момент их оказания».
Таким образом, с позиций классической политэкономии производительным оказывается лишь тот труд, обмениваемый на капитал, который функционирует в материальном производстве, фиксируется и овеществляется в пригодном для продажи товаре.
К сожалению, почти все представители классической политической экономии (кроме Дж. Мак-Куллоха, Н. Сениора и некоторых других) безоговорочно приняли смитовское разделение труда на производительный и непроизводительный, которое затем от К. Маркса перешло в так называемую марксистско-ленинскую политическую экономию.
Сэй предмет изучения политической экономии видел, прежде всего, в проблематике материального благополучия общества, а источник богатства - в производственном потенциале нации. Именно им были сформулированы знаменитые «три фактора производства» - труд, капитал и земля.
Мальтус, как и другие классики, основную задачу политической экономии видел в приумножении, через развитие сферы производства, материального богатства общества. Учитывая определенную тенденциозность высказываний своих предшественников и современников «по школе» о производительном и непроизводительном характере труда различных «классов» общества, Мальтус в «Принципах» выдвинул неожиданное в ту пору положение о недостижимости достаточного спроса и полной реализации производимого общественного продукта без посильного и столь же необходимого участия в этом наряду с производительными классами и «непроизводительных классов». Мальтус бросил вызов тем, кто допускал абсурдную мысль о паразитизме огромных масс людей, относимых к непроизводительным классам из-за их деятельности, скажем, в вооруженных силах (армии) или религиозных и административных учреждениях и т.п. По мнению Мальтуса, чиновничество и другие непроизводительные слои общества представляют собой совокупность «третьих лиц», содействующих и созданию, и реализации общественного продукта.
Дж. С. Милль также полагал, что только производительный труд (труд, результаты которого осязаемы) создает «богатство», то есть «материальные блага». По утверждению Дж. С. Милля, доходы от производительного труда имеют производительное потребление, если это потребление «поддерживает и увеличивает производительные силы общества». Любые доходы от непроизводительного труда, считал он, - это только простое перераспределение дохода, созданного производительным трудом. Даже потребление заработной платы рабочих, по Миллю, производительно, если оно доставляет минимум средств, необходимых для поддержания рабочего и его семьи, и непроизводительно
- в той части, в какой оно доставляет «предметы роскоши». Новизна его позиции лишь в том, что он относит к производительному труду также труд по охране собственности и по приобретению квалификации, позволяющей наращивать накопление.
Определяя производительный труд в системе капиталистического производства как труд, обмениваемый непосредственно на капитал, Маркс противопоставляет его непроизводительному труду как труду, который обменивается не на капитал, а непосредственно на доход, то есть на заработную плату или прибыль. «Только тот рабочий производителен, который производит для капиталиста прибавочную стоимость или служит самовозрастанию капитала» [4].
2013. Вып. 1 ЭКОНОМИКА И ПРАВО
По Марксу, один и тот же вид труда как создатель потребительной стоимости может быть производительным, если он приобретается капиталистом для того, чтобы применение его принесло ему прибавочную стоимость, и непроизводительным, если капиталист покупает этот труд как потребитель, на свой доход, с целью потребления его (труда) потребительной стоимости. Маркс считал, что труд, создающий нематериальные услуги, рассматриваемый со стороны простого процесса труда, также является производительным, только если он направлен на воспроизводство рабочей силы.
Эта методология различения производительного и непроизводительного труда применялась и в условиях социализма. По поводу производительного труда при социализме в советской экономической науке велась дискуссия, начавшаяся еще в 20-х гг. прошлого века в связи с разработкой основ планового управления народным хозяйством. Предметом дискуссии являлся вопрос о том, является ли создание материальных благ на социалистических предприятиях определяющим признаком производительного труда или таким признаком выступает также и участие в нематериальном социалистическом производстве.
В первом случае рассматривалась ограничительная трактовка производительного труда, согласно которой производителен лишь труд, затрачиваемый в сфере материального производства, представляющей собой основу, фундамент существования и развития человечества. Согласно этой точке зрения годовой совокупный общественный продукт создается в вещественной материализованной форме, он отделяется от процесса труда и, будучи от него обособленным, удовлетворяет производственные и личные потребности. Этот труд осуществляет воспроизводство общественного богатства посредством формирования фондов возмещения и накопления. По этой трактовке труд, создающий нематериальные услуги, общественно полезен, но не является производительным трудом, так как он не материализуется, не воплощается в отдельном продукте; процесс труда, создающего услуги, и процесс их потребления слиты воедино, услуги существуют лишь в форме деятельности, текучего труда, они не представляют собой потребительной стоимости и стоимости, не участвуют в формировании национального дохода; их нельзя накопить, они не могут войти в фонд расширенного воспроизводства общественного богатства. Доходы работников, создающих услуги, вторичны, про-изводны от доходов, созданных в материальном производстве. Кроме того, в сфере нематериальной деятельности имеются и такие виды труда, которые не доставляют никаких потребительных стоимостей и, следовательно, не являются производительными с точки зрения простого процесса труда. Это труд в государственном аппарате и общественных организациях, функции политической, юридической и идеологической надстройки. В практике планирования и статистического анализа в СССР и в большинстве социалистических стран такое различение труда в материальном и нематериальном производстве рассматривалось как основа разграничения производительного и непроизводительного труда и, соответственно, производственных и непроизводственной сфер народного хозяйства.
Согласно расширительной трактовке производительным трудом при социализме признается не только труд в сфере материального производства, но и в сфере нематериального производства, если он функционирует в пределах социалистически организованного сектора народного хозяйства и, следовательно, подчинен производственным отношениям социализма. Труд в сфере нематериального производства является производительным трудом не только по своей социально-экономической форме, но и по содержанию как целесообразный, полезный (конкретный) труд, поскольку производительным трудом в системе социалистического производства может быть лишь труд, отвечающий следующим двум требованиям: он должен воспроизводить социалистические производственные отношения и производить ту или иную общественную потребительную стоимость. Услуги отраслей нематериального производства (здравоохранение, просвещение, культура, быт, наука) удовлетворяют важные жизненные потребности людей и в этой трактовке имеют потребительную стоимость. В условиях научно-технической революции особенно возрастает их роль в формировании отвечающей требованиям современного производства рабочей силы и во всестороннем развитии личности. О производительном характере услуг говорит и тот факт, что их производство и реализация основаны не на перераспределении дохода, созданного в материальном производстве, а на эквивалентном обмене.
Надо отметить, что вторая («расширительная») точка зрения получала все большее число сторонников в последние годы существования СССР. Производительный характер услуг нематериальной сферы отмечался даже в таком документе, как материалы партийного съезда: «В связи с этим услуги наряду со всеми другими предметами потребления выступают в качестве товарного покрытия потребительного спроса населения, и увеличение их производства служит одним из условий достижения благоприятного соотношения между возрастающим спросом и предложением» [5]. Однако эта
трактовка производительного труда рассматривалась больше как предмет для дискуссий, чем как руководство для практической деятельности. Победила в этом споре ограничительная трактовка производительных сил, в соответствии с которой материальное производство - решающая сфера человеческой деятельности - доставляет нематериальному производству необходимые ему средства труда и материалы, испытывая на себе лишь воздействие (правда, все возрастающее) последнего.
Впервые в истории западной экономической мысли непроизводственная сфера была признана производительной в системе национальных счетов (СНС). В системе национальных счетов не делается различия между производственной и непроизводственной сферами деятельности, и понятие сфер деятельности не применяется. В ней производственная деятельность представляет собой деятельность по производству продуктов и услуг, которая охватывает деятельность предприятий, как сферы материального производства, так и сферы нематериальных услуг. Тем самым была сделана попытка определить вклад знаний, науки, культуры, духовности нации в создание национального богатства.
Нельзя сказать, конечно, что никогда прежде, вплоть до появления СНС, экономистами не высказывалась мысль о том, что именно знания и человек как их носитель и создатель является истинным (и, добавим, неисчерпаемым) источником действительного богатства общества. Так, уже в XV в. была обоснована мысль, что богатство страны - это ее трудолюбивое население. У. Петти (в 1664 г.) охарактеризовал «живые действующие силы» как основной элемент богатства страны. «Истинным богатством является .человек», - полагал Ф. Галиани (в 1750 г.). А. Смит (в 1776 г.) отнес человека к «капиталу» общества. Д. Риккардо считал, что труд людей - единственные «приобретенные и полезные способности всех жителей» - относится к «основном источникам стоимости и богатства». Маркс называл действительным богатством общества «развитую производительную силу всех индивидов». «На самом же деле, если отбросить ограниченную буржуазную форму, чем же иным является богатство... как не полным развитием господства человека над силами природы, т. е. как над силами так называемой “природы”, так и над силами его собственной природы? Чем иным является богатство, как не абсолютным выявлением творческих дарований человека без каких-либо других предпосылок, кроме предшествовавшего исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т.е. развития всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу» [6].
Однако наиболее полно мысль о решающем значении духовных («внутренних», «нравственных») качеств человека для эффективного развития экономики воплотилась в трудах представителей русской классической экономической школы. В частности, именно ей принадлежит приоритет признания умственного труда производительным. Так, А.К. Шторхом, первым действительным членом Российской академии наук среди российских экономистов и статистиков, была создана «теория цивилизации». Ее составной частью была «теория полезности», в рамках которой к «первичным внутренним благам» были отнесены способности человека и все то, что служит их развитию и усовершенствованию: здоровье, знания, нравственность, религия. Национальное богатство («народное благоденствие»), по Шторху, состоит из совокупности вещественных («народное богатство») и невещественных («национальная цивилизация») благ. Причем, по его мнению, невещественные блага, подобно вещественным, могут накапливаться и обращаться. Из этого он делал вывод о производительном характере умственного труда, о том, что рабочие и крестьяне прямо зависят от тех, кто снабжает их знаниями, обеспечивает их здоровье, безопасность и духовное развитие [7]. Это было сказано в первой четверти XIX в., то есть в то время, когда всеми иными ведущими экономическими школами производительным признавался только труд в сфере материального производства.
Причем точка зрения А. Шторха не была редкостью или исключением в российской научной среде того времени. Скорее, это общепринятая позиция, отраженная, в частности, и в единственном (в течение продолжительного времени) российском учебнике политэкономии А.И. Бутовского «Опыт о народном богатстве или о началах политической экономии», изданном в Санкт-Петербурге еще 1843 г.: «Промыслы, доставляющие полезности вещественные, много способствуют благосостоянию людей; но их нельзя рассматривать как единственное условие этого благосостояния. Достаточно снабженный пищею, одеждою, кровом, орудиями человек еще не может считаться удовлетворенным, если ему не достает здоровья, силы телесной; если в нем не развито и не просвещено воображение; если воля его не вооружена началами нравственности; если, наконец, он не обеспечен против нарушений, угрожающих его собственности и его личности. К тому же без помощи этих благ внутренних, невещественных, неосязаемых, но тем не менее живо сознаваемых, нельзя допустить, как мы достаточно убедились, успешного производства промыслов, сообщающих полезное преобразование ве-
2013. Вып. 1 ЭКОНОМИКА И ПРАВО
щам. Элементы благ внутренних предсуществуют в человеке так точно, как элементы благ внешних, вещественных предсуществуют в природе, нас окружающей».
Неудивительно, что учившийся по такому учебнику министр финансов Российской империи граф С.Ю. Витте, задолго до современных создателей теории человеческого капитала, писал: «Богатство и экономическая, а потому в значительной степени и политическая мощь страны заключаются в трех факторах производства: природе - природных богатствах, капитале, как материальном, так и интеллектуальном, и труде» [8].
Еще более определенно (и, кстати, задолго до С.Ю.Витте) высказывался о природе богатства
Н.С. Мордвинов (с 1823 по 1840 г. - президент Российского Вольного экономического общества). Почти за 150 лет до Ф. Махлупа он писал: «Только просвещение - начало народного богатства. Не руки человека дают плодородие земле, не ими процветают художества, торговля, промышленность; не ими умножаются и взрастают денежные капиталы; ум и наука суть истинные орудия богатства» [9].
Фактически русская экономическая школа, определив «ум и науку» в качестве истинных источников богатства, намного опередила свое время. Отчасти, возможно, и поэтому ее идеи не нашли практического воплощения. Хотя, конечно, были и другие причины, по которым идеи российских ученых («как буржуазные») были забыты на родине, невостребованы и неизвестны за рубежом. Октябрьская революция привела к власти людей, признававших «единственно верной» только марксистскую позицию, все остальные были забыты на многие десятилетия. Марксистская же позиция оказалась в этом вопросе - определении природы и источников богатства - на диаметрально противоположной, по отношению к российской экономической школе, позиции.
Тем не менее, даже в условиях монополизма марксистской концепции в науке, уже в 1986 г. академик АН СССР А.И. Анчишкин утверждал, что «человек и его труд занимают центральное место в производительных силах не только как их наиболее активная часть, но и как источник развития других, материально-вещественных элементов» [10]. Таким образом, именно развитие человека как «самообучающейся системы» является источником развития всех других «материально-вещественных элементов» производительных сил, а не наоборот, как это фактически следует из господствующих сегодня в науке экономических теорий и созданных на их основе методик и методологий. Итак, вплоть до последнего времени экономическая теория склонна была видеть источник общественного богатства исключительно в материальном производстве. Иные точки зрения (например, работы российских ученых-экономистов XVIII-XIX вв.) практически не рассматривались, как правило, объявлялись «наивными» и «идеалистическими» и предавались забвению.
В полном соответствии с таким пониманием предмета исследований современная экономическая теория много внимания уделяет изучению таких явлений, как рынок, деньги, кредитные отношения, инфляция, безработица, прибыль, спрос и предложение, а также системы связей и взаимодействий между ними (каков допустимый уровень инфляции, безработицы, военных расходов) и т.д. В своих выводах она движется от обобщения огромного количества фактов к обоснованию тенденций и экономических законов. Однако через одно-два десятилетия новые факты опрокидывают старые теории и теоретический базис приходится выстраивать заново: теорию народного, демократического капитализма сменила теория индустриального, а затем постиндустриального общества; государства всеобщего благоденствия; теория конвергенции и т.д. и т.п., а между тем закономерности универсального характера так и не были найдены.
Это представляется совершенно закономерным, поскольку основной стержень экономического и общественного развития все это время не составлял предмета исследований экономической науки, не рассматривался в качестве экономической категории и не входил в состав изучаемого экономического поля (что хорошо видно из вышеприведенных определений предмета экономической теории).
Мы полагаем, что именно духовное производство является тем самым фактором, неучет которого в экономических исследованиях приводит к искажению результата в целом. Именно игнорирование экономической теорией наличия, особенностей и ведущей роли духовного производства и делает все «исходные модели» неполными, а результаты исследований - неуниверсальныши.
В самом деле, совершенно очевидно, что этапу материального воплощения любой идеи должен предшествовать этап ее (идеи) создания: прежде чем создать любую вещь - от кастрюли до самолета
- необходимо иметь образ, идею этой вещи. Понятно, что воплощенный (материализованный) объект будет лишь более или менее адекватным отражением идеального объекта, его положительные и отрицательные качества и свойства будут следствием достоинств и недостатков его идеальной модели.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Горц А. Знание, стоимость и капитал. К критике экономики знаний // ЛОГОС. 2007. №4 (61).
2. Аристотель. Политика // Соч. Т. 4. М.: Мысль, 1984.
3. Polanyi К. Aristotle Discovers the Economy // Trade and Market in the Early Empires: Economies in History and Theory. Glencoe: Free Press, 1957.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23.
5. Материалы XXV съезда КПСС. М., 1977.
6. Маркс К., Энгельс Ф., Соч. 2-е изд. Т. 46, ч. 1.
7. Федоренко Н.П. Гуманистическая экономика. М.: Экономика, 2006.
8. Витте С.Ю. Избранные воспоминания. М.: Мысль, 1991.
9. Русские экономисты XIX - начала XX века. М.: Ин-т экономики РАН, 1998.
10. Анчишкин А.И. Наука-техника-экономика. М.: Экономика, 1986.
Поступила в редакцию 17.05.12
E. V. Pilipenko, Yu. V. Batalov
Concept “wealth” evolution: from Aristotle to economy of knowledge
The question of where, when and who the valid richness of society is created by is one of the main questions of the economic theory. Thus, all schools of economic thought, without exception, tried to find the answer to this question. The economy of knowledge forms its own understanding of the problem.
Keywords: valid public wealth; spiritual production; economy of knowledge.
Пилипенко Елена Васильевна доктор экономических наук, доцент
Курганский филиал Института экономики УрО РАН 640018, Россия, г. Курган, ул. Пичугина, 15 E-mail: [email protected]
Баталов Юрий Васильевич
доктор экономических наук, профессор
Восточно-Казахстанский государственный технический университет им. Д. Серикбаева 070004, Республика Казахстан, г. Усть-Каменогорск, ул. Протазанова, 69 E-mail: [email protected]
Pilipenko E.V.,
doctor of economics, associate professor, director,
Kurgan branch of Institute of economy
of the Ural office of the Russian Academy of Sciences
E-mail: [email protected],
640018, Russia, Kurgan., Pichugin st., 15
Batalov Yu.V.,
doctor of economics, professor
East Kazakhstan state technical university
070004, Kazakhstan, Ust’-Kamenogorsk, Protazanova st., 69
