CC BY
96
УДК 81'23
этничность в межкультурнои коммуникации
порхомовский виктор Яковлевич
профессор, главный научный сотрудник Институт языкознания РАН Москва 125009, Б.Кисловский пер., д. 1, стр. 1 e-mail: [email protected]
Этничность является важнейшим фактором групповой и индивидуальной идентификации и аутоидентификации. Проблема состоит в сложности этого понятия, для анализа которого необходимо рассмотреть основные концепты, относящиеся к данному семантическому полю, представленные лексическим рядом: 'этнос, народ, нация'. В настоящей статье семантика и прагматика концептов этого ряда рассматриваются в аспекте межкультурной коммуникации, поскольку в соответствующем дискурсе отмечается высокий уровень межъязыковых контактов и заимствований. Поэтому наряду с русским языком для анализа поставленной проблемы привлекаются материалы на европейских языках, занимающих ведущие позиции в международном коммуникативном пространстве - английском, французском и немецком. Существенная роль здесь принадлежит диахронии, т.е. исторической эволюции этих концептов в европейских языках, начиная с античности. Специальное внимание уделяется проблеме многозначности рассматриваемых терминов в разных языках, а также различиям в прагматических коннотациях между русским дискурсом, с одной стороны, и английским и французским, с другой. Важность этих различий определяется тем, что они могут приводить к серьезным проблемам в межкультурной коммуникации.
Ключевые слова: этничность, нация, народ, межкультурная коммуникация, этническая ситуация.
Проблема роли этничности в межкультурной коммуникации находится на стыке целого ряда филологических и социальных научных дисциплин, среди которых в рамках языкознания можно отметить семантику, прагматику, а также когни-тивистику, психолингвистику, этнолингвистику, социолингвистику, а за пределами комплекса языковедческих наук социальную и культурную антропологию, религиеведение, социальную психологию, историю, политологию, конфликтологию. В последние десятилетия в мировой и региональной политике все более важное место занимают межэтнические и межнациональные проблемы и конфликты, что естественным образом требует научного анализа этих вопросов, с одной стороны, а также привлекает внимание к проблемам этничности в средствах массовой информации, в публицистике и на уровне неформальной коммуникации, с другой. Однако обсуждение и анализ этой крайне сложной и весьма актуальной проблематики, которая сама по себе вызывает горячие дискуссии, а иногда и весьма болезненные реакции, наталкивается на серьезные эвристические препятствия по причине отсутствия единой общепринятой системы базовых понятий. Именно этот вопрос находится в фокусе настоящей работы.
Утверждение, что научный дискурс строится прежде всего на системе строго определенных научных понятий, которые выражаются через посредство соответствующей терминологической системы, не требует особых комментариев. Научные термины должны иметь точные определения и находиться в жесткой корреляции с объектами и понятиями соответствующей научной дисциплины в отличие от общеупотребительной лексики, где подобная семантическая и прагматическая строгость отнюдь не предполагается. Серьезные проблемы возникают в тех социальных и гуманитарных науках, где однородные объекты исследования в разных контекстах и ситуациях могут иметь существенные различия в зависимости от исторических, цивилизационных и культурных факторов. В результате формируются терминологические системы, привязанные к конкретной специфике, которые невозможно использовать вне собственной культурно-языковой парадигмы. Достаточно сослаться на работы европейских ученых в области изучения различных религий, например, ислама, буддизма, индуизма, где единственный возможный путь - это заимствование соответствующих терминов и понятий из арабского, санскрита и т.д., поскольку в рамках европейского христианского дискурса отсутствуют соответствующие понятия и термины (например, карма, нирвана, йога и т.д.) или формально сходные понятия и соответствующие термины имеют существенные различия. Аналогичная ситуация возникает и на совершенно иных социокультурных уровнях, например, в кулинарии и гастрономии, где также невозможно обходиться без заимствования названий блюд и т.п. Соответствующая терминология обычно является частью этнолингвистических штудий, посвященных анализу традиционных терминологических систем. Отметим, что религиеведческую проблематику не принято рассматривать в рамках подобного подхода.
В языкознании в качестве некоторой аналогии можно предложить терминологию в области функциональной стратификации языка, а также истории и теории литературных языков. В этой сфере существенная роль принадлежит историко-культурным параметрам и факторам соответствующих языковых ситуаций, которые и определяют как структуру и состав функциональной парадигмы в рамках определенной коммуникативной ситуации, так и процессы формирования идиомов, занимающих различные уровни в рамках функциональной стратификации языка. Особый интерес здесь представляют высшие уровни этой парадигмы. Разумеется, в подобных случаях соответствующая терминология также имеет специфический характер, определяемый конкретными процессами формирования этих функциональных вариантов в отличие от универсальной лингвистической терминологии в других областях языкознания. Это обстоятельство вызывает хорошо известные трудности при переводе терминов и текстов в этой области на другие языки, ср., например, серию 'литературный язык ~ standard language ~ langue normée ~ Hochsprache/Schrifsprache', или термины для иерархической последовательности форм существования языка - русский язык: 'язык ~ диалект ~ наречие ~ говор // французский: langue ~ dialecte ~ parler ~ patois // английский: language ~ dialect ~ patois (из французского)'. При этом в разных языках может закрепляться специфическая дистрибуция подобных терминов, которая не воспроизводится при переводе. Так, в традиционной французской берберологии территориальные берберские
идиомы рассматриваются как локальные варианты единого берберского языка. Эти варианты по-французски принято именовать parlers berbères, хотя в современной лингвистике эти идиомы трактуются как языки, образующие берберскую группу языков в рамках семито-хамитской семьи с выделением диалектов в рамках отдельных языков, например, туарегского.
Ситуация еще более усложняется благодаря тому, что специфические формы существования языка в различных коммуникативных ситуациях могут получать обозначения в соответствующих терминологических традициях, т. е. обозначают именно данный конкретный функциональный вариант какого-либо языка, а затем эти названия начинают использоваться сначала как метафоры, а затем как термины для типологически аналогичных функциональных вариантов в рамках других языковых систем, например, общепринятые социолингвистические термины 'койне, лингва франка', первоначально обозначавшие конкретные идиомы, ср. также 'арго, жаргон, сленг'. Наконец, следует учитывать и то обстоятельство, что наименования для различных форм существования языка стали появляться задолго до формирования современного научного языкознания. Соответствующие термины вошли в научный оборот в разных языках и в разное время, а затем могли полностью или частично выходить из употребления. Например, так обстояло дело с терминами 'literary language, langue littéraire'. Немецкий термин 'Literatursprache' соответствует русскому 'язык художественной литературы', а не термину 'литературный язык'. Таким образом, в этом отношении терминология в сфере функциональной дифференциации языка скорее относится к области традиционных систем, являющихся объектом этнолингвистики, чем к понятийному аппарату современной лингвистики. Подробно эта проблематика обсуждалась на круглом столе, организованном Проблемной комиссией по истории и теории литературных языков в Институте языкознания РАН в 2002 г. Материалы дискуссии опубликованы в сборнике «Формы дифференциации языка в зеркале национальных терминологических традиций». (см. библиографию).
Наконец, имеется еще один важный аспект, а именно ситуации, когда даже в рамках одного и того же языка термины, обозначающие некоторые функциональные идиомы, могут иметь разные значения в зависимости от того, какая конкретная языковая ситуация имеется в виду. Так, термин 'диалект', представленный в терминологических системах многих европейских языков, имеет различное семантическое наполнение в зависимости от объектов описания, например, в арабских странах Ближнего Востока и Северной Африки, в Северной Индии или в странах Европы. Отметим также, что даже слово 'язык', т. е. основной лингвистический термин, может иметь различное семантическое наполнение в зависимости от наличия или отсутствия в соответствующем языковом пространстве наддиалектного варианта, признаваемого носителями всех локальных идиомов (территориальных и социальных диалектов), т. е. литературного (/стандартного) языка или широко распространенного койне. Так, для различения этих двух ситуаций в опубликованной в середине XX в. лондонским Международным институтом Африки серии справочных изданий по африканским языкам использовались соответственно термины 'language with associated dialects'1 и 'dialect cluster'.
Обозначенная выше проблематика в области лингвистической терминологии имеет первостепенное значение для темы настоящей работы. Лингвонимы и этнонимы находятся в очень тесной корреляции. Один из наиболее очевидных аспектов - это терминологическая реализация оппозиции «свой ~ чужой». В области этнонимов в самых разных языках весьма распространено явление, когда для обозначения собственной этнической характеристики используются слова, обозначающие человека вообще, например, представленные в чадских и берберских языках афразийской (семито-хамитской) языковой семьи этнонимы, восходящие к общеафразийскому корню 'mzg' со значением «человек, люди»: чадское musgu, берберское imazighen. При этом для понятия «чужой» часто используются уничижительные и пренебрежительные имена, которые могли закрепляться в качестве основного этнонима, но в современную эпоху торжества политкорректности они заменяются на аутоэтнонимы, разумеется, не имеющие отрицательных коннотаций. Эти замены получили большое распространение в современную эпоху, например, в африканистике, что ставит достаточно сложную задачу отождествления традиционных и новых, политкорректных этнонимов. Например, галла, самый большой по численности эфиопский этнос, хорошо известный со времен раннего Средневековья, в том числе по одноименным историческим хроникам на классическом эфиопском языке, теперь именуется только по самоназванию - оромо.
Другой сходный способ именования «чужих» состоит в использовании метафорических названий для обозначения носителей чужих, непонятных языков. Так, в России «чужие» par excellence получили наименование «немцы», т. е. немые, причем в эпоху царя Алексея Михайловича зафиксировано именование прибывших в Москву англичан как «аглицких немцев». Другое широко известное название для «чужого» - это древнегреческое Рарбаро^ (варвар), восходящее к ономатопоэтическому обозначению людей, не владеющих членораздельной речью (br-br). Как известно, через посредство арабского языка это слово стало этнонимом «бербер» по аналогичной причине. Показательно, что это обозначение воспринималось и воспринимается населением Северной Африки как нейтральное. Только в последние годы в рамках общего тренда «политкорректности» наименование «берберы» стало постепенно заменяться упомянутым выше «имазиген», однако лингвоним «берберские языки» сохраняет свой прежний статус. Вполне очевидно, что языковые и этнические характеристики находятся в тесной взаимосвязи и взаимодействии, причем можно утверждать, что в различных исторических ситуациях формирования, эволюции и исчезновения этнических групп определяющая роль может принадлежать как языковым, так и этническим факторам. В любом случае при исследовании различных аспектов этничности как в плане научного анализа, так и в рамках прикладных работ в области межэтнических контактов и наиболее актуальных вопросов прогнозирования, анализа и оценки возможных путей урегулирования межэтнических конфликтов необходим тщательный и подробный анализ соответствующей проблематики в рамках социолингвистики и психолингвистики.
Что касается собственной роли и значения фактора этничности в межкультурной коммуникации, а, следовательно, в формировании и развитии контактов и конфликтов в этой области, то необходимо констатировать, что эта чрезвычайно
сложная и противоречивая проблематика, актуальность которой невозможно переоценить, оказывается еще более запутанной, поскольку отсутствует система общепринятой трактовки базовых понятий в этой области. В число этих базовых понятий прежде всего входят: этнос (/этничность), нация и народ. Именно этнос является для нашей проблематики ключевым, базовым элементом, однако судьба этой лексемы в соответствующем дискурсе оказалась наиболее сложной и противоречивой.
Термин этнос восходит к древнегреческому e9vo<;, для которого приводятся следующие значения: «1) общество, группа, толпа, 2) класс, сословие, 3) пол, 4) племя, 5) народность, народ, 6) (мн. ч.) языческие племена, язычники, 7) род, вид, порода, 8) стая, стадо, рой» [Древнегреческо-русский словарь 1956: 459]. Для полного семантического анализа этого слова требуется специальное исследование. В цитированном словаре отмечена вся совокупность значений, зарегистрированных в древнегреческих текстах разных эпох, так что в принципе следует проследить эволюцию семантики и прагматики. Для целей настоящей работы достаточно отметить, что в более ранние эпохи (в частности у Гомера, Софокла, Пиндара) это слово обозначало любую совокупность людей или животных. Позднее у Геродота, это слово уже употребляется в привычном современном значении, но также и для обозначения различных социальных групп по профессиям и т. п. Наконец, в более поздние эпохи оно используется как синоним для слова «варвар», причем во множественном числе оно противопоставляется «эллинам», так что в иудео-христианской литературе на греческом языке оно употребляется для перевода понятия góim' т.е. людей, не относящихся к иудаизму, а также как соответствие оппозиции «Roma -provincia» в латинском, т.е. «римские граждане» - «жители завоеванных территорий», подробнее об этом см. [Тишков 2003: 97-98].
Задача проследить эволюцию семантики и прагматики этого заимствования в европейских языках выходит за рамки нашей работы. Как уже говорилось, в современных языках это древнегреческое заимствование в целом продолжает позднюю греческую традицию, т. е. обозначает группы людей на основе общих культурных, языковых, исторических, хозяйственных и иных характеристик. Однако при этом сохраняется и указанный выше семантический компонент принадлежности этой лексической основы к пространству не-эллинов, варваров. Причем преимущественно используются производные термины: 'этнический, этничность // ethnicity, ethnic group' и т. д. Однако здесь необходимо отметить важное отличие между русским и западноевропейскими языками. В современном русском научном дискурсе слова этого корня имеют в целом нейтральную коннотацию, тогда как в английском и французском языках здесь присутствует отчетливая негативная специфика в семантике и прагматике этих терминов, а именно их отнесенность к проблематике изучения народов именно бывших колоний и вообще аборигенов Африки, Австралии, Азии, Америки. Таким образом, характерный для древнегреческого языка семантический компонент, имеющий очевидную отрицательную коннотацию, получил серьезное дальнейшее развитие. В результате в рамках современного политкорректного дискурса эти термины стали восприниматься как не вполне приемлемые. Так, вместо 'этнографии, этнологии, этнолингвистики' получили распространение термины 'социальная и культурная антропология, антропологическая лингви-
стика' В качестве иллюстрации автор этих строк может сослаться на собственный опыт. Около двадцати лет назад мне пришлось выступать с докладом на тему социолингвистической типологии в университете «София-Антиполис» в Ницце. В рамках представленной типологической модели (о которой см. ниже) речь шла об этнической ситуации и ее роли в типологии коммуникативных ситуаций. Когда наступило время для вопросов и дискуссии, пригласивший меня профессор заметил, что доклад ему очень понравился, но хорошо было бы отказаться от термина 'situation ethnique' по причине его несоответствия принципам политкорректности. Моя просьба предложить адекватную замену для этого термина, естественно, осталась без ответа. Как известно, нормы современной политкорректности требуют отказаться от употребления очень многих обозначений человека на основе различных качеств и признаков, в том числе и этнической принадлежности, если это не является главным содержанием сообщения. При этом требуются специальные стилистические конструкции, например, вместо 'слепого' следует говорить 'человек с проблемами зрения' и т. п. В научном дискурсе на русском языке подобные проблемы не возникают. В отношении термина 'этничность' эта проблема прежде всего явилась следствием эпохи заморских колоний европейских государств. Здесь следует специально подчеркнуть, что представленная в упомянутом докладе типологическая модель строилась именно на африканском материале. Для дальнейшего изложения существенно, что фактор этничности привлекается нами в его нейтральном значении, без указанного выше отрицательного компонента, что является естественным для текста на русском языке.
Основное внимание далее будет уделяться оппозиции двух принципиально важных аспектов, а именно противопоставлению этнического и политического факторов в межкультурной и межнациональной коммуникации. Противопоставление этих двух факторов стало актуальным в Европе со времени возникновения понятия 'nation-state'' и появления национальных государств, т. е. после Вестфальского мира. Именно тогда стала формироваться оппозиция по признаку этнической и государственной принадлежности.
Ключевыми здесь являются следующие лексические пары в русском, английском, французском и немецком языках: народ - нация; people - nation; peuple -nation; Volk - Nation.
Очевидно, что члены этих лексических пар во всех языках не являются полными синонимами. В нашем случае интерес здесь представляет оппозиция по признаку этнической и государственной принадлежности. Ситуация здесь весьма своеобразна. Так, в «Словаре русского языка» Ожегова для слова нация первым значением дается этнографическое определение, а второе значение определяется как «страна, государство». Для слова народ первое определение - «население государства, жители страны», второе значение - «то же, что нация», т. е. этнографическое определение. В целом аналогичная ситуация представлена и в остальных упомянутых выше языках, хотя наборы конкретных значений могут различаться. Причем,
как правило, среди различных определений в качестве одного из значений этих слов приводится и второй член указанной выше пары. Таким образом, в том, что касается оппозиции по признаку «этническая ~ государственная идентификация» члены этой лексической пары во всех рассматриваемых языках являются синонимами, поскольку они имеют оба этих значения. Однако исходная ситуация, видимо, была иной. Как уже упоминалось, данная оппозиция могла сформироваться достаточно поздно, после появления национальных государств в результате заключения Вестфальского мира в середине XVII в. Причем этот процесс государственного строительства и формирования соответствующей политической идентификации граждан или подданных новых государств должен был развиваться достаточно постепенно. До этой эпохи подобная оппозиция этнической и государственной идентичности явно была излишней. Политическую актуальность данная проблематика приобрела в конце XIX - начале XX в., когда начались центробежные процессы в полиэтнических европейских империях. Это получило отражение в работе [Водовозов 1910]. Автор этой публикации утверждает, что в русском и немецком языках термины 'народ' и 'Volk'относятся к сфере государственного права, т. е. «немецкий народ» означает подданных Германской империи, а «русский народ» - соответственно Российской империи. В то же время термины 'нация' и 'Nation являются этнографическими. В английском и французском языках ситуация противоположная: nation в обоих языках обозначает государственную принадлежность, а people / peuple - это термины этнографические.
Как уже отмечалось, современные словари дают оба значения для обоих членов этой пары во всех указанных языках. Причину подобной эволюции можно реконструировать следующим образом. Французский и английский языки являются ведущими мировыми языками. Поэтому заимствование слова 'nation' в его французском и английском значении было совершенно естественным, тем более что существенную роль в политическом дискурсе играли важнейшие международные организации - Лига Наций после Первой мировой войны и Организация Объединенных Наций после Второй мировой войны. В обоих случаях речь, безусловно, идет о государствах, а не этнических общностях. К тому же, по свидетельству Во-довозова, слово «нация» в ту эпоху воспринималось как иностранное, недостаточно усвоенное и чуждое русскому языку. Разумеется, было бы интересно проследить эволюцию значений этих слов в указанных языках, что является отдельной трудоемкой задачей с использованием корпусного подхода. Семантическая интерференция в данном случае представляется не только естественной, но даже неизбежной, тем более в сфере межкультурных и международных контактов при практической идентичности фонетической реализации соответствующей лексемы во всех этих языках. Однако безусловным подтверждением первоначальной семантики этих словесных пар в четырех рассматриваемых языках являются производные слова. Достаточно сопоставить обозначения свода законов в межгосударственных отношениях: в английском и французском это производные от 'nation' - "international law" и "droit international", тогда как их соответствия в русском - «.международное право» и в немецком - "Völkerrecht", при этом в русском языке «межнациональные отношения» относятся исключительно к сфере этничности, а международные от-
ношения - к сфере государственности, тогда как в ангийском и французском языках ситуация является противоположной. В качестве подтверждения сказанного выше можно привести начальный пассаж Конституции РФ: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации...».
Таким образом, при употреблении терминов «народ» и «нация» каждый раз следует указывать, в каком именно значении употребляются эти слова - в качестве этнографического термина или в качестве термина государственного права. На практике это никогда не происходит, что существенным образом затрудняет политические и научные дискуссии на темы межэтнических проблем и конфликтов, а также открывает возможности для всевозможных спекуляций, когда сначала термин «нация» употребляется в качестве этнического маркера, а затем в качестве политического. Например, некая этническая общность квалифицируется как «нация», что не вызывает возражений, а затем следует утверждение, что в качестве отдельной «нации» она имеет право на собственную государственность и членство в ООН. Подобная аргументация активно использовалась и в публицистике эпохи распада европейских империй после Первой мировой войны. Знаменитый тезис о праве наций на самоопределение также нуждается в подобной семантической интерпретации.
Наряду с рассмотренной выше проблемой соотношения этнического и политического аспекта в межкультурной коммуникации следует исследовать и такие ситуации, когда фактор государственности не имеет определяющего значения, хотя должен приниматься во внимание. Речь здесь идет о полиэтнических и мультиязы-ковых ситуациях как в пределах одного государства, так и в регионах, объединяемых некоторым общим историческим и культурным наследием, сходными языковыми ситуациями, а также отсутствием соответствий между языковыми, этническими и политико-административными границами. Именно в подобных ситуациях особенно велика опасность возникновения межэтнических напряжений, которые могут приводить к открытым конфликтам. Этнические факторы здесь играют первостепенную роль. При этом необходимо принимать во внимание специфику этнично-сти. Невозможно дать исчерпывающее универсальное определение этноса. Обычно дается обширный, по возможности всеобъемлющий перечень различных факторов. Сложность заключается в том, что в конкретных ситуациях набор определяющих факторов в процессе этногенеза может существенно варьировать. В большинстве ситуаций первостепенная роль принадлежит языку, однако возможны случаи, когда язык не имеет решающей роли. Аналогичные ситуации возникают и с другими важными факторами, например, с религией. Кроме того, современная этнология еще далека от выработки общепринятой концепции этноса. Сформулирован целый ряд теоретических подходов к этой проблеме, например, примордиализм, конструктивизм, инструментализм. На эту тему имеется обширная литература. Эта проблематика освещается в цитированном выше труде Тишкова, там же имеется подробная библиография [Тишков 2003].
Что касается сложных полиэтнических и мультиязыковых ситуаций, характерных скорее для традиционных обществ, то для их анализа автором настоящей работы совместно с В.А. Виноградовым и А.И. Коваль была предложена ориги-
нальная типологическая модель, в которой особое внимание уделяется именно этническому фактору [Виноградов, Коваль, Порхомовский: 2013; см. также Koval', Porchomovskij, Vinogradov 1982]. Новизна данной модели прежде всего заключается в том, что авторы отказались от принципа государственного и административного деления при выборе объектов для анализа этнических и языковых ситуаций, предложив вместо него понятие коммуникативной среды, которая определяется как «исторически сложившаяся этносоциоязыковая общность, характеризуемая относительно стабильными и регулярными внутренними коммуникативными связями и определенной территориальной локализованностью» [Виноградов, Коваль, Порхомовский 2013: 9]. Этот подход дает возможность для типологического анализа ситуаций на основе разработанных параметров независимо от государственных границ, с последующей типологизацией в рамках отдельных государств уже в терминах определенных в процессе исследования типов коммуникативных сред, что позволяет получить достаточно четкую и легко обозримую панораму исключительно пестрых и разнообразных ситуаций, характерных для многочисленных стран Западной Африки. Поскольку в отличие от большинства наблюдаемых ситуаций здесь отмечаются существенные расхождения между этническими и языковыми границами, анализ этнических и языковых ситуаций проводится по отдельности, а затем сопоставляются полученные результаты. При типологическом анализе этнических ситуаций используются следующие параметры: степень этнического разнообразия; демографическая характеристика этнических единиц, типы и принципы пространственно-территориального распределения этносов: подвижный ~ мобильный, компактный ~ диффузный, мозаичный ~ трансфузионный; этническая проницаемость ~ замкнутость; степень внутренней интеграции этносов; эстимационные характеристики: внутренние: - этническая гордость / лояльность ~ нейтральность ~ отрицательное отношение, внешние: престиж ~ нейтральность ~ предубеждение [[Виноградов, Коваль, Порхомовский 2013: 26-33]. Типологический анализ языковых ситуаций базируется на следующих параметрах: степень языкового разнообразия / языковой непрерывности; степень генетической близости идиомов; количественная характеристика носителей каждого из идиомов; типы пространственного распределения языков; наличие обработанных форм языка и письменных традиций, эстимационные характеристики, также внутренние и внешние. Затем в результате комплексного анализа этнической и языковой ситуаций с учетом релевантных культурных, социальных и экономических факторов выстраивается типология коммуникативных сред, а на следующем ярусе типология коммуникативных ситуаций в рамках отдельных государств. Это дает возможность оценивать перспективы языковой и национальной политики, определять «горячие» точки, вероятность возможных конфликтов и пути их предотвращения. Данная типологическая модель была использована при анализе роли этнического и языкового фактора в самых различных регионах, в том числе в Центральной Азии и в Закавказье, см. [Porkhomovsky 1992; Porkhomovsky 1994a; Porkhomovsky 1994b].
Литература
Виноградов В.А., Коваль А.И., Порхомовский В.Я. Социолингвистическая типология. 4-е изд. - М.: Либроком, 2013. - 128 с.
Водовозов В.В. Национальность и государство. // Формы национального движения в современных государствах: Австро-Венгрия, Россия, Германия. - С-Пб.
Тишков В.А. Реквием по этносу. - М.: Наука, 2003. - 544 с. Формы дифференциации языка в зеркале национальных терминологических традиций. - М.: ИЯз РАН, 2002. - 117 с.
Koval'A.I., Porchomovskij V.J., Vinogradov V.A. Language and society in Africa: a sociolinguistic typology. // Studien zur nationalsprachlichen Entwicklung in Afrika. Berlin: Akademie Verlag, 1982. pp. 7-88.
Porkhomovsky V. (1992). Ethnicity and Language as Political Factors. The Iranian Journal of International Affairs. Vol. 4, No 2, pp. 322-329.
Porkhomovsky V. (1994a). Historical Origins of Interethnic Conflicts in Central Asia and Transcaucasia. // central Asia and Transcaucasia. Ethnicity and conflict. Westport, Connecticut - London: Greenwood Press, pp. 1-30.
Porkhomovsky V. Ethnicity and Language as Political Factors: a Typological Study. (1994b). Bulletin of the Institute of Middle Eastern Studies. International University of Japan. vol. 8, March, pp. 1-32.
Ethnicity is a most important factor of collective and individual identification and self-identification. The problem consists in the complex character of this notion. Hence it is necessary to examine the main concepts, pertaining to this semantic field as presented by lexical group: 'ethnos, people, nation'. Semantic and pragmatic aspects of these concepts are examined in the present paper from a perspective of intercultural communication because of a very high level of language contacts and loans in the respective discourse. Thus, data from leading European languages in the sphere of international communicative, i.e. English, French and German, is included in the analysis on a par with Russian. Important role belongs here to diachronic aspect, namely to the historical evolution of these concepts in European languages beginning from the period of antiquity. Special attention is paid to the problem of polysemy of respective terms in different languages as well as to the differences in pragmatic connotations between
1910.
ETHNICITY IN INTERCULTURAL COMMUNICATION
Victor Ya. Porkhomovsky
Professor, chief research fellow Institute of Linguistics, Russsian Academy of Sciences Moscow 125009, B.Kislovski per. 1, str. 1 e-mail: [email protected]
Russian discourse, on the one hand, and English and French, on the other. The importance of these differences is determined by the fact, that they may cause serious problems in intercultural communication.
Keywords: ethnicity, nation, people, intercultural communication, ethnic situation.
Vinogradov V.A., Koval'A.I., Porhomovskij V.Ja. Sociolingvisticheskaja tipologija [Sociolinguistic typology]. 4th ed.. Moscow: Librokom. 2013. 128 p.
Vodovozov V.V. Nacional'nost' i gosudarstvo. // Formy nacional'nogo dvizhenija v sovremennyh gosudarstvah: Avstro-Vengrija, Rossija, Germanija [Nationality and state // Forms of national movement in modern states: Austro-Hungary, Russia, Germany]. Saint-Petersburg. 1910.
Tishkov V.A. Rekviem po jetnosu [Requiem for ethnos]. Moscow: Nauka, 2003.
544 p.
Formy differenciacii jazyka v zerkale nacional'nyh terminologicheskih tradicij [Forms of language differentiation in the mirror of national terminological traditions]. Moscow: Institute of Linguistics. 2002. 117 p.
Porkhomovsky V. (1992). Ethnicity and Language as Political Factors. The Iranian Journal of International Affairs. Vol. 4, No 2, pp. 322-329.
Porkhomovsky V. (1994a). Historical Origins of Interethnic Conflicts in Central Asia and Transcaucasia. // central Asia and Transcaucasia. Ethnicity and conflict. Westport, Connecticut - London: Greenwood Press, pp. 1-30.
Porkhomovsky V. Ethnicity and Language as Political Factors: a Typological Study. (1994b). Bulletin of the Institute of Middle Eastern Studies. International University of Japan. vol. 8, March, pp. 1-32.
Referehces
