CC BY
74
< >
о о
Дзгоева Д. Т., Колесников В. Н.
Эволюция парламентаризма в свете концепции мониторинговой демократии
Дзгоева Диана Таймуразовна
Северо-Западный институт управления — филиал РАНХиГС (Санкт-Петербург)
Старший преподаватель кафедры истории и политологии
dzgoeva@sziu.ru
Колесников Владимир Николаевич
Северо-Западный институт управления — филиал РАНХиГС (Санкт-Петербург) Профессор кафедры истории и политологии
Доктор политических наук, кандидат исторических наук, профессор kvgl@inbox.ru
РЕФЕРАТ
Основная цель статьи — попытка определить некоторые новые возможности теоретического анализа современного парламентаризма, заложенные в таких новых теоретических конструктах, как концепции постдемократии и мониторинговой демократии.
Теоретические и практические аспекты парламентских отношений в современной России рассматриваются на фоне актуальных политических изменений в рамках поиска реальной модели устойчивого социально-политического развития страны.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
парламентаризм, демократия, политическая стабильность, концепция, мониторинговая демократия, постдемократия, политическая повестка дня, партия, власть, общество
Dzgoeva D. T., Kolesnikov V. N.
Evolution of Parliamentarism in the Light of the Concept of Monitoring Democracy
Dzgoeva Diana Taimurazovna
North-West institute of Management — branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Saint-Petersburg, russian Federation) Senior Lecturer of the Chair of History and Political Science. dzgoeva@sziu.ru
Kolesnikov Vladimir Nikolaevich
North-West institute of Management — branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public
Administration (Saint-Petersburg, russian Federation)
Professor of the Chair of History and Political Science
Doctor of Political Science, PhD in history, Professor
kvgl@inbox.ru
ABSTRACT
The main purpose of this article is associated with an attempt to define some new features of the theoretical analysis of modern parliamentarism inherent in these new theoretical constructs as the concept of post-democracy and democracy monitoring
Theoretical and practical aspects of parliamentary relations in modern Russia are considered against the backdrop of current political developments in the search of the real model is stable socio-political development of the country.
KEYWORDS
parliamentarism, democracy, political stability, concept, democracy monitoring, post-democracy, political agenda, party, government, society
Основная цель настоящей статьи связана с попыткой определить некоторые новые о возможности теоретического анализа современного парламентаризма, заложенные ^ в таких новых теоретических конструктах, как концепции постдемократии и мони- ^ торинговой демократии. Е^
Дополнительным стимулом для обращения к данной проблеме служит актуальная ^ политическая повестка дня, в рамках которой, так или иначе, затрагиваются теоретические и практические аспекты парламентских отношений. о
Анализ складывающейся политической ситуации позволяет выделить несколько о наиболее существенных моментов. <
Речь идет о явно выраженном, начиная с рубежа 2011-2012 гг., стремлении со ^ стороны власти перехватить стратегическую инициативу в предложении актуальной х повестки дня. Отсюда, например, известные семь предвыборных статей В. Путина 2 2012 г.1, имеющих стратегический характер. н-
Заметно меняются на наших глазах также тактика и технологии политической ^ коммуникации власти: отсюда новый формат Валдайского клуба, отсюда заметные щ изменения в тактике политического руководства.
Рассмотрим, каким образом трансформируется сегодняшняя политическая ситуация в стране.
Во-первых, в сторону укрепления традиционализма — патриотизма, лояльности к власти, институциональных изменений в системе политических отношений, не затрагивающих их сложившихся основ.
Во-вторых, в сторону повышения управляемости институтов политической коммуникации.
В-третьих, в сторону проекта бурного размножения политических партий как стремление укрепить монополизм власти через теряющий всякий практический и политический смысл «взрыв» многопартийности.
В-четвертых, страна продолжает существовать без капитального политического проекта. Ни власть, ни общество неспособны пока создать глобальный проект развития в интересах большинства. Отсюда — реанимация поиска национальной идеи.
В-пятых, усиление борьбы с протестом как ответ на потребность самовыражения.
Не имеет смысла здесь останавливаться на первых двух аспектах политической повестки дня в силу их очевидности. Но следующие три напрямую воздействуют на развитие парламентских отношений в современной России, и интересно проанализировать, как они трактуются в свете новых аналитических инструментов политического анализа.
В современном мире давно уже происходят существенные трансформации демократии и ее институтов. Изменения социальной структуры западного общества обернулись серьезными изменениями его политической системы и ее идеологических основ.
В отечественной политологической литературе уже неоднократно поднимался вопрос о том, что для сохранения демократии как системы народовластия необходимо выйти за рамки ее представительной модели. Основной тезис при этом заключается в следующем: система правления должна покоиться на более широком основании — демократии — как «образе жизни» [2, с. 189; 5 и др.]. Одним из первых такое понимание было предложено американским философом Дж. Дьюи, который видел в демократии основополагающую «социальную идею». «Демократия есть нечто большее, чем форма правления, — писал он, — в первую очередь это —
1 Сайт «Владимир Путин 2012» [Электронный ресурс] URL: http://putin2012.ru/ (дата обращения: 6.10.2014).
о способ ассоциативной жизни, коммуникативно закрепленный совместный... опыт»
н [8, p. 87]1.
^ Как было довольно давно замечено рядом отечественных и зарубежных исследо-
^ вателей, традиционная западная демократия, распространяясь вширь, одновремен-
^ но испытывает все более ощутимые дисфункции, а ее институты — партии, парламенты, правительства, административно-бюрократический аппарат, сама система
о формирования власти — утрачивают некогда присущий им высокий общественный
со
о авторитет.
< «Конечно, — указывает в связи с этим Ю. Красин, — у нас этот процесс накладыва-с ется на сложности и противоречия глубокой реформации традиционно авторитарного х общества и потому носит особенно острый характер. Но демократия сталкивается с 2 вызовами и угрозами глобального масштаба. Внедрение инновационных технологий н- и электронные средства коммуникации дают властвующим элитам столь эффективные ^ инструменты манипулирования людьми, что ставится под сомнение сама возможность с самостоятельного участия граждан в политическом процессе. Разрушается общественная солидарность, способность общества влиять на политику; верх берут корпоративные и авторитарные тенденции» [2, с. 188].
В своей известной работе «Постдемократия» К. Крауч обратил внимание на то, что озабоченность современных политиков политической повесткой дня больше, чем у их предшественников. При этом, замечает английский исследователь, политики все чаще прибегают к маркетинговым исследованиям и опросам общественного мнения [3, с. 28].
Под постдемократией Крауч понимает систему, в которой политики все сильнее замыкаются в своем собственном мире, поддерживая связь с обществом при помощи манипулятивных техник, основанных на рекламе и маркетинговых исследованиях, в то время как все формы здоровых демократий продолжали функционировать [Там же, с. 7]. Современная политическая практика в нашей стране вполне подтверждает данную формулу английского ученого.
Все это побуждало и побуждает критически мыслящих ученых и политиков уже не один десяток лет ставить вопрос о том, насколько уникальной и достаточной является парламентская демократия, и нет ли в современном социуме тенденций, которые могли бы расширить или уже начали расширять поле демократического взаимодействия. Неизбежно появляются концепции, призванные обновить демократическую теорию и практику и привести их в соответствие с запросами и потребностями общества. Особенностью наиболее значимых из них является то, что их авторы обосновывают свои выводы и предложения, исходя не из абстрактных умозаключений, а из тех тенденций и той практики, которые они отслеживают, анализируя реальные политические процессы, причем не только в странах Запада2.
Еще больший интерес в качестве инструмента политического анализа вызывает концепция мониторинговой демократии Дж. Кина. В ней известный английский исследователь, перечисляя многообразные виды «мониторинга властей», пишет о «гражданских жюри», независимых публичных расследованиях, участии граждан в «бюджетном процессе», консультативных комиссиях, «консенсус-конференциях», «парламентах меньшинств», «разбирательствах на рабочем месте» и других формах низовой общественной активности, напрямую вписывающихся в принципы демократии участия в ее современном понимании.
Всего, согласно изысканиям Дж. Кина, в послевоенный период возникло около сотни видов мониторинга властей, которых раньше никогда не было.
1 Цит. по: [2, с. 189].
2 Современные подходы к демократии в контексте концептуальных дискурсов подробно рассматриваются в [5].
Среди прочих свойств данной концепции особенно выделяется только ей свой- о ственный «посыл», сводящий воедино весь массив конкретных тенденций и практик, ^ от которого он отталкивается и на котором выстраивается. Этот посыл заключает- ^ ся в самом слове «мониторинг», который автор определяет как «публичный контроль Е^ и публичная проверка тех, кто принимает решения, будь то сфера государственных ^ и межгосударственных институтов, неправительственных организаций или организаций гражданского общества, таких как бизнес, профсоюзы, спортивные учреж- о дения или благотворительные фонды» [9, р. XXVI]. Здесь нельзя не согласиться о с С. П. Перегудовым, утверждающим, что это не просто контроль, проверка, но < и взаимодействие, существенно влияющее на сам характер демократического про- ^ цесса и на роль общественных акторов в качестве его прямых участников [5, с. 57]. х Весь постсоветский период развития нашей страны с его беспрерывными и ма- 2 лоэффективными реформами не привел к укоренению заимствованных за рубежом н-институтов представительной демократии. В этих условиях концепция мониторин- ^ говой демократии Дж. Кина может выступить серьезным теоретическим основанием щ в анализе современного политического процесса в России. «Важная роль, которую играет гражданское общество в создании контролирующих власть механизмов, — пишет он, — похоже, подтверждает идею Закона свободного государства, выдвинутую Дж. Мэдисоном: ни одно государство не может считаться свободным, если оно не способно управлять обществом, которое, в свою очередь, не в силах контролировать правительство. В эру „следящей" демократии, опыт показывает, что правительства, в отличие от уток и индюшек, иногда самолично жертвуют собой ради блага граждан — гостей за обеденным столом» [9, р. 713].
Понимание сущности демократии в подобной трактовке позволяет, на наш взгляд, решать едва ли не главную проблему современной российской политики — проблему недоверия всех ко всем. В общественном и политическом дискурсе открыто звучит вывод о том, что мы создали общество всеобщего недоверия1. Очевидно, что изменить ситуацию с помощью торжественных восклицаний: давайте верить друг другу! — невозможно. Проблема недоверия преодолевается только реальными действиями всех общественных и политических акторов.
Один из самых существенных выводов из прошедшей в сентябре 2013 г. избирательной кампании, особенно в Москве и Екатеринбурге, заключается в том, что изменения могут происходить и в нашем «подмороженном» политическом процессе. Их магистральное направление заключается именно в усилении общественного мониторинга институтов представительной демократии. Это может делать их более эффективными, постепенно снимая губительный для страны эффект всеобщего недоверия. И, что не менее важно, создается возможность для расширения пространства демократии не только как политической ее формы, но и как образа общественной жизни в целом.
Но одновременно с этим нельзя не заметить и другую тенденцию в отечественном политическом процессе — стремление отечественной власти к повышению управляемости институтов политической коммуникации. Насколько этот тезис соответствует реальной политической практике?
Вот некоторые примеры из сферы новейшего российского политического процесса.
В апреле 2013 г. истек срок, установленный Указом Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 601 «Об основных направлениях совершенствования системы государственного управления», к которому должна быть создана база для «Российской общественной
1 Явный советник вождя. Интервью Д. Бадовского // Московский комсомолец, 2013. 28 февраля.
о инициативы» (РОИ) — инструмента по учету интернет-петиций1. Реализация этой ^ инициативы, как можно судить по публикациям в прессе, вызвала разногласия меж-^ ду Кремлем и Белым домом2. Администрацию Президента не устроил введенный ЕЗ правительством механизм работы группы, которая будет проводить экспертизу пе-^ тиций, а также объявленный Министерством связи конкурс на создание специального портала. Не исключено, что он может быть обжалован, а для решения возникших о вопросов придется вносить дополнения в президентский указ.
о Пока ведущую роль в организации РОИ на федеральном уровне играет прави-< тельство. Именно ему Президент В. Путин дал поручение создать «технические и с организационные условия» для реализации РОИ. 23 августа 2013 г. Премьер-ми-х нистр РФ Д. Медведев утвердил концепцию РОИ. В ней подробно расписаны все 2 этапы и правила проведения РОИ.
н- Из концепции следует, что рассматривать петиции будет рабочая группа при ко-^ миссии кабинета министров по координации «Открытого правительства» (курирует с Министр РФ по вопросам «Открытого правительства» М. Абызов), сформированная и работающая по правилам, утвержденным этой же комиссией. После экспертизы группа передает материалы для внесения правительством законопроектов в Госдуму; для принятия правительством постановлений или проектов распоряжений и указов — президенту РФ. Однако при этом неизбежно возникает серьезная политическая проблема: как поступить с политическими инициативами, возникновение которых также нельзя исключать?
В контексте тезиса об управляемой политической коммуникации можно рассматривать, на наш взгляд, и ее самые новейшие формы. Только в 2013 г., например, управление внутренней политики администрации Президента РФ инициировало и провело ряд новоформатных мероприятий в виде обучающих семинаров (с вице-губернаторами регионов, отвечающих за внутреннюю политику в субъектах РФ, с мэрами городов, другими представителями муниципалитетов). Сюда же следует отнести активное участие Президента РФ в работе Всероссийского съезда муниципальных образований осенью 2013 г., встречу В. Путина с писательским сообществом в рамках Российского литературного собрания, проведение серии семинаров с учеными и преподавателями-обществоведами.
В этом же направлении выделяется набирающая заметный вес деятельность Общероссийского народного фронта (ОНФ). Второй «Форум действий» ОНФ, прошедший с участием Президента РФ В. Путина в октябре 2014 г. в Пензе, показал, в частности, реальные возможности общественного контроля как института, направленного на повышение эффективности политико-административного управления. Помимо общественного контроля и участия в проектировании государственной политики важной функцией ОНФ можно также считать возможность выявления общественных предпочтений. Путин напомнил участникам форума, что «майские указы» 2012 г. в значительной степени были подготовлены на основе предложений, сформулированных ОНФ; он специально попросил организаторов второго «Форума действий» провести его таким образом, чтобы иметь возможность учесть предложения участников при подготовке послания Феде-
1 По первоначальному замыслу предполагается, что в субъектах РФ и муниципалитетах с населением больше 2 млн чел. на федеральном уровне петиции будут рассматриваться, если соберут не менее 100 тыс. подписей, на остальных территориях — подписи более 5% жителей. По сведениям «Ъ» («КоммерсантЪ»), механизм предполагает участие в экспертизе инициатив местных общественных палат и унификацию регионального законодательства о гражданской инициативе.
2 Иванов М., Нагорных И. Общественную инициативу не так подхватили // Коммерсантъ, 2013. 5 февраля.
ральному Собранию 2014 г.1 Полагаем, это направление активизации работы о
различных общественных структур вполне обосновано можно рассматривать в ^
рамках темы настоящей статьи, ибо каждый раз на стадии разработки и реали- ^
зации предложений общественников, получивших одобрение Президента, под- Е^
ключается мониторинговое сопровождение ОНФ. ^
При анализе новейших тенденций развития отечественного парламентаризма
нельзя обойти стороной реализуемый в настоящее время проект бурного размноже- о
«II т
ния политических партий. На наш взгляд, этот проект можно оценить как стремление о укрепить монополизм власти через теряющий всякий практический и политический < смысл «взрыв» многопартийности. Все это разворачивается на фоне существенных ^ трансформаций в самой социальной структуре российского общества. х
Так, в Санкт-Петербурге в настоящее время более 1 млн чел. из примерно 2,5 млн 2 трудоспособного населения работают на предприятиях малого и среднего бизнеса. н-В силу своего социального положения и сложившейся практики трудоустройства ^ (теневизация трудовых отношений и пр.) указанная группа населения характеризу- щ ется выраженным индивидуализмом, атомизацией и пассивностью социальных взаимосвязей и пр. [1; 6]. Данные социальные характеристики самым существенным образом влияют на характер и модели поведения современных политических партий.
В качестве типичной партии XXI в., в противовес партиям индустриального общества, современные исследователи называют организацию, состоящую из самовоспроизводящейся внутренней элиты, далекой от массовых движений, которые служат ей базой, и в то же время «уютно устроившейся среди нескольких корпораций, которые, в свою очередь, финансируют выдачу подрядов на финансирование опросов общественного мнения, услуги политических советников и труды по привлечению избирателей в обмен на обещание партии в случае ее прихода к власти щедро вознаградить компании, стремящиеся к политическому влиянию» [3, с. 98].
Представляется, что в российском случае бурного партстроительства мы имеем типичный случай институциональной подмены. Функция регулирования парто-генеза силами непосредственно государства таким путем как бы передается на откуп механизму внутрипартийной конкуренции, но при этом решающее слово остается за властью.
Известный исследователь российской политики В. Пастухов нашел этому феномену довольно удачное название — административно-политическое образование (АПО) — организация, внешне напоминающая партию или, по крайней мере, имеющую атрибуты партии (съезды, конференции, политсоветы как органы управления, центральные и региональные отделения, программу, иногда СМИ), но на самом деле представляющую собой консорциум по совместной эксплуатации финансовых и административных ресурсов поддерживающих АПО региональных лидеров и связанных с ними финансово-экономических групп» [4, с. 329]. «Во времена, когда слабое и неэффективное государство сосуществует с фрагментированным, неорганизованным обществом, административно-политические образования и квазипартийные образования будут оставаться в России самой действенной политической силой» [Там же].
Очевидно, что в актуальной политической повестке дня в современной России находится и вопрос об идеологических основах развития страны и государства, Да, конечно, страна живет без большого политического проекта. Власть пока неспособна создать большой проект развития в интересах большинства. Отсюда реанимация поиска национальной идеи. Самый большой проект современности — социализм — в нашей стране завершился крахом. На смену ему пришел уже гораздо менее
1 Зудин А. Наши указы: Народный фронт и российское государство // Российская газета. 2014. 25 ноября.
о масштабный проект демократического транзита, который имел двойной результат —
^ внешний, т. е. выстраивание демократических институтов, и внутренний, сущност-
^ ный, когда общество не принимает демократию как образ жизни и как руководство ЕЗ к действию. В результате сейчас страна живет безо всякого внятного общенацио-
^ нального проекта [7, с. 51-52]. После социализма путь России виделся в рамках капиталистического развития, но спустя два десятилетия мы снова начинаем ак-
о тивно искать свой собственный путь развития, и конца этому процессу пока не
со
о видно.
< Конечно, нельзя обойти и такой пункт сегодняшней повестки дня, как реакция с власти на потребность общества в гражданском и политическом самовыражении1. х Здесь нет необходимости говорить о фактической стороне дела — она известна. 2 Но стоит отметить неоднозначность аналитических оценок протестного движения. н- Так, например, в ноябре прошлого года Фонд развития гражданского общества ^ К. Костина выпустил доклад, где его составители проанализировали протестную с волну 2011-2012 гг. И пришли к выводу, что в обозримой перспективе о таких заметных, сопоставимых с той протестной волной, явлениях говорить не придется. Интересен и другой вывод аналитиков: их доклад не связывает реформы, направленные на развитие политической системы, с протестными выступлениями. А последующий спад протестных выступлений обосновывает тремя основными причинами: разбалансированностью между мотивацией участников акций и риторикой их спикеров, перерастанием мирного характера акций в провокационные и несоответствием политических предпочтений участников митингов антипутинской риторике большинства выступающих. Представляется, что все эти причины вызывают, по меньшей мере, сомнение в объективности проведенного анализа.
Что касается спада протестного движения, то никуда оно не исчезло, просто острая фаза активности сменилась иной, скорее латентной, формой. Вот один только пример: в том же Санкт-Петербурге и области в 2013 г. прошло 1097 санкционированных и 983 несанкционированные акции. На 224 и 191 соответственно больше, чем в бурно митинговавшем 2012 г.2
Санкт-Петербург в данном случае движется в ногу со всем прогрессивным человечеством. И в США, и в Европе, и в Африке количество протестных акций растет. Это связано с понижением уровня признания и доверия к власти. «Акции протеста проходят и в богатых, и в бедных странах. Люди все меньше участвуют в выборах, потому что не считают подобный канал эффективным для выражения их чаяний. Протест кажется им более действенным средством для выражения несогласия и как способ решать проблемы. Это движение в сторону прямой демократии», — считает Донателла делла Порта, одна из самых авторитетных европейских исследователей в области гражданского протеста3.
В связи с вышесказанным, в сегодняшней повестке дня существенно усиливается значение представительской функции парламентаризма, в рамках реализации которой есть возможность формирования адекватных форм коммуникации общества и власти, избирателей и легислатур всех уровней. Одновременно с этим продолжает усиливаться роль прямой демократии, что вполне соответствует высказанным выше суждениям о мониторинговой демократии. В этом, собственно, и заключа-
1 В этом отношении заслуживает внимания такой знаковый для сегодняшней социально-политической ситуации в стране федеральный закон, как ФЗ № 212 от 21 июля 2014 г. «Об основах общественного контроля в Российской Федерации», принятый по инициативе Президента РФ В. Путина. Практика применения данного закона уже является объектом пристального внимания исследователей, и мы предполагаем уже в ближайшем будущем появление первых аналитических материалов на этот счет.
2 Гнездилова О. Протестуем мы не хуже других // Новая газета. 2013. № 86. 11 ноября 2013.
3 Там же.
ется специфика современного политического развития: сочетание традиционных, т. е. парламентских институтов представительства, и форм прямой демократии, неизбежно возникающих из развивающегося гражданского общества.
Литература
1. Бауман З. Индивидуализированное общество. М. : Логос, 2002. 325 с.
2. Красин Ю. А. Демократия или новая парадигма правления? // Вестник ТГУ. 2011. № 8.
3. Крауч К. Постдемократия / пер. с англ. Н. В. Эдельмана. М. : ИД ГУ — ВШЭ. 2010.
4. Пастухов В. Реставрация вместо реформации. Двадцать лет, которые потрясли Россию. М. : ОГИ, 2012.
5. Перегудов С. П. Концепция мониторинговой демократии: к новым отношениям власти и общества // Полис. 2012. № 6.
6. Савельева М. В. Индивидуализированное общество и его стабильность. Красноярск, 2005. 154 с.
7. Третьяков В. Почему у нас ничего не получается? // Эксперт. № 2(834). 2013 г. 14-20 января.
8. Dewey J. Democracy and Education: An Introduction to the Philosophy of Education. N. Y., 1966. P. 87.
9. Keane J. The Life and Death of Democracy. L. : Simon and Schuster, 2009.
< >
о о
References
1. Bauman S. The individualized society [Individualizirovannoe obshchestvo]. M. : Logos, 2002. 325 p.
2. Krasin Yu. A. Democracy or new paradigm of board? [Demokratiya ili novaya paradigma prav-leniya?] // Bulletin of the Tyumen State University [Vestnik Tyumenskogo gosudarstvennogo universiteta]. 2011. N 8.
3. Crouch C. Post-Democracy [Postdemokratiya]. Translation from English N. V. Edelman. M. : Publishing House of Higher School of Economy, 2010.
4. Pastukhov V. Restoration instead of reformation. Twenty years which shook Russia [Restavratsiya vmesto reformatsii. Dvadtsat' let, kotorye potryasli Rossiyu]. M.: OGI, 2012.
5. Peregudov S. P. Concept of monitoring democracy: to the new relations of the power and society [Kontseptsiya monitoringovoi demokratii: k novym otnosheniyam vlasti i obshchestva] // Polis. № 6, 2012.
6. Savelyeva M. V. Individualized society and its stability [Individualizirovannoe obshchestvo i ego stabil'nost']. Krasnoyarsk, 2005. 154 p.
7. Tretyakov V. Why anything is impossible to us? [Pochemu u nas nichego ne poluchaetsya?] // Expert. N 2(834). 14-20 of January. 2013.
8. Dewey J. Democracy and Education: An Introduction to the Philosophy of Education. N. Y, 1966. P. 87.
9. Keane J. The Life and Death of Democracy. London: Simon and Schuster, 2009.
