CC BY
13Спиридонова В.И.
д.филос.н., гл.н.с. Института философии РАН
ЭВОЛЮЦИЯ ЕВРО-АМЕРИКАНСКОЙ МОДЕЛИ ЦИВИЛИЗАЦИИ И ЕЕ ПРЕДЕЛЫ
Ключевые слова: цивилизация, атлантизм, мессианство, варварство, фронтир, пределы развития, «цивилиза-ционный отказ».
Keywords: civilization, Atlanticism, Messianism, barbarism, frontier, limits of development, «civilizational rejection».
Введение
В условиях перестройки мирового порядка, в которых сегодня находятся все нации и государства, актуальным является вопрос о том, действительно ли западная цивилизация, представленная ее евро-американским ядром, является тем прототипом универсальной модели развития, которой должны следовать все остальные страны и народы, или же она является одной из ряда подобных цивилизаций и ее культурно-идентификационный код имеет пределы своего распространения. Такая постановка проблемы тем более необходима, что в конце XX - начале XXI века заявили о себе иные цивилизации, такие как китайская, индийская, российская, которые считают себя самостоятельными циви-лизационными образованиями, способными и намеренными создать свои собственные уникальные модели развития исходя из культурно-исторических особенностей своей эволюции. В связи с этим необходимо определить главные черты консолидации евро-американского мира-цивилизации и условия, ограничивающие его трансформацию по отношению к другим мирам-цивилизациям.
Единство западного евро-американского мира-цивилизации
О том, что европейская цивилизация обладает целостностью, которая превосходит национальные границы отдельных европейских государств, писал еще Ф. Гизо. Он полагал, что хотя в разные периоды истории родоначальниками цивилизации называли себя разные страны Европы и, к тому же, между ними существовали разногласия в трактовке самого понятия цивилизации (в Германии цивилизация отождествлялась, скорее, с культурой, тогда как во Франции - с прогрессом), несмотря на это европейская цивилизация никогда не развивалась во всей своей полноте в каком-либо одном из европейских государств. «Элементы ее истории, - пишет он, - следует искать то во Франции, то в Англии, то в Германии, то в Италии и Испании»1. При этом в трактовке цивилизации в различных европейских государствах обнаруживается некоторое единство, поскольку существуют одни и те же начала, из которых они исходят, а также поскольку каждая из европейских стран стремится к общему для всех идеалу развития, квинтэссенцией которого является идея свободы. Это дает возможность утверждать, считает он, что единая «европейская цивилизация су-2
ществует» .
Ф. Гизо расценивает европейскую цивилизацию как идеал для развития человечества в целом, утверждая ее исключительность и лидерство по отношению к другим народам, тем самым предвосхищая современные теории универсализации и мессианства. «Европейская цивилизация приближается, если можно так выразиться, к вечной истине, -пишет он, - к предначертаниям провидения. В этом заключается ее неизмеримое превосходство над всеми другими
3
цивилизациями» .
В XX веке большинство исследователей цивилизации продолжают видеть в Европе единую цивилизационную единицу. «Употребляя такие определения как "французы", "англичане", "немцы" и т.д., мы забываем, что это всего лишь подразделения внутри единой группы единой семьи»4, замечает А. Тойнби. Правда, для него как для христианского мыслителя единым наименованием является «западное христианство». Тем самым он намечает водораздел между пространственно-географически европейскими народами, проходящий по линии вероисповедания. Появляется новая единица солидарности - Запад, который ограничивая территориальный ареал своего распространения, создает интенцию переосмысления его сущности в культурно-идеологическом ключе. А если принять во внимание то, что в эту эпоху уже сложился мировой технологический приоритет Запада, который отождествляется с всеобщим прогрессом и универсалистской парадигмой развития, то идея Запада упрочивает мессианский посыл, который присутствовал у Ф. Гизо.
1 Гизо Ф. История цивилизации в Европе. - М.: Издательский дом «Территория будущего». 2007. - С. 17.
2 Там же, с. 16.
3 Там же, с. 43.
4 Тойнби А.Дж. Постижение истории. Избранное. - М.: Айрис-пресс, 2010. - С. 37.
В то же время, анализируя факторы, позволяющие Западу доминировать, А. Тойнби отмечает ограниченность сферы его господства. Вопреки склонности западного общества к постоянному расширению и даже экспансии, полагает он, ему не удалось добиться полного преобладания во всех трех планах развития - экономическом, политическом, культурном. Запад «не смог полностью обезоружить соперников, лишив их исконно присущей им культуры»1, констатирует А. Тойнби. Тем самым он предугадывает тенденцию современного европейского развития, которое распространяя по миру элементы технологических достижений и экономической либеральной модели, продвигает идею унификации, далекую от идеи подлинного и глубокого всеединства человечества на основе равноправной коммуникации и права на сохранение культурного своеобразия.
Идея культурной самостоятельности, которая составляет основу и сущность цивилизации, акцентируется французским историком Ф. Броделем. Его занимает проблема поиска среди многочисленных конъюнктурных событий истории, таких структур, которые не исчезают в ней на протяжении всего ее существования. Это, прежде всего, - главные ментальные структуры и ценности цивилизации, которые продолжают существовать, лишь слегка меняясь во времени и передаются из поколения в поколение как наиболее ценный дар. Они придают цивилизациям «особый облик, наделяют их неповторимой сущностью. Цивилизации не заимствуют их друг у друга, поскольку каждая рассматривает эти реальности как бесспорные ценности»2. Иными словами, они являются структурами «большой длительности», которые сохраняют свою устойчивость и сопротивляются внешним воздействиям, а в случае заимствования привнесенные элементы интерпретируются цивилизациями на свой манер, ассимилируются ими. Поэтому «с точки зрения обществ, экономических укладов и тысяч кратковременных исторических событий цивилизации... кажутся бессмертными»3.
Такой подход к рассмотрению сущности цивилизации позволяет Ф. Броделю говорить о том, что Европа является единой цивилизацией, которая первоначально создавалась в Средиземноморском ареале, но, в то же время, не единственной на Земле.
Фундаментальные ментальные европейские структуры формировалась поверх территорий ее национальных государств. Они преступали все границы, которые дробили и дифференцировали средиземноморский мир - географические и даже конфессиональные. Это нараставшее экономическое и сопутствующее ему культурное единство Запада превращало его в единую «мир-культуру», «мир-цивилизацию». «Европа, пишет он, невзирая на свои ссоры или же по их причине, была одной единой семьей»4. Отличительной особенностью так сформировавшегося единого пространства было перемещение внутри него главенствующего в нем сильного государства, которое в разные исторические эпохи составляло его центр. Во все времена это было «незаурядное государство - сильное, агрессивное, привилегированное, динамичное, внушавшее всем одновременно и страх, и уважение»5. Первоначально таким центром притяжения была Венеция XV века, верховенство которой сменилось господством Голландии в XVII веке. Ей на смену пришла Англия XVIII века и Британская империя XIX века, которую в настоящее время потеснили США.
Великие географические открытия XV века проявили экспансионистскую природу этой цивилизации, которая стала господствующей чертой нового ее воплощения в рамках американской гегемонии XX века. Этот динамизм не только не нарушал культурно-цивилизационной сущности европейского «мира-цивилизации», но, напротив, он создавал его единство, ибо в Америке, как отмечал французский историк, Европа начиналась заново. Формировалась единая «евро-американская» мир-цивилизация.
Особенности американской вариации западной цивилизации
Изначально американское пространство воспринималось переселенцами как божественный дар, который дает немыслимый простор для реализации именно тех идей, которые не удалось продвинуть в старой Европе из-за многосложности тех традиций, которые ее формировали на протяжении стольких веков, из-за сословности общества, из-за давления религиозных институтов и запутанности конфессиональных конфликтов. Новый Свет представлял собой в этом отношении экспериментальное «пустое пространство», «чистый лист», «terra nullius», «ничейную землю». «Новая цивилизация рождалась не столько из планов и проектов, сколько из того отрицания, какое Новый Свет привносил в обыкновения Старого»6, писал Дэниел Бурстин в известном фундаментальном исследовании, посвященном становлению американской цивилизации.
Новое государство было местом, где могли воплотить в жизнь свои идеалы представители самых разных мировоззрений - от пуритан и творцов нового Сиона до перфекционистов и филантропов, которые в совокупности создали ту многоликость американского общества, которая составляет его гордость и отличительную черту, и которая первоначально привела к созданию множества самостоятельных территорий, позднее объединившихся в союз и составивших штаты новой Америки. Среди них был, в частности, священник Джон Уинтроп, которого часто называют родоначальником идеи американской исключительности, поскольку именно он использовал в своей проповеди под назва-
1 Тойнби А.Дж. Постижение истории. Избранное. - М.: Айрис-пресс, 2010. - С. 38.
2 Бродель Ф. Грамматика цивилизаций. - М.: Весь мир, 2008. - С. 58.
3 Там же, с. 65.
4 Бродель Ф. Структуры повседневности. Возможное и невозможное. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. ХУ-ХУШ вв. - М.: Прогресс. 1986 . - Т. 1. - С. 341.
5 Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. ХУ-ХУШ вв. - М.: Прогресс, 1992. - Т. 3. -
С. 45.
6 Бурстин Д. Американцы: Колониальный опыт. - М.: Прогресс-Литература, 1993. - С. 10.
нием «Образец христианского милосердия» библейское выражение «град на холме», заимствованное из Нагорной проповеди. Таким образом он подчеркивал уникальную миссию, к которой призваны колонисты в рамках особого договора с Богом для строительства образцового государства, долженствующего стать «маяком надежды» для всего мира.
Другая коренная европейская черта, которую в полной мере унаследовали американцы, это восприятие самих себя как «центра мира», а своей цивилизации как единственной и универсальной. Об особенностях европейского менталитета на этот счет прекрасно написал А. Тойнби: «.. .Мы не осознаем присутствия в мире других, равноценных нам обществ, и рассматриваем свое общество тождественным "цивилизованному" человечеству. Народы, живущие вне нашего общества, для нас просто "туземцы"»1. Что касается американцев, то они, будучи выходцами из стран Старого Света и прямыми наследниками его основополагающих идей, с самых первых шагов на новом континенте оценивали встреченное ими там мирное население в качестве потенциальных рабов и обслуживающего персонала, но вовсе не как равных себе будущих сограждан. И в этом отношении надо отдать должное прямоте и честности первых его покорителей. Христофор Колумб, увидев индейцев, которые устремились навстречу морякам с дарами и приветствиями, записал в своем дневнике: «.По доброй воле отдавали они все, чем владели. сложены они были хорошо, и тела и лица у них были очень красивые. Они должны быть хорошими и толковыми и сметливыми слугами. Достаточно пятидесяти человек, чтобы держать их всех в покорности и заставить делать все что угодно»2.
Восприятие коренных жителей не как полноправных хозяев своей территории, с которыми можно и нужно договариваться, а как части открытой ими флоры и фауны, с которой они могут поступать, как им вздумается, усиливалось в случае первых американских колонистов тем, что они воспринимали открытые ими земли как подтверждение своей избранности, свидетельствовавшее, согласно протестантским убеждением большинства из них, о факте благоволения к ним высшей силы.
К этому добавилось чисто американское идеологическое «изобретение» - идея «фронтира», обстоятельно изложенная Ф.Дж. Тернером. Он показывает, что территориальная экспансия на просторах американского Запада стала ключевым фактором развития США, но при этом замечает, что колонисты, осваивающие американские земли были «посредниками между цивилизацией и дикостью»3. Ф.Дж. Тернер уверен, что именно завоевание было школой, в которой выковывалась американская нация, ибо это была повсеместная тактика пионеров американского Запада. При этом если в странах старой Европы завоевание к этому времени перешло в разряд преданий из далекого и мифического прошлого, оставившего след в фольклоре и эпических сказаниях, то в Америке оно было повседневностью, «ибо взору каждого нового поколения пионеров открывался незавоёванный континент. Ружье и топор - вот символы первого поселенца отдаленных внутренних районов. Они означали школу агрессивной смелости, господства, непосредственного поступка, разрушительных действий» .
Концепция фронтира оказала серьезное влияние на цивилизационное своеобразие США, считает Ф.Дж. Тернер, внеся изменения в европейский характер колонистов, превращая, в итоге, англичанина, француза, немца в американца, и одновременно показывая, как «европейские вирусы развивались в американской среде»5. Поэтому эта особенность имела и свою оборотную сторону. Постоянно отодвигаемый фронтир был сопряжен с принципом «очищаемой территории» и стал одним из столпов американской завоевательной политики в отношении других народов, а позднее и государств. То, что эта норма продолжает господствовать в американской внешней политике и поныне, подтверждают М. Хардт и А. Негри, авторы труда «Империя», заявляя, что «мы переживаем первую фазу преобразования глобального фронтира в открытое пространство имперского суверенитета»6.
Несмотря на поиски признаков отмежевания от Европы, и в частности, желание видеть в такой характеристике как фронтир путь к наиболее быстрой и эффективной американизации, США остались в сущностном культурно-цивилизационном смысле «производной» от Европы, своеобразной лабораторией, в которой США, несмотря на все их своеобразие, воспроизводили преимущественно англо-саксонский архетип. Как пишет В.В. Согрин, основные британские цивилизационные характеристики были успешно перенесены в Новый Свет, и они господствовали там не только в период колонизации, но сохраняли большое влияние и в последующие годы. «Североамериканское общество, - пишет он, - возникло не с чистого листа, оно возникло в XVII в. как продолжение английской цивилизации. Англичане переносили в Новый Свет установления и традиции своей родины, среди которых важное место принадлежало частной собственности, представительному правлению, обычному праву»7. Среди современных американистов преобладает мнение, что «вплоть до середины XX в. англосаксонский архетип "перемалывал" ментальности неанглийских иммигрантских этносов и их представители превращались в американцев англосаксонского культурного типа»8. Именно этот феномен, который представлял собой доминирование англосаксонской культуры и поглощение иных национальностей в рамках восприятия ими ее ценностей и норм, и получил наименование «плавильного котла». Все нации не просто равноценно перемешивались, а переплавлялись в англо-саксонскую. С середины XX века этот фун-
1 Тойнби А.Дж. Указ. соч., с. 37.
2
Зинн Г. Американская империя. С 1492 года до наших дней. - М.: Алгоритм, 2014. - С. 2.
3
Тернер Ф. Дж. Фронтир в американской истории. - М.: Весь мир, 2009. - С. 93.
4 Там же, с. 229.
5 Там же, с. 15.
6 Хардт М., Негри А. Империя. - М.: Праксис, 2004. - С. 174.
Согрин В.В. Американская цивилизация - М.: Весь мир, 2020. - С. 8.
8 Согрин В.В. Цивилизационное и междисциплинарное изучение истории США // Новая и новейшая история. 2012. - № 1. -
С. 30.
даментальный процесс начал испытывать конкуренцию со стороны идей мультикультурализма. И хотя в этом вопросе нет единства среди аналитиков, существует мнение, что это соперничество еще сильнее подрывает идею сбалансированности «плавильного котла», ибо грозит в перспективе расколоть американское общество на две враждебные цивилизации.
Территориальное расширение ареала существования западной цивилизации, сопряженное с тем, что она переступила через Атлантику, с одной стороны, действительно, предоставляло переселенцам возможность создать совершенно новое общество в соответствии с их идеалами, реализация которых не удалась в Старом Свете. Однако, с другой стороны, давление того, что А. Тойнби назвал «сыновне-родственными» отношениями между цивилизациями, означало неизбежность трансляции не только преимуществ европейской материнской цивилизации, но и ее противоречий. Одним из таковых является факт воспроизводства в рамках Западного полушария главного «внутрицивилиза-ционного разлома» Европы - разлома между Севером и Югом.
Признавая первоначальное существование такого раскола в европейском сознании, А. Тойнби в свойственной для него манере изложения материала, обращается к глубинной мифологии Старого Света, отождествляя Север Западной Европы с прометеевым движением избавления от оков Суши через выход на просторы Балтийского моря, Северного моря, а затем и Атлантического океана. Он видит в этом порыв, который манит к открытию новых пространств, подавляя импульсы европейского Юга, отделяя Север от культуры Средиземноморья, находящегося под духовно-культурным гипнозом ушедших миров. Европейский Юг для него ассоциируется с титаном Эпиметеем, имя которого означает в переводе «думающий после», т.е. отсталый, архаичный. Тем самым А. Тойнби артикулирует очевидный с точки зрения философии Прогресса приоритет европейского Севера над отсталым косным европейским Югом. Этот раскол, к примеру, в микромасштабе проявляется до сих пор в социально-культурных рамках итальянского государства, исторической прародины Европы, в котором промышленный «прогрессивный» Север ментально отделяет себя от аграрного архаичного крестьянского Юга, для обозначения населения которого существует весьма обидный для «южан» термин «чернозем». При этом расхождение проявляет себя даже на лингвистическом уровне, на уровне различия в разговорных диалектах, до такой степени ощутимое, что возникают трудности межчеловеческой коммуникации.
На ранних этапах американской истории матрица европейского разлома обнаружила себя внутри самих североамериканских штатов, закончившись войной между федералистским Севером и рабовладельческим Югом. Она оформилась как точная копия европейских противоречий между технологически более развитым, прогрессивным, устремленным к открытиям индустриальным Севером и отсталым, аграрным, связанным оковами Традиции, преимущественно сельскохозяйственным Югом.
После возвышения и подъема США как могущественной державы Западного полушария в 1833 году была провозглашена «Доктрина Монро», которая, декларируя принцип «Америка для американцев», формально направленный против вмешательства европейских государств в дела единого «Американского Континента», на деле подготовила условия для нового большого разделения по линии Север-Юг. Это разделение как реплика повторилось в масштабах всего Западного полушария, но уже между развитыми Северо-Американскими штатами и странами Южной Америки, между двумя Америками - Северной и Южной.
Если постулаты цивилизационной теории А. Тойнби позволяют рассматривать американскую цивилизацию как близко родственную европейской, то Ф. Бродель идет еще дальше. Из его рассуждений следует, что оба элемента являются двуедиными частями одной евро-американской «мир-цивилизации». Понятие цивилизации для французского ученого есть продукт и форма существования в рамках «большой исторической длительности». Фундаментальные «структурные реальности» складываются очень медленно, исчисляясь «геологическими масштабами» исторического времени, образуя малоподвижные пласты «геоистории», которые столь же медленно исчезают. Они создают внутри данного мира-цивилизации реплики, цивилизационные аналоги, хотя и в видоизмененной форме. Каждое общество в процессе своего долгожительства меняется, но оно упорно сохраняет свои главные выборы и структуры. Поэтому, эволюционируя, оно все же остается похожим на самое себя, и в этом смысле узнаваемым. Оно «предстает как бы накоплением в рамках длительной временной протяженности сменяющих друг друга постоянств и отклонений»1.
Именно такими процессами и объясняется для него вышеуказанный факт евро-американского наследственного двуединства, проявляющийся, в частности, в том, что «Европа Северная и Европа Южная воссоздали за Атлантикой свои противоречия» .
Но если в целом, для А. Тойнби приоритетным был поиск внутрицивилизационного механизма развития цивилизаций (в том числе западной цивилизации) на основе его теории «вызова» - «ответа», то Ф. Бродель открыл нам то неизменное, без чего не может существовать цивилизация как таковая. Он тщательно вычленяет те элементы цивилизации, которые обладают устойчивостью во времени и одновременно разнятся в пространстве. Он показывает те моменты в цивилизациях, которые отвечают за сохранение, удержание, и повторение сущностных черт этих цивилизаций в дальнейшем, пусть и в применении к новым вызовам и новым эпохам.
Однако не следует полагать, что «время большой длительности» Ф. Броделя представляет собой некую застывшую неизменяемую реальность. О том, что это не так свидетельствует другое ключевое понятие его философии -концепт «цивилизационного отказа». Последний предполагает такое взаимодействие с иными цивилизациями, которое воплощает в жизнь естественный органически-присущий данной цивилизации предел влияния, проводит некую
1 Бродель Ф. Структуры повседневности. Указ. соч. 1986. - Т. 1. - С. 486.
2 Бродель Ф. Время мира. Указ. Соч. - Т. 3. - С. 424.
«красную черту», которую данный мир-цивилизация, сцементированный культурно-исторической целостностью, не в силах перейти.
«Пределы» распространения «евро-американской» модели цивилизации
Таким пределом для евро-американской цивилизации, по Ф. Броделю, явился атлантический ареал ее местораз-вития, в рамках которого она, в конечном счете, и оказалась замкнутой. Так исторически сложилось, что Европа-завоевательница, несмотря на свою планетарную географическую активность, несмотря на интенсивное освоение акватории Индийского океана и несмотря на стремление Магеллана проникнуть в узкие ворота Тихого океана через пролив, позднее названный его именем, все же не стала господствующей на этих просторах. Британская империя лишилась своего доминирования в Индии. Связь европейцев с Тихим океаном, в конечном счете, оказалась «ненадежной: в общем, плавание Магеллана было открытием всего лишь входной двери в Южные моря, но не двери для входа и выхода», констатирует Ф. Бродель1. Таким образом, именно судьбоносное призвание атлантизма указало для европейской цивилизации ее культурно-идентификационные пределы.
Останавливаясь на этом примере, Ф. Бродель формулирует идею существования подобных культурно-идентификационных «пределов» для всех цивилизационных образований, а не только для евро-американского аналога. Он пишет, что такие же непреодолимые ограничения существовали для западной цивилизацией не только на дальнем Западе, но и на Востоке, в частности между Европой и Московским царством. «В XVII в. восточная граница европейского мир-экономики проходила на востоке Польши; она исключала [из него] обширную «Московию»»2, - отмечает он. Ход мировой история, свидетелями которого мы являемся сегодня, неумолимо подтверждают правоту этого тезиса. Несмотря на беспрецедентное развитие коммуникаций и новых средств связи в планетарном масштабе, водораздел между российской цивилизацией и западной не только сохраняется, но проходит сегодня по той же самой территории.
Ф. Бродель, предлагая свою теорию культурно-цивилизационных пределов, формулирует ее через понятие «долговременных отказов», ссылаясь на высказывания по этому поводу Мориса Мосса, который утверждал, что «не может существовать цивилизации, достойной так называться, если она что-то не отвергает, от чего-то не отказывается. При этом каждый раз отказ наблюдается после долгих колебаний и попыток ассимилирования. Будучи продуманным, сопровождаемый долгими сомнениями, такой отказ является чрезвычайно важным»3. Это происходит тогда, когда вторжения иной цивилизации оказываются экзистенциально пагубными для данного цивилизационного образования, когда они затрагивают такие геологические пласты его существования, трансформация которых означала бы для него полную потерю своей уникальности и своеобразия, уничтожения его самости. Такие «долговременные отказы» совершаются по историческим меркам крайне редко, но именно они «ведут нас в самое сердце цивилизации» , замечает Ф. Бродель. Результатом таких отказов на макросоциологическом уровне становится самоутверждение большой нации, формирование ее «коллективной личности».
Исторически подобным «долговременным отказом» российской цивилизации по отношению к западной явился великий мировоззренческий раскол 1054 года, открывший эпоху глубокого размежевания между двумя ветвями христианского целого. «Русская мысль и сердце были отлиты по восточно-христианской форме»5, - писал по этому поводу исследователь философии русского Средневековья Г.П. Федотов. Именно в результате этого события сформировался весь духовный строй русской культуры со всеми его героическими духовными подвигами и с социальными недостатками.
Со стороны Европы имел место сходный ответный «отказ» в более позднюю историческую эпоху. Им стало, в частности, идейное неприятие коммунистической парадигмы развития, которое не только укрепило европейскую мысль в ее долгосрочном антикоммунистическом пафосе, но и явилось основой для идеологического обоснования самых крупных военный битв между Западом и Востоком.
При этом следует отметить, что «отказы» такого рода не означают полную замкнутость и отсутствие коммуникаций и заимствований между цивилизациями. Цивилизации постоянно контактируют другом с другом и обмениваются не только экономическими и технологическими достижениями, но и культурными паттернами. Однако последние испытывают глубокие трансформации и на практике принимаются только как результат процесса ассимиляции. Именно это произошло в области развития в Европе «социального государства», которое возникло в итоге сильнейшего давления коммунистического идеала. Однако модель европейского «социального государства» не только оказалась иной по сравнению с советской, но и сильно варьировала внутри отдельных стран самого Запада. Известны, например, неолиберальная (или англо-американская) модель, социал-демократическая (скандинавская, шведская) модель и консервативно-корпаративистская (центрально-европейская, франко-германская) модель «государства всеобщего благоденствия»6.
1 Бродель Ф. Время мира. Указ. Соч. - Т. 3. - С. 19.
2 Там же.
3 Бродель Ф. Грамматика цивилизаций. Указ. соч., с. 59.
4 Там же, с. 58.
5 Федотов Г.П. Русское религиозное сознание: киевское христианство, X-XIII вв. // Библиотека Гумер. - http://www.gumer. info/bibliotek_Buks/Culture/Article/fed_russrel.php
6 Esping-Andersen G. The three worlds of welfare capitalism. - Princeton (N.J.): Princeton University Press, 1990.
Что касается проблемы устойчивости границ цивилизаций, то на это явление обращает внимание не только французский ученый. О том же совершенно определённо говорит А. Тойнби. Но поскольку он мыслитель религиозный, он указывает на значимость духовно-культурного разграничения западного христианства с восточной ветвью, а также с исламом - идея, которую в поздней современности развил С. Хантингтон в своем труде о конфликте цивилизаций, утверждая, что в основании мирового противостояния лежит религия.
При этом А. Тойнби замечает, что разногласия между Западом и Россией настолько существенны, что в критические моменты истории последняя предпочитала союз с исламом, нежели объединение с западной ветвью христианства. Выдвигая идею наследования цивилизации, трансляции и преемственности между историческими ее вариациями, он указывает на наличие сыновне-родственной связи между византийской и русской ответвлениями. Он так же, как и русский исследователь Г.П. Федотов, прототипом грядущих взаимоотношений России с миром объявляет раскол 1054 года. При этом он напоминает читателям известный исторический эпизод, когда византийская аристократия, духовенство и народ не согласились принять власть Римского престола после раскола 1054 года, заявив, что «лучше видеть царствующей в Городе турецкую чалму, чем латинскую тиару»1. А. Тойнби утверждает, что граница между Западом и Россией более глубокая и резкая, чем островные природные границы Великобритании, отделяющие ее от материковой Европы, что позволяло ей существовать в истории в качестве обособленной единицы даже по отношению к самому Западу, быть для него всегда «чем-то вроде «alter orbis» («другой земли»)2. Такой же «другой землей», иным царством, непонятным для европейской ментальности являлась и Россия, и остается до сих пор.
Заключение
Особенности развития евро-американской модели цивилизации показывают, что она в течение долгого времени претендовала на доминирование в мире, основываясь не столько на высших гуманистических целях развития, сколько исходя из особенностей своей ментальности, сформировавшейся под действием специфических факторов исторической реальности. Это, с одной стороны, свидетельствует о том, что эта модель, приемлемая для входящих в этот регион стран и народов, может оказаться и оказывается отвергнутой другими государствами. С другой стороны, это означает, что концепция мира, претендующая на господство одной культурной парадигмы над всеми остальными, с неизбежностью должна была вступить в полосу радикальной трансформации, которую мы в настоящий момент и переживаем, с тем, чтобы избавиться от модели всеохватывающей унификации мирового пространства, диктуемой евро-американской гегемонией. О то, что цель этого фундаментального преобразования будет достигнута, говорит тот факт, что ныне уже сформировались новые конкурентные по отношению к евро-американской модели цивилизации такие, как китайская, российская, индийская и другие.
1 Тойнби А.Дж. Указ. соч., с. 561.
2 Там же, с. 26.
