CC BY
91
ЕВАНГЕЛЬСКИЙ ТЕКСТ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ. РЕЛИГИОЗНАЯ ОСНОВА ЭПОСА Л.Н. ТОЛСТОГО
О.Б. Панова
Аннотация. Обосновывается понятие «евангельский текст» русской культуры. Рассматривается «евангельский текст» эпического мира Л.Н. Толстого, в основе содержащий концептуальную целостность {Человек - Бог -Жизнь - Смерть - Любовь - Добро - Путь}. Язык эпического повествования выражает изначально глубоко религиозную, христианскую сущность русской культуры с её ключевыми идеями соборности и всеединства.
Ключевые слова: русская словесность, «евангельский текст», филологический анализ текста, концептуальная универсалия, эпос, эпическое повествование, христианская основа русской культуры.
На современном этапе развития гуманитарных наук и всё более осознаваемого междисциплинарного характера гуманитарного познания проблема понимания и интерпретации текста не может оставаться узкой проблемой цикла филологических дисциплин. Текст осмысливается как сложный и многоаспектный феномен, усиливается внимание к тексту «не только как к форме коммуникации, но и как единице культуры» [1. С. 140]. Соответственно, филологический анализ текста приобретает концептуальное культурологическое измерение, намечаются перспективы историко-культурной реконструкции художественного текста, в процессе реализации которой оказывается возможным его расширение до универсального контекста Культуры и человеческого бытия в целом.
В последнее десятилетие в отечественных и зарубежных исследованиях культуры возрастает интерес к религиозным основам русской словесности и русской культуры в целом; приходит понимание того, что у русской классической литературы глубокие тысячелетние корни - в истоке своём она была христианской.
Религия имела основополагающее значение для развития русской культуры, прежде всего, в её антропологическом, философском, художественно-поэтическом аспектах. XIX в. в истории русской культуры - период не только необычайно серьёзного внимания к религии, но и попытка её осмысления. Единое мировоззренческое пространство характеризуется выдвижением в центр вопроса о природе человека, сосредоточенностью именно на проблеме личности, поиском истины и смысла жизни. Религия осознавалась в контексте целостной культуры эпохи, воспринималась как обращение к реальному, подлинному Бытию, первоначалам смысла Мира; возможность построения Миро-образа; органическая связь с коренными, архаическими, сакральными ценностями нации; источник проникновения в духовный мир человека; утверждение великого соотношения Бытия и Сознания. В культурном сознании XIX в. мифологическое, религиозное,
философское, художественно-эстетическое миро-постижение состоят в неразрывной связи и взаимообусловленности, проблема их соотношения приобретает особое значение. «...Первую и последнюю треть XIX в. объединяла необычайно возросшая потребность в процессе, интегрирующем, восстанавливающем органическую целостность бытия. Религия христианства была основой русского реализма, потому, что она не уводила от жизни, а была нравственной опорой её» [2. С. 21, 39]. Интерес В.А Жуковского, А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, П.Я. Чаадаева, И.В. Киреевского, позже Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова, Н.Ф. Фёдорова,
В.С. Соловьёва к религии вылился в её комментирование, исследование, создание собственных учений. Это привело к появлению новых философских и художественно-эстетических концепций, определило глубоко символическую, бытийно-мифопоэтическую, философско-религиозную основу художественной реальности самых значительных произведений столетия; обусловило их особую поэтику.
«За последнее... тысячелетие в России возник оригинальный “евангельский текст” (здесь и далее курсив мой. - О.П.), в создании которого участвовали многие, если не все поэты, прозаики, философы. “Евангельский текст” - научная метафора. Она включает в себя не только евангельские цитаты, реминисценции, мотивы, но и книги Бытия, и притчи царя Соломона, и псалтырь, и книгу Иова - словом, всё то, что сопутствовало Евангелию.» [3. С. 7]. Проявляя глубокое исследовательское внимание к наследию русских классиков, художественному миру русского романа, можно «увидеть» евангельский текст: цитаты, образы, реминисценции, глубинные, сокровенные размышления героев и автора; обнаружить христианскую основу русской культуры, т.е. приблизиться к пониманию исходно-сакрального смысла русского классического текста, осознать его сакральную «бытийную» сущность.
Пребывая в глубинах русской словесности от её истоков, евангельский текст предопределил и создал Текст Русской Культуры, заложив его концептуальные основы. Согласно авторитетному исследователю русской культуры и древнерусской литературы Д.С. Лихачеву, под концептом следует понимать «универсалию человеческого сознания», границы которой «в сознании субъекта определяются культурной памятью, причастностью к духовной традиции». «Концептосфера национального языка тем богаче, чем богаче вся культура нации. она соотносима со всем историческим опытом нации и религией особенно» [4. С. 282].
Концептуальные универсалии, организующие духовное пространство русской культуры, этимологически выявлены из глубин исторического опыта русского языка, долговременно пребывающего в тесном контакте с языком церковнославянским. Их не более 30-40: «вера», «любовь», «жизнь», «слово», «путь», «совесть», «душа», «честь» и др. [5-9]. Это суть смысложизненная целостность высших духовных ценностей человеческого бытия, вырастающая из религиозности русского духа и придаю-
щая жизни русского человека сакральный смысл вселенской значимости и подлинности. Здесь просматривается выход в область духовно-исторического опыта русского народа, к своеобразию русской культуры, в своей глубинной сущности пронизанной духовностью; можно увидеть зарождение этого национального своеобразия из самобытности русского миро-чувствования, миропереживания и мироосмысления, из внутреннего роста и самосовершенствования нации. Духовность в культурном универсуме - всеобщий концепт, совокупность главных компонентов развития коллективной личности. С точки зрения русской религиозной философии, духовность означает неисчерпаемость, безграничность, безмерность внутреннего мира человека; его устремлённость к совершенству, жизне-творчеству; способность к выходу за рамки узкого эмпирического существования и прорыву к самой сути Бытия. Более того, духовность в русском понимании - состояние, отражающее онтологическую целостность человеческого «Я»; осознание того особого измерения приобщения к Вечности и Абсолюту, первосмыслам жизни Мироздания, где становится возможным разрешение исходного жизненного противоречия: бесконечности Мира и конечности человека.
В настоящем исследовании нас вновь будут интересовать эпический мир Л.Н. Толстого в контексте русской культуры и евангельский текст как его концептуальная основа.
Приход Л. Толстого к христианской религии был глубоко мотивирован всем духовным опытом русской культуры, включён в творческую эволюцию единого мировоззрения XIX в., обусловлен общим поиском истины в ракурсе эпохи. Ключевые концептуальные универсалии русской культуры {Человек - Бог - Жизнь - Смерть - Любовь - Добро -Путь} составляют сердцевину эпического мира Толстого, организуя художественное пространство каждого его произведения, постоянно возникая в цикле поздних религиозно-философских трактатов.
В центре эпоса Л.Н. Толстого - два глубоко связанных, неотрывных друг от друга смыслообраза: Бог и Человек, являющихся ведущими. Первостепенное значение придаётся основной, по убеждению мыслителя, идее Евангелия - идее вочеловечивания Бога, входящего в нашу душу в образе Иисуса Христа. Огромный труд Толстого «Соединение и перевод четырёх Евангелий» [10], оконченный около 1881 г., полностью подчинён основному, волновавшему его вопросу о том, «что такое я» и «что такое Бог», поиску изначальной связи «Я» и смысла Мира, универсальной теме существования человека в Бытии. Религия и понимание Бога связываются у него с чувством целостности Бытия, вопросом о единстве Бытия и Сознания, о высшем смысле человеческой жизни, онтологическим переживанием бесконечного в конечном. Религия (гв-^ю) есть дословно восстановление связи; только в христианской религии любви, по Толстому, возможно восстановление утраченной связи Человека и Бытия, Человека и Вечности, Человека и Бога, Человека и Человечества.
Душа Человека - главный смыслообраз эпического мира Л.Н. Толстого, в истолковании которого отражается вся мировоззренческая концепция русского мыслителя, его философия Бытия, стремление к онтологическому постижению жизни и смерти, добра и зла, любви и веры. «Учение Христа тем отличается от прежних учений, что оно руководит людьми не внешними правилами, а внутренним осознанием возможности достижения божественного совершенства. И в душе человека находится. идеал полного бесконечного божественного совершенства...» [11. С. 78]. Для Толстого, сосредоточенного на проблеме психологического развития и духовной эволюции, жизнестроения, нравственного восхождения человека, религия является феноменом внутренней жизни. Понятия «религиозное сознание», «божественность души» становятся важнейшими в его психологической концепции человека, философии глубинного человековедения. Бог существует в душе человека как её лучшая, сокровенная часть, бесконечно доброе начало. Ощущения Бога и возможность познания Бытия достижимы только через полное углубление в себя, открытие божественной сути в самом себе, постоянное соприкосновение с внутренним сокровенным «Я», сопричастным Миру. В «Круге чтения» Л.Н. Толстой писал: «Познание себя есть познание Бога» [12. Т. 41. С. 242]. Подобная мысль неоднократно встречается в книге «Путь жизни» [13. С. 55, 60] и в дневниках позднего творческого периода.
Тема божественной основы души человеческой, её религиозности является принципиально важной в романе «Анна Каренина», приобретает особую концептуальную значимость в главах, посвящённых художнику Михайлову, созданию его картины «Христос и Пилат». «Я не мог писать того Христа, которого нет у меня в душе, - сказал Михайлов мрачно» [14. С. 181]. Душа художника Михайлова, в достаточной мере наделённая вдохновением и любовью к искусству, отмеченная глубоким проникновением в Истину Бытия, божественным озарением, связанным с поиском смысла человеческой жизни, в момент творчества достигает той вершины, где человек и художник неразделимы. Высказать, воссоздать через образ, слово, переживание, творчество, воплотить христианскую Истину - в этом открывается самый сокровенный смысл существования Человека в Мире.
«Всё подвижное лицо Михайлова вдруг просияло: глаза засветились. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить от волнения... Тот час же вся картина его ожила перед ним со всею невыразимостью всего живого .
- Как удивительно выражение Христа! - сказала Анна, - Видно, что ему жалко Пилата.
Это было опять одно из того миллиона верных соображений, которые можно было найти в его картине и в фигуре Христа. Она сказала, что ему жалко Пилата. В выражении Христа должно быть и выражение жа-
лости, потому что в нём есть выражение любви, неземного спокойствия, готовности к смерти и сознание тщеты слов... » [14. С. 178].
Мысль о Боге как сокровенном средоточии самой человеческой души и человеческой жизни; акцентировка внутреннего присутствия Бога в человеке; тема интимности между Богом и Человеком, тайны, их сближающей, особенно волнует Толстого и, несомненно, вносит новый смысловой момент, причём очень существенный, в создание и осмысление образа художника Михайлова. Л. Толстому, признававшему абсолютную, глубочайшую духовность личности, которой обладает только «Я» вне времени, внутренняя жизнь человеческой души представляется таинственной, непостижимой в своей субстанциальной глубине. В художественном мышлении творца эпоса рассуждение об образе Бога в Душе человеческой, духовном потенциале личности, понимание многослойности психологической реальности, рассмотрение внутреннего мира человека как совокупности бессознательного, сознательного, абсолютного начал в их взаимосвязи занимают важнейшее место. Поэтому при исследовании бытийно-мифологической основы концепции личности в эпосе Толстого необходимо иметь в виду трансцендентность человека («рождение от Бога»), которая, во-первых, является непосредственным выражением универсального мирового Разума; во-вторых, зависит от нравственного уровня всего народа, нации, человечества, их глубинного духовного потенциала («коллективного бессознательного»), сложившегося в процессе длительного исторического развития.
Художественная мысль Толстого встречается с невозможностью воплощения в слове - с невыразимостью. Зафиксировать словами мысль, переживаемую как уникальное творческое напряжение создателя при попытке постижения Истины во всей её глубине, оказывается невозможным. Это проявление того, что человеческая творческая мысль несамодостаточна. Если мысль «родилась» в сознании художника, то она содержит в себе нечто другое, являющееся её основанием. Это другое - Бытие, до конца непостижимое человеком. «Живое» авторское слово - реальность смысло-присутствия и смысло-образования - несёт в себе всю глубину соотношения Души Человека и Бога в его многомерности и беспредельности.
С образом художника Михайлова связано авторское понимание глубоко символической, божественной основы искусства. Л. Толстым, по сути, ставится проблема взаимосвязи художественно-эстетического и философско-религиозного сознания. Искусство, Слово рождаются в душе создателя из глубины Бытия и осуществляются не как придуманное, принесённое извне, но как причастное «непостижимому», проникнутое «невыразимым» бытийным смыслом. Искусство и есть Божественный Логос. Поэтому произведение искусства - настоящее произведение Художника, Поэта, Творца - «живёт», т.к. имеет символическую природу, выражает самую суть Бытия, содержит в себе возможность постижения его сокровенных глубин. Творчество возможно лишь при посредстве
Слова священного; родственно другим бытийным реальностям - слову, мифу, художественному образу.
Картина художника Михайлова «Христос и Пилат» свидетельствует не просто об определённой исторической эпохе, но гораздо шире - о духовном, о Боге, о предназначении Человека в Бытии. В основе этого произведения - сущностное начало, бытийная глубина жизни, сокровенный порядок вещей. Изменчивое имеет своё основание в неизменном; время -в Вечности; речь - в молчании; слово писателя - в Слове Божественном; художественный образ - в «небесном образце». Проблема искусства, творчества, призвания художника - проблема восприимчивости Бытия. Художник, Поэт, Творец в момент творчества непременно пребывает в онтологическом измерении, погружён в стихию диалога, «со-общ-ения» с Абсолютом; душой и «сердцем» устремлён в сферу высшей Божественной Истины. Реальность такого «со-общ-ения» (гв-И$о) содержит отсылки к смысловой полноте и целостности Мира, к творческому самовыражению, к пониманию как поиску себя в Боге и Бога в себе, к постижению Истины. Таким образом, Человек приобретает подлинно-жизненный опыт Добра (общения), Истины (познания) и Красоты (творчества).
Евангельский текст эпического мира Толстого органически включает концептуальное единство жизнь/смерть.
В эпическом сознании Л.Н. Толстого закономерно присутствует архаическое представление о сопряжённости жизни и смерти. На страницах «Войны и мира», рожая, умирает маленькая княгиня; за возвращением Пьера из плена следует гибель Пети Ростова; именины Наташи празднуются одновременно с именинами старой графини (начало жизненного пути одной и приближение старости и смерти другой); смерть стариков графа Безухова и князя Болконского влечёт за собой становление и самоопределение их детей; итоговое христианское прозрение Андрея Болконского наступает на грани жизни и смерти. Смыслообраз «человека у смертной (последней) черты» принципиально важен; по мысли Толстого, именно там и тогда он и есть Человек; здесь выявляется начало самого человеческого в человеке, его сокровенной сути; видно мучительное обдумывание создателем русского эпоса вопроса вопросов - как конечная человеческая жизнь приобщена к Бесконечности и Абсолюту, понимание смысла Жизни и Смерти в эпическом образе Мира. Аналогично в «Анне Карениной»: едва не умирает от родов Анна; Левин узнаёт о беременности Кити сразу после смерти брата; описание рождения ребёнка даётся непосредственно перед сценой гибели Анны. Следовательно, жизнь и смерть неразрывно связаны - «сопряжены» в эпическом сознании Толстого, являют единый амбивалентный смыслообраз.
Главная особенность толстовской концепции смысла жизни видится в неразрывном соотношении с пониманием конечности человеческого существования. С самого начала жизненного и творческого пути писателем непрерывно и весьма болезненно ощущается трагизм конечности че-
ловеческого пребывания на земле, тупик бессмысленности земной жизни, и, соответственно, встаёт вопрос: «Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью? Зачем я живу?. Какой смысл имеет моё конечное существование в этом бесконечном мире? Я спрашивал: какое вневременное, внепричинное, внепространственное значение моей жизни? Чтоб ответить на этот вопрос, я изучал жизнь» [15. С. 24]. Л.Н. Толстой искренне убеждён в том, что «знание истины можно найти только жизнью». Земной путь -важнейшая часть бесконечного движения жизни. Поэтому смерть понимается им как необходимый этап - «рождение в жизнь вечную». Полное испытание и прохождение своего земного жизненного пути необходимо человеку для творения себя, совершенствования своей души с целью соединения с бесконечностью, Богом, Абсолютом. «Что такое я? Часть бесконечного. Уже в этих двух словах лежит вся задача» [15. С. 42].
Смерть для Л.Н. Толстого - предмет глубинно-психологического исследования; философско-религиозное начало его мировоззренческой концепции не существует отдельно от антропологического, способствует углублению поэтики психологизма. Писателя интересует переходный момент человеческой души к смерти, когда она сбрасывает все внешние оболочки и является в своей истинной сути. Толстой испытывает своих героев смертью, формируя особый психоаналитический подход к этой проблеме - взгляд изнутри сознания умирающего, пытаясь показать душевное потрясение человека, переживающего смерть и открывающего Истину, постигающего неотвратимость того предела Бытия, где оно перестаёт быть. Человеческая жизнь обретает полноту, смысл и подлинность лишь при условии вхождения в сакральное. Любое духовное развитие героя в художественном мире Л.Н. Толстого происходит через восприятие, осмысление и переживание смерти - акта в переходе к Вечности.
В данном случае, учитывая единство творческого процесса Л.Н. Толстого, следует обратить внимание на более поздние его произведения, создававшиеся во время почти оформившейся и определившейся мировоззренческой, религиозно-философской концепции, естественным образом входящие в целостность эпического мира: «Смерть Ивана Ильича», «Отец Сергий», «Божеское и человеческое».
Почему у Ивана Ильича доминирует ужас смерти, одиночество, доведённое до крайнего предела, высшей точки напряжения? Вероятно, из-за стремления ничем не нарушить «того характера жизни лёгкой, приятной, весёлой и всегда приличной и одобряемой обществом, который Иван Ильич считал свойственным жизни вообще.» [16. С. 125], в результате которого он просто утратил подлинную жизнь, лишил жизнь истинного смысла. Нравственное содержание земной жизни человека, согласно Толстому, определяет оценку им смерти: какова жизнь, такова смерть и таково бессмертие (бытие в Боге). Потому смерть представляется Ивану Ильичу «страшной», «непонятной», «бессмысленной», «ненавистной», «не-
избежным концом»; а вся прошедшая жизнь «гадкой» и «мёртвой», «прожитой не так, как должно было».
«Когда он (Иван Ильич. - О.П.) увидал утром лакея, потом жену, потом дочь, потом доктора, - каждое их движение, каждое их слово подтверждало для него ужасную истину, открывшуюся ему ночью. Он в них видел себя, всё то, чем он жил, и ясно видел, что всё это было не то, всё это был ужасный огромный обман, закрывающий и жизнь и смерть. Он плакал о беспомощности своей, о своём ужасном одиночестве, о жестокости людей, о жестокости Бога, об отсутствии Бога» [16. С. 128, 134].
Князь Степан Касатский от «жизни для славы людской», от желания отличиться, достигнуть «успеха, вызывающего похвалы и удивление людей», внутренне приходит к Богу как жизнеутверждающему началу, открытому ему простой женщиной Прасковьей Михайловной, становится Отцом Сергием:
«Да, нет Бога для того, кто жил как я, для славы людской. Буду искать его. Он часто, находя в доме Евангелие, читал его. Если удавалось ему послужить людям или советом, или грамотой, или уговором ссорящихся, он не видел благодарности, потому что уходил. И понемногу Бог стал проявляться в нём» [17. С. 47].
В рассказе «Божеское и человеческое» (сначала названном, кстати, «Ещё три смерти») один из героев - Игнатий Меженецкий из-за невозможности восприятия смерти как соединения с Богом, означающего не конец, а духовно-онтологическую перемену, приобретение духовного статуса, «повесился, стремясь уйти от ужасов жизни и смерти» [12. Т. 42. С. 226]. Другой герой - Анатолий Светлогуб, открывающий через чтение Евангелия предназначение жизни, обретает всю полноту человеческого бытия в христианском смысле, с его душевными испытаниями, страданиями и смертью, совершает в своём сознании прорыв от обычной человеческой смерти к вечному, абсолютному, божественному началу. Это новое понимание жизни помогает ему легко встретить казнь. Светлогуб вспоминает слова Библии «В руки Твои предаю дух мой» и этим уподобляет себя Христу. Третий - старик раскольник, видевший казнь Светлогуба, ищущий свою веру и постепенно обретающий её, принимает смерть как «великую радость и успокоение» [12. Т. 42. С. 226].
В эпосе Толстого постоянно исследуется одна и та же сложнейшая ситуация: показываются разные варианты постижения человеком грани жизни и смерти. Смерть как переход в инобытие становится онтологической, эстетической и аксиологической категорией для осмысления земной жизни героев Толстого. Истинный смысл жизни раскрывается в смерти, а главным событием пути человеческого становится переход из жизни зем-
ной, ограниченной началом и концом, временной в жизнь вечную, к прямому контакту с божественным началом Мироздания, в высшую духовную реальность. Герои Толстого, боящиеся смерти, просто не сумели до конца прожить и понять жизнь; их страх смерти, по мысли автора, указывает на сознание неразрешённого противоречия жизни. В «Круге чтения» Толстой цитирует принципиально важное для него высказывание Н.В. Гоголя: «Путь жизни один, и все мы рано или поздно сойдёмся на этом пути. Значение этого пути слишком ясно заложено в нашем сердце, слишком широка и заметна эта дорога для того, чтобы не попасть на неё; в конце дороги этой Бог, и он нас зовёт к себе, и как больно смотреть на людей, когда они идут мимо этой дороги, дорогою смерти. Путь жизни широк, но многие его не знают и идут дорогою смерти» [12. Т. 41. С. 159].
Подлинное понимание жизни исчезает без преображающей любви к Богу. Связь Человека с Абсолютом, смысл пути жизни человеческой как духовного самосовершенствования с целью разрешения экзистенциального противоречия концентрируются у Толстого в концепте «Любовь». «... Христианская любовь, вытекая из любви к Богу, имеет своим предметом не только человечество, но весь мир. Христианство учит жить согласно своей божественной природе. Оно указывает, что сущность души человека есть любовь и что благо его получается от любви его к Богу, которого он сознаёт в себе любовью» [11. С. 296].
Путь одного из главных героев эпопеи «Война и мир» Андрея Болконского - жизненный путь к христианскому прозрению, Богу, Любви, Истине. Постигая мирообъемлющую, универсальную, общечеловеческую сущность Христа, Андрей проникается ощущением иного плана Бытия. Через Евангелие он окончательно осознаёт счастье жизни, счастье божеской Любви и всепрощения, понимает тот идеал евангельской любви ко всем людям, и к злым, и к добрым, и к врагам, и к близким, который был открыт на земле Иисусом Христом, за людей пострадавшим. Богочеловеческая сущность личности и осознание человеком божественности своей души наиболее отчётливо проявляются именно в Любви.
«Он (Андрей Болконский. - О.П.) вспомнил, что у него теперь было новое счастье, и это счастье имело что-то такое общее с Евангелием. Потому-то он попросил Евангелие... Да, мне открылось новое счастье, неотъемлемое от человека. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мог только один Бог. Но как же Бог предписал этот закон? Почему сын? ... Да, любовь, но не та любовь, которая любит за что-нибудь. но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага (Анатоля Курагина. - О.П.) и всё-таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов
своих. Всё любить - любить Бога во всех проявлениях. Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Она есть сущность души... начало вечной любви. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Любовь? Что такое любовь? - думал он. - Любовь есть жизнь. Всё, всё, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Всё связано одною ею. Любовь есть Бог, и умереть - значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику.» [18. С. 58, 61, 63-64].
Любовь к врагу - христианский идеал, понятый Андреем Болконским лишь на грани жизни и смерти. В образе Анатоля Курагина сконцентрирован образ ближнего, также обретающий статус концептуальной универсалии, и смысл духовного акта прощения всех - христианского всепрощения. «Ближний» в личной духовной жизни человека, согласно Толстому, не дан, не задан изначально, а создаётся сложной душевной работой, опытом жизни и смерти, в итоге сознаётся как «сокровенная часть моей души» и чувствуется так, словно он не другой, а ты сам. Любовь к ближнему в дальнейшем предполагает общение, связь и со-единение - примирение - человека с человеком как величайшее таинство: сознание Бога в другом. Именно такая любовь, по убеждению Толстого, хотя бы намёком теплящаяся в каждой душе, неизбежно должна стать бытийной основой жизни, высшим законом бытия Человечества в Мире. Л.Н. Толстой предлагает собственную оригинальное, глубоко продуманное толкование наиболее трагичного момента евангельского сюжета Тайной вечери - предсказания Иисуса о предательстве Иуды (Иоанн 13, 4-38), вернее, известной картины Н. Ге «Тайная вечеря», необыкновенно точно передавая весьма сложный смысл христианской религии, выражая самую суть, дух христианства, достигая высочайшего понимания основной идеи учения Христа - Любви, проявляющейся даже (и особенно!) в миг тяжелейшего предательства.
«И тогда только уразумел Симон-Пётр и другие. что сделал Иисус. Тогда только поняли они, что всею жизнью Своей показывая им пример любви к ближним, Он теперь дал пример им - любви к врагу: Он до последней минуты любил, жалел Иуду, врага Своего, призывая его к Себе, и, несмотря на нераскаянность его, всё-таки спас от гнева учеников» [19. С. 143].
Приведённый выше фрагмент «Войны и мира» отражает толстовское переосмысление архетипической традиции Христа-Спасителя: в душе Андрея прощение врага сливается с божеской любовью и всепрощением; расторгнутое единство, утраченная внутренняя целостность Человека и Мира, постепенно восстанавливается.
Отсутствие любви в жизни приводит к разрушению её универсальной целостности, уходит полнота связи между Человеком и Человечеством и, более того, между Человеком и Миром. В приведённом выше фрагменте текста «Войны и мира» находим два взаимосвязанных толкования Андреем Любви: «Любовь есть Жизнь» и «Любовь есть Бог». Так как живой Бог есть «целое», а душа Андрея (человеческая душа) - «часть целого», то со смертью часть возвращается к Целому. Происходит необходимое, по учению Христа, достижение совершенства: слияние Божеской сущности, находящейся в душе каждого человека, с волей Бога - соединение Сына с Отцом. После смерти продолжается жизнь духовного «Я», наступает «сопряжение» (в толстовском смысле) с Богом, к которому человек стремится всю жизнь. Смерть, таким образом, понимается Толстым и его героем как рождение в жизнь вечную посредством любви, поэтому она не исключает жизни. В данном случае, применительно к образу Андрея Болконского и выраженному автором через него единству Человека и Божественного Абсолюта, интересно вспомнить воздействие на русскую литературу архетипа «блудного сына» - древнейшей символической идеи вечного возвращения сына к отцу, «возвращения на круги своя». Прохождение героя Толстого через испытание неизменно влечёт за собой последующее возвращение к истоку - Богу, духовное возрождение («воскресение»). Вспомним библейскую цитату: «Бог есть любовь, и каждый, пребывающий в любви, пребывает в Боге, и Бог - в нём» (Первое посл. Иоанна, гл. 4).
В данном случае стоит отметить культурно-генетическую преемственность. Толстовское толкование Любви и вера в спасение человека и преображение человечества воссоединением любовью предвосхищают идею Всеединства, развитую впоследствии и сформированную в целостную концепцию русскими софиологами конца XIX - начала XX в. (В.С. Соловьёв, П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, С. и Е. Трубецкие, Н.А. Бердяев, В. Иванов, Л. Шестов, В.Ф. Эрн, Б.П. Вышеславцев, Л.П. Карсавин и др.); предсказывают важнейшие направления движения русской религиозно-философской мысли, открытие тесно связанных понятий, выработанных духовным опытом русской культуры - Всеединства, Софийности, Богочеловечества, Соборности, составивших содержание русской идеи, охвативших духовный потенциал русской культуры ХХ в., выразивших национальную специфику её онтологии.
Если вспомнить, что центральной проблемой софиологии (философии всеединства) является взаимосвязь между Богом и Миром, и обратить внимание на решение вопроса соборности личности, трактовавшейся в русской философской традиции как способность и стремление каждого человека вобрать в себя всечеловеческий опыт, то можно обнаружить важнейшие точки соприкосновения с религиозностью эпоса Л.Н. Толстого; внутренний монолог Андрея Болконского, приведённый выше, особенно показателен. Центр всеединства как бытийно-мифологического первообраза и искомого состояния Мира составляет один из древнейших
архетипов, «эйдосов» культуры - София (Премудрость Божия, Мировая Душа), истоки которого уходят в глубину веков - к текстам Ветхого Завета, философским построениям Парменида, Платона, Плотина, немецкой мистике. Развивая софийную проблематику, раскрывая учение о Божественной Премудрости наиболее полно, русские софиологи придерживаются понимания изначальной софийности Мира, выдвигают мысль о всеединстве - признании Бога абсолютным началом и целью мирового развития и отмечают, что высшая Любовь суть Любовь Божественная, при которой человек предстаёт как цельное существо.
С.Н. Булгаков даёт Софии следующее толкование: «Бог есть Любовь, которая составляет не качество или свойство, но само существо Божие. И в этой Божественной Любви каждая ипостась, отдавая себя в Любви, находит себя в других ипостасях, осуществляет единое Божество. началом путей Божьих является святая София. Она есть Любовь Любви... София присутствует в мире как его основа... Ибо вне Софии мира не существует. То, что в нём подлинно есть или что скрепляет его бытие в небытии, именно и есть София. в своём космическом лике София есть Мировая Душа, т.е. начало, связующее и организующее мировую множественность. Она есть универсальная инстинктивно-бессознательная или сверхсознательная Душа Мира... универсальная связь мира, одновременно идеальная и реальная, живое единство мыслимости и бытия. София как всеединство. содержит в себе всё в высшем слиянии. Уразуметь это всеединство - значит постигнуть мир в Софии...» [21. С. 185-186, 194-197, 202].
В романе «Анна Каренина» смысловой этической доминантой становится концепт «Добро», включающий смысловое соотношение Любовь - Бог - Жизнь.
«Выйдя из детской и оставшись один, Левин тот час же опять вспомнил ту мысль, в которой было что-то неясно. и, облокотившись на перила, стал смотреть на небо. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звёзд и на проходящий в середине его Млечный путь с его разветвлением. “Да, одно очевидное, несомненное проявление божества - это законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединён с другими людьми в одно общество верующих. Я спрашиваю об отношении к божеству всех разнообразных верований всего человечества. Я спрашиваю об общем проявлении Бога для всего мира. Что же я делаю? Мне лично, моему сердцу открыто, несомненно, знание, непостижимое разумом, а я упорно хочу разумом и словами выразить это знание. жизнь моя теперь, вся моя жизнь... каждая минута её - не только не бессмысленна, какою была прежде, но имеет несомненный смыл добра, который я властен вложить в неё!”» [14. С. 398-400].
Фрагмент размышлений Левина показателен в плане утверждения значительности Человека, его укоренённости в Бытии и участия в сотворении Мира; жизненный земной путь и духовное развитие героя Толстого - важнейшие и совершенно необходимые части Целого, органического единства Мира. Добро - символ преображения и возрождения человечества и Мира - потому выводит толстовского героя (Левина) за рамки эмпирического, обыденного, что в нём сказывается присутствие Абсолюта, оно суть явление Духа в человека, следствие включённости в Бытие. Потому Толстому-антропологу в добре открываются божественная суть и возможность изменения, спасения и преображения Мира, тайна всеобщей любви - всеединства, имеющего одновременно личностный и трансцендентальный статус. Добро и Любовь - законы существования и развития, совершенствования Мира; основополагающие онтологические начала, организующие жизнь, - по воле Бога реализуются в человеке. В сознании Левина добро превращается в универсальный принцип жизнеустроения, побуждающий человека служить ближнему, всему человечеству, Богу; выступает в виде устремлённости героя к обретению красоты и гармонии Бытия.
Концепт «Путь» - «путь к истине», «жизненный путь», «духовные искания», «жизненные испытания», «странничество», «нравственное развитие» - в эпосе Толстого постепенно становится доминирующим, выдвигается в центр. Христианский идеал только тогда является идеалом, когда возможность стремления и приближения к нему, душевная работа -бесконечна.
«. Блудный сын, потерянная и опять найденная монета дороже, любимее Богом тех, которые не пропадали. исполнение учения - только в движении по указанному пути .»;
«Всякий человек в своей жизни находится по отношению к истине в положении путника.»;
«Истина не только указывает путь жизни человеческой, но открывает тот единственный путь, по которому может идти жизнь человеческая.» [11. С. 41, 280-281].
Принципиально важно, что путь к Богу - Добру, Любви, Истине, Жизни во всех произведениях эпического мира Толстого остаётся открытым. Смысл человеческой жизни, понимаемой как Путь, духовное восхождение к истине и Богу, состоит, согласно Толстому, именно в самом прохождении Пути, в безостановочном внутреннем развитии души, в процессе самотворения, жизнестроения, и, следовательно, бесконечного совершенствования. Вспомним открытый финал романа «Воскресение», где отчётливо выражается вера автора в жизнь и духовное возрождение главного героя, «воскресение»: читая Евангелие, Нехлюдов проникается христианскими истинами, понимая, что жить нужно по-божески.
«Я есмь путь, жизнь и истина - по словам своим он (Христос. -О.П.) дал нам истинный путь жизни, взамен того ложного пути жизни личной, по которому мы шли прежде», - приводит Толстой евангельское изречение [20. С. 356]. Если бы Он был только «истиной», обозначилась бы недостижимость Бога для человеческой души, пребывающей вне истины; но явно подчёркивается доступность пути жизни к истине, представленная в динамике самосовершенствования. Человек, находящийся между разными гранями Бытия: добром и злом, землёй и небом, войной и миром, любовью и ненавистью, временем и вечностью, - всегда на пути к Истине, в стремлении к добру, гармонии, совершенству; такова мировоззренческая установка творца эпоса. Душевный универсум героя воссоздаётся как совокупность многих, часто абсолютно противоположных, но соотносимых качеств; строится по принципу антиномии. Эпическое повествование призвано раскрыть жизнь Души, показать жизненный путь человека как развитие, путь духовных устремлений, процесс преображения личности, что обусловило особую поэтику психологизма Толстого.
Л.Н. Толстой стремился всесторонне осмыслить свой личный путь к истине, вере, своё приобщение к Богу на протяжении всего творческого пути. В наибольшей степени это отражено в цикле поздних религиознофилософских произведений («Исповедь», «Царство Божие внутри Вас» и др.), где прослеживается «внутренняя работа» русского мыслителя, показан тот процесс, посредством которого для Толстого стало возможным «открытие сущности христианства», понимание его истинного смысла.
Принципиально важно отметить теснейшую связь религиозной концепции личности Л.Н. Толстого с философией глубинного человековедения ведущих мыслителей его эпохи. Этот момент помогает понять статья Н.В. Гоголя «Христианин идёт вперёд», где автор пишет о необходимости бесконечного внутреннего движения и развития истинного христианина: «Для христианина нет окончательного курса, он вечно ученик, . где для других предел совершенства, там для него оно только начинается. весь мир для него учитель, и вся Вселенная перед ним становится как одна открытая книга» [22. С. 50-53]. Антропологические взгляды В. А. Жуковского, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова и Л.Н. Толстого, далее русских религиозных философов объединены в концептуальную мировоззренческую целостность русской культуры эпохи классики идеей духовного восхождения личности, всеобщим пониманием христианской истины как процесса, движения, динамики душевного развития, которое должно быть непрерывным. «Путь жизни» - называется одна из последних религиозно-философских книг Л.Н. Толстого.
Литература
1. Болотнова Н.С. Филологический анализ текста. Томск: Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2006. 631 с.
2. Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия (1820-1840-е годы). Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001.
3. Захаров В.В. Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. ун-та, 1994. С. 5-11.
4. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М.: Academia, 1997. С. 280-287.
5. Толстой Н.И. Избранные труды. Т. 1. Славянская лексикология и семасиология. М.: Языки русской культуры, 1997. 520 с.
6. Толстой Н.И. Избранные труды. Т. 3. Очерки по славянскому языкознанию. М.: Языки русской культуры, 1999. 462 с.
7. Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Первый век христианства на Руси. М.: Языки русской культуры, 1995. 874 с.
8. Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 3. Общее и славянское языкознание. М.: Языки русской культуры, 1997. 800 с.
9. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2001. 989 с.
10. Толстой Л.Н. Соединение и перевод четырёх Евангелий // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 24.
11. Толстой Л.Н. Царство Божие внутри вас // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 28.
12. Толстой Л.Н. Круг чтения // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964.
13. Толстой Л.Н. Путь жизни // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 45.
14. Толстой Л.Н. Анна Каренина // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 19.
15. Толстой Л.Н. Исповедь // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 23.
16. Толстой Л.Н. Смерть Ивана Ильича // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 26.
17. Толстой Л.Н. Отец Сергий // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 31.
18. Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 12.
19. Толстой Л.Н. К картине Ге (Тайная вечеря) // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 25.
20. Толстой Л.Н. В чём моя вера? // Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. М.: Гос. изд-во худ. лит. (юбилейное издание), 1937-1964. Т. 23.
21. Булгаков С.Н. Свет невечерний. М.: Республика, 1994. 415 с.
22. Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9 т. М.: Русская книга, 1994. Т. 6.
THE EVANGELIC TEXT OF THE RUSSIAN CULTURE. RELIGIOUS FOUNDATION OF TOLSTIY’S EPOS Panova O.B.
Summary. The notion of «the evangelic text» of the Russian culture is grounded. «The evangelic text» of Tolstoy’s epic world based on the concept unity {Man - God - Life - Death - Love -Kindness - Way} is observed. The language of epic narration expresses initially religious, Christian essence of the Russian culture with its idea of all-unity.
Key words: Russian literature, «the evangelic text», philological analysis of the text, concept universal, epos, epic narration, Christian basis of the Russian culture.
