CC BY
130
Т.Л. Скрябина
ЭТНОС КАК СТРАТЕГИЯ: ЭТНИЧЕСКИЙ СТИЛЬ КЕНЗО ТАКАДЫ В КУЛЬТУРНОЙ ПАРАДИГМЕ 1960-1980-Х ГОДОВ
Аннотация. Статья посвящена творчеству выдающегося японского дизайнера и модельера Кензо Такады, совершившего «портняжную революцию» в европейской моде 1960-1980-х годов. Создав этнический стиль, Кензо перевернул устойчивые европейские представления о городской эстетике и стал первым азиатским кутюрье в Париже.
Ключевые слова: городская среда; мода 1960-х; этнический стиль; «портняжная революция»; японский дизайн; минимализм; этноклише; эклектичный стиль.
Abstract. This article is devoted to the creativity of outstanding Japanese fashion designer Kenzo Tokado which made a revolution in the European fashion of 1960-1980. Creating an ethnic style, Kenzo changed stable European views on city aesthetics and became the first Asian couturier of Paris.
Keywords: city environment; fashion of 1960-s; ethnic style; design revolution; Japanese design; minimalism; ethnic cliché; eclectic style.
Кензо часто называют первым японским дизайнером, оказавшим влияние на мировую моду. Список его заслуг поистине бесконечен: он создал этнический стиль, объединил Восток и Запад, показал европейцам, что мода может быть не просто высоким шитьем, но и поводом к веселью и импровизациям. Он умело сочетал канон с инновациями, лаконизм - с избыточностью, космополитизм с национальной само-
бытностью. Он проявил свойственную японцам способность ассимилировать и перелопачивать чужое на свой лад. Он был первым японским кутюрье, прорубившим окно в Европу и отнявшим пальму первенства у французов: вслед за Кензо в моду потянулось новое поколение японских дизайнеров - Рей Кавакубо, Иссей Мияке, Ёджи Ямамото. Прежде чем они смогли совершить «портняжную революцию» на парижских подиумах, Кензо немало потрудился. Однако сам мэтр не считает, что у него была какая-то особая миссия: «Я никогда не думал, что мне суждено выполнить высокое предназначение, став проводником восточных идей на Западе и внести новшество в европейскую моду. Все происходило само собой. По натуре я авантюрист. Мой путь состоял из рискованных поступков. Я не думал об успехе и даже не предполагал, что смогу зарабатывать дизайном одежды. Я просто делал, что мне нравилось, не задумываясь о последствиях. Я был безрассуден» (2, с. 53).
В буквальном переводе фамилия Кензо означает «трижды умный», и когда надоедливые журналисты допекали его вопросом, как это никому не известному японцу удалось взять неприступный бастион haute couture, он отшучивался: у меня три ума, один - основной, два - про запас. Кензо был третьим сыном в многодетной семье, и к родовому корню «кен» родители добавили порядковый номер мальчика. Детство Кензо прошло в деревне на юге Японии и было скудным на внешние впечатления - свойственный японцам изоляционизм умножался на бедствия военного времени. Кензо часто вспоминает, каким культурным потрясением стало для него первое знакомство с кино. Свой первый фильм - американский и черно-белый - он увидел в возрасте десяти лет, т.е. тогда, когда многие современные дети уже подержали в руках айфон и айпэд. Больше всего десятилетнего мальчика поразил вид кровати - японцы ложатся спать на тюфяк футон, а утром убирают его в стенной шкаф, и спальня превращается в гостиную.
Родители Кензо держали чайный домик, т.е. располагали небольшими, но средствами, и надеялись, что семь их детей получат достойное образование. Проявление индивидуальности в выборе профессии в Японии до сих пор не поощряется, и по настоянию родителей Кензо поступил в университет на отделение английской литературы. Ему
предстояло стать филологом, и это несмотря на то что Кензо с детства страдал дислексией. Дислектики испытывают непреодолимые трудности с чтением и письмом, текст выглядит для них набором бессвязных знаков, ребусом, к расшифровке которого нужно приложить немыслимые усилия. К тому же он давно заметил очевидную закономерность: кто живет в мире слов, не очень-то ладит с вещами, а создавать новые вещи - это то, о чем Кензо мечтал с 15 лет. Проучившись один семестр, он бросил классический университет ради моды, пожертвовал одним культурным кодом во имя другого. Мода - тот же язык, догадается Кензо, и если овладеть им, то можно будет выражать себя с помощью ярких и красочных вещей, т.е. в действительности, а не на бумаге. К тому же попав в мир моды, он, дислектик, почувствует себя полиглотом, посредством одежды заговорившим на всех языках: русском, французском, английском, хинди, идиш, фарси; изучив костюмы народов мира, он выведет их на подиум и приспособит к нуждам сегодняшнего дня.
Но прежде чем прийти к успеху, Кензо прочувствует все прелести своей инаковости: он будет дислектиком в школе, изгоем в колледже, японцем в Париже, белой вороной среди парижских haute couture. Бросив университет, Кензо подаст документы в токийскую школу кройки и шитья Bunka Gaken, и родители откажут ему в поддержке. Bunka считалась женским заведением, в Японии, как и в СССР, в портнихи шли в основном девушки. Ситуация стала меняться в середине 50-х годов, когда в Японии забурлила сфера моды и дизайна. Японки, которым в годы войны пришлось экономить и носить объемные штаны момпэ, вновь надели кимоно, в 60-е годы признанное одним из символов Японии. Страна восходящего солнца заняла ведущую позицию в области радиоэлектроники и поразила весь мир дизайном портативных устройств: телевизоров, плееров, радиоприемников. В этот момент Bunka объявил об отмене гендерных ограничений, и Кензо стал одним из первых юношей, допущенных обучаться кройке и шитью. Он был единственным парнем в группе и натерпелся обид от своих сокурсниц (ты мужчина или швея-мотористка?). Насмешницы, впрочем, вскоре низко кланялись Кензо Такаде: по японской традиции так они приветствовали победителя престижного конкурса Soen.
После окончания Випка Кензо остался в Токио и был принят на должность дизайнера в универмаг «8апаЬ>. Но это занятие довольно быстро начало угнетать Кензо, так как его клиентки хотели одеваться «как в Париже», а «как в Париже» Кензо не знал, да и никто в Токио не знал. Журналы давали представление об европейской моде, но не о том, как моделировать европейскую одежду. «Когда я работал в Токио, - вспоминает дизайнер, - это не способствовало моей карьере, и я мечтал поехать учиться у европейской моды» (2, с. 203).
Что важнее - желания или возможности? В юности, когда желаний хоть отбавляй, кажется, что первое, но, в действительности, умение страстно желать притупляется с годами, и вот получивший доступ к возможностям человек не знает, как ими распорядиться. Кензо верил, что сила его желаний поможет открыть многие двери, так и случилось - его мечты о поездке в Париж начали сбываться самым неожиданным образом. Токио готовился к Олимпийским играм, и дом, где жил Кензо, пошел на снос. На его месте власти планировали соорудить олимпийский объект, и Кензо получил компенсацию 350 тыс. йен на приобретение нового жилья. Вместо того чтобы озаботиться квартирным вопросом, он купил билет на теплоход, идущий до Марселя. Кензо планировал добраться из Марселя до Парижа поездом, провести там полгода, посещая показы и осваивая европейское портняжное искусство, а затем вернуться в Японию. Теплоход заходил в Гонконг, Сайгон, Сингапур, Коломбо, Александрию, Барселону, и в итоге, когда Кензо добрался до Парижа, он был так переполнен экзотическими впечатлениями, что Европа понравилась ему гораздо меньше, чем он ожидал. Он приехал в Париж в середине зимы, стоял промозглый январь, и Кензо физически ощущал недостаток света, тепла, ярких красок, в том числе и в одежде. Монотонность европейского гардероба - это первое, что он попробует изменить в городской среде, став дизайнером. Ему казалось, что Париж только выиграет, если его чуть-чуть раскрасить, плеснуть краски на мосты, площади и плащи прохожих, подмешать ультрамарина и краплака в благородную асфальтовую гамму.
Кензо поселился в холодной комнатушке на Монмартре и, не говоря ни слова по-французски, начал осваиваться в новом пространстве. Работал манекенщиком, стриг собак, ходил на дизайнерские курсы 198
и чувствовал, что для парижан японец, проявляющий интерес к европейской одежде, - это небывалая экзотика. В Париже еще не было автобусов с японскими туристами, японских ресторанчиков и уж тем более не было японских дизайнеров. Экзотика - это я сам, определит Кензо. Вглядевшись в Париж пристальней, он поймет, что одежда -это одна из составляющих странного феномена, называемого западной цивилизацией: книги, кафе, газеты, художественные выставки, застарелые привычки, витамины, транквилизаторы. Он понял, что никуда не хочет уезжать из этого города, он хочет остаться и сделаться его частью: «Ни в одном месте мира я не чувствовал себя так хорошо, как в Париже. Здесь каждый камень, каждый прохожий, каждое облако помогает мне в творчестве, хотя в душе я остаюсь японцем» (5, с. 10).
Деньги закончились довольно быстро, 350 тыс. йен истаяли на глазах. Кензо писал матери, она дважды присылала ему перевод, а на третий раз отказала. Семья и правда не понимала, чего он хочет - ведь в Японии, несмотря на молодость, он достиг определенного положения. Безденежье побудило Кензо отправлять свои рисунки в журналы и шить для разных бутиков, это, конечно, было падением по сравнению с его прежним статусом в Токио. «В Токио я спрашивал у знакомых, побывавших в Европе, можно ли в Париже найти работу, - говорит Кензо, - и все они сказали, что надеяться на хорошее место нет никакого смысла. Но меня сразу же покорила свобода этого города. Свобода общения, поведения, которая царила в Париже в 1965 г., была немыслима в Токио» (3, с. 120).
Впрочем, свобода не распространялась на мир высокой моды, который был по-прежнему чопорен и недоступен. Чем больше Кензо посещал показы haute couture, тем больше убеждался, что в этот рай элегантности и жестких корпоративных правил вход человеку с улицы закрыт. Кому как не японцу разбираться в иерархии, знать, где бог, а где порог. Это был сложный период в жизни Кензо, он понимал, что ни шить, ни показывать одежду так, как это делают европейские куте-рье, он не сможет. К тому же у него не было денег на приобретение дорогих материалов, и единственное, что ему оставалось, - это пойти проторенной дорогой и устроиться в один из модных домов. Но он принадлежал к другому поколению - поколению, которое больше не
хотело работать анонимно, в 60-е годы дизайнеры стремились выйти из тени и открыть магазины под своим именем.
Из депрессии, в которую Кензо начал погружаться, насмотревшись на платья Диора, его вывел Андре Курреж - Кензо увидел его футуристическую коллекцию. На волне всеобщего увлечения космосом, спутниками и Юрием Гагариным, Курреж показал свою версию инопланетян, в которой многие вещи выглядели как костюмы к научно-фантастическому фильму. Курреж одел моделей в белые полусапожки из винила, в которых удобно месить звездную пыль, в трикотажные комбинезоны, противоударные шлемы и серебристые платья-трапеции. Все это было сшито из недорогой синтетики, всеобщее увлечение которой уже успело породить на свет анекдот о юноше, перемерившем столько синтетических свитеров, что его убило током. После показа Куррежа Кензо решил использовать свою этническую принадлежность как стратегию. Если в моде инопланетяне, то японцу в Париже успех обеспечен - достаточно просто быть собой, чтобы с легкостью сойти за пришельца.
Через пять лет жизни в Париже Кензо вместе со своей сокурсницей Атсуко Кондо открыли бутик в галерее «Вивьен» на месте бывшего склада винтажной одежды. Магазинчик Кензо назывался «Джунгли япошки» Jungle Jup - это звучало так, как будто взял в руки жестянку с разноцветными монпансье и встряхнул ее как следует. «Веселье» -вот слово, которое Кензо больше всего любит применять по отношению к своим первым коллекциям. Мода может быть веселой - вот одно из главных открытий, сделанных Кензо, считает креативный директор марки Kenzo в 2000-х годах Антонио Маррас. Интерьер бутика был вдохновлен изображением джунглей художника Анри Руссо. Кен-зо и Атсуко сами расписали стены тропическими цветами и изумрудными лианами. Модель из первой коллекции Jungle Jup попадет на обложку «Elle», а еще через год «Vogue» будет писать о бутике Кензо как о парижском улее модников и совершенно новом типе модного магазина.
На первый показ, состоявшийся в помещении маленького городского пассажа, практически на улице, пришли 50 человек. Кензо и не предполагал, что он будет заниматься чем-то подобным еще тридцать лет и его прощальное шоу соберет 3 тысячи зрителей, среди которых 200
окажется весь цвет фэшн-индустрии. В 1970 г. Кензо думал только о том, как просуществовать хотя бы еще пять лет, так как он едва свел концы с концами, заплатив за аренду.
Первые платья Кензо покроем напоминали укороченные кимоно и были сшиты из дешевых хлопчатобумажных тканей, купленных в дисконтах и на блошином рынке. Кензо реабилитирует хлопок в момент повального увлечения нейлоном, и потом будет считать хлопок универсальным материалом, идеально подходящим как для летних, так и для зимних коллекций. Отказ от однотонности, во многом вынужденно продиктованный тем, что в дело шли лоскутки и обрезки, Кензо возведет в принцип. Смешение разных рисунков и стилей, ярких оттенков, цветов, линий - наиболее заметная черта раннего Кензо. Его происхождение плюс желание соединить японское кимоно с западной одеждой станет стимулом к рождению новой гармонии. Модели Кензо были навеяны уличной модой, он давал возможность девушкам поиграть с разными вещами и стилями. «Я понял, - говорит дизайнер, - что женщины хотят быть свободными. Я люблю классические формы, но они фактически монополизировали дизайн одежды» (4, с. 30).
Париж только что пережил революционные события 1968 г., и теперь очередь была за революцией в одежде. Платья Кензо предназначались для вчерашних хиппи, которые еще не успели забыть, что они дети цветов, но уже изрядно подустали от беспробудного секса, наркотиков и рок-н-ролла. Теперь им требовались новые раздражители, не столь опасные, но все же будоражащие воображение. Клиентура Кензо - первое европейское поколение, всерьез вкусившее прелести потребления. В конце 60-х годов молодой человек еще не успевал окончить школу, как у него уже были телевизор, холодильник и фольксваген. Кто-то из бунтовщиков 1968 г. так и написал на стене: «У меня есть телевизор, холодильник, фольксваген, а мне наплевать!» (6, с. 88).
Но большинству все же было не наплевать. В конце 60-х годов выяснилось, что 60% модной одежды покупают подростки в возрасте от 15 до 18, и фэшн-индустрия взяла курс на молодежную моду. Еще десять лет назад женщины были элегантны на старомодный манер, они носили платья из гипюра цвета малинового шербета и ванильного
мороженого, а показы новых коллекций проходили для небольшого круга буржуазных дам. Тогда никому и в голову не приходило, что скоро мода заговорит на языке улицы. «Я начинал в хорошее время, -считает Кензо, - время изменения кодов. Главное, что я сделал - это разбил культурные коды и открыл моду для креативных идей. Важно, что я пришел в моду не изнутри нее самой, а с улицы. Если Сен-Лоран со своими идеями шел на улицу из высокой моды, то я делал все наоборот. Мир моды совсем не интересовало, чем живет средний класс, обыкновенные люди. Я же начал с того, что захотел одеть улицу» (2, с. 53).
В своих поисках Кензо не был одинок, в начале 70-х годов вместе с ним взять седой мир моды за бороду захотели Мюглер, Готье, Соня Рикель, Ямамото, де Кастельбажак. Они открыли свои ателье в Париже, неподалеку от центрального рынка, вне «золотого треугольника» именитых модных домов. Их усилиями мода из высокого шитья для избранных стала превращаться в средство самовыражения. Они хотели обновить производство готового платья и создать одежду для молодых, массовую, но одновременно креативную. До прихода стилистов-новаторов понятие ансамбля считалось незыблемым. Туфли подбирались в тон сумке, платье сочеталось с плащом, а понятие «костюм» предполагало, что жакет и юбка, сшитые из одного материала, будут носиться вместе. Благодаря Кензо и другим дизайнерам «новой волны» наш гардероб стал состоять из разрозненных вещей, которые легко комбинировать вместе: юбка, жакет, джинсы, свитера, куртки и т.п. Размылись границы стилей: спортивный, деловой, кантри - все стало возможно сочетать со всем без опаски выглядеть чудовищно. Но это потребовало от покупателей некоторой фантазии и проявлений индивидуализма, так как надеть готовый костюм гораздо проще, чем подобрать гардероб из разрозненных предметов. О, ужас, это же дурнов-кусие, «please yourself» или что изволите! - возмущались сторонники традиций, окрестившие 70-е годы десятилетием дурного вкуса. Они были не так уж далеки от истины: революция и утонченность редко идут рука об руку.
Поняв, что французской публике понравились его европеизированные кимоно, Кензо поехал за новыми идеями в Перу, Грецию, Египет, Индию, Бразилию, и, вернувшись в Париж, создал этнический
стиль. Все то, что впоследствии арт-критики припечатали термином «этноклише» и определили как маленькие этнические слабости усталой и пресыщенной Европы, рождалось в 70-е годы в ателье Кензо.
Этника от Кензо - это испанские болеро, индейская бахрома, мексиканские пончо, брюки из Вьетнама, русские сарафаны, бедуинские плащи аба, индийские штаны паджама. Образы родом из Китая, Японии, Латинской Америки прекрасно соседствовали друг с другом. «Народные костюмы со всего мира имеют много общего. Их легко комбинировать», - говорит Кензо (5, с. 183). Но Кензо не хотел, чтобы модели в его нарядах напоминали выставку кукол народов мира на серванте бывалого путешественника. Он не шил вещи для этно-вечеринок, чайных церемоний и танцев живота и не переодевал европейских женщин в сари и алладины. Кензо сочетал этнику с европейским покроем, умело вписывая элементы фолк-стиля в индустриальную моду. Он понял, что моде пора двинуться с Востока на Запад, и создал всемирный микс с легким японским оттенком. Критика называла одежду Кензо «диффузной», писала, что так могла бы одеваться японка, отправившаяся колесить по свету (6, с. 55).
Кензо ничего не стоило дополнить кимоно скандинавскими и южноамериканскими элементами, китайскую жилетку со стойкой объединить в один ансамбль с хлопчатобумажной юбкой с оборками в стиле кантри, а поверх рубашки с африканской вышивкой накинуть классический пиджак. Он соединил ранее несоединимое: клетку с полоской, горошек с цветочком. Костюм в розочку в сочетании с пальто в разноцветную клетку - визитная карточка Кензо. То, что раньше выглядело как тотальное отсутствие вкуса и мельтешение экзотики, теперь создавало новую гармонию. Кензо инстинктивно почувствовал, что хотят его молодые покупатели, и привнес в моду жизнерадостность и свободу, отменив диктат хорошего вкуса. Он показал европейцам, что с модой можно играть, что она источник веселья и оптимизма, а не свод мертвых правил. Он раздвигал границы привычного понимания французской моды. Среди поклонниц Кензо были Лулу де ла Фалез, муза и спутница Ив Сен-Лорана, жена модельера парижской элиты Луи Ферро.
По существу он создал образ эклектичного космополита. Он и сам был таковым, офранцузившийся японец в брюках клеш, в больших
очках, со стильным каре, в окружении ярких знаменитостей и it girls своего времени Тины Чоу и Марисы Беренсон. Тина полуяпонка-полунемка, похожая на экзотический цветок, и Мариса, правнучка Эльзы Скиапарелли, снимавшаяся у Кубрика и Висконти, как нельзя лучше передавали дух Кензо. А другую свою любимую модель, японку Сайоко Ямагучи, Кензо как-то одел в русское свадебное платье с красным орнаментом. На вопрос, кто его героиня, Кензо всегда затруднялся ответить: «Женщина Kenzo - это абстракция. Меня часто спрашивают журналисты, кто моя муза. Но у меня ее нет! Я рисовал модель, пририсовывал ей черную голову с негритянскими чувственными губами, а потом, когда делал русскую коллекцию, рисовал женщину славянского типа» (2, с. 48). В то время когда европейки еще не ходили в шароварах, а азиатки - в джинсах, Кензо угадал наметившуюся тенденцию: в мегаполисах, где все перемешано, где полно людей разных национальностей, рас, возрастов, мода неизбежно стремится к эклектике, становится молодой, переимчивой, веселой.
«Париж располагал к веселью», - любит повторять Кензо (2, с. 41). Ему нравилась идея преображения городского пространства посредством моды, и он вовлекал Париж, его улицы и площади, в свои эксперименты. Однажды засыпал площадь Виктуар золотыми лепестками, а в другой раз украсил мост Понт-Неф гирляндами из тысячи цветов. Он проводил показы в цирке-шапито и выезжал к публике на слоне, которого считает своим талисманом. Водить слона по улицам, т.е. удивлять европейцев масштабами и экзотикой, - излюбленный его прием.
К середине 70-х годов звезда Кензо засияла очень ярко. Его магазин с изображением розы на стене на площади Виктуар считался одним из самых модных мест Парижа, и в 1976 г. Кензо зарегистрировал марку под своим именем. Сам он считает это непростым временем -ему пришлось соединить творчество и коммерцию: «Мы несколько лет работали очень небольшой командой, это была почти семья: я, два моих приятеля японца, мой учитель, который тогда тоже оказался в Париже. Мы вместе кроили, шили, отглаживали костюмы. Самым трудным оказался момент, когда спрос на мою одежду начал расти. Надо было нанимать новых рабочих, делать бизнес рентабельным. А я
тогда не знал, где покупать ткани в больших количествах, как организовать производство» (4, с. 101).
В 1983 г. Кензо запустился с линией мужской одежды. Его мужчина имел реальный прототип: «Мужчина Kenzo, - говорит модельер, -более свободный, чем у других известных дизайнеров. Например, у Сен-Лорана мужчина очень классичен. А у меня был когда-то приятель-фермер, образ которого я всегда держал в голове и придумывал мужские коллекции, ориентируясь на него» (2, с. 57).
Помимо радостной фолк-пестроты, Кензо привнес в моду революционный силуэт, отказался от молний, застежек, пуговиц, придал европейскому платью асимметрию и свободу японского костюма, за что получил прозвище «деструктивный кутюр». «В обтягивающей одежде японец задыхается. Телу нужно пространство, как в физическом, так и в духовном смысле», - поясняет дизайнер (6, с. 188). Традиционные вещи европейского гардероба - брюки, пальто, жакеты стали в его исполнении свободными, текучими. Он научил европейцев носить береты величиной с кастрюлю, платья-баллоны, «обвисающие» свитера, удлиненные пиджаки. Недавно вернувшиеся в моду рукава «летучая мышь» и рукава-кимоно - тоже его изобретение.
Кензо был менее радикален, чем другие японцы - Ямамото, Кава-кубо, Мияке, - и от того, вероятно, более любим. Его называют самым французским из японских дизайнеров. Откровенных балахонов, горбов, бесформенных мешков и кусков материи с прорезями то ли для ног, то ли для головы он никогда не показывал. Ему совершенно чужд пасмурный концептуализм и философская многозначность японских авангардистов. Всему этому он предпочитает «юмор в коротких штанишках». В его коллекциях полным полно ребячливых, инфантильных силуэтов. Это он придумал платья-свитера, мини-пальто, укороченные штанины, шорты до колена, сочетание коротких пиджаков с широкими брюками.
В 80-е годы дизайн Кензо стал более сдержанным, спокойным, но он продолжал смешивать восточные традиции с западными стилями. Марка ввела в обиход костюм-пижаму из хлопкового джерси, платья конусом, джинсы, расшитые цветами и яркими узорами, мягкие туфли ярких расцветок, пояса-ленты, вышитые сумки-мешочки, шарфы с букетами цветов. Излюбленные Кензо цветочные, растительные моти-
вы использовались и в украшениях, преимущественно серебряных, в предметах интерьера, при создании аксессуаров. Тогда же появилась парфюмерная линия, лучшие океанические ароматы которой L'eau Par Kenzo, Kenzo pour home после терпких начальных нот раскрываются прохладой и свежестью, приводят к мощному запаху моря, йода, морских водорослей. Японцы практически не пользуются духами, терпкий, пудровый запах духов для них - дурной тон, и в лучших парфюмерных творениях Кензо слышатся ассоциации с огромным небом, открытым пространством, чистой, нетронутой природой.
В конце 80-х годов, когда Дом Kenzo стоял на одном уровне с такими ультрамодными и роскошными марками, как Диор, Кензо решил, что пора подумать о новом доме, на сей раз не имеющем отношения к одежде. Он купил заброшенную фабрику в районе площади Бастилии и превратил ее в бесспорное произведение искусства, в уголок безмятежности и покоя. Мода текуча, переменчива, и уравновесить ее возможно только вещами прочными и основательными. Когда-то Кензо комбинировал обрезки тканей, а теперь увлекся дизайном интерьера и стал сочетать дерево, стекло, хрусталь, камень. Вместе со своим другом Хавьером де Кастеллой он рисовал эскизы, придумывал светильники, посуду, хрустальные статуэтки Будды. Казалось, что Кензо создавал островок Японии в центре Парижа, но по большому счету он был занят поисками долговечной гармонии. Фарфоровая чашка и серебро с вензелем легко переживут своего хозяина, на память о бабушке мы скорее сохраним ее зеркало, чем пронафта-линенное пальто. Японцам вообще претит идея скоротечности, в том числе и в одежде, сама мысль о том, что вещь прослужит недолго, отторгается их культурной традицией.
Дом у Кензо получился трехуровневый и громадный: тысяча триста квадратных метров, три внутренних сада, пруд с карпами, чайный домик. Главное в доме - окна, а за окнами - бамбук, качающийся на ветру: «Природа за окном - мой источник вдохновения. Сидя за столом в кабинете или плавая в бассейне, приятно наблюдать за стеблями, танцующими на ветру» (5, с. 111). Дом Кензо вместил коллекцию этнографических редкостей со всего света, но в нем не было никакой утомительной эклектики - в обстановке, как и в одежде и в ароматах, Кензо приверженец прозрачности, чистоты, кристальности. Домини-
руют хрусталь и черный лак (его любимое сочетание), повсюду Будда и талисман Кензо слон: деревянное кресло в виде слона, ковер «в слониках», гравюры с изображением слонов.
А потом Кензо все с себя сбросил - сначала один дом, затем другой. В 1993 г. он продал свой бренд концерну LVMH, скупавшему модные дома у создателей и их наследников. В 1999 г. Кензо оставил пост креативного директора - ему исполнилось 60 лет, он потерял самых близких людей, друга Хавьера де Кастеллу и Атсуко Кондо, с который они вместе начинали. Три года Кензо путешествовал по миру, а вернувшись, объявил, что модой он больше заниматься не будет: «Все, что я знал об одежде, я постарался скорее забыть. В этой индустрии все так быстро меняется, что прежние знания уже ничего не значат» (5, с. 112). Дом на площади Бастилии Кензо тоже продал, покупатели наведывались сюда всю весну 2009 г., и в итоге его купил французский кинопродюсер и сценарист Паскаль Бретон. Сам дизайнер переехал в квартиру на Левом берегу, где в окнах вместо пляшущего бамбука - Лютеция, Париж.
Сегодня Кензо занят дизайном интерьера, он создал марку Gokan Kobo, что означает «духовный глаз», марка производит мебель, посуду, столовые приборы. Кроме того, он увлекся изобразительным искусством, берет мастер-классы акварели и возит по миру выставку своих картин, посвященных No, старинному японскому театру кимоно и масок, хранящихся не одну сотню лет. В отличие от других кутюрье в отставке, изумляющих публику эксцентричными выходками в духе стареющих рок-звезд и экспериментами над собственной внешностью, Кензо остался верен себе - никаких скандалов, спокойствие, улыбчи-вость, молодое мышление. Интерес не к временному, а к вечному, плюс диета и здоровый образ жизни.
Модой Кензо почти не интересуется. В 2000-х годах арт-директором марки был назначен сицилиец Антонио Маррас, сохранивший эклектичный дух отца-основателя, однако Кензо микс Марра-са не одобрял и на его показы не ходил. По мнению Кензо, современная мода слишком технологична и чужда человеческого начала: «В 60-е, 70-е годы мы шили свои модели вручную, и в них была человечность, которой так не хватает современной одежде» (4, с. 23).
Новое назначение на пост креативных директоров Kenzo Умберто Леона и Кэрол Лим, увы, лишь подтвердило эту мысль. Эти калифор-нийцы с азиатскими корнями известны своими административными талантами и тем, что превратили демократичный американский бренд Opening Ceremony в крупную международную сеть магазинов с собственным производством. С приходом Леона и Лим стиль Kenzo изменился до неузнаваемости - теперь это практичная и по-американски реалистическая городская одежда «в цветочек». Но несмотря ни на какие перипетии, легенда Кензо по-прежнему жива: во всем мире его имя ассоциируется с праздничным стилем, фейерверком индивидуальности и абсолютом вкуса.
Список литературы
1. Stegemeyr A. Who is who in Fashion. - N.Y.: Fairchild Books, 2003. - 384 p.
2. Sainderichin G. Kenzo. Universe of fashion. - L.: Thames a. Hadson, 1990. - 79 p.
3. Мода и модельеры. - М.: Мир энциклопедии Аванта+Астрель, 2010. - 183 с.
4. Polan B., Tredre R. The great fashion designers. - Oxford; N.Y.: Berg, 2009. -252 p.
5. Kawamura Y. The Japanese Revolution in Paris fashion. - Oxford; N.Y.: Berg, 2004. - 208 p.
6. Slade T. Japanese fashion cultural history. - Oxford; N.Y.: Berg, 2009. - 308 p.
