CC BY
131Трибуна молодого ученого
В. Е. НАРОЖНЫй
ЕВГЕНИЙ ИГНАТЬЕВИЧ КРУПНОВ - ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ИНГУШЕТИИ
(К 40-летию со дня кончины)
Статья посвящена жизни и творчеству выдающегося кавказоведа - профессора Е. И. Крупнова, изучавшего археологические и архитектурные памятники горной Ингушетии.
Ключевые слова: кавказоведение, средневековье, археологические памятники, архитектура, Ингушетия.
В 2010 году исполнилось 40 лет со дня кончины доктора исторических наук, лауреата Ленинской премии Евгения Игнатьевича Крупнова [1]. Уроженец города Моздока, он посвятил свою жизнь изучению кавказских древностей. Крупнов прошел Великую Отечественную войну. Во время обороны Москвы он был отозван с фронта на несколько дней, в течение которых прошла защита его кандидатской диссертации, посвященной истории и археологии Ингушетии (работа опубликована после смерти автора в 1971 году, ровно 40 лет тому назад).
В послевоенное время Е. И. Крупнов продолжил археологическую практику, став руководителем Северо-Кавказской археологической экспедиции (далее - СКАЭ). Она стала кузницей кадров, подготовившей высококлассных специалистов-археологов - целую плеяду ныне хорошо известных кавказоведов, докторов исторических наук (Р. М. Мунчаев [2], В. И. Марковин [3], В. И. Ко-зенкова [4], В. А. Кузнецов [5], В. Б. Виноградов [6], М. Б. Мужухоев, М. Х. Багаев и др.).
Трудно переоценить вклад Е. И. Крупнова в изучение средневековой истории Ингушетии. Он исходил пешком большую часть края, открывая совершенно новые археологические объекты, изучая башенную и склеповую архитектуру, никогда не оставлял в стороне и фольклорно-этнографи-ческие материалы. И главное - вовлекал в процесс поисков все новых и новых людей из числа своих учеников, представителей местной (чеченской и ингушской) интеллигенции.
Задача для современных археологов-медиевистов - продолжить начатую работой СКАЭ деятельность в высокогорной зоне. В результате длительного изучения собран значительный материал, сделаны основополагающие шаги к созданию сводной научной истории Чечено-Ингушетии. Опыт, основанный главным образом на данных экспедиции, полученных за последние два десятилетия ее работы, нашел отражение в первых главах I тома «Очерков истории Чечено-Ингушской АССР», изданного в Грозном в 1968 году. Содержание книги в значительной степени проясняет ряд важных вопросов местной истории, в том числе и такую животрепещущую проблему, как происхождение коренного населения республики: по ряду признаков прослежена преемственность материальной культуры нынешнего населения данной территории с наследием древних времен, от поселенцев эпохи появления металла.
Полученные выводы, вместе с показаниями антропологии, языкознания и этнографии, позволяют заключить, что культура вайнахских (чечено-ингушских) племен имеет местные корни, а сам народ принадлежит к одним из древнейших этнических массивов Кавказа. Поскольку средневековая история и культура вайнахов были почти не изучены [7], именно этому историческому отрезку времени Е. И. Крупнов посвятил свою монографию «Средневековая Ингушетия», расценивая ее всего лишь как первую попытку «дать посильное освещение этнической, социально-экономической истории и культуры части этого этнического массива» [8].
Несмотря на скромную оценку своих трудов, Е. И. Крупнову удалось сделать многое из им задуманного. Ряд изысканий получил отражение не только в указанной монографии, но и в более раннем фундаментальном труде [9], за который автор был удостоен Ленинской премии.
Опубликованная часть научного наследия Е. И. Крупнова, став настольными книгами для нескольких поколений исследователей, по-прежнему привлекает внимание к себе. Память и уважение к кавказоведу поддерживается периодически появляющимися статьями о нем и о его вкладе в науку. Давно стали традиционными «Крупнов-ские чтения» по археологии Северного Кавказа, данный форум уже 26 раз [10] собирал ученых-кавказоведов из разных уголков нашей страны, СНГ, дальнего зарубежья.
Выдвинутые Е. И. Крупновым идеи актуальны и сегодня. Развивая предположение о перманентной преемственности в генезисе и материальной культуре между предками современных ингушей и «кобанской культурой до позднего средневековья», Крупнов уделил наиболее пристальное внимание археологическим памятникам высокогорной Ингушетии (Джейраховское ущелье) - аланским катакомбным могильникам эпохи раннего средневековья, которые имеют прямые аналогии среди аланских погребальных памятников (равнина и предгорья Северного Кавказа). Кавказовед не исключал факт прямого участия средневековых аланов в этногенезе современных ингушей. Сегодня этот тезис имеет сторонников, базирующих свои выводы на новых археологических [11] и антропологических [12] материалах.
Ныне собраны археологические свидетельства, документирующие убедительные призна-
"Культурная жизнь Юга России"
№ 2 (40), 2011
ки участия в этногенезе средневековых ингушей неких «тюрок-кочевников» [13]. Однако вряд ли стоит связывать их с половцами, как полагает М. В. Горелик, «прорвавшимися в Придарьялье»
[14]. Более вероятной кажется версия, идентифицирующая их как потомков раннесредневековых тюркоязычных обитателей Северо-Западного Кавказа, расселившихся в ХШ-Х1У столетиях в предгорьях и в глубине ущелий Придарьялья
[15]. Вместе с ними в высокогорной зоне Ингушетии распространяются только характерные для этих номадов предметы материальной культуры и привнесенный, вероятно, ими же так называемый скальный обряд захоронений [16].
Ныне отвергнута гипотеза Е. И. Крупнова о перманентной преемственности некоторых «ко-банских» типов украшений (например, подвесок, напоминающих средневековые серьги «в виде знака вопроса») вплоть до позднего средневековья. Некоторые коррективы следует внести и в утверждение видного кавказоведа об «импортном» (с золотоордынской равнины) происхождении керамических изделий, найденных им при раскопках полуподземных склепов горной Ингушетии. Заимствования, причем не только керамики, действительно были (что подтверждают и новые находки керамических сосудов из погребений Келийского могильника «аланских» форм) [17]. Однако среди погребального инвентаря Келий-ского могильника имеется и керамика с признаками явно закавказского (Грузия) происхождения [18]. Сегодня в материалах раскопок того же самого объекта известны и отдельные предметы, рассматриваемые как инструментарий ремесленников, специализировавшихся на производстве керамики [19]. На фоне этих сведений находки группы лепных кружек с боковым носиком-сливом ныне можно рассматривать и как продукцию «домашних промыслов».
Новые археологические материалы, открытые в горной Ингушетии, во многом согласуются с выводами Е. И. Крупнова, которые он сделал задолго до обнаружения подобных находок. Такого рода предвидения дают повод для дальнейшего развития многочисленных предположений и гипотез выдающегося кавказоведа.
Литература
1. Евгений Игнатьевич Крупнов. 1904-1970 гг. Российские исследователи Кавказа / под ред. В. Б. Виноградова. Армавир, 1994. Вып. 1. (Сер. История, археология, этнография).
2. Давудов О. М. Мунчаев Рауф Магомедович // Кавказ и древний Восток. Махачкала, 1999. С. 4-17; Список научных трудов Р. М. Мунчае-ва // Кавказ и древний Восток. Махачкала. 1999. С.18-31.
3. Очерки древней истории и культуры Северного Кавказа: сб. науч. тр., посв. юбилею В. И. Марковина. М., 2004.
4. К юбилею Валентины Ивановны Козенковой // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. 3. М., 2002. С. 5-6.
5. Список основных научных трудов В. А. Кузнецова // Методика исследования и интерпретация археологических материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1988. С. 17-184.
6. Кавказовед В. Б. Виноградов: библиогр. науч. тр. М.; Армавир, 2008.
7. Крупнов Е. И. Средневековая Ингушетия. М., 1971. С. 8.
8. Там же. С. 8.
9. Крупнов Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960.
10. Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа: 1-ХХ1У Круп-новские чтения по археологии Северного Кавказа. 1971-2008 гг. Вып. 8. М., 2008; Жилина Е. В. История Крупновских чтений по археологии Северного Кавказа / Е. В. Жилина, В. Е. Нарожный, Е. И. Нарожный // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 9. Армавир, 2008. С. 195-196; Нарожный В. Е. XXVI Крупновские чтения в г. Магасе (апр. 2010 г.) // Археологический журнал (Армавир). 2010. № 3-4. С. 150-151.
11. Гадиев У. Б. Раннесредневековые погребальные памятники горной Ингушетии и вопросы их изучения // Вестник археологического центра. Вып. 3. Назрань, 2009. С. 120-122; Нарожный Е. И. Об аланском этнокомпоненте Келийского могильника ХШ-Х^ вв. (Горная Ингушетия) / Е. И. Нарожный, В. Е. Нарожный // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа ... С. 942.
12. Герасимова М. М. К вопросу о происхождении ингушей // XXIV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Нальчик, 2006. С.53-55.
13. Нарожный Е. И. Горы Восточного При-дарьялья и золотоордынские владения / Е. И. Нарожный, В. Е. Нарожный // Донские древности: Диалог городской и степной культур на евразийском пространстве: материалы IV междунар. конф., посв. памяти проф. Г. А. Федорова-Давыдова. Вып. 10. Азов, 2009. С. 353-367.
14. Горелик М. В. Погребение знатного половца - золотоордынского латника // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 10. Армавир, 2009. С. 157, 169.
15. Нарожный Е. И. Кочевники ХШ-Х^ вв. на Северном Кавказе // Форум «Идель - Алтай»: материалы науч.-практ. конф. Казань, 2009. С. 160162; Нарожный В. Е. Горы Северо-Восточного Кавказа и золотоордынские владения / В. Е. Нарожный, Е. И. Нарожный // Золотоордынское наследие: Политическая и социально-экономическая история Золотой Орды (ХШ-ХГУ вв.): материалы междунар. конф. Вып. 1. Казань, 2009. С.164-170.
16. Нарожный Е. И. «Пещеры» Бамутского и Келийского могильников. Чечня и Ингушетия // Из практики кавказоведческих изысканий. Опыт вузовской лаборатории. Армавир, 1996. С. 32-35.
17. Муравенко Е. В. Два аланских керамических сосуда ХШ-ХГУ вв. в горной Ингушетии // Археологический журнал (Армавир). 2008. № 21. С. 102-103.
18. Муравенко Е. В. О закавказской керамике в
погребальном инвентаре Келийского могильника ХШ-Х1У вв. // Отражение цивилизационных процессов в археологических культурах Северного Кавказа и сопредельных территорий: XXV Круп-новские чтения. Владикавказ, 2008. С. 253-254.
19. Нарожный В. Е. О находках инструментария керамистов в горной Ингушетии (XIII-XIV вв.) / В. Е. Нарожный, Е. И. Нарожный, Д. Ю. Чахкиев // XI чтения по археологии Средней Кубани. Армавир, 2004. С. 37-38.
V. E. NAROZHNYI. YEVGENIYIGNATYEVICH KRUPN0V - THE RESEARCHER OF INGUSHETIA
(To the 40-th death anniversary)
The article is dedicated to the description of life and work of the outstanding explorer of the Caucasian region, professor E. I. Krupnov, who studied archaeological and architectural monuments of mountainous Ingushetia. Key words: exploration of the Caucasian region, Middle Ages, archaeological monuments, architecture, Ingushetia.
И. В. ОЗЕРСКИИ
ВЛИЯНИЕ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО СТРОИТЕЛЬСТВА НА ФОРМИРОВАНИЕ РОССИЙСКОГО СОЦИОКУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ (1875-1917)
В статье показано, что сооружение и функционирование Владикавказской дороги можно рассматривать как фактор интерпретации и ретрансляции передовых культурных ценностей в регионе. Ключевые слова: русификация региона, социокультурное пространство, интеграционные процессы, транспортные коммуникации, Владикавказская железная дорога.
Отечественная историография уделяла внимание развитию капиталистических отношений на Северном Кавказе, в частности тому, как железнодорожное строительство способствовало росту товарного производства и переработки сельскохозяйственных культур, становлению нефтяной промышленности, строительству морских портов - всему, что позволяет объяснить, как регион, считавшийся одной из самых отсталых окраин Российской Империи, за короткий срок влился в единый общероссийский рынок. Вместе с тем модернизацию Северного Кавказа невозможно рассматривать в отрыве от социокультурных процессов, активно совершенствовавших стратификацию производственных сил.
Одним из первых влияние железной дороги на социальную структуру населения отметил Ф. А. Щербина. Согласно его анализу, в период с 1881 по 1891 год в среднем районе Владикавказской железной дороги (от Тихорецкой до Невиномыс-ской), охватывающем те местности, которые давали «главную массу грузов дороге, увеличение переселенцев совершалось в девять раз быстрее увеличения коренных жителей» [1], что способствовало интенсивной русификации региона.
При строительстве разветвленной железнодорожной сети миграционные потоки направлялись не только в сельские местности Кубани и Ставрополья, но и значительно дальше, к побережью Каспийского моря: разрушалась замкнутость традиционных форм хозяйствования среди горских
народов. Современник Федора Щербины осетинский публицист Алихан Ардасенов отмечал, что «торгово-промышленная деятельность начинает касаться их все более и более благодаря улучшенным путям сообщения, в особенности железным дорогам, сблизившим пространства и народы» [2]. В начале 90-х годов XIX века на строительстве Петровской ветки Владикавказской железной дороги наряду с иногородними «трудилось много чеченцев, которые впоследствии стали железнодорожными рабочими, в том числе машинистами» [3].
Главными очагами российской культуры, естественно, явились города, рабочие поселки, железнодорожные станции, где требовался наемный труд с круглогодичным циклом работ, определенными техническими навыками и знанием русского языка. Численность местного населения (казаков, горцев), тяготевшего к традиционным формам хозяйствования, не превышала там 4%. Как показали исследования, проведенные Л. Куприяновой, в последней трети XIX века в городах, связанных с железнодорожной сетью, процент пришлого населения был значительно выше (Новороссийск - 83,3; Владикавказ - 64; Екатеринодар - 62; Грозный - 59; Армавир - 56,4), чем в населенных пунктах, оторванных от стальных магистралей (Ставрополь - 43,1; Кизляр - 32; Моздок - 28) [4].
Железнодорожное сообщение значительно ускорило культурный обмен между центром и окраинами Российской Империи. В подтверждение
