CC BY
55
Филологические науки
УДК 39
Жамсаранова Раиса 1андыбаловна Raisa Zhamsaranova
ЭТНОНИМИЯ ДАУРИИ В АСПЕКТЕ ДИАХРОННОГО КОНТАКТИРОВАНИЯ ЭТНОСОВ
THE ETHNONYMIC TRIBAL PROPER NAMES IN THE ASPECT OF DIACHRONIC CONTACTS OF ANCIENT PEOPLE OF DAURIA
Рассмотрены моменты межкультурного диахрон-ного взаимодействия и характер контактов кочевых племен и китайской государственности, отразившихся в этнонимно-экзонимных названиях номадного мира. Лингвистический анализ племенных названий позволил описать тотемное семантическое начало этнонимов, выявляя, таким образом, внут-рикультурную специфику номадного самосознания
Елючевые слова: этноним, экзоним, номад, межкультурные контакты, тотемный первопредок, внутрикультурная специфика менталитета
The article deals with the moments and peculiarities of cross-cultural diachronic contacts of nomadic tribes and China. The linguistic analysis of ethnonymic tribal proper names can reveal the totemic image of the tribal ancestor in its semantic structure making vividly the inner culture of ancient mentality
Key words: ethnonymic tribal proper names, nomad, cross-cultural, cross-linguisticlinks, ancient contacts, tribal ancestor, inner culture ofancient mentality
Этнонимы, как один из наиболее информативных, но чрезвычайно сложных разрядов ономастики при обоснованном сопоставлении фактов собственно лингвистического и экстралингвистического характера способны высветить моменты диахронного контактирования древних этносов. Задачей данной статьи является освещение межкультурных связей и межъязыковых контактов племен исторической Даурии в плане возникновения экзонимных названий. Многие этнонимно-экзонимные названия племен исторической Даурии доступны ономастике, истории, этнографии через интерпретацию зафиксированных названий «северных варваров» в китайских документальных источниках.
Отмечено, что при передаче онимов кочевых племен китайские хронисты до-
бавляли в название варварского племени лексический элемент -ню-[п’и] в значении ‘раб, слуга; холоп’, превращая таким образом «варварский» этноним в экзонимное для китайцев название племени кочевников, что позволяло идентифицировать «чужих». По-видимому, подобная традиция имянаречения обусловлена различием культурных норм народа, ведущего оседлый образ жизни и потому считавшего себя более цивилизованным и культурным, для которого кочевники представляли непонятную, чуждую культуру, враждебную китайской.
Лексический элемент -ню-[п’и] «различим» во многих исторических этнонимах Даурии: хун-ну [хю^-п’и]; ки-да-нъ [сЫ-ёа-п’]; хам-ни-ган [кЬа-ти-п’и-хап’]; ни-кан [п’и-кан,], найман [п’и-теац]; русского нелюди пли полулюди, генонпмах
тунгусов Никогир шлшНякугир, топонимах Нелюдскнй острог (Нерчинскийострог).
Отдельного анализа требует экзоним-ное нелюди, от которого образован топоним Нелюдскнй острог исторической Даурии. Тунгусы Нерчинского уезда в документах ХУН-ХУШ вв. назывались нелюди, или полулюди [ГАЗК, ф. 1, оп. 1/5, д. 17513]. Первый острог, построенный Пашковым в устье р. Нерчь в 1658 г., был назван им Не-люцким [Балабанов, 2003; С. 74]. В официальных документах Пашков употребляет название острога как Нерчинский.
Интерес вызывает название нелюди/ полулюди как в плане семантики экзони-ма, так и определения конкретного языка, при помощи которого и образовалось подобное обозначение тунгусов у русских. Возможно, что «ирозывание» аборигенов Даурии полулюдьми/нелюдями пришлым русскоязычным населением является калькированным вариантом этнонима никан — туземного населения Никанского царства. Финальное —кан этнонима никан было, по-видимому, интерпретировано в русскоязычном сознании как аналогичное китайскому апеллятиву хань ‘человек; люди’. Начальное китайское ню-[п’и] экзонима никан было воспринято ими как ка-, идентичное по семантике русскому ни-/не~, что опосредовало образование русского нелюди для обозначения тунгусов Даурии в отписках русских. Возможно, что калька исходного этнонима никан ув нелюди на почве русского языка приобрела отрицательное семантическое значение, возникшее по принципу вторичной номинации.
Появление экзонима полулюди в русских ревизских описях обусловлено, по-видимому, знакомством с правилами написания на китайском языке названий племен и народов «северных варваров». Так, известно, что «до реформы 1950 г. для обозначения «варварских народов» китайцы использовали слова, корень которых часто выражал понятие животного начала. Эти идеограммы, по сути, обозначали кочевников как «людей-собак», «людей-птиц» или «людей-насекомых» [Хоанг, 1997; С. 83]. Так было, в частности, с ксионгну (хунну),
ксианби (сьен-пэй), руан-руан (авары) или найманами — «варварами», жившими к северу от Великой стены, от ли или мань — южных национальных меньшинств Китая [Хоанг, 1997; С. 83].
М. Хоанг считает, что посредством идеограмм, обозначающих кочевников как «людей-собак», цивилизованные китайцы проявляли свое презрительное отношение к варварским народам. Однако языковой анализ генонимии нерчинских тунгусов и инородцев исторической Даурии позволяет воспринять китайские идеограммы семантически объективными и заключить о тотемно-анималистическом происхождении родовых названий тунгусов и инородцев. Поэтому полагаем, что китайские идеограммы передавали семантическое значение племенного названия, а не презрительное прозвище, за исключением транслитерированных вариантов племенных названий, когда добавлялось уничижительное -ню-[п’и] в значении ‘раб, слуга; холоп’ [КРС 1992, 658]. В результате «вмешательства» патриотично настроенных хронистов в китайских документах появились такие названия северных кочевников, как никан, найман, кидань, хунну. Примечательно, что подобная традиция обозначения кочевых народов существовала у китайцев задолго до Рождества Христова, т.е. еще дон.э.
Если в названиях кидань, хунну морфемное -ню находится в постпозиции, то в ониме никан ню-[п’и] стоит в препозиции, что может служить языковым доказательством «инородности» морфемы. По поводу этимологии этнонимного никан, калькированный вариант которого в русском языке остался в архивных документах как нелюди, заметим, что лексическое значение онимического —кан имеет явно самодийское начало. Так, в селькупском диалектном апеллятив кацац означает ‘собака’. Таким образом, этноним никан может быть разложен на ряд семантических апеллятивов: ню-[п’и] ‘раб, слуга; холоп’ + кацац ‘собака’, которое, по-видимому, в китайской идеографике передавалось как «собака-человек». В последущее время, вследствие стяжения первоначальной китайской фор-
мы ню- кацац образовалось экзонимное никан, где гласная -и- в первом слоге объяснима русскоязычной почвой возникновения онима.
Никанское царство — это семантический аналог китайского Гоу-Го Л.Н. Гумилева, находившегося к северо-западу от Великой стены. В сочинениях иностранных путешественников Средневековья о северной Тартарии упоминается загадочное «царство песеголовых» людей Гоу-го, которое, по их известиям, находилось у границ Китая. Еще армянский историк Гайтон (Гейтум) писал о народе, обитающем около Китая и по своему облику напоминавших собак. В историческом трактате династии Чеу о находящемся на Западе от Куен-Луна государстве собак дано подробное описание жителей страны Key (т.е. собак), которые «имеют тело человека, а голову собаки, длинные волосы, не носят одежд; их язык похож на собачий вой; все их жены имеют человеческий облик; они рожают мальчиков, которые становятся собаками, и девочек, которые становятся женщинами; потом они женятся и выходят замуж. Они живут в пещерах и едят все сырое» [Алексеев, 1932; С. 13 (комментарии к запискам Плано Карпини)].
В «Исторических записках» Сыма Цень (III вв. до н.э.) упоминает, что все варварские народы Запада жун(ы) делились на три группы:
1) сижун — западные жуны;
2) шаньжун — горные жуны;
3) юаньжун — собачьи жуны [Шавку-нов, 1990; С. 23].
Локализация юаньжун совпадает с частью территории, известной как историческая Даурия. Возникает закономерный вопрос — какая же этническая общность прошлых веков может быть отождествлена с песиглавцами, с собачьеголовым народом, который был известен на далеком Западе со времен Плиния (I в. н.э.)? Проблема идентификации песеголовых людей занимала многие просвещенные умы. В XVII в. немецкий писатель Олеарий пытался объяснить наличие сведений о людях с собачьими головами или с лицом на груди своеобраз-
ным костюмом самоедов, сшитым из цельной шкуры и надеваемым поверх головы. В каких-то сочинениях пытались отождествить гипербореев-песиглавцев с монголами, т.к. «их строение головы с выдающимися по обеим сторонам скулами» могло дать повод для появления подобных рассказов [Алексеев, 1932; С. 12].
Однозначного ответа на вопрос об отождествлении какого-либо отдельного этноса или народа с «собачьим» народом быть не может. Однако сопоставление ранее приведенных фактов позволяет усмотреть типологические признаки, которые дают основание для некоторых догадок.
Исходя из того, что царство песеголовых людей локализовалось где-то в пределах исследуемой территории, обратимся к историко-археологическим фактам об историческом прошлом народов, имеющих более конкретные данные. В частности, это может быть история чжурчжэней — исторических предков маньчжуров. История чжурчжэней, впрочем, как и прошлое многих народов Северной Азин, состоит из череды межплеменных войн, междоусобиц, нападений и грабежей, во время которых племенам приходилось отстаивать свое право на жизнь. Имя чжурчжэней, благодаря их военно-потестарному государственному образованию под названием Айсин-Гурун, которое они создали за весьма недолгий исторический период, прославило также их военное искусство и военное снаряжение [Шавкунов, 1990; С. 45].
Одним из видов воинского снаряжения чжурчжэней исследователи отмечают железную маску-личину. В эпоху развитого Средневековья маски-личины, выполнявшие роль забрала, были распространены по всей Евразии. Их использовали кипчаки, монголы, латники Сунского Китая. В.А. Туголу-ков пишет, что в преданиях забайкальских тунгусов-вакароев сохранились сведения о том, что их далекие предки были «вооружены железными пиками, защищали лицо же-лезнымимасками» [Туголуков, 1975].
Железная маска-личина чжурчжэней несколько отличалась от синхронных ей антропоморфных центральноазиатских и вы-
кованных в виде тигриной морды сунских личин [Бобров, Худяков, 2003; С. 117]. Возможно предположить, что железные маски-личины чжурчжэней могли иметь антропоморфную личину собачьей морды. К сожалению, эту версию ничем подкрепить нельзя, т.к. «в силу высокой специализации [железных масок-личин, найденных на Шайгинском городище] они, видимо, не получили широкого распространения среди цзиньских воинов и в монгольское время были заменены более универсальными личинами центральноазиатского типа» [Бобров, Худяков, 2003; С. 118].
Ношением воинами антропоморфных масок-личин, по-видимому, и объяснимо появление сведений о собачьеголовых людях, у которых только мужчины были собаками, а женщины имели обычный человеческий вид. Песеголовость мужчин обусловлена ношением воином масок-личин в виде морды волка или собаки, что и дало повод для появления легенд о собачьеголовых людях. Однако приведенные доводы по поводу появления в историографии понятия «песеголовых» людей, отражающие моменты межкультурного восприятия одним народом другого, основанного на специфике военной маски-личины антропоморфного характера, могут иметь «вто-ричность» по отношению к семантической нагрузке экзонима «люди-собаки». На наш взгляд, китайская идеограмма передала объективно существовавшую идею сходства между людьми и тотемами, учитывая древность происхождения онима.
О природе появления животного символизма в сознании индивида. К. Леви-Строс пишет, что «животное является чрезвычайно простым для понимания объектом запрета: это предок, уничтожение которого было бы эквивалентно убийству» [Леви-Строс, 2008; С. 102-103]. «Как член расширенного клана, человек подчинен общим отдаленным предкам, символизированным тотемами; наконец, как индивид — частным предкам, которые определяют его личную судьбу и могут проявляться через домашнее животное или какую-либо дичь...» [Леви-Строс, 2008; С. 102-103]. Тотем-со-
бака, как и волк — мифический прародитель многих центральноазиатских этносов. Это «носители клыков», чье агрессивное поведение символизирует собой силу, мощь, потенциальное бессмертие. Высвечивается древнее восприятие тотемного первопредка
— «носителя клыков», чье агрессивное вмешательство в дела человеческие удерживает социальный порядок.
Однако и это объяснение выбора тотемным животным собаки или волка также неполное и проявляет, по-видимому, этнокультурную специфику тотема. Полагаем, что использование животных-символов следует воспринимать как некий код, который содержит в себе разные аспекты. Как показал лингвистический анализ, этноним содержит в своей лексической структуре апел-лятив, семантика которого и проявляет еще один пласт кодифицированной семантики тотемного образа собаки или волка. В семантике корневой основы этнонима может быть передана идея уподобления индивида животному, вернее, идея общности мест их обитания. Возможно, что посредством этой разновидности кода в древних этнонимах и реализуются лингвистически психологические основы индивида как неотъемлемой части окружающей его природы.
В качестве иллюстрации приведем следующий пример. Так, адекватной с позиций лингвистики нам представляется версия, предполагающая объяснение названия чжурчжэнь как собственное самоназвание древнего племени с добавлением в мор-фоструктуру онима китайского апеллятива жэнь «человек». Этимоном корневой основы этнонима чжурчжэнь может являться, на наш взгляд, апеллятив селькупского языка чуэрчэ /кетский д./ «земля» [СРДС, 2005, 288], т.е. буквально «земляной человек», или «человек, живущий в земле». Эта форма этнонима «различима» в персидском варианте чиорчиа/чорча [Шавкунов, 1990; С. 44], которую, на наш взгляд, можно считать более корректной транслитерацией этнонима чжурчжэнь.
Возможность нашего предположения о самодийском языковом происхождении этнонимного чжурчжэнь также обосновы-
вается на историко-этнографических сведениях о древних племенах чжурчжэней, имевших жилищами землянки. Вероятность самоназвания племени древних предков самоедов, в основе которого лежит лексема со значением «земля», подтверждается тем, что основа чу- лексически совпадает с атрибутивом чюл~чюль ‘земляной; глиняный’ /сельк./. Об этом писал в свое время еще М.А. Кастрен, а именно о том, что этимологию самоназвания в 1845 г. среди томских самоедов зувве^от, всЬбвсЬ-кот, 1зсЫте1-§ор, ^фе^от возможно трактовать как «человек страны» от 1зсЬи, ^и, вуе ‘глина, земля, страна’ [Тучкова, 2005; С. 279]. Полагаем, что и в этнониме чжур-чжэнь < чиорчиа, как и в структуре средневекового этнонима селькупов тюмэлькоп/ чюлакум/чумылькуп, вычленима общая корневая основа чю/чу ‘земля; глина; страна’.
В данном случае, вероятно, мотивировочным признаком этимона поздних этнонимов тюмэлъкоп/чюлакум стал факт этнографического прошлого самодийцев. Так, в селькупско-русском диалектном словаре указано, что «раньше остяки в земляных карамо жили» [СРДС, 2005, 290]. В связи с этими соображениями, иллюстрирующими не только факт этнографического прошлого самодийцев, опосредовавшего семантику корневых основ этнонимов, но и моменты историко-культурных связей племен, проявившихся в «миграции» этнонима, возможно связать древних предков тюмэлькоп ~ чюмэлгуп с черноречными мукрийцами. Приамурские племена У-УП1 вв. мукри вели полукочевой образ жизни с соответствующим типом жилищ. «Согласно письменным источникам, черноречные мукрийцы зимой проживали в землянках. Последние представляли собой впущенные в землю ямы, над которыми устанавливались в козлы плахи, покрывавшиеся затем сверху толстым слоем земли и, возможно, дерном» [Шавкунов, 1990; С. 73].
Поздними потомками мукрийцев являлись чжурчжени, поселения и городища которых обнаруживают остатки таких же, как у мукри жилищ земляночного и
полуземляночного типа в бассейне Амура [Шавкунов, 1990; С. 72-74]. Чжурчжени занимали территорию Приамурья в средние века, оставив после себя богатое культурное наследие. Существуют мнения ученых о возможности связей предков селькупов с древними насельниками Приамурья, в частности, счжурчженями [Пелих, 1972].
Известно, что тотем-собака является мифологическим прародителем монголов, о чем писал в свое время Г.Н. Потанин, приводя монгольское предание «Нохой-эр-тенъ» [Потанин, 1887]. Во многих бурятских родах имеется подрод нохой «собака» [Цыдендамбаев, 1972]. К тому же этимологический анализ таких родовых названий хори-бурят, как Батнайский и Худай, предполагает «собачье» начало, объясняемое из самодийских языков [Жамсаранова, 2009, 82-110]. Сохранились легенды у некоторых групп селькупов о том, что их предком в далеком прошлом была большая черная собака [Быконя, 2007; С. 13].
Для языковой картины мира древних этносов было также типично называть себя ‘люди; народ’, как в более поздние эпохи вести свое начало от первопредка тотемного происхождения, маркируя, таким образом, свою неразрывную связь с природным началом. В период средневековья племенное название уже соотносится с конкретной исторической личностью, персонифицированным культурным героем. Эта картина мира остается запечатленной в языковой картине человека, где оним кодирует эту информацию в виде этнонимов и генони-мов, расшифровать которую представляется возможной при адекватной интерпретации родоплеменного названия.
Также бесспорным представляется и то, что онимия способна репрезентировать некоторые моменты межкультурного и межъязыкового общения, проявляя тем самым концептуальное видение «своих» и «чужих». Именно эти моменты межкультурного взаимодействия цивилизованного китайского мира и «северных варваров-кочевников» и оказались зафиксированными в исторических хрониках. При этом если понятие «чужой», переданное посредством приставки
идеограммы ню «раб; холоп», обнаружива- собна высветить моменты и внутрикультур-ет моменты межкультурных отношений, то ной специфики древнего самосознания, корневая основа самоназвания племени спо-
Литература
1. ГосударственныйАрхив Забайкальского края (ГАЗК), ф. 1, оп. 1/5, д.17513.
2. Балабанов В.Ф. История земли Даурской. — Чита: ООО «Издательство газеты Эффект», 2003. - 400 с.
3. Хоанг М. Чингисхан. Серия «След в истории». — Ростов-н/Д.: Феникс, 1997. — 352 с.
4. Китайско-русский словарь/ иод ред. Ся Чун И. — Пекин: Изд-во Университета иностран-ныхязыковг. Шанхая, 1992. — 1250 с.
5. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. Введ., редакция и комментарии М.П. Алексеева. Т.1. XIII-XVII вв. — Иркутск: КрайГИЗ, 1932. — 612 с.
6. Шавкунов Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ XII-XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. — М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990.
— 282 с.: ил.
7. Туголуков В.А. Конные тунгусы (этническая история и этногенез)// Этногенез и этническая история народов Севера. — М., 1975.
8. Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Эволюция защитного вооружения чжурчжэней и маньчжуров в периоды развитого, позднего средневековья и нового времени // Археология Южной Сибири и Центральной Азии позднего средневековья: сб. науч. тр. / Под ред. Ю.С. Худякова, С.Г. Скобелева. — Новосибирск: ООО «РТФ», 2003. — С. 66-212.
9. Клод Леви-Строс. Тотемизм сегодня. Неприрученная мысль / Пер. с фр. А.Б. Островского. — М.: Академический Проект, 2008. — 520 с.
10. Селькупско-русский диалектный словарь / под ред. В.В. Быконя. — Томск: ТГПУ, 2005.
- 348 с.
11. Тучкова Н.А., Байдак А.В., Максимова Н.П. Южноселькупская этнонимика // Проблемы историко-культурного развития древних и традиционных обществ Западной Сибири и сопредельных территорий: материалы XIII Западно-сибирской археолого-этнографической конф. — Томск: ТГУ, 2005. — С. 279-282.
12. Пелих Г.И. Происхождение селькупов. — Томск, 1972. — 422 с.
13. Потанин Г.Н. Очерки северо-западной Монголии. Вып. IV. — СПб., 1883. — 1024 с.
14. Цыдендамбаев Ц.Б. Бурятские исторические хроники и родословные (историко-лингвистическое исследование). — Улан-Удэ, 1972. — 662 с.
15. Жамсаранова Р.Г. Этнонимы и генонимы хори-бурят: лингвоисторическое исследование.
— Чита: ЧитГУ, 2009. — 228 с.
16. Быконя В.В. Самодийское направление // Сб. науч. тр. и мат-лов «Сравнительно-исторические и типологические исследования языка и культуры: проблемы и перспективы». Вып. 3.
- Томск: ТГПУ, 2007. -С.13,16.
Коротко об авторе ______________________________________________ Briefly about the author
Жамсаранова Р.Г., канд. фнлол. наук, доцент кафедры теоретической и прикладной лингвистики, Читинский государственный университет (ЧитГУ)
Научные интересы: ономастика, этнонимика, антропонимика (историческая), топонимика (региональная)
R. Zhamsaranova, Cand. Philological Sciences, Assistant professor of faculty of general and applied linguistics Chita State University
Scientific interests: onomastics, ethnonims, personal names, toponymies (regional)
