CC BY
61
© 2003 г. Л.А. Шестак
ЭВОЛЮЦИОННАЯ МОДЕЛЬ РУССКОЙ ОБРАЗНОСТИ:
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ СМЫСЛЫ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Миф - основное средство познания мира и практического взаимодействия с ним в архаическое время [1 - 5], средство выражения «космического восхищения» [2, 6], эволюционировавшее постепенно в космизм как средство вербальной фиксации универсального изоморфизма.
Мифологический сакральный код русской образной номинации отражает архаическое синкретичное восприятие мира и себя как его части в неразрывном единстве. Миф есть первичная универсальная космически обусловленная философия человечества: «Мифология является самым древним, архаическим, идеологическим образованием, имеющим синкретичный характер. В мифе переплетены зародышевые элементы религии, философии, науки, искусства» [7, с. 654].
Особенность мифологического восприятия заключается в невыделении себя из космоса, диффузности и нерасчлененности мышления, его эмоцио-нально-мотивированном характере [7 - 10]. Следствием этого является всеобщая метафоризация мышления (а с ним и названий): всеобщая персонификация природных явлений и космизм собственно человеческого существования (отождествление родов с тотемами, животными-первопредками, частей тела со структурой растений или предметами). Именно в мифе истоки ландшафтных и климатических, фито-, зоо- и артефактных метафор (Гром не грянет - мужик не перекрестится; ледяное дыхание близкой опасности; человек человеку волк; котелок - ‘голова’, цветок лазоревый -‘юная девушка’), образного, а затем и структурного параллелизма в фольклоре [11 - 13], космизма поэзии С. Есенина (головы моей куст), М. Лермонтова (дубовый листок оторвался от ветки родимой), Б. Пастернака (снег идет, снег идет, может, так проходит время). Космизм является основанием современной философии [14] и науки - ноосфера Вернадского, экология, синергетика [15].
Мифологическая картина мира строится как космический круговорот, цикл - астрономический, сезонный, связанный с ним сельскохозяйственный и координирующий с сельскохозяйственным обрядовый (свадьбы после завершения жатвы). Цикличность и ритмичность мифологической картины мира имеет астрономические, климатические и физиологические основания, поэтому воспроизводится и в современном мышлении, и языке: Вы говорите, время идет? Ах, к сожалению, нет. Время стоит, мы же идем через пространство лет (А.Мей), И тот же день, и месяц наста-
ет, как будто он вернулся в самом деле (С.Маршак). Космический цикл оформляется земным ритуалом, воспроизводящим сакральный смысл и всю мифологическую философию: ритуал рождения и погребения, посева и жатвы, вселения в новое жилище и начала строительства. Миф - это древнее представление, а затем информация, «негенетическая память коллектива» о творении мира, первых временах и предках, устройстве мира, а также
- условие сохранения существующего порядка. Миф (сознание, ритуал, рассказ как форма его продолжения) повествует о создании Космоса (греч. ’порядок’) из Хаоса демиургом, о строении мира (делении его на нижний, населенный антиподами демиурга, противниками существующего порядка
- чудовищами, бесами и иными силами Зла; срединный - землю и верхний: обитель божества (богов) - сил Добра).
Мифологические смыслы представлены в тезаурусе языковой личности в форме ментальных образований (концептов) - исторически сложившихся понятийных полей, сформированных формами культуры - текстами; ритуалами, эмпирическим практическим опытом (восхищение грандиозностью мироздания, красотой природы, значимостью временных и жизненных циклов, основных форм человеческой деятельности - труда, ухода за детьми); императивами природы и социума - необходимостью заботиться о плодородии земли, защищать территорию существования, продолжать человеческий род, чтить предшествующие поколения; коллективным бессознательным - отрефлексированными автоматическими формами коллективного поведения; наконец, состояниями сознания (тревога, печаль, восторг), детской и, по-видимому, преднатальной памятью [16, с. 429 - 442]. Концепт как понятийное поле телеологичен, аксиологичен и исторически стратифицирован: архаический слой ощущений взаимосвязи и взаимозависимости материальной субстанции и явлений космической и человеческой жизни; мифология в узком смысле - фантастические, не верифицируемые опытом, но переданные, завещанные как достоверные образы, персонажи, сюжеты «начала бытия», мифологизированные - прецеденты, персонажи и сюжеты реальной, имеющей материальные свидетельства, истории.
Мифологический концепт как ментальное образование имеет ядро -свернутый текст телеологического ценностного характера, представленный на вербально-ассоциативном уровне языковой личности именем концепта [2], иногда в виде формальных синтаксических (обыденное и терминологическое именование) рядов: поэт - певец, пахарь - пастырь [7, с. 668], чудовища - тератологические существа - тератоморфные существа [7, с. 667]. Свернутый текст-имя ядра концепта представляет собой фрейм пояснительного и императивного характера - этиологию и телеологию одновременно. Например, К "битва, война’ - ‘борьба созидательных и деструктивных сил космоса’. Слоты данного фрейма варьи-
руемы в смысловом и историческом отношении: ‘борьба демиурга с хто-ническим чудовищем ’, ’богов с титанами ’, ‘Геракла с лернейской гидрой ’, ‘Добра со Злом‘. Неварьируемая часть фрейма - ‘космические и социальные явления диалектичны, дуалистичны, амбивалентны; для сохранения космоса (жизни) необходимы усилия, физические или духовные’ и представляет собой его смысл - «фрейм бытия».
На вербально-ассоциативном уровне языковой личности концепт-фрейм существует в форме различных языковых знаков: лексемы-имени (предки, духи), термина (этиологические мифы - этиологии), устойчивых словосочетаний (левый и правый, священный брак, умирающий и воскрешающий зверь, яйцо мировое, яйцо космическое), метафорических употреблений имени концепта (певец свободы, кузнец счастья, метаморфозы современных политиков), словообразовательной базы - внутренней формы (олимпийское спокойствие, гомерический смех, шаманские камлания современной прессы), в форме потенциальных сем - ассоциаций к исторически демифологизированному употреблению слова (дом ‘человеческое жилище’ плюс импликационал значения - потенциальные семы ‘внутреннее пространство, противопоставленное внешнему миру - лесу’ [7, с. 661 -662] ‘мезокосмос - середина мироздания ‘[7, с. 661], ‘место общения с духами - умершими в историческое время предками"[7, с. 668] и пр., реализуемые в контекстах «намоленная [предками] икона», мой дом - моя крепость, наконец, в виде текстов различного объема (Абрамов Ф. Дом).
Ядро-илш мифологического концепта как исторически завещанного «фрейма бытия» представлено на вербально-ассоциативном уровне именами разных родов: образно-символьными (богиня-мать, земля, карлики, кузнец, мировое дерево, небо, огонь, охотник, пастух, пахарь, поэт, пряжа, царь, чудовища, яйцо мировое), потенциально-метафорическими с большим ассоциативным ореолом (болезнь, волшебство, душа, загробный мир, праздник), терминологическими - сущностно-объяснительными и классификационными (трикстер, архетипы, время мифическое, животный мир, растения, инцест, культурный герой, пантеон, поколения, предки, геометрические фигуры, числа) и функциональными (космогонии, этиологии, эсхатологии, антропогонии, астральные, лунарные, солярные мифы).
Мифологический концепт - «фрейм бытия» как информационный метатекст представлен полем алломорфов символа [7, с. 659 - 672]: кузнец - Гефест; культурный герой - Прометей, Геракл, Александр Македонский; трикстер - королевский шут, карнавальный «царь», Лис, Ворон, Иванушка-дурачок и слотов фрейма концепта (‘умирающий и воскресающий бог ’, ‘культурный герой погибает, теряет жизненно важный орган, уходит, попадает в плен, заточение - воскресает, вырывается из заточения, возвращается’). Литературоведческому же употреблению «мифологические мотивы и образы» могут быть поставлены в семиотико-
культурологическое и когнитивно-лингвистическое соответствие термины слоты и символические алломорфы мифологических фреймов.
Таким образом, в исторически вербализованном тезаурусе (словаре) и речевой практике языковой личности мифологический смысл, мифологема - фрейм-концепт в целом, слот, алломорф символики может быть представлен метатекстом (добро должно быть с кулаками); отдельными слотами в вербализованной форме (божественный глагол, нектар и амброзия); символьными алломорфами (куем мы счастия ключи, ось мироздания, царский жезл); слотами и символами одновременно («На Парнасе серебряного века» С.Маковского, Суха теория, мой друг, а древо жизни зеленеет, Гете,); ассоциативным ореолом (аморфная работа), где присутствует /»-потенциальная сема ‘атрибут хаоса’.
В русской литературе воплощен весь мифологический алфавит. Во-первых, это мифологические смыслы единства и взаимопревращений человека и животных (русские народные и литературные сказки). Следствием значения метаморфоз - взаимопревращений человека и животных являются едва ли не самые частотные сравнения в языке - сравнения с животным миром: «Так - негодует все, что сыто, Тоскует сытость важных чрев: Ведь опрокинуто корыто, Встревожен их прогнивший хлев!» (Блок А. Сытые). Мифологические смыслы, связанные с растениями, широко представлены в лирике А. Пушкина («Свободы сеятель пустынный...»), М. Лермонтова («Гляжу на будущность с боязнью...» и «Дума»),
Н. Некрасова («Внимая ужасам войны...»): «Я в мире не оставлю брата, И тьмой и холодом объята Душа усталая моя; Как ранний плод, лишенный сока, Она увяла в бурях рока Под знойным солнцем бытия» (Лермонтов М. «Гляжу на будущность с боязнью...»); «Им не забыть своих детей, погибших на кровавой ниве, Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей...» (Некрасов Н. «Внимая ужасам войны...»). Символику дуба в разные поры года использовал Л.Толстой для выражения духовного состояния и устремлений Андрея Болконского. Мифологические смыслы, касающиеся вещей, артефактов, представлены в «Телеге жизни» А. Пушкина и «любовной лодке» В.Маяковского, которая «разбилась о быт». Мифологические смыслы двойников - сквозные мотивы русской литературы. Мифологическое значение близнецов - ‘двойника’, ‘половины’, ‘анге-ла-хранителя’ и ‘черта-искусителя’, реализовано в романах Ф. Достоевского «Двойник», «Братья Карамазовы», «Бесы», стихах С.Есенина, рассказе А.Чехова «Черный монах» и повести В.Набокова «Защита Лужина». Черт является героям Достоевского («Братья Карамазовы», «Бесы»), Черный человек чудится Сергею Есенину в цикле «Москва кабацкая». Герой Набокова - гениальный шахматист Лужин - живет не в реальном мире домов, платежей, гостей, а в кажущемся мире шахматных клеток (паркета) и партий с эндшпилем, «защитой Лужина», вилок-ловушек на доске. Сюжеты
геометрического пространства, развилки как выбора пути и судьбы широко реализованы в былинах и сказках. Сюжет демиурга, творца, воплощен в мировой (Шоу Б. Пигмалион), и отечественной (Толстого А. Буратино) литературе. Этот же мотив в значении творения нового социального мира широко использован поэтами Серебряного века: «Молодой моряк вселенной, Мира древний дровосек, Неуклонный, неизменный, Будь прославлен, Человек!» (Брюсов В. Хвала человеку). Мифологические смыслы верхнего (горнего), срединного и нижнего миров (бездны) отражены в лирике Ф.Тютчева «О чем ты воешь, ветр ночной?» и А. Пушкина (и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанъе). Мотив противника демиурга, демона, - сквозной образ лирики М. Лермонтова: «Собранье зол его стихия. Носясь меж дымных облаков, Он любит бури роковые, И пену рек, и шум дубров» (Лермонтов М. Мой демон). Мифологический мотив великанов воплощен у М. Лермонтова как в общефилософском: «И мысль о вечности, как великан, Ум человека поражает вдруг, Когда степей безбрежный океан Синее пред глазами... » («1831-го июня 11 дня»), так и былинноисторическом ключе - сражения с Наполеоном: «В шапке золота литого Старый русский великан Поджидал к себе другого Из далеких чуждых стран. И пришел с грозой военной Трехнедельный удалец, И рукою дерзновенной Хвать за вражеский венец. Но улыбкой роковою Русский витязь отвечал: Посмотрел - тряхнул главою... Ахнул дерзкий - и упал!» («Два великана»). Мифологическое значение первозданного хаоса, из которого творцом был создан порядок - космос (по гречески космос и означает ‘порядок’) [17, с. 19] актуализировано в стихотворениях Пушкина «К морю» и Ф.Тютчева «О чем ты воешь, ветр ночной?». Для певца свободы А. Пушкина морская стихия выступает символом неподвластности и неограниченности проявлений: «Прощай, свободная стихия]» Ф.Тютчев пишет о другой стихии - стихии воздуха, но прямо называет мифологическое значение бездны: «Тогда, густеет ночь, как хаос на водах; Беспамятство, как Атлас, давит сушу; Лишь музы девственную душу В пророческих тревожат боги снах!» («Видение»); Небесный свод, горящий славой звездной, Таинственно глядит из глубины, - И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены... («Как океан объемлет шар земной»). Мифологическое сотворение порядка из первоначального хаоса - тема стихотворения поэта «О чем ты воешь, ветр ночной?»: «О чем ты воешь, ветр ночной? О чем так сетуешь безумно? Что значит странный голос твой, То глухо жалобный, то шумно?/.../О, страшных песен сих не пой Про древний хаос, про родимый! Как жадно мир души ночной Внимает повести любимой! Из смертной рвется он груди, Он с беспредельным жаждет слиться! О, бурь уснувших не буди - Под ними хаос шевелится!» Мифологическое значение земледельца, сеятеля, послужило основой метафорического сюжета стихотворения Пушкина «Свободы сеятель пустынный...», формулы Н. Не-
красова «Сейте разумное, доброе, вечное». Постепенно мифологический символ сеятеля эволюционировал в метафорическое обозначение ‘крестьянина’, ‘просветителя’, ‘учителя’: «Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель, Где бы русский мужик не стонал?» (Некрасов Н. «Размышления у парадного подъезда»). Значение иоэигя-пророка, транслятора воли небес послужило основой одноименных стихотворений «Пророк» у А. Пушкина и М. Лермонтова: «С тех пор, как вечный судия Мне дал всеведенье пророка, В очах людей читаю я. Страницы злобы и порока». (Лермонтов М.). Россия - страна равнин, пашен. Обычной формой ее существования исторически была крестьянская община. Поэтому обязательным образом русской поэзии является мифологема Матери-Земли: «Лишь ветер не дает покою Вершинам придорожных ив, И выгибаются дугою, Целуясь с матерью-землею Колосья бесконечных нив...» (НекрасовН. «В столицах шум, гремят витии...»); «Нет, моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, мать-Земля!» (Тютчев Ф.). Мифологема волшебства, чуда - обязательная принадлежность романтических стихотворений: «Ты и во сне необычайна. Твоей одежды не коснусь. Дремлю -и за дремотой тайна, И в тайне - ты почиешь, Русь. Русь, опоясана реками И дебрями окружена, С болотами и журавлями, И с мутным взором колдуна» (Блок А. Русь). Кузнец мифологически связан с преисподней, бесами, отчего его даже изображали с копытами на ногах. Именно он летает у Н. Г оголя на черте в Петербург за черевичками. Мифологический мотив маски выступает в стихотворении М. Лермонтова «Как часто, пестрою толпою окружен...». Значение ‘неистинности’, ‘чужеродности’, ‘неживо-сти’ подчеркнуто словами «Приличьем стянутые маски...». Название каждого текста - это метафора. В названии заключен и прямой, и переносный смысл [18, с.5]. Этот же смысл - и прямой, и переносный - выражен в лермонтовской пьесе «Маскарад». Сон в мифологии - путешествие души, он сродни временной смерти и переходу в потусторонний мир. Именно это значение ‘перехода на тот свет’ послужило основой знаменитого предвидения М. Лермонтовым его трагической гибели в стихотворении «Сон», композиционно построенном на мифологических взаимопереходах: «В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я; Глубокая еще дымилась рана, По капле кровь точилася моя. Лежал один я на песке долины; Уступы скал теснилися кругом И солнце жгло их желтые вершины И жгло меня - но спал я мертвым сном. И снился мне сияющий огнями Вечерний пир в родимой стороне. Меж юных жен, увенчанных цветами, Шел разговор веселый обо мне. Но в разговор веселый не вступая, Сидела там задумчиво одна, И в грустный сон душа ее младая Бог знает чем была погружена. И снилась ей долина Дагестана; Знакомый труп лежал в долине той; В его груди, дымясь, чернела рана, И кровь лилась хладеющей струей».
Постепенно мифологические смыслы эволюционируют в постоянные метафоры, ключевые слова-символы поэтического языка [11, 13, 17, 19]. Таковыми являются, например, астральные символы (звезда, комета, солнце, луна, заря), символы стихий (море, буря), природных объектов (остров, бездна), социальных действий (жатва) и пр.
Так, солнце в поэтическом алфавите поэтов Серебряного века, актуализировано в мифологическом значении ‘жизни’, ‘блеска’, ‘золота как высшей ценности’. В полном соответствии с программной астральной символикой, именно таков смысл стихотворений представителей русского Ренессанса: «Будем как солнце, оно - молодое. В этом завет красоты!» (Бальмонт К. Будем как солнце!); «Солнцем сердце зажжено. Солнце - к вечному стремительность. Солнце - вечное окно в золотую ослепительность» (Белый А.). Луна в мировой мифологии - символ ‘ущерба’, ‘увядания’, ‘таинственности’, ‘скрытости’, ‘матового свечения’: «И серебряный месяц ярко над серебряным веком стыл» (Ахматова А. Поэма без героя). Заря является мифологическим символом ‘жизни’, ‘рояедения’, ‘начала’ потому употребляется в поэзии в значении нового, прогрессивного: «И над отечеством Свободы просвещенной взойдет ли наконец прекрасная Заря?» (Пушкин А.). Звезда осмысляется как ‘душа’ и ‘небесный спутник’ человека: «Так!... но прощаясь с римской славой С Капитолийской высоты Во всем величье видел ты Закат звезды ее кровавой!» (Тютчев Ф. Цицерон). Остров в мифологии - символ ‘блаженных’, эмблема ‘смерти’, а потому переосмысляется в виде таких значений, как ‘удаленность’, ‘экзотика’, ‘одиночество’: «Живу на даче как на острове, и все друзья меня забросили» (Чичибабин Б.). Символом бездны изображают ‘социальные потрясения’: «Той бездны сам я не хотел бы видеть, Которую ты можешь осветить... То сердце не научится любить, Которое устало ненавидеть» (Некрасов Н. Замолкни, Муза мести и печали!); «Гроза шумит и к бездне гонит Свободы шаткую ладью, Поэт клянет или хоть стонет, А гражданин молчит и клонит Под иго голову свою» (Некрасов Н. Поэт и гражданин). Мифологема жатвы ставится поэтическим обозначением ‘смерти’: «Те же возгласы ветер доносит; Те же стаи несытых смертей Над откосами косами косят, Над откосами косят людей» (Белый А. Родина).
Отражая более ранние и более поздние этапы развития человечества, мифологемы реализуют различные исторические варианты своих значений, рисуя языческое обожествление природы: «И всю природу, как туман, Дремота жаркая объемлет; И сам теперь великий Пан В пещере нимф покойно дремлет» (Тютчев Ф. Полдень), античные сцены пиров-симпозиумов: «Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые -Бго призвали всеблагие Как собеседника на пир; Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертье пил!» (Тютчев Ф. Цицерон). Являясь продуктом историче-
ского развития поэтики, мифологические смыслы выступают целой палитрой, веером смыслов: «Бсть некий час, в ночи, есемирого молчанья, И в оный час явлений и чудес Живая колесница мирозданья Открыто катится в святилище небес» (Тютчев Ф. Видение); «Нам мнится: мир осиротелый Неотразимый Рок настиг - И мы, в борьбе, природой целой Покинуты на нас самих; И наша жизнь стоит пред нами, Как призрак, на краю земли, И с нашим веком и друзьями Бледнеет в сумрачной дали...» (Тютчев Ф. Бессонница). Мифологические смыслы - обязательная часть знаний языковой личности. Они отражают нашу природу. «Мотылька полет незримый Слышен в воздухе ночном... Час тоски невыразимой! Все во мне, и я во всем!..» (Тютчев Ф.). Это «все во мне, и я во всем» и есть вечная основа мифологических смыслов. Они - азбука человеческого мироощущения, потому - азбука языка.
Литература
1. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.
2. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М., 1997.
3. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1999.
4. Леви-Стросс К. Мифологики: В4т. Т.1. Сырое и приготовленное. СПб., 1999.
5. Леви-Стросс К. Мифологики: В 4 т. Т.2. От меда к пеплу. СПб., 2000.
6. Хёйзинга И. Ното Шеш. В тени завтрашнего дня / Пер. с нидерл. В.В.Опшса; Общ. ред. ипослесл. Г.М.Тавризян. М., 1992.
7. МС - Мифология. Большой энциклопедический словарь / Гл.ред. Е.М. Мелетинский. М., 1998.
8. Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии / Пер. с англ. М.К. Рыклина. М., 1998.
9. Тайлор Э.Б. Первобытная культура /Пер. с англ. Д.А.Коропчевского; Предисл. и примеч. А.И.Першица. М., 1989.
10. Пятигорский А.М. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. М., 1996.
11. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989.
12. Потебня А.А. Теоретическая поэтика / Сост., авт. вступ. ст. и коммент. А.Б. Муратов. М., 1990.
13. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика: Учеб. для вузов / Вступ. ст. Н.Д.Тамарченко; Коммент. С.М.Бройтмана. М., 1996.
14. Философия русского космизма. М., 1996.
15. Пригожий И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой: Пер. с англ./ Общ. ред. В.И.Аршинова, Ю.Л.Климонтовича и Ю.В.Сачкова. М., 1986.
16. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.
17. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. 1978. С. 606.
18. Шанский НМ. Лингвистический анализ художественного текста. Л., 1990.
19. Баевский В.С. Темы и вариации. Об историко-культурном контексте поэзии Б.Пастернака // Вопросы литературы. 1987. № 10.
Волгоградский государственный педагогический университет 25 ноября 2003 г.
