CC BY
30
Л.В. Кваскова
Московский педагогический государственный университет, 119991 г. Москва, Российская Федерация
Эвфемистическое высказывание как фактор реализации коммуникативной стратегии в английском диалоге
Статья посвящена изучению функционирования эвфемистического высказывания в процессе англоязычного диалогического общения. В фокусе внимания находятся коммуникативно-прагматические особенности обозначенной предикативной единицы в ее структурной вариативности. Определенная новизна исследования связана с рассмотрением эвфемистического высказывания как специфического косвенного речевого акта, при помощи которого коммуниканты формируют свою коммуникативную стратегию в конкретном вербальном общении, в частности, стратегию защиты или стратегию манипулирования. Ключевые слова: эвфемистическое высказывание, диалогическое общение, косвенный речевой акт, коммуникативная стратегия, стратегия защиты, стратегия манипулирования.
L.V. Kvaskova
Moscow Pedagogical State University, Moscow, 119991, Russian Federation
Euphemistic utterance as a factor of realizing a communicative strategy in English dialogue
The article is devoted to exploring the functional aspect of euphemistic utterance in the framework of English dialogue communication. In the focus are pragmatic and interactional properties of the mentioned predicative unit, realized in its structural variability. Some topicality of the research is connected with viewing
the euphemistic utterance as a specific indirect speech act, used to establish a communicative strategy for achieving pragmatic intentions in actual verbal communication, namely a defense strategy, or a manipulation strategy. Key words: euphemistic utterance, dialogue communication, indirect speech act, communicative strategy, a defense strategy, a manipulation strategy.
В современной коммуникативной лингвистике широкое распространение получил деятельностный подход к изучению речи, в рамках которого отдельное высказывание рассматривается не только в плане семантико-синтаксической и функционально-стилистической направленности, но и как средство реализации прагматической деятельности человека, в которой он решает свои практические, в том числе профессиональные, задачи. Об этом, например, можно прочитать в фундаментальной книге Е.А. Земской «Язык как деятельность» на материале русского языка, в которой для нашего исследования особенно важны части II и IV, посвященные сферам языка и проблемам коммуникативной и прагматической лингвистики [Земская, 2014]. Базовым положением такого подхода является то, что речь изучается в ее динамике, т.е. как процесс, с привязкой к актуальному ситуативному контексту, в котором «действуют» коммуниканты со своими интенциями, с учетом условий и мотивации развития этого процесса. Здесь одним из существенных признаков функциональной семантики высказывания становится характер межличностных отношений между участниками общения, их порождающими, или интеракциональное взаимодействие, влияющее на выбор языковых средств построения диалога. «Каждый партнер коммуникации ...оказывает влияние на речевое поведение собеседника, выбор им языковых средств и жанра речи. <.> На построение диалога могут влиять профессиональные различия между говорящими, разница в их образовании, что обусловливает различие в их апперцепционной базе и асимметрию их речевого поведения. При этом может возникнуть конфликтный тип речевого взаимодействия.: один из собеседников не вполне понимает другого, не одобряет его манеры речи или же подстраивается под нее» [Там же, с. 340-341].
Исследования в области теории коммуникации показывают, что часто выбор указанных средств обусловлен не уровнем языковой компетенции говорящего, а спецификой его коммуникативной интенции в предлагаемых обстоятельствах диалога, что приводит к подмене коммуникативно-прагматического типа высказывания, детерминированного поступательным ходом общения, другим типом высказывания, буквальное языковое значение которого не является релевантным в этой ситуации. Иными словами, говорящий использует высказывание как «косвенный
речевой акт» (по Дж. Серлю), в котором прослеживается диссонанс между языковой структурой и заложенным в ней коммуникативным смыслом [Серль, 1986]. При этом степень так называемой «косвенности» выражения коммуникативной интенции может быть максимальной: когда употребляется языковая единица с противоположным коммуникативным зарядом. На этом основаны речевые явления эвфемии и дисфемии. В общих словах их можно описать следующим образом. Эвфемия есть замена языковой единицы с отрицательным эмоционально-коммуникативным зарядом на единицу с эмоционально-положительным или нейтральным зарядом, дисфемия есть обратный процесс замены единицы с положительным или нейтральным зарядом на единицу с эмоционально-отрицательной коннотацией [ЛЭС, 1990, с. 590]. Здесь уместно привести мнение Е.И. Шейгал о том, что «эвфемистичность (как и дисфемистичность) не является собственной характеристикой слова... <.. .> Эвфемия и дисфемия - это способы или особые стратегии использования слова, которые составляют часть более широкой коммуникативной стратегии косвенности (выделено нами - К.Л.)» [Шейгал, 2004, с. 193].
Объектом аналитического описания в предлагаемой статье является эвфемия как речевое явление, реализуемое через разноуровневые сегменты языка. Это обусловлено широким спектром использования этого явления в различных социальных сферах вербальной коммуникации и в то же время недостаточной теоретической проработанностью коммуникативно-прагматических аспектов эвфемии в современной лингвистике и теории коммуникации. Важно подчеркнуть, что в фокусе исследовательского интереса находится не отдельная лексическая единица, традиционно называемая «эвфемизмом», а целая предикация, функционирующая как актуальное коммуникативное действие, порождаемое субъектом речи с целью осуществления своей коммуникативной интенции. Эту единицу будем условно называть «эвфемистическим высказыванием», исходя из общего понятия «высказывания» как «основной единицы речи, характеризующейся смысловой, интонационной и структурной целостностью, выполняющей коммуникативную функцию и воспринимаемой слушателем в процессе общения. По структуре высказывания могут быть простыми, сложными, диалогическими, ^ эллиптическими, контекстно и ситуативно обусловленными, междометными и др. Они во многих случаях совпадают с предложением, но полностью отождествлять их нельзя: высказывание, как правило, не может £ функционировать вне контекста, оно не всегда опирается на специально
1 предназначенный для сообщения грамматический образец, по которому строятся предложения» [Стариченок, 2008, с. 115]. Отсюда в качестве
рабочего понятия можно определить эвфемистическое высказывание как функциональную единицу речи, построенную на основе контекстной замены ее компонентов с эмоционально-отрицательной коннотацией на эквивалентные компоненты с нейтральной или эмоционально-положительной коннотацией. Главной особенностью эвфемистического высказывания, релевантной для цели исследования в данной статье, является асимметрия между его языковой формой и функционально-прагматическим содержанием, что предоставляет коммуникантам широкий спектр возможностей для использования его в качестве приема косвенной коммуникативной тактики ведения общения. Многочисленные наблюдения автора статьи за англоязычной речью показывают, что в большинстве случаев эвфемистическое высказывание отличается от прямого оригинала более сложной грамматической структурой, многословным составом, обобщающей семантикой, прагматической «отстраненностью» субъекта речи, стереотипной, часто банальной тональностью.
Подчеркнем, что указанная асимметрия - это не факт языкового узуса, в котором асимметрия между формой и значением есть системное проявление языка, на основе которого строятся, например, многие стилистические фигуры художественной речи. В данном случае условный термин «асимметрия» обозначает так называемую «речевую асимметрию», понимаемую как «одновременное действие двух противоположных тенденций в речи: с одной стороны, обусловленная человеческим фактором и неповторимостью параметров ситуации общения тенденция к выражению индивидуализированных личностных смыслов, с другой стороны - тенденция к упрощению структуры речевых высказываний» [Дементьев, 2006, с. 60]. В этой связи кажется важным и в определенном смысле новым взглядом описание прагматического функционала эвфемистического высказывания как «инструмента» реализации стратегии речевого поведения коммуницирующих субъектов в рамках актуального английского диалога. Правомерность такого толкования подтверждается следующим определением эвфемизма, приведенным в монографии J. Ayto «Euphemisms Over 3,000 Ways to Avoid Being Rude or Giving Offense»: «.набор коммуникативных стратегий, которые разработаны нами, чтобы иметь возможность обращаться к табуированным темам, при этом не нарушая терминологическую точность» [Цит. по: Жельвис, 2003, с. 83].
Эвфемизация речи, как известно, возникает под влиянием неязыковых факторов: говорящий (пишущий) не может или не хочет «называть вещи своими именами» по причинам, связанным с социокультурными, морально-этическими, индивидуально-психологическими, эмоцио-
нальными и другими ограничениями в общении. Иллокутивный акт эвфемизации всегда направлен на смягчение или устранение выражения прямого негативного смысла высказывания. Необходимость обсуждения табуированных тем в вербальном общении всегда в той или иной степени затрагивает индивидуальную эмоциональную природу человека. Об этом говорят и лингвистические словари, например, «табу - запрет употреблять те или другие слова, выражения, собственные имена и др., ...в современных языках связано с культурными, этическими или эмоциональными (выделено мной. - К.Л.) факторами» [Стариченок, 2008, с. 634]. Не всякий человек может легко обсуждать табуированную тему, не испытывая эмоционального дискомфорта, если ему нужно говорить другому человеку неприятные вещи, например, о тяжелой болезни, личной неудаче, задавать неудобные вопросы или отвечать на них, приводить отрицательные примеры или реагировать на них. Поэтому еще древние греки придумали языковой «инструмент» «хороших выражений», или эвфемизмы (греч. euphemismos), т.е. «слова или выражения, которыми заменяют нежелательные, грубые, слишком резкие или нетактичные названия, маскируют их» [Там же, с. 702]. Следовательно, «понятие табу тесно связано с понятием эвфемизма» [ЛЭС, 1990, с. 501].
На первый взгляд, интерпретация эвфемистического высказывания не вызывает особых трудностей, поскольку оно формируется вокруг номинативной единицы, имеющей тот же самый денотат, что и соответствующая табуированная единица, поэтому легко узнаваема. Однако в рамках отдельного коммуникативного события это не всегда так. Интерпретация эвфемистического высказывания как косвенного речевого акта осложняется рядом факторов. Как показывают исследования, говорящие (пишущие) используют много разных вербальных способов эвфемизации речи, включая метафорический способ, что приводит к смещению понятий и созданию смысловой образности, осложняющей интерпретацию смысла. Об этом пишет В.П. Москвин в статье «Эвфемизмы, системные связи, функции и способы образования» [Москвин, 2001, с. 61-67].
Дополнительную проблему интерпретации смысла создает тот факт, что иногда смягчение отрицательной коннотации через эвфемию ^ не означает ее полную нейтрализацию, и табуированный смысл может выражаться через замену на менее эмоциональную, но сохраняющую отрицательный заряд эвфемистическую единицу. То есть, на один £ и тот же табуированный денотат находится несколько эвфемизмов.
1В этом случае можно говорить о разной степени эвфемизации в диалогическом общении, что тоже может затруднить интерпретацию речи реци-
пиентом. Так, английский глагол go 'идти, уходить' и его синонимы, такие как pass 'идти, проходить', часто употребляются вместо глагола die 'умирать' в различной идеоматической сочетаемости типа to go west 'умереть, скончаться'; to pass away 'скончаться'.
Однако, несмотря на проблемы интерпретации коммуникативного смысла, выраженного через эвфемию в речи, хочется опереться на важную мысль, высказанную К. Алланом и К. Барриджем в исследовании, посвященном эвфемизмам и дисфемизмам, что эвфемизация есть «язык избегания и уклончивых выражений», когда «говорящий использует слова в качестве защиты» [Цит. по: Жельвис, 2003, с. 82]. Это определение помогает выявить коммуникативно-прагматическую роль эвфемистического высказывания у отдельного говорящего (пишущего), понять мотивы и цель его употребления в конкретном общении. При этом, как показывают наблюдения, диапазон использования эвфемистического высказываниядостаточно широкий: от сфер профессионального общения (политика, дипломатия, военное дело, медицина, педагогика) до ситуаций повседневного взаимодействия. Это обусловлено тем, что защитный функционал является неотъемлемым компонентом прагматической семантики любой эвфемистической единицы: он придуман для того, чтобы с его помощью можно было вербально «защищаться» (в широком смысле слова). «Говорить эвфемистично - значит использовать язык в качестве щита против объекта, вызывающего страх, неприязнь, гнев и презрение» [Шейгал, 2004, с. 179]. В этой связи исследовательский интерес представляет анализ защитного механизма через эвфемию в регуляции английской диалогической речи, который реализуется в двух противоположных стратегиях поведения ее участников. Обозначим их условными терминами «защита» и «манипулирование», имея в виду в первом случае защиту в прямом смысле слова (т.е. охрану, предохранение), во втором случае - квазизащиту, «защиту наоборот», манипулирование, как известно, есть своеобразный обман, «ловкость рук», использование средств сокрытия правды, подтасовки фактов в интересах того, кто манипулирует (см., например, объяснение понятия «манипуляция» [Словарь иностранных слов, 1984, с. 293]), манипулирующий субъект как бы защищается через эвфемию от возможного раскрытия своего обмана.
Понятие коммуникативной стратегии, как и понятие коммуникативной тактики, относится к основополагающим понятиям в современной теории коммуникации. Для цели данного исследования важно привести следующее определение коммуникативной стратегии: «в широком смысле коммуникативная стратегия может определяться как тип поведения одного из партнеров в ситуации диалогического общения, кото-
рый обусловлен и соотносится с планом достижения глобальной или локальных коммуникативных целей в рамках типового сценария функционально-семантической репрезентации интерактивного типа» [Макаров, 2003, с. 194]. В качестве уточнения добавим еще одну дефиницию из этого же источника: «Стратегия предстает как когнитивный процесс, в котором говорящий соотносит свою коммуникативную цель с конкретным языковым выражением» [Там же, с. 193]. Суммируя, можно предположить, что эвфемистическое высказывание есть «языковое выражение» такого типа поведения одного из участников интерактивного диалогического общения, которое связано с коммуникативными целями защиты и/или манипулирования. Далее на материале двух типовых английских диалогов проследим, как действуют механизмы защиты и манипулирования с использованием эвфемистических высказываний в речевом поведении конкретных участников интерактивного взаимодействия.
Сначала хотелось бы уточнить, почему выбор исследовательского материала ограничен английской диалогической речью. Многолетнее изучение английской речи в ее грамматическом и коммуникативно-прагматическом аспектах в качестве предмета профессиональной специализации в научной и преподавательской деятельности позволило автору понять, что в теории речевой коммуникации на английском языке (могу предположить, что и на других языках тоже) проблемы интерак-циональной речевой деятельности, или, иначе, фатической коммуникации, являются наименее изученными и актуальными. Тем не менее, в современной коммуникативной лингвистике уже сформировалась самостоятельная область разработки этой проблематики (см., например, труды Т.Г. Винокур, М.В. Китайгородской, Н.Н. Розановой, Е.В. Клюева и др.). В ней выделяют изучение фатического поведения субъектов коммуникации и вербальных средств его реализации в разных сферах общения. «Под фатическим речевым поведением понимают такие речевые акты, интенции осуществления которых нацелены на сами эти акты как способы вступить в общение» [Кваскова, 2016, с. 99]. Признается, что фатическое поведение направлено на достижение двух основных целей общения. «Первая цель сводится к известному тезису "общение ради общения". Это означает, что обмен словами способствует лишь общности людей и не преследует других, практических целей» [Там же]. Вторая цель предполагает, что «фатическое поведение направлено на то, чтобы способствовать успешности основной, нефатической, коммуникации по решению практической задачи» [Там же].
Интеракциональная коммуникация наиболее полно и многогранно проявляется в прямом диалоге, т.е. в «живом контакте» его участни-
ков. Вполне очевидно, что, т.к. всякий диалог индивидуален - это так называемая речь «здесь и сейчас», то описание изучаемых языковых средств в рамках конкретного диалога не может не влиять на конечные выводы исследования. Однако эти выводы исходят, прежде всего, из некоторых общих тенденций функционирования эвфемистических единиц как речевого явления, осознаваемого в результате изучения большого количества диалогических ситуаций и наиболее ярко представленного в типовых диалогах. Пример диалогической речи именно английского языка как языка глобального общения в контексте изучаемого явления позволяет, по нашему мнению, лучше понять когнитивную природу человека как языковой личности в целом, его поведенческую мотивацию как субъекта коммуникации. При этом очевидно и то, что специфика использования косвенного коммуникативного приема в форме эвфемистического высказывания будет также связана с особенностями каждого национального языка и культуры, с системой ценностей в этой культуре. Но это предполагает отдельное исследование и не является предметом описания в данной статье.
Необходимость прибегать к защитной эвфемии возникает тогда, когда в коммуникации создается «конфликт интересов», но одна из сторон не хочет вступать в открытое противостояние с другой. Эвфемистическая косвенная тактика обусловлена следующими причинами:
а) желанием уйти от табуированной темы разговора, затрагивающей неприятные явления действительности;
б) желанием избегать открытого выражения своей позиции по отношению к этим явлениям;
в) желанием избегать оценки своего партнера по общению, индивидуальное отношение которого к говорящему может быть в силу разных причин негативным, но в то же время зависимость от которого заставляет говорящего искать «обходные пути», чтобы добиться успеха в общении.
Вот фрагмент типового сценария интерактивного общения с использованием эвфемистических высказываний в качестве инструмента защиты. Это диалог взрослого (интервьюера, в тексте обозначенного «I») с девушкой-подростком по имени Хейли (в тексте обозначенной «Н») о социальных проблемах подростковой жизни, связанных с алкоголем, наркотиками, сексом (диалог дается в сокращении).
(1) I: Teenagers get a bad press, don't they?
H: I know and I think it's just so unfair - you watch telly or read the papers and it's all kids getting kicks from drugs and booze and stuff.
I: So what do you and your friends get your kicks from?
H: Well, of course we like going out and having good times. We got clubbing and stuff.
I: And drinking?
H: Well, actually, most of us get off on dancing. I just lose myself when I'm dancing I...
I: D'you have a boyfriend?
H: Not at the moment. Life's simpler that way.I'm really happier without one1 [Soars, Soars, 2009, р. 138]
В данном диалоге мы наблюдаем столкновение двух разных прагматических целей: профессиональное желание взрослого получить подтверждение словами самого подростка, что современных тинейджеров интересует прежде всего то, что они называют кайфом (to get the kicks 'получать кайф'), который они получают от наркотиков, алкоголя и т.п., и нежелание подростка «подыгрывать» взрослому при обсуждении неприятной темы. Интерактивное взаимодействие строится на основе двух разных стратегий поведения. Интервьюер как профессионал немногословен, точен и прямолинеен в своих вопросах, называя вещи своими именами, не желая тратить время на комментарии и вежливые коммуникативные ходы. Наступательная, агрессивная тактика взрослого заставляет подростка защищаться, но не соглашаться. Для реализации защитно-противительной стратегии девушка использует два вида вербальных знаков:
1) прагматические маркеры контрадикторной связи между пропозициональным содержанием вопроса интервьюера и последующим ответом подростка (I know and I think 'Я знаю и я считаю'; Well, of course 'Ну, конечно'; Well, actually 'Ну, на самом деле');
2) ответные эвфемистические высказывания в качестве инструмента защитной реакции. Используя классификацию способов эвфемизации речи, предложенную Е.И. Шейгал [Шейгал, 2004, с. 197], обратимся
1 И: О подростках плохо пишут в прессе, не так ли?
Х: Я знаю и считаю, что это несправедливо: смотришь телик или читаешь газеты, а там только о том, что подростки только и делают, что получают кайф от наркотиков или алкоголя, и тому подобная чепуха.
И: А от чего ты и твои друзья получают кайф?
Х: Ну, конечно, мы любим погулять, хорошо провести время. Мы ходим в клубы и все такое прочее.
И: И выпиваете там?
Х: Ну, на самом деле, большинство из нас обожает танцевать. Я просто схожу с ума, когда танцую, я ...
И: А у тебя есть бой-френд?
Х: Сейчас нет. Без них проще жить. Я на самом деле чувствую себя счастливее, когда у меня никого нет ... (перевод наш. - К.Л.).
к прагматическому описанию эвфемистических высказываний в приведенном диалоге в последовательности четырех коммуникативных обменов.
Обмен 1. Подтверждая мнение интервьюера, что в газетах пишут о подростках только плохо, Хейли считает это несправедливым (I think it's just so unfair 'Я считаю, что это просто несправедливо'), но не может привести четких аргументов своей оценки и прибегает к эвфемистическому высказыванию как к средству защиты (it's all getting kicks from drugs and booze and stuff 'все только о том, что подростки получают кайф от наркотиков и алкоголя и тому подобная чепуха'). Это цитата журналистского клише, часто повторяемого в газетах, которые девушка читает, и здесь воспроизводит с интонацией, подчеркивающей ее досаду. Высказывание формируется на основе структурного расширения с семантической заменой имени с нежелательной оценкой, например, badkids 'плохие дети', на обобщающее имя с прономинальным «квантом неопределенности» all kids getting kicks 'все дети, получающие кайф'.
Обмен 2. Интервьюер подхватывает брошенную Хейли фразу и переводит вопрос с подростков вообще на неё и её друзей. И опять, защищаясь, девушка уходит от прямого ответа, используя метонимическую замену номинации объектов запрашиваемого действия (to get the kicks from what 'получать кайф от чего'), на номинацию обстоятельств, с которыми принято связывать это действие (we like going out and having good times 'мы любим погулять и хорошо проводить время', We got clubbing and stuff 'Мы любим ходить в клубы и всё такое прочее'). Это эвфемистическое высказывание тоже можно классифицировать как структурно развернутое с «увеличением референтной неопределенности» содержания.
Обмен 3. Интервьюер возвращает Хейли к теме разговора с помощью эллиптического вопроса-подхвата. Это вносит элемент раздражения, маркированный парантезой actually 'на самом деле', в ответную реакцию девушки, поскольку ни ее друзья, ни она сама (most of us 'большинство из нас', I just 'я сама') не относят себя к тем подросткам, которых имеет в виду интервьюер. Чтобы подчеркнуть это, Хейли намеренно уходит от повтора отрицательно-эмоционального оборота to get the kicks from, заменяя его сначала на нейтрально-разговорный эквивалент to get off on 'обожать', а затем на подчеркнуто книжный to lose myself 'сходить с ума'. То есть, эвфемистические высказывания строятся на «эквивалентной замене» предикатов, в которых количество составляющих практически не меняется, но увеличивается степень камуфлирования реального смысла.
Обмен 4. Интервьюер пытается добиться своей цели, «заходя с другой стороны». Вопрос о бойфренде затрагивает самую чувствительную сферу жизни Хейли. Она понимает ущербность своей позиции - все девочки в этом возрасте have a boyfriend 'имеют друга' - но сдаваться не собирается. На вопрос «в лоб» она дает обтекаемый отрицательный ответ: Not at the moment 'В данный момент нет', как бы уточняя, что хотя сейчас у нее нет друга, но он был раньше и будет в будущем: все зависит от нее самой. Эвфемистическая реакция строится на основе смягчения отрицания в трех связных высказываниях, используемых как средство оправдания своего необычного положения. Первое высказывание есть развернутая конструкция «семантического эллипсиса», в которой редуцируется прагматический фокус прямого ответа: отрицательный предикат don't have 'не имею' замещается обстоятельственной фразой, содержащей отрицание, - not at the moment '(не имею) в данный момент'. Во втором и третьем высказываниях используются элементы генерализации, размывающие отрицательную коннотацию через широ-козначное существительное way 'способ' и местоименные определители с «диффузной семантикой» that 'тот', one 'некий'.
Таким образом, в рассмотренном коммуникативном взаимодействии используется стратегия защиты через высказывания с разной степенью эвфемизации речи - от замены отдельной эмоционально-негативной лексической единицы до замены всей предикативной конструкции или ее части на эквивалентные единицы обобщающей, размытой семантики широкого спектра смысловой неопределенности.
В отличие от стратегии защиты, стратегия манипулирования через эвфемию заключается не в прямом, агрессивном навязывании своей оценки, а в постепенном подведении партнера по коммуникации к пониманию необходимости доверять говорящему, даже если говорящий лжет. Здесь следует упомянуть, что в настоящее время стратегия манипулирования, в том числе через эвфемию, широко изучается на материале политического дискурса и СМИ, достаточно сослаться на известную монографию Е.И. Шейгал, цитируемую и в данном анализе [Шейгал, 2004]. Это вполне объяснимо, поскольку манипулирование есть составная часть содержания данных сфер профессиональной деятельности человека, когда в процессе публичной коммуникации сиюминутная прагматическая выгода приводит к тому, что подается непроверенная информация, искажаются факты, делаются выводы при недостаточной аргументации, выдается желаемое за действительное.
Обратимся, однако, к сфере, где манипулирование не является знаковым действием, но практикуется довольно часто. Назовем это сферой взаимодействия лица, обладающего «властью», и лица, контролируемого
«властью». Вот фрагмент типового сценария диалогического контакта между начальником тюрьмы по имени Сэр Уилфред (Sir Wilfred) и только что доставленным заключенным по имени Пол (Paul) из романа И. Во «Упадок и падение».
(2) "You must understand", he (Sir Wilfred - К.Л.) said to Paul,
"that it is my aim to establish personal contact with each of the men under my care. I want you to take a pride in your prison and your work here <...>. What's this man's profession, officer?" "White Slave traffic, sir".
"Ah yes. Well, I'm afraid you won't have much opportunity for that
here. What else have you done?"
"I was nearly a clergyman once", said Paul.
"Indeed? Well, I hope in time, if I find enough men with the same
intention, to get together a theological class. <... >Still for the present
we are only at the beginning. The Government regulations are rather
uncompromising. For the first four weeks you will have to observe
the solitary confinement ordained by law. After that we will find
you something more creative. We don't want you to feel that your
personality is being stamped out. " 2 [Waugh, 1984, р. 167]
Использование стратегии манипулирования в данном случае характеризуется тремя признаками:
а) ложным посылом, искажающим ситуативный денотат (to take a pride in your prison 'испытывать гордость, находясь в тюрьме'), -никогда тюрьма не станет местом, которым можно гордиться;
б) отсутствием тюремного опыта у Пола, поэтому на него легко влиять;
в) официальным статусом сэра Уилфреда, авторитет которого как начальника тюрьмы делает все его высказывания изначально «истинными».
2 «Вы должны понять, - сказал он (Сэр Уилфред - К.Л.) Полу, - моя главная цель -установить личный контакт с каждым моим "подопечным". Я хочу, чтобы вы испытывали гордость от своего пребывания в тюрьме и от своей работы здесь. <.. .> Офицер, какая профессия у этого человека?»
«Белая работорговля, сэр».
«А, да. Ну что ж, боюсь, у вас будет немного возможностей здесь. А чем еще вы занимались?»
«Как-то я служил в церкви», - сказал Пол.
«Неужели? Ну что ж, я надеюсь, со временем, если я смогу собрать достаточное количество тех, у кого такое же желание, мы откроем теологический класс. А пока мы находимся лишь в начале пути. Государственные правила достаточно строги. Первые четыре недели вам придется пребывать в одиночной камере по предписанию закона. После этого мы найдем вам что-нибудь более творческое. Мы не хотим, чтобы вы чувствовали, что вашу личность разрушают.» (перевод наш. - К.Л.)
Манипулирование создает эффект подобия правды, заставляя верить, что так начальник тюрьмы беседует со всеми заключенными. Основным языковым инструментом реализации стратегии манипулирования становится эвфемизация речи Уилфреда, прагматической целью которой является, как указывалось ранее, «сокрытие правды об отрицательных сторонах денотата, вызывающего страх, неприязнь, гнев и презрение» [Шейгал, 2004, с. 179], и создание положительного образа учреждения, где заботятся о личности каждого заключенного (We don't want you to feel that your personality is being stamped out 'Мы не хотим, чтобы вы чувствовали, что вашу личность разрушают'). Этот вывод, как нам кажется, не противоречит тому, что со стороны слова Уилфреда можно воспринимать как язвительную насмешку, сам-то он демонстрирует, что пытается убедить Пола, что делает для него благо. Иными словами, может возникать ситуация, когда эксплицитная эвфе-мия будет сопровождаться имплицитным негативным подтекстом. Ответная реакция будет зависеть от способности манипулируемого «считывать» этот подтекст.
В этом примере мы имеем дело, пользуясь терминологией Е.И. Шейгал, с «референциальным манипулированием». Эвфемия затрагивает как фактологическую информацию, так и регулятивное действие смягчения прагматического фокуса восприятия денотата/референта в сторону, выгодную начальнику тюрьмы. Так, главную для заключенного информацию о том, что он будет сидеть в одиночной камере (the solitary confinement 'одиночная камера'), начальник тюрьмы сообщает как нечто маловажное и промежуточное ближе к концу монолога. Смягчение отрицательной коннотации центральной номинативной единицы создается за счет преувеличенно-обобщающего пропозиционального содержания высказывания, как бы обосновывающего неизбежность такой меры указаниями свыше (the Government regulations are rather uncompromising 'правительственные правила достаточно строгие'; you will have to observe 'вам придется подчиниться'; ordained by law 'предписанный законом'). Для этого намеренно используется возвышенно-бюрократическая фразеология.
Информация создания видимости установления личного контакта Уилфреда с Полом подается в начале диалога в форме эвфемизма profes-g sion 'профессия' (What's this man's profession, officer? 'Какова профессия этого человека, офицер?'). Этим эвфемизмом в тюремном обиходе называют криминальное деяние, совершенное заключенным, о чем свидетельствует реакция офицера, сообщающего информацию из судебно-
1го вердикта (White-Slave traffic 'Белая работорговля'). Далее, обыгрывая двусмысленность существительного profession, Уилфред пытается
создать иллюзию, что в тюрьме человек может продолжать развивать профессиональные навыки мирной жизни. Но сначала ему придется пройти через все запреты, установленные тюремным режимом. Поэтому, услышав, что на воле Пол служил в церкви, начальник тюрьмы в подчеркнуто корректной, а по сути - издевательской форме, сообщает ему о невозможности реализации этой его профессии в обозримом будущем. Используются эвфемистические высказывания разной грамматической структуры, замещающие отрицание (if Ifind enough men with the same intention 'если я найду достаточное количество людей с тем же желанием'; Still for the present we are only at the beginning 'Пока же мы только в начале пути'; After that we will find you something more creative 'После этого мы найдем вам что-нибудь более творческое'), а также скрытое отрицание через синтаксически расширительные конструкции с местоименной заменой конкретно-персонального I 'Я' на обобщенно-персональное We 'Мы', чтобы создать у адресата ложное восприятие тюремной реальности и своей перспективы в ней.
Таким образом, приведенное аналитическое описание, связанное только с двумя типами диалогических ситуаций, позволяют прийти к заключению, что эвфемистическое высказывание как строевая коммуникативная единица в диалогическом общении на английском языке обладает широким функционалом, охватывающим разноуровневые грамматические сегменты: от отдельного лексического эвфемизма до целой эвфемистической «диктемы» (термин М.Я. Блоха) [Блох, 2000, с. 56-67], т.е. минимальной тематической единицы текста любого формата. Прагматическое назначение эвфемистического высказывания как косвенного речевого акта заключается в том, чтобы служить своеобразным регулятором диалогического общения, в котором реализуется стратегия поведения его участников. При этом эвфемия затрагивает регуляцию как внешней стороны интеракционального взаимодействия партнеров по коммуниации через использование некатегоричных, вежливых форм контакта, так и его внутренней, фактуально-содержа-тельной, стороны, когда в интересах коммуниканта эвфемистическое высказывание преобразует ситуативный референт, придавая ему контекстно-нерелевантную положительную коннотацию, обусловленную интенцией говорящего.
Библиографический список / References
Блох, 2000 - Блох М.Я. Диктема в уровневой структуре языка // Вопросы языкознания. 2000. № 4. С. 56-67 [Blokh M.Y. Dicteme in the level structure of language. VoprosyYazikoznaniya. 2000. № 4. Pp. 56-67.]
Дементьев, 2006 - Дементьев В.В. Непрямая коммуникация. М., 2006. [Dementyev V.V. Nepryamaya kommunikatsiya [Indirect communication]. Moscow, 2006.]
Жельвис, 2003 - Жельвис В.И. Преуменьшение как средство усиления эмоционального напряжения в дискурсе // Массовая культура на рубеже XX-XXI веков: Человек и его дискурс / Под ред. Ю.А. Сорокина, М.Р. Желту-хиной. М., 2003. С. 81-90. [Zhelvis V.I. Underestimation as a means of intensifying emotional tension in discourse. Massovaya kul 'tura na rubezhe XX-XXI vekov: Chelovek i ego diskurs. Y.A. Sorokin, M.R. Zheltuchina (eds.). Moscow, 2003. Pp. 81-90.]
Земская, 2014 - Земская Е.А. Язык как деятельность. М., 2014. [Zem-skaya E.A. Yazyk kak deyatel'nost' [Languge as activity]. Moscow, 2014.]
Кваскова, 2016 - Кваскова Л.В. Основы функциональной грамматики: коммуникативно-прагматический аспект. М., 2016. [Kvaskova L.V. Osnovy funktsio-nal'noi grammatiki: kommunikativno-pragmaticheskii aspect [Foundations of functional grammar: communicative-pragmatic aspect]. Moscow, 2016.]
ЛЭС, 1990 - Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М., 1990. [Lingvisticheskii entsiklopedicheskii slovar' [Linguistic Encyclopedic Dictionary]. V.N. Yartseva (ed.). Moscow, 1990.]
Макаров, 2003 - Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М., 2003. [Makarov M.L. Osnovy teorii diskursa [Foundations of discourse theory]. Moscow, 2003.]
Москвин, 2001 - Москвин В.П. Эвфемизмы, системные связи, функции и способы образования // Вопросы образования. 2001. № 3. С. 61-67. [Moskvin V.P. Euphemisms, systemic links, functions and ways of formation. Voprosy Yazikiznani-ya. 2001. № 3. Pp. 61-67.]
Серль, 1986 - Серль Дж.Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. М., 1986. С. 195-222. [Searle J.R. Indirect speech acts. Novoye v zarubezhnoy linguistike. Vol. 17. Moscow, 1986. Pp. 195-222.]
Словарь иностранных слов, 1984 - Словарь иностранных слов. М., 1984. [Slovar' inostrannykh slov [Dictionary of foreign words]. Moscow, 1984.]
Стариченок, 2008 - Стариченок В.Д. Большой лингвистический словарь. Ростов-н/Д., 2008. [Starichenok V.D. Large linguistic dictionary. Rostov-na-Donu, 2008.]
Шейгал, 2004 - Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. М., 2004. [Sheigal E.I. Semiotika politicheskogo diskursa [Semiotics of political discourse]. Moscow, 2004.]
Soars, Soars, 2009 - Soars L., Soars J. New Headway: Upper-Intermediate Student's Book. L., 2009.
Waugh, 1984 - Waugh E. Decline and Fall. L., 1984.
g Статья поступила в редакцию 17.09.2017 ^ The article was received on 17.09.2017
cn О
_o
Кваскова Людмила Васильевна - кандидат филологических наук; профессор кафедры грамматики английского языка Института иностранных языков, Московский педагогический государственный университет
Kvaskova Lyudmila V. - PhD in Linguistics; professor at the Department of English Grammar of the Institute of Foreign Languages, Moscow Pedagogical State University
E-mail: [email protected]
