CC BY
35
Философские науки
ЭТНОСУБЪЕКТНОСТЬ: ПОЛИТИКО-ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Э.Т. Майборода
ETHNIC SUBJECTIVENESS: POLITICAL-LEGAL ASPECTS OF RESEARCH
Maiboroda E.T.
The paper is devoted to the political-legal analysis of the ethnic subjectiveness conception. On the basis of methodological synthesis the modern theories of ethnic federalism, ethnic subjectiveness and collective rights of a person of the 3d generation are analyzed. The author substantiates the importance of the problem for ethnic processes effective management at federal and regional levels.
Работа посвящена политико-правовому анализу концепции этносубъектности. В статье на основе методологического синтеза проанализировано современное состояние теорий понимания сущности этнического федерализма, этносубъектности и коллективных прав человека третьего поколения. Автором обоснована важность осознания данной проблематики для эффективного управления этническими процессами как на федеральном, так и на региональном уровнях.
УДК 323.1
В современном мире юридическое основание государственности (равно как и в современной теории понятия и происхождения государственной власти и государственного суверенитета) связывается с естественными правами человека. Причем внешний государственный суверенитет объясняется не как силовые внешнеполитические отношения, а как международно-правовые отношения, вытекающие из права народов или наций на политическое самоопределение. Права народов (наций) признаны современным международным правом как особые права человека, или «права третьего поколения». В частности, эти права зафиксированы в ст. 1 Устава ООН и ст. 1 Международного пакта о гражданских и политических правах (1).
Более того, в теории государства и права также положительным образом решается вопрос о наличии коллективных прав и прав этнических групп. Например, в рамках либертарной теории права и государства выделяется три государствообра-зующих элемента: субстанциональный (население), территориальный и институциональный (государственная власть) (2). Важнейшим элементом при этом признается субстанциональный, который раскрывается с использованием понятий этнос и суперэтнос. Тезис о государстве как форме существования этноса не означает, что государство - это непременно моноэтническое политическое образование, достаточно
часто существует и полиэтничная политическая форма.
Поскольку и в международном праве и в положениях Конституции РФ содержатся указания на наличие у этносов коллективных прав, возможно определение этнической правосубъектности. Предварительно необходимо отметить, что этносубъект-ность - явление несколько более широкое, нежели этническая правосубъектность. Эт-носубъектность означает возможность этноса выступать в качестве субъекта общественных отношений, а не только правоотношений. Но при этом такая возможность возникает только после обособления этноса, после определения его правового статуса (совокупности прав и юридических обязанностей реализуемых посредством консолидации и прямых или представительных демократических процедур). Поэтому можно говорить о том, что возникновению этно-субъектности предшествует определение этнической правосубъектности, которая также определяет границы и формы реализации этносубъектности.
Этническая правосубъектность - это способность политически или социокультурно обособленного этноса иметь, реализовать и приобретать права, создавать юридические обязанности, являясь субъектом коллективных прав и свобод.
Но, как правило, для того, чтобы приобрести правосубъектность, представители этнических групп должны объединиться в общественное объединение. В российском законодательстве подобная возможность предусмотрена Федеральным законом «О национально-культурной автономии». В рамках национально-культурной автономии значительно упрощается разработка предложений по вопросам национального развития, поскольку именно она является собственно выразителем интересов соответствующей этнической общности. Кроме того, она способна успешно взаимодействовать с государственными органами в области подготовки и реализации различных государственных программ. Будучи экстерриториальным формированием, национально-культурная
автономия, не ущемляя прав индивида и конституционных прав субъектов Российской Федерации, расширяет возможности в осуществлении государственной национальной политики на региональном уровне
(3).
Национально-культурная автономия существующим Законом определяется как общественное объединение граждан, относящих себя к определенным этническим общностям. Действуя на основе добровольной самоорганизации, такое объединение призвано участвовать в решении вопросов развития языка, образования и национальной культуры. При этом надо отметить, что право на учреждение национально-культурной автономии принадлежит в равной степени всем народам Российской Федерации, но наиболее актуально для национальных меньшинств.
Также среди законодательных актов, опирающихся на концепцию коллективных прав, необходимо отметить Федеральный закон «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом», представляющий юридическую основу деятельности органов государственной власти в области поддержки соотечественников за рубежом (4).
Не является противоречием Конституции РФ, и, что также важно, международным нормам наделение вновь созданных субъектов права коллективными правами (в современной науке достаточно полно определен вероятный каталог коллективных прав) и определенными элементарными обязанностями, не умаляющими личные индивидуальные права участников.
В настоящее время вопрос, являются ли этнические группы субъектами политики, и могут ли быть у этносов коллективные права, является спорным.
Противники этнического федерализма и концепции этносубъектности исходят из того, что реализация базовых гражданских прав снимает актуальность поисков механизма обеспечения прав какой бы то ни было группы. Например, А. Даниэль аргументирует этот постулат следующим об-
разом: необходимость прибегать к коллективным правам «для защиты некоторых бесспорных общественных и моральных ценностей» отсутствует, поскольку «существует фундаментальное и бесспорное право личности - право на защиту от дискриминации, и весь пафос этого права состоит в том, что людей нельзя объединять и дискриминировать по коллективному признаку» (5).
Далее высказывается мнение, что признание принципа правосубъектности этнической группы не просто бессмысленно в условиях гражданского общества, но и прямо антагонистично правам человека: «реализация этого принципа... принципиально несовместима с соблюдением индивидуальных прав» (6). Б. Цилевич указывает, что коллективное самоопределение этнической группы неизбежно связано с дискриминацией по этническому принципу, так как «иная форма реализации этого принципа просто невозможна» (7).
В. Филиппов утверждает, что политическое «самоопределение» этнической элиты, выступающей от имени некоторой этнокультурной общности, на той или иной территории неизбежно связано с узурпацией определенных преференций для членов «самоопределившейся группы». В противном случае самоопределение якобы теряет всякое целеполагание. Любые льготы и привилегии приобретают смысл только тогда, когда есть те или иные (в данном случае - этнические) контрагенты, которые этих льгот и привилегий лишены. Таким образом, провозглашение коллективных прав представителей одной этнической общности неизбежно влечет за собой ущемление прав представителей иных этнокультурных сообществ (8).
На бессубъектности группового этнического права настаивает А. Осипов. «Статистическое или символическое множество (этническая группа или население территории) не может рассматриваться как субъект права — нет субъекта ответственности... Идея односторонних, ничем не ограниченных действий от имени подобного множества - это идея революции, а логика революции и логика права плохо сочетаются друг с
другом» (9).
Как можно заметить, противники данного концепта исходят из представления о том, что, во-первых, коллективные права противоречат индивидуальным, а во-вторых, могут носить дискриминационный характер по отношению к отдельным индивидам. Подобное противопоставление носит во многом искусственный характер. Индивид не может быть носителем права на самоопределение этноса, право народа на сопротивление угнетению нуждается в коллективных действиях. В российской правовой науке к коллективным правам обычно относят права, основанные на солидарности, так называемые «права солидарности». В «права солидарности» традиционно включают следующие: право на развитие, на мир, на здоровую окружающую среду, а также право на коммуникацию (10). Разумеется, отдельный человек принимает участие в реализации таких прав, но это участие связано не с его личным статусом, а с его положением как члена какой-либо общности. Также группу прав и свобод человека третьего поколения включают такие права, как права ребенка, права трудящихся-мигрантов, права лиц, принадлежащих к национальным или этническим меньшинствам. Среди вышеперечисленных, такие права, как права коренных, малочисленных и находящихся под угрозой исчезновения народов, совершенно очевидно, также принадлежат к коллективным правам.
Далее, абсолютно неясно, почему, аргументируя невозможность выделения основанных на этничности коллективных прав, противники этой концепции указывают на опасность предоставления одной этнической группе больших прав, нежели другой. Это не только не вытекает из концепции этносубъектности, но напротив, противоречит ей.
С.В. Соколовский указывает на парадоксальность современной либеральной критики концепции коллективных прав. «...Противники идеи предоставления коллективных прав этническим сообществам утверждают, что предоставление этих прав
создает систему льгот и преференций, приводящую к установлению этнократических форм правления, возникновению этнических корпораций, апартеиду и т.п. Между тем, именно логика борьбы за коллективные права (необходимость которой как раз и вызвана непримиримостью позиции большинства и ощущаемой меньшинством угрозе его культурной самобытности) приводит к процессам этнической мобилизации и складыванию тех самых этнических корпораций, которые накануне мобилизации существовали в лучшем случае как политический проект. Инициированное жесткой позицией большинства, противостояние становится малоуправляемым и нередко приводит к установлению тех самых этнократических форм правления, против которых борются либеральные государственники» (11).
Сторонников концепции этно-субъектности (к которым относится и автор статьи) считают, что государствообразую-щая роль этноса дает основание для нового подхода к анализу национально-государственного устройства России, к современным федеративным отношениям. А. Жи-риков пишет: «Представляется правомерным рассматривать этносы в качестве субъектов политики и права, формирующих то или иное состояние общества и государственности» (12). И далее: «Воздействие этнических отношений на политическую стабильность связано с институализацией этноса как субъекта политики и права» (13).
Г. Тархан-Моурави отмечает: «То, что существуют коллективные права..., отрицать неправильно, скорее нужно говорить о приоритете или отношении коллективных прав и индивидуальных... Скажем, право на то, чтобы язык той или иной группы был государственным, - это, конечно, коллективное право, оно не противоречит никакому индивидуальному праву, и не обязательно между индивидуальным и коллективным правами есть противоречие» (14).
По мнению М. Губогло, «защита групповых прав, достигаемая за счет обеспечения официального статуса языкам титульных наций, преподавания языка своей национальности, доступа к радиовещанию и
средствам массовой информации, признания особенностей в религиозной жизни, бесспорно, дает носителям защищаемых языков, религий и культур ощущение уверенности в том, что на их этническую идентичность не будет посягательств, и что эта идентичность будет сохранена и защищена»
(15).
В России этническая правосубъектность еще в дореволюционный период была закреплена в законодательном порядке. Так называемые инородцы, как этнокультурные общности фактически рассматривались в качестве субъектов государственного права
(16). При этом они не выступали в качестве субъектов правоотношений, так как не обладали ни достаточной степенью политико-территориальной организации, ни экстерриториальной автономией, ни специальным национальным представительством. Более того, в этом не было особой нужды (по крайней мере, с точки зрения государства), так как в Российской империи в качестве субъектов этнических правоотношений выступали физические лица - подданные империи, классифицируемые в законодательстве по религиозной, территориальной и языковой принадлежности (17). В современных условиях подобный подход абсолютно не возможен, так как попытка связать статус лица с его этнической принадлежностью будет грубым нарушением прав и свобод человека. Поэтому встает вопрос о создании условий для формирования механизмов участия этнических групп в качестве субъектов права в этнических правоотношениях.
Главная задача власти - имеющимися в ее распоряжении правовыми средствами создавать «приемлемые» субъекты правового регулирования, опираясь, например, на Федеральный закон «О национально-культурной автономии» и др. правовые акты федерального уровня.
Что это за «приемлемые» субъекты? Во-первых, любые общества, общественные объединения и организации, объединяющие граждан по этническому, этнокультурному, национальному признаку. Создание подобных объединений позволит если не осуществлять правовое регулирование, то по
крайне мере, вести диалог с представителями данных объединений в случае возникновения конфликтогенной обстановки. Достаточно эффективно для проведения подобных диалогов создание национально-культурных автономий, также возможно выделение в качестве субъекта управления других форм обособления этносов.
Проблема состоит в том, что современная российская правовая доктрина в принципе не допускает эффективное управ-ляющее-правовое воздействие на отдельных участников этнических процессов. Наличие так называемых «естественных прав» не допускает включение субъекта управления в число субъектов права по этническому признаку. Правовая доктрина СССР пусть и негласно, на уровне лежащих в основе управляющего воздействия «внутренних» инструкций, фактически допускала подобную форму правоотношений, что во многом объясняет определенную эффективность советской национальной политики.
Более того, вызывает сомнения состав каталога личных, «неотчуждаемых» прав. Преувеличивается практическое значение для реализации прав и свобод личности федеральной монополии на их ограничение в нормативном порядке (в рамках судебного решения, не носящего нормативный, т.е. обязательный для всех характер, права и свободы ограничиваются на уровне районов и городов, например, лишение свободы по решению суда, в соответствии с УК и УПК РФ, есть ограничение права на свободу и личную неприкосновенность и т.д.).
Согласно господствующей в современном российском правоведении доктрине, недопустимо, даже временно, передавать регионам расширенные полномочия для решения внутренних проблем, нежелательно даже принимать отдельные федеральные акты, устанавливающие несколько отличные правила для отдельных регионов. Декларируется принцип симметричной федерации (на практике он постоянно нарушается), который с учетом характера разграничения полномочий между федерацией и субъектами закрепляет за
федеральным центром абсолютный приоритет в областях, требующих постоянного, вариативного (с учетом местного своеобразия) воздействия, например, в области миграционной политики, не оставляя регионам практически ничего. Это сопровождается бездействием законодательной ветви власти, не принимающей даже такого необходимого нормативного акта как закон о миграционной политике.
В разных регионах проблемы в области этнонациональных отношений порождаются различными факторами. Уже на уровне федеральных округов и тем более отдельных субъектов федерации заметно, что каждый регион имеет собственный круг проблем. Проблема, являющаяся насущной, настоятельно требующей урегулирования в одном регионе, может вообще не проявляться в другом. Вопросы государственного управления этнонацио-нальными процессами требуют оперативного решения. В этом смысле абсурдно будет выглядеть (и крайне медленно проистекать) процесс правового разрешения конкретных региональных проблем на уровне Государственной Думы РФ.
На этом фоне единственно обнадеживающим выглядит подписание федеративного договора с Чеченской республикой, что свидетельствует о положительной динамике в точке зрения федерального центра на состав и «симметрию» полномочий субъекта и, возможно, о пересмотре отношения к имевшей место в начале 90-х практике заключения отдельных федеративных договоров с проблемными регионами (в силу специфики государственной политики того времени ее обычно рассматривают в негативном ключе).
В принципе, для разрешения проблемы достаточно лишь реально, а не «на бумаге», позволить регионам реализовы-вать прописанную в Конституции возможность административно-правового регулирования. То есть вводить собственные императивные административно-правовые нормы. Для этого необходимо законодательно предусмотреть возможность ограничения отдельных прав и свобод, в опре-
деленном объеме, не в индивидуальном, а в нормативном порядке. К тому же временный характер мер позволит избежать изменения Конституции, и не будет вступать в противоречие с международными обязательствами России. Это не противоречит Конституции РФ, в ч. 3 ст. 55 допускающей ограничение прав и свобод в интересах безопасности государства (18).
Однако вышесказанное вступает в противоречие с установками доктрины «симметричной федерации» и доктрины приоритета и неотчуждаемости «естественных прав». Несмотря на то, что принцип «симметричной федерации» был закреплен в Конституции РФ 1993 г., он не изменил уже сложившееся положение во взаимоотношениях федерации и субъектов. Доктрина «симметричной федерации», выступая как модернизационный концепт, имеет ряд сторонников, выступающих с критикой этнического федерализма и отвергающих возможность существования у этнических общностей субъективных прав
(19). Например, такой авторитетный ученый, как В.А. Тишков, подверг критике законотворческую деятельность Государственной Думы РФ, опирающуюся на доктрину коллективных прав (ратификацию Государственной Думой Европейской рамочной конвенции о правах национальных меньшинств) и действия Правительства РФ по спасению косовских адыгов из зоны конфликта, назвав их «лоббистскими»
(20). Однако подобные «мероприятия» не только признаны допустимыми в международном праве, но также проводятся и другими государствами (например, в 90-е гг. Германией в отношении этнических немцев, проживающих на территории бывшего СССР).
ЛИТЕРАТУРА
1. Право быть человеком. Всемирная конференция по правам человека (Вена, 1993). - Минск, 1996. - С.
147-148.
2. Проблемы общей теории права и государства / Под. ред. В.С. Нерсесянца. -М., 2001. - С. 545.
3. См.: Федеральный закон РФ «О национально-культурной автономии» // Российская газета. -1996. - № 118. - 25 июня.
4. Федеральный закон РФ «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом // Собрание законодательства РФ. - 31.05.-1999. - N 22
5. Даниэль А. Выступление в дискуссии // Право народов на самоопределение: идея и воплощение. -М., 1997. - С.127.
6. Цилевич Б. Выступление в дискуссии // Право народов на самоопределение: идея и воплощение. -М., 1997. - С.114.
7. Цилевич Б. Выступление в дискуссии // Право народов на самоопределение: идея и воплощение. -М., 1997. - С.89.
8. Филиппов В.Р. Критика этнического федерализма. - М., 2003. - С.64.
9. Осипов А. Выступление в дискуссии / Филиппов
B.Р. Критика этнического федерализма. - М., 2003.-С. 90.
10. Воеводин Л.Д., Юридический статус личности в России. -М., 1997.
11. Соколовский С.В. Правосубъектность в международном праве // Этнометодология: проблемы, подходы, концепции: Сб. статей. - Вып. 4. - М., 1997. -
C. 69-70.
12. Жириков А.А. Политическая стабильность российского государства. (Этнополитический анализ). -М, 1996. - С.9.
13. Жириков А.А. Политическая стабильность российского государства. (Этнополитический анализ). -М., 1996. - С.13.
14. Тархан-Моурави Г. Выступление в дискуссии / Жириков А.А. Политическая стабильность российского государства. (Этнополитический анализ). - М., 1996.. - С.99.
15. Губогло М.Н. Федерализм власти и власть федерализма // Федерализм власти и власть федерализма. - М., 1997. - С.129-130.
16. Оль П.А., Ромашов Р.А. Нация (генезис понятия и вопросы правосубъектности). - СПб., 2002. - С. 62.
17. Оль П.А., Ромашов Р.А. Нация (генезис понятия и вопросы правосубъектности). - СПб., 2002. - С. 62.
18. Конституция РФ.
19. См. Право народов на самоопределение: идея и воплощение. - М., 1997. - С. 96-102, 171-178; Филиппов В.Р. Критика этнического федерализма. - М., 2003. - С. 55-91.
20. Тишков В.А. Разделенные народы: о том, как не следует решать национальный вопрос в России / Интернет-сайт института стран СНГ http://www.zatulin.ru/ 02.11.98, 11:00.
Об авторе
Майборода Эльвира Тагировна, кандидат философских наук, докторант кафедры социальной философии и этнологии СГУ. Научные интересы: этноконфликто-логия, политическая регионалистика, этногенез и этнические процессы.
