CC BY
118
Н. Н. СТАРЫГИНА
Марийский государственный педагогический институт
ЕВАНГЕЛЬСКИЙ ФОН (СМЫСЛОВОЙ И СТИЛИСТИЧЕСКИЙ) В РОМАНЕ Н. С. ЛЕСКОВА «НА НОЖАХ»
Нравственно-религиозное по своему характеру русское искусство XIX века1, решая художественные задачи, использует особый язык символов, выработанных в течение тысячелетнего развития христианства на Руси, язык, вошедший в обиход широчайших масс. Даже атеистическое сознание впитало образную культуру христианства, активно обращаясь к вечным темам и сюжетам. Язык символов наполняется реальностью нового времени, за которой он не всегда различим. Но без проникновения в содержание христианских символов трудно осмыслить глубину идейно-эстетических исканий русских классиков. Убеждает в этом и опыт «полемического» (П. Анненков) или «антинигилистического» романа прошлого века, в частности, романа Н. С. Лескова «На ножах» (1870-1871).
Содержание произведения и его эстетическое своеобразие обусловлены тем, как развивается главная, «вечная» тема борьбы добра и зла, света и тьмы, небесного и земного. В лесковском повествовании словно выстраиваются два ряда нравственно-эстетических представлений, свойственных русской духовности, делящих мир на две стихии - «удел света и удел мрака»2. В соответствии с этим организовано художественное пространство романа «На ножах»: в нем последовательно проводится противопоставление добра и зла, света и тьмы, тишины и хаоса, души и тела. Здесь Н. С. Лесков, христианский писатель, сознательно идет от Библии. В тексте романа постоянны высказывания,
1 Известна мысль русского философа: «В России нравственный элемент всегда преобладал над интеллектуальным», «русская литература всегда будет носить моральный характер, более чем все литературы мира, и скрыто - религиозный характер» (Бердяев Н. Русская идея // Русская литература. 1990. № 2. С. 93, 96).
2 Аверинцев С. Византия и Русь: два типа духовности // Новый мир. 1988. № 9. С. 234. 222
цитаты, реминисценции, образы и сюжеты Библии, выявляющие это вечное противостояние. Так, например, своеобразным обрамлением в романе является история Каина и Авеля. Отец Евангел, рассуждая о «человеческой злобе» и доброте (9, 77)3, вспоминает ее: «Первый город на земле сгородил Каин; он первый и брата убил» (9, 77) - и заключает: «[...] и кроткие наследят землю» (9, 77), перефразируя евангельское «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Матф. V, 5). Далее эта этическая антитеза «добро и зло» наполняется конкретно-именным содержанием: Бог - дьявол. Герой романа майор Форов перебил отца Евангела: «А в саду дьявол убедил человека не слушаться более Бога» (9, 77). «Да, это в Эдемском саду: но зато в Гефсиманском саду случилось другое: там Бог сам себя предал страданьям» (9, 77), - продолжил отец Евангел. Таким образом тема добра и зла получает изначально традиционное библейское наполнение: Бог - человек - дьявол. Причем воспроизведенная в конце романа история Каина и Авеля в своеобразной народно-легендарной интерпретации как бы подчеркивает свойственное христианскому мышлению понимание добра и зла как категорий безотносительных: «... звезда все видит, она видела, как Кавель Кавеля убил... звезда все над Кавелем плыла, богу злодея показывала» (9, 319).
Приведенные примеры уже позволяют увидеть своеобразие поэтики романа «На ножах»: ее условно можно определить как знаковую, то есть в произведении
целенаправленно «обозначаются» миры добра и зла.
В самом начале романа Н. С. Лесков образом мученицы и праведницы Флоры утверждает высокую нравственно-эстетическую норму, являющуюся в дальнейшем повествовании своеобразной точкой отсчета, своего рода критерием истины: «На бедную Флору смотрели жадно и со вниманием, и она, доселе по общему признанию считавшаяся некрасивою, к удивлению, не только никому отнюдь не казалась дурною, но напротив, кроткое, бледное, с легким золотистым подцветом лицо ее и ее черные, глубокие глаза, направленные на одну точку открытых врат алтаря, были найдены даже прекрасными» (8, 106). По словам отца Гермогена, духовника Флоры, «она просияла» (8, 106). Явно подчеркивается сияющая, неземная, духовная красота Флоры. «Просияла» кроткая и страдающая душа героини, словно прорвавшись сквозь свою телесную, земную оболочку. «Неземная» суть Флоры выявляется в романе и приемом «ангелизирования» героини: в восприятии ее немой дочери Веры,
3 Здесь и в дальнейшем цитирую роман Н. С. Лескова «На ножах» по изданию: Лесков Н. С. Собр. соч.: В 12 т. Т. 8, 9. М., 1989. 223
Александры Синтяниной она - ангел (см., например, 8, 436, 439). В образе Флоры соединены три сквозных понятия лесковского романа: добро, свет, красота. В нем же отчетливо запечатлелось типичное для христианства разграничение духовного («сердечного») и телесного.
Образ Флоры постоянно присутствует в произведении, хотя героиня как действующее лицо романа появляется лишь в самом начале. И отношение к Флоре окружающих - своего рода лакмусовая бумажка, с помощью которой выявляется их нравственное существо, что позволяет автору противопоставить два мира: людей праведных и неправедных, добрых и злых, «пустых и вздорных» и «умных и честных, без которых, по Писанию, не стоит ни один город» (8, 105).
В соответствии с евангельской традицией: «всякий, делающий злое, ненавидит свет» (Иоан. III, 19) - Лесков обозначает как «светлые» и «темные» две противоборствующие силы, конфликт между которыми составляет сюжет романа. С этой целью в повествовании даны соответствующие словесные портреты героев. Во внешнем облике генеральши Синтяниной подчеркнуты душевное здоровье и сила, спокойствие, твердость и решительность: «Все свежее лицо ее дышит здоровьем, а в больших серых глазах ясное спокойствие души. Она не блондинка, но всем кажется блондинкою [...] В лице ее есть постоянно некоторая тень иронии, но ни одной черты, выражающей злобу. Походка ее плавна, все движения спокойны, тверды и решительны» (8, 113). Напротив, во внешности Павла Горданова автор выявляет скрытое беспокойство, постоянно владевшее героем, ощущение тревоги, с ним связанное; подчеркивает общее впечатление дисгармонии в его фигуре; постепенно сгущает зловещий мрак вокруг Горданова: у него, например, «бархатный взгляд, обдававший трауром» (8, 135).
В противостояние «светлых» и «темных» сил романа втягивается природа. Светлый простор окружает добрых героев Лескова, тьма обволакивает злых. До известия о приезде Иосафа Висленева и Горданова Форовы, генеральша, Лариса, Подозеров встречаются в саду: май месяц, «четыре часа спустя после жаркого полудня» (8, 118), «река, широкая беспредельная зеленая степь, над которою в синеве неба дотаивало одинокое облачко» (8, 118). Когда же появляются Горданов и Висленев, все в природе меняется: «на дворе уже совсем смерклось и тучилось» (8, 143). Утро, наступившее после приезда этих героев, будто таит в себе ночную тьму: «После ночи, которою заключился вчерашний день встреч, свиданий, знакомств, переговоров и условий, утро встало неласковое, ветреное, суровое и
изменчивое» (8, 180).
224
Во мраке ночи задумывают и осуществляют свои замыслы «герои тьмы». Борьба света и тьмы как бы сопровождает борьбу в душе Иосафа, решившего обокрасть Горданова: «По полу, через всю переднюю, лежала чуть заметная полоса слабого света и ползла через открытую дверь в темный кабинет и здесь терялась во тьме» (8, 158 и далее - 160, 161). Из темноты, в роковую полночь появляется Глафира Бодростина: «Коридор был освещен, но в комнатах стояла непроглядная темень. -Кто здесь? - громко крикнул Горданов [...]. - Это я, - отвечал ему из темноты тихий, но звучный голос» (8, 164). Темнота обволакивает героиню, одетую во все черное.
Обращает на себя внимание авторское обозначение мира зла в заглавиях частей и глав романа. Пятая часть, в которой речь идет о Висленеве, Горданове, Глафире, названа вполне определенно: «Темные силы». В общий символический контекст романа включаются и такие заголовки: «Бездна призывает бездну», «Не перед добром», «Под крылом у темной ночи», «Черный день», «Черная немочь», «В черном цвете».
Сами герои романа «На ножах» ощущают себя «темными силами». Висленев рассуждает: «черт знает, как нас называть? [...] мы... мы какие-то темные силы, из которых неведомо что выйдет» (9, 127). Но, согласно древним этическим представлениям, тьма рождает зло, в христианской мифологии зло персонифицируется в образах темных сил: бесы, черти, демоны... Тема бесовства органично входит в роман «На ножах», развиваясь в системе символов, ключевых слов и др., разбросанных по тексту. Наиболее полно эта система «знаков» реализуется в образе Павла Горданова. «Демон» (8, 158; 9, 14, 216, 235), «темный человек» (9, 165), «шишимора» (8, 113) - так характеризуют его окружающие. Сам герой ощущает в себе бесовское начало: «Он чувствовал, что он становится теперь какой-то припадочный... им овладевает бес» (8, 230).
Горданов одержим злым духом, он отделен от Бога, лишен веры в Бога и человека. «Отделение от Божества, т. е. от полноты Добра, есть зло, и, действуя на основании этого зла, мы можем делать только дурное дело»4. А «человек, который на своем нравственном недуге, на своей злобе и безумии основывает свое право действовать и переделывать мир по-своему, такой человек... по самому существу своему есть убийца; он неизбежно будет насиловать и губить других, и сам неизбежно погибнет от насилия»5. Горданов и есть убийца: он убил в самом себе все
4 Соловьев В. С. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М., 1990. С. 188.
5 Там же. С. 185.
225
человеческое, он убил Бодростина, Ларису, погубил Иосафа, Катерину Форову; вокруг Горданова и в нем самом - зло и мрак, безнравственность и жестокость, проистекающие, по мысли Лескова, от безбожия.
С темой бесовства связан в романе мотив сумасшествия, безумия. Безумен в своих планах Горданов (8, 283, 292, 419), безумны Глафира и Иосаф (8, 280, 337, 429). Мотив безумия получает в романе христианское обоснование: безумие от злого духа. Героиня романа, Лариса Висленева, говорит: «Во мне бушует Саул при приближении Давида» (9, 315). В Первой книге царств (XVI, 14-23; XVIII, 6-30; XIX, 1-17) говорится, что даже при упоминании имени Давида злой дух приводил в бешенство Саула. Эта же мысль звучит в уже приводимой цитате (см.: 8, 230).
Тема бесовства в романе «На ножах» оборачивается темой маскарада, игры, маски. В начале произведения эта тема заявлена в диалоге Висленева и Горданова:
«ты интригуешь, точно в маскараде» (8, 142). Жизнь людей Горданов воспринимает как игру, участники которой в масках (8, 147). Но Лескову важно прежде всего показать, что именно «темные» герои играют в жизни роли, они предстают оборотнями, маски и внутренняя суть героев не совпадают.
Массу ролей сыграл в своей жизни Иосаф Висленев. В молодости это была роль нигилиста-литератора (8, 239-241). «Продолжительным кривляньем» (8, 240) назван этот период жизни Иосафа. Далее герой играет роль «Алинкина мужа», в родной город он приезжает в качестве «маски для предстоящих дел разного рода» (8, 303). Путешествуя с Глафирой, Иосаф разыгрывает роль спирита (часть 5, глава 9). В Россию он возвращается в маске: «что это за маскарад? Для чего это вы изволили окраситься в эту вороную масть и расписали себе родимыми бородавками фронтон?» (9, 150). Последняя роль Висленева - роль сумасшедшего, которую он исполняет настолько успешно, что его и признают таковым (9, 378).
Актрисой в жизни была Глафира Бодростина. Горданов совершенно справедливо говорит о ней: «Она всем сумела бы быть» (8, 138). Роль Глаши Акатовой сменилась ролью Глафиры Васильевны Бодростиной: «И как она в свою роль вошла! говорят, совсем природная дюшесса, герцогиня» (8, 138). В момент завязки сюжета героиня вступает в новую игру: «Игра начинается большая и опасная!» (8, 206). Она искусно ведет свою роль, меняя маски в мизансценах: по-разному Глафира играет, имея партнерами мужа, Горданова, Ропшина, Висленева, Водопьянова, Форовых, Синтянину. Игра ее настолько вдохновенна, что только нравственно чуткие люди ощущают фальшь в 226
поведении Глафиры. Так не удалась героине роль спиритки, которую она хотела разыграть перед Водопьяновым (8, 403). Александра Синтянина поняла, что Глафира играет с людьми: «все это у нее выходило так натурально, что хотелось любоваться этою артистическою игрой» (9, 262).
«Темные» герои романа расстаются со своими масками, лишь оставаясь наедине с собой. Только однажды Глафира и Иосаф были искренни друг с другом: «Оба вдруг сняли свои маски» (9, 128). Тема маскарада, прием маски позволяют Лескову выявить бездуховность и неискренность «темных» людей: у них не судьбы, а роли, не лица, а маски. Это оборотни, живущие в ожидании «лукавых дней» (9, 132), «неведомые силы незримого мира» (9, 139). В образах Горданова, Глафиры Бодростиной, Иосафа Висленева художественно реализуется евангельское утверждение: «злой человек из злого сокровища выносит злое» (Матф. XII, 35), иными словами - идея «расчеловечивания» человека, всегда волновавшая Лескова.
Тема маскарада многовариантна в романе «На ножах». Одним из постоянно звучащих мотивов в нем является мотив «жизнь - игра»: игра в карты (8, 206, 220, 223, 238, 242), игра в шахматы (8, 241, 248, 256), игра на бирже (8, 255), игра в сражение (8, 263, 267), детская игра (8, 273, 407; 9, 378-379). Жизнь - игра, а ставка в ней - человек. Так воспринимают жизнь «темные» герои романа Лескова. Этому восприятию жизни противопоставлено серьезное к ней отношение «светлых» героев романа, символически выраженное в мотиве «чаши жизни», проходящем через все повествование. На первых страницах произведения этот мотив появляется в неточно воспроизведенных словах молитвы Иисуса Христа в Гефсиманском саду в ночь накануне казни: «да мимо меня идет чаша сия» (8, 112; Матф. XXVI, 39). Этот мотив звучит в письме-исповеди Александры Синтяниной (8, 430), причем здесь он осложняется евангельским осмыслением жизни как «иго, которое благо, и бремя, которое легко» (Матф. XI, 30).
Мотив «чаши жизни» связан в романе с мотивом «страшного суда»: «дня
смертного и дня страшного суда, на котором обнажатся все совести и обнаружатся все помышления» (8, 433).
Силам тьмы Лесков противопоставил в своем произведении героев, которые образуют царство света и добра. Нельзя не отметить, что писатель стремится создать полноценные образы положительных героев, могущих противоборствовать злу. Он верит в конечное торжество высокого христианского идеала жизни, что и определяет такую черту его художественного мышления, как оптимизм. С образами «светлых» героев романа связаны важнейшие идеи христианско-этической концепции
227
Лескова: идея нравственного совершенствования человека и идея жертвенного служения людям, добра и милосердия.
Образы «светлых» героев романа «ангелизированы» и идеализированы. Создавая их, Лесков своеобразно использует мотив двойничества: каждый положительный герой романа является «вариантом» какого-либо образа мировой культуры. Дон Кихот и вечный странник (8, 204) - майор Форов. Сестра милосердия - Катерина Форова. «Чудак ли, шут или ясновидящий» (9, 268) - Светозар Водопьянов. Святая праведница - Александра Синтянина (ее образ создан Лесковым с использованием традиций житийной литературы).
Судьбы лесковских героев приобретают символический и общечеловеческий смысл и воспринимаются в своих «извечных» вариантах благодаря также библейскому фону романа «На ножах». Лесков широко вводит в повествование библейские образы и сюжеты, цитаты и реминисценции, которые переводят конкретные ситуации в сферу общечеловеческих проблем. Например, в контексте романа символически воспринимаются «гравюры и литографии», развешанные по стенам в кабинете Иосафа Висленева. Между ними «самое видное место занимают Ревекка с овцами у колодца; Лаван, обыскивающий походный шатер Рахили, укравшей его богов» (8, 114). Как любой символ, эти библейские образы могут быть осмыслены многозначно. Мотив «поиски жены» (Ревекка встречается с рабом Исаака, посланным на поиски жены для своего господина) прослеживается во взаимоотношениях героев романа: Горданов - Глафира - Лариса; Висленев -Александра - Глафира; Подозеров - Лариса - Александра. Сюжет и образы легенды о Лаване, оставшемся без идолов, также вызывают определенные аналогии: Иосаф, обнаруживающий «полное презрение к преданиям» (8, 136); Лариса, утратившая веру своих родителей и не обретшая новой веры; судьбы Горданова, Глафиры, Алины оказались изломанными, возможно, потому, что были «похищены боги».
Активно обращается к библейским сюжетам Лесков, создавая образы своих героинь: в романе появляются образы Фамари (8, 149), Марфы и Марии (8, 213), Иудифи (8, 432), Агари (9, 15), Лии и Рахили (9, 202), Иродиады (9, 333). Они позволяют глубже проникнуть в женские характеры, благодаря им в тексте возникает ситуация «литературного ожидания». Но важнее всего то, что библейские образы как бы предлагают увидеть судьбы лесковских героинь в контексте вечной жизни человечества и общих для всех тем и проблем любви, нравственного выбора, ответственности людей друг за друга.
Один из самых емких библейских образов для Лескова - образ жены-мироносицы. Им писатель пользуется, создавая характеры
228
праведниц Катерины Форовой и Александры Синтяниной. С женщиной-христианкой связывает Лесков свою веру в укрепление нравственных идеалов в
жизни. Такое понимание роли и назначения женщины разделяют и герои романа: «Женщины - это прелесть! Они наши мироносицы: без их слез этот злой мир заскоруз бы-с!» (9, 67). Образы жен-мироносиц в христианстве символизируют верность и преданность, они воплощают понимание любви как взаимной жертвы. В лесковском произведении этот мотив любви как взаимной жертвы подкрепляется неточной цитатой из Послания к Галатам св. ап. Павла: «Нет-с, а вы тяготы друг друга носите, так и исполните закон Христов» (9, 78) (Ср.: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов», VI, 2).
Лесковские «светлые» герои - люди веры, они «творят жизнь» и производят «нравственное действие в мире»6. Они «пламенеют желанием добра» (Н. В. Гоголь) и исповедуют религию добрых дел. В этом состоянии души - красота мира лесковских героев. В этом для писателя - залог духовного прозрения и нравственного исцеления России.
Создавая свой «полемический» роман, Лесков жил ощущением того, что Россия больна, что Россия - на краю пропасти. Писатель создает страшную, фантасмагорическую картину жизни преступного общества, в котором разрушается все святое и творятся кровавые дела. Тревожные и грозные образы-символы «на ножах», грозы, пожара (огня) помогают Лескову передать состояние общества, каким оно ему видится. В этой картине немаловажную роль играет образ обрыва, который интерпретируется и как пропасть, лежащая между добром и злом (ср.: Лук. XVI, 26), и как бездна, поглощающая бесовские силы (ср.: Матф. VIII, 32). Вероятно, поэтому мотив обрыва в лесковском романе переплетается с темой грядущего «Христова царства». Россия на краю бездны, но это «пролог чего-то большого, что неотразимо должно наступить» (9, 403). Светозар Водопьянов пророчествует:
«Иезекииль с Исаией пророком слышали, когда придет Христово царство.
- Оно же пришло: мы христиане.
- Нет, нет, тогда «все раскуют мечи на орала и копья на серпы». Нет, это не пришло еще.
- И не придет.
- Придет, придет, придет, люди станут умнее и будут добрее, и это придет» (8, 361).
6 Соловьев В. С. Указ. соч. С. 178, 170.
229
Пропасть можно перейти, если сохранить в себе человека (существует апокрифическая легенда: два человека при рождении получили одинаковые кресты. Один нес свой крест достойно. Другой укоротил его, чтобы легче было идти. Но однажды путь им преградила пропасть. Сохранивший свой крест перекинул его через пропасть и перешел ее. Укоротивший свой крест не смог этого сделать и погиб). Лесков и стремится убедить своего читателя в том, что «не все валы сердиты и не все и нахлестывают, а есть и такие, которые выносят» (8, 210). «Темным» силам в романе «На ножах» противостоит светлая Русь и добрые люди, живущие по «закону Христову».
Роман «На ножах» был остросовременным, спор о добре и зле спроецирован в реальную жизнь, противостояние света и тьмы приобретало социально-политический смысл. Но библейский фон романа (мотивы и сюжеты, образы и символы, цитаты и реминисценции) конкретно-историческую ситуацию переводил в область вечных философско-этических проблем. Иными словами, бурная полемика о путях развития России, столь явно высвеченная в лесковском романе, является в
итоге лишь одной гранью философско-этического спора о смысле человеческой
жизни, который и определяет глубину содержания романа «На ножах».
230
