Научная статья на тему 'Этносоциальность казачества: теоретико-методологические проблемы'

Этносоциальность казачества: теоретико-методологические проблемы Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

CC BY
175
24
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЭТНОСОЦИАЛЬНОСТЬ / КАЗАЧЕСТВО / COSSACKS / СОЦИАЛЬНАЯ ОБЩНОСТЬ / SOCIAL COMMUNITY / ЭТНИЧЕСКАЯ ГРУППА / ETHNIC GROUP / СОЦИАЛЬНЫЙ КАПИТАЛ / SOCIAL CAPITAL / КУЛЬТУРНЫЙ КАПИТАЛ / CULTURAL CAPITAL / ETHNOSOCIAL

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы — Еналдиев Тамерлан Борисович

Дается категоризация понятия «этносоциальное» по отношению к казачеству. Так как определение казачества как этносоциального феномена утвердилось в отечественной социальной мысли, то, не отказываясь от данной терминологии для социальной категоризации казачества, требуется дифференцировать социальные и этнические параметры, на основе объяснения казачества как социальной общности, ориентированной на объективацию описываемых как этнические качеств.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The Ethnosocial of Cossacks: Theoretical and Methodological Problems

The categorization of the concept of "ethnosocial" regarding to the Cossacks is given in the article. Since the definition of the Cossacks as ethno-social phenomenon has been ratified in domestic social thoughts, without giving up this terminology for the social categorization of the Cossacks it is necessary to differentiate the social and ethnic parameters, based on the explanation of the Cossacks as a social community, focused on objectification described as ethnic qualities.

Текст научной работы на тему «Этносоциальность казачества: теоретико-методологические проблемы»

УДК 316 DOI 10.18522/0321-3056-2015-3-49-53

ЭТНОСОЦИАЛЬНОСТЬ КАЗАЧЕСТВА: ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

© 2015 г. Т.Б. Еналдиев

Еналдиев Тамерлан Борисович -аспирант,

Институт социологии и регионоведения Южного федерального университета, ул. Пушкинская, 160, г. Ростов-на-Дону, 344006. E-mail: kavkazdon@mail.ru

Enaldiev Tamerlan Borisovich -

Postgraduate Student,

Institute of Sociology and Regional Studies

of the Southern Federal University,

Pushkinskaya St., 160, Rostov-on-Don, 344006, Russia.

E-mail: kavkazdon@mail.ru

Дается категоризация понятия «этносоциальное» по отношению к казачеству. Так как определение казачества как этносоциального феномена утвердилось в отечественной социальной мысли, то, не отказываясь от данной терминологии для социальной категоризации казачества, требуется дифференцировать социальные и этнические параметры, на основе объяснения казачества как социальной общности, ориентированной на объективацию описы-

ваемых как этнические качеств.

Ключевые слова: этносоциальность, казачество, социальная общность, этническая группа, социальный капитал, культурный капитал.

The categorization of the concept of "ethnosocial" regarding to the Cossacks is given in the article. Since the definition of the Cossacks as ethno-social phenomenon has been ratified in domestic social thoughts, without giving up this terminology for the social categorization of the Cossacks it is necessary to differentiate the social and ethnic parameters, based on the explanation of the Cossacks as a social community, focused on objectification described as ethnic qualities.

Keywords: ethnosocial, Cossacks, social community, ethnic group, social capital, cultural capital.

Можно согласиться с В.П. Трутом, что всесторонняя, обстоятельная и всеобъемлющая характеристика казачества как своеобразного феномена отечественной истории и современности требует определения места казачества в социальном пространстве российского общества [1]. Это имеет немаловажное значение, поскольку сложно заявлять об исторической роли казачества, в равной степени как и о том, какое место оно занимает в современной социально-экономической и политической жизни.

Несомненно, споры о социальном генезисе казачества не ограничиваются нынешним периодом, хотя есть попытки представить казачество конструируемой общностью, наделенной «силой воображения» только для выражения социальных и политических амбиций групп, использующих казачий тезаурус совершенно для иных целей. Очевидно, что российское казачество переживает достаточно неоднозначный период развития и связано это во многом с тем, что амбивалентность определений, относящихся к казачеству, создает ситуацию неопределенности с социальным и политико-правовым статусом.

Цель статьи - рассмотреть этносоциальность казачества в социологическом измерении.

Абстрагируясь от дискуссии в самой казачьей среде, которая варьируется от требования провозглашения казачьей самобытности и суверенности, до признания казачества основным субъектом российской государственности, в «сухом остатке» актуально исследование этносоциальности казачества, что не может ограничиться простым перечислением качеств, которые могут быть отнесены к этническому или социальному. Вероятно, речь идет не о сумме признаков, по которым казачество отличается от этносов или социальных групп, а о том, что в развитии казачества этносоциальное можно описать как феномен «особенности», то, что не подвержено языку традиционных культурных универсалий и определяется выявлением у казачества неких «пограничных качеств», которые не содержат возможности категорично причислить казачество к этносу, сословию или к социальной группе.

Для социологического анализа существенным является включение казачества в социально-этническую структуру общества, но и в этом случае возникают теоретические сложности, обусловленные тем, что казачество не может быть квалифицировано наряду с этносами, если понимать под таковыми специфические особенности отдельного

народа, включая различия в системе ценностей, социальных норм, стилей поведения [2, с. 11]. Гораздо более значимо для социолога исходить из того, что сама этничность является результатом социального взаимодействия, а это означает, что этносоциальность казачества порождена конфигурацией социальных обстоятельств, тем, в какой степени и в какие социальные отношения были включены и интегрированы в настоящий момент казачьи общности.

Этносоциальность казачества в теоретическом аспекте может быть описана как комплекс категоризации, классификации, оправданный тем, что вне этих процедур можно сколько угодно отыскивать особенные культурные различия казачества, но не прийти к необходимому для исследования аналитическому конструкту. Речь идет о том, что этносоциальность может использоваться объекти-вированно или как результат субъективного восприятия. Если говорить о попытках объективации, то здесь уместно использование социального номинирования, описанного П. Бурдье. Смысл состоит в том, что «конструируются» группы (по Бурдье «генезис классов») на основании того, что агенты и группы агентов определяются по их относительным позициям в рассматриваемом социальном универсуме [3, с. 56]. Для классификации казачества очевидно, что «манипулирование этническими именами», свойственное для «создания» нации, не является первоочередной процедурой, что казачество в данной схеме классификации по социальной номинации не является группой, в которой символический (культурный) капитал не создает эффекта имени, т. е. не служит основным средством легитимации. Причина в том, что существует объективное пространство, в котором социальные различия проявляются более очевидно, чем культурные, следовательно, социальное в казачестве, если интерпретировать этническое как идентичность, поведенческие стереотипы, обычаи, связано с распределением социального и политического капитала. То есть можно предположить, что казачество, если и является «реальной» группой, то в контексте социальных различий.

Перенос проблемы этносоциальности казачества в субъективное измерение порождает свои сложности, связанные с тем, что можно стать на путь номиналистического релятивизма, испытать влияние того, что называется разрушающим воздействием культурных различий. В этом контексте исследователь обречен на поиск особенностей, а очевидная методологическая ловушка состоит в том, что к казачеству можно причислить любого

индивида, заявляющего, что он казак. Не случайно появление групп московского, архангельского, смоленского казачества вызывает вопросы, связанные с тем, имеет ли место казачья наследственность, привязанная к неказачьей территориальности, или конструируется группа, объединенная тем, что ее представители осознают себя казаками по схеме «игры идентичностей».

Таким образом, анализ этносоциального не может быть сведен к определению этноса. Также и по отношению к казачеству с полным основанием можно говорить не о естественно сложившемся коллективе людей, как бы заманчиво это не звучало, а о том, что особенности культуры, поведения и психики имеют основания в социальном контексте. Если признать это обстоятельство, то ясным становится дифференциация казачества не столько по территориальному признаку, сколько по тому, из каких социальных слоев оно формировалось. Тогда проясняется, что не существовало коллизии, определяемой казачество как сословие, что прекратило его развитие как этноса [4, с. 3].

Но если казачество является реальной социальной группой, не следует отрицания его этнично-сти. Признавая культурный (символический) капитал для казачьего самосознания, в то же время можно говорить о дериватности этничности по отношению к социальности. В этом смысле казачество не является социально-классовой группой, в равной степени его нельзя классифицировать в системе этносов. Для исследователя наиболее продуктивно осмысление этничности через нахождение социальных различий. Чтобы лучше понять этносоциальность казачества, нужно рассмотреть различия между терминами «этносоциальная группа» и «сословие». Оба описывают ситуацию, где осознание различий по отношению к другим народам исходит из того, что, находясь под политикой «расказачивания», произошла ликвидация казачества как народа, так же как и сословия [1].

Современное российское казачество является реальной социальной группой, которая не заявляет о принадлежности к особому народу, но идентифицирует себя как часть русского народа, обладающего особой культурой и традицией [4, с. 14].

Этносоциальная идентификация казачества ясно указывает на то, что определение в качестве субэтноса русского народа содержит возможность анализа казачества по критерию социальной идентичности и этот критерий не является отнесением к сословию: парадоксальным образом на первое место выступают духовные традиции и образ жизни, которые можно квалифицировать как этниче-

ские маркеры. Но парадокс «исчезает», если понимать, что наблюдается конвертация социального капитала в культурно-символический, т. е. социальные различия осознаются как культурные.

Нетрудно заметить, что эти показатели перестают быть «зыбкими», т. е. наделяются объективными свойствами. Исходя из принадлежности к казачеству как субэтносу русского народа, делается акцент на традиции и обычаи, тем самым культурные различия становятся важнейшим социальным ориентиром и применительно к ним вырабатывается схема коллективного самосознания и легитимации социальных амбиций.

Исчезает размытость границ, имеет место возможность сближения и консолидации с другими группами, осознающими себя казачеством. Немалую роль в структуре российского социума играют сообщества людей, которые руководствуются в своих социально-политических предпочтениях культурными установками. При этом этносоци-альность казачества не содержит возможности выполнять политическую роль как этноса и очевидно, что описание вектора направленности интересов казачества необходимо связывать не с сословием как совокупностью формальных признаков, объединенных официальной номинацией, а с субэтносом, содержащим возможность использовать дискурс российской цивилизованности, того, что казачество существует в «одном и том же теперь». Важно также учитывать влияние на самоидентификацию казачества (как и других этносоциальных групп) социального и политического конструирования в виртуальном пространстве [5].

Это означает, что казачество, не выступая социально сплоченной массой, относится к группе с ресурсом исторической памяти, использует этническую аргументацию для артикуляции социальных интересов. Поэтому в исследовании его этно-социальности важно выявить такие критерии, как сопоставимость социальных претензий и культурных (описываемых как этнические) различений, готовность к совместным социальным практикам путем ассоциирования с определенными государственными и социальными институтами, самоосознание, как способность конвертировать этнические ресурсы в социальные.

Тем самым этносоциальность казачества может быть описана как «субъективация объективного», т. е. перевод социальных позиций на язык этнической аргументации. При этом не надо забывать, что универсальным критерием этносоциальности следует считать не принадлежность к определенному этносу, или в качестве корректирующего

утверждения говорить о том, что субэтносы характеризуются в отличие от этносов меньшей интенсивностью этнических свойств, по отношению к основному этносу, составными частями которого они являются [1]. Если принять данную теоретическую схему в качестве операциональной, для социолога достаточно проблематичным становится анализ культурных различений на основе их конструирования или приписывания.

Поясняя эту мысль, следует подчеркнуть, что более корректно использование социокультурного типа, по крайней мере ориентированного на то, чтобы выявить степень распространения «русско-центризма» или «казакоцентризма» в настроениях казачьих сообществ. В пользу того, что этносоци-альность казачества является переводом «внутреннего самоощущения» в социальные претензии, говорит тот факт, что подавляющее большинство казаков не полагает себя знатоками казачьей культуры [4, а 22].

Выясняется, что границы казачьей самоидентичности во многом зависят от того, в какой степени этничность выступает символом, атрибутом. Можно согласиться с тем, что этничность является одной из форм социальной стратификации, так как в действительности социальная и этническая стратификации сосуществуют в сложных сочетаниях, в зависимости от исторических, экономических и политических параметров конкретных обществ [2, а 27]. Можно предположить, что в российском обществе создалась ситуация, в которой этническая аргументация является более предпочтительной для повышения социального статуса, так как это связано с практиками официальной номинации, в которой принадлежность к определенной этнической группе может дать эффект социальной селекции.

Этносоциальность казачества не может быть подвергнута одномерному анализу, так как, основываясь на логике концентрации социальных интересов, следует учитывать, что воссоздаваемые казачьи сообщества не являются социально-однотипными и под влиянием социальной неоднородности могут объективировать различные субъективные схемы. В зависимости от социально-статусного положения проявляется активность на уровне этничности (культуры), когда от степени социальной мобилизации зависит то, с каким упорством или вялостью отстаиваются запросы, связанные с казачьей самобытностью.

Нужно подчеркнуть, что, не отрицая этносоци-альность как содержащую возможность объяснения исследовательскую схему, следует признать,

что споры об этничности показывают, во-первых, существование противоположных позиций, связанных с «этничностью вне повседневности» и с этничностью как стратифицирующим маркером, влияющим на поведение и мысли людей. Вера в этничность как условие производства и восприятия социального дискурса может сыграть для социолога «злую шутку» в том, что превращается в ключевую для описания казачества. В социологическом плане необходимо делать ставку на то, каким образом социология может выработать собственный концепт этничности казачества.

Этносоциальность казачества в качестве аналитического конструкта нацеливает на понимание существенно описываемых качеств казачества как общности, а именно как группы людей, имеющей общее прошлое, но нельзя делать прямую связку с этническими особенностями (эссенциализацией). Очевидно, что казачество, сформировавшись как социокультурная общность, требует от исследователя утверждения субэтничности через конструирование социальных категорий, и когда говорится о критериях этничности, то аргументация находится в непосредственной зависимости от того, принимает ли исследователь позицию социолога или квалифицирует себя как историк (этнограф).

Термин «этнос-сословие» заслуживает внимания, но даже при ссылке на то, что казачество одновременно входит и в социально-этническую и социально-классовую группу и это создает эффект субэтноса [1], для работающего в социологическом дискурсе исследователя достаточно трудным становится градация критериев, которые в конечном счете могут создавать ситуацию теоретического диссонанса. Это проявляется в том, что исследователю невольно навязываются критерии этничности и происходит это потому, что социальное становится «латентным», ускользающим от понимания в силу того, что казачество описывается преимущественно по признакам «особенности». Между тем, как пишет П. Бурдье, возникает ситуация «сознательного воздействия на мир» [3, с. 105], т. е. исследователь принимает в качестве объективной данности коллективную схему восприятия.

Положение исследователя усугубляет то, что «та-буирование» на анализ социально-стратификационных, социально-мобилизационных, социально-поведенческих показателей реально вынуждает воспроизводить схемы этнического возрождения. Процессы стратификации не объяснить ни индивидуальными предубеждениями против казачества, ни идеологическими соображениями, утверждающими его государствообразующую роль.

В этом случае независимо от целей и мотивов организаторов и рядовых участников казачьего движения следует создать объяснительную рамку, основанную на идее возрождения казачества как социокультурной общности, что не противоречит субэтничности казачества как составной части русского народа. По этой логике объяснимым становится соотнесение этничности с социальностью, генетических и функциональных аспектов казачьей жизни. Соглашаясь с тем, что казачество является социокультурной общностью, которая осознает себя как таковая по сравнению с аналогичными общностями, необходимо упомянуть и о том, что без учета этого обстоятельства большинство социологических дефиниций сужают свой исследовательский смысл и вынуждают игнорировать в исследованиях границы, которые делают казачество обладающей идентичностью, но не обладающей корпоративностью (сплоченностью) группой [2, с. 27]. Это важно учитывать в процессе конструирования российской гражданской идентичности [6].

Иными словами, этносоциальность казачества -категория, которая описывает социальную изменчивость и этническую устойчивость, определяет степень значимости для исследователя социальных связей и отношений в контексте социализации казачества в конструируемой им «этнической среде».

Литература

1. Трут В.П. Казачество как этносоциальное и социально-классовое явление. URL: http://dikoepole.com/ 2014/11/11/v-p-tryt/ (дата обращения: 22.04.2015).

2. Этнос и политика: хрестоматия / авт.-сост. А.А. Празаускас. М., 2000. 208 с.

3. Бурдье П. Социология политики. М., 1993.

4. Барков Ф.А., Водолацкий В.П., Сериков А.В., Черноус В.В. Казачество как этносоциальный феномен современной России. Ростов н/Д., 2011.

5. Тхагапсоев Х.Г., Черноус В.В. К поискам новой парадигмы политической науки: когнитивный ресурс // Государственное и муниципальное управление: уч. зап. СКАГС. 2015. № 2. С. 184-194.

6. Дегтярев А.К., Черноус В.В. Гражданская идентичность в пространстве националистического дискурса // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2011. № 3. С. 16-20.

References

1. Trut V.P. Kazachestvo kak etnosotsial'noe i sotsi-al'no-klassovoe yavlenie [Ethnosocial Cossacks as a Social

Class and the Phenomenon]. Available at: http:// dikoepole.com/2014/11/11/v-p-tryt/ (accessed 22.04.2015).

2. Etnos ipolitika [Ethnicity and Politics]. Chrestomathy. Author-composer A.A. Prazauskas. Moscow, 2000, 208 р.

3. Burd'e P. Sotsiologiya politiki [Sociology of Politics]. Moscow, 1993.

4. Barkov F.A., Vodolatskii V.P., Serikov A.V., Cher-nous V.V. Kazachestvo kak etnosotsial'nyi fenomen sov-remennoi Rossii [Ethnosocial Cossacks as a Phenomenon of Modern Russia]. Rostov-on-Don, 2011.

Поступила в редакцию

5. Tkhagapsoev Kh.G., Chernous V.V. K poiskam no-voi paradigmy politicheskoi nauki: kognitivnyi resurs [On Search for a New Paradigm of Political Science: Cognitive Resource]. Gosudarstvennoe i munitsipal'noe upravlenie: uch.zap. SKAGS, 2015, no 2, pp. 184-194.

6. Degtyarev A.K., Chernous V.V. Grazhdanskaya identichnost' v prostranstve natsionalisticheskogo diskursa [Civic Identity in the Space Nationalist Discourse]. Izv. vuzov. Sev.-Kavk. region. Obshchestv. nauki, 2011, no 3, pp. 16-20.

13 июля 2015 г.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.