CC BY
67
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
2014 РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ Вып. 4(28)
УДК 811.511
ЭТНИЧНОСТЬ КОМИ-ПЕРМЯКОВ КАК СИСТЕМА ОППОЗИЦИЙ 1
Екатерина Сергеевна Худякова
к. филол. н., доцент кафедры теоретического и прикладного языкознания Пермский государственный национальный исследовательский университет
614990, Пермь, Букирева, 15. [email protected]
Статья посвящена исследованию коми-пермяцкой этничности по текстовым данным. Исследуется декларируемая этническая идентичность, выражающаяся в устойчиво используемых этнонимах. Наиболее частотными оказываются этнонимы «коми-пермяк» и «пермяк». Анализу подвергнута также «реальная» идентичность, нашедшая отражение в устойчиво предицируемых категориях. Получена сложная система оппозиций, базовые члены которой - «коми-пермяк» в противопоставлении «русскому». Показано, что, несмотря на отмечаемые исследователями процессы деэтнизации коми-пермяков, информанты-коми-пермяки демонстрируют сохранную этничность, поддерживаемую системой противопоставленных категорий, реализуемых в текстах.
Ключевые слова: коми-пермяцкая этничность; система оппозиций; нарративный анализ; эт-ностереотипы.
Для большинства живущих в Пермском крае совершенно очевидным и не вызывающим сомнений является факт существования на севере региона Коми-Пермяцкого округа и его жителей коми-пермяков. Однако в западной литературе до сих пор коми-пермяцкий и коми-зырянский языки называются двумя наречиями языка коми, а западные социолингвисты вообще спорят с «советской» практикой выделения коми-пермяцкого языка, называя его языком зырян Пермского края. Тимоти Рис в достаточно авторитетной монографии «The Uralic Languages» подчеркивает, что во всех странах, кроме Советского Союза, вопрос о двух разных языках (коми-пермяцком и коми-зырянском) не ставится, поскольку «различия между этими "языками" значительно менее яркие, чем между диалектами большинства европейских языков, и тем более между языками» [Riese 1998: 250]. Даже если оставить в стороне вопрос о малоприменимости критериев, разработанных для старописьменных и отличающихся массовостью носителей «большинства европейских языков», на сегодняшний день довольно сложно отрицать существование двух литературных языков - коми-пермяцкого и коми-зырянского. При этом Т. Рис подчеркивает, что и на вопрос о существовании коми-пермяцкой народности могут ответить только сами коми-пермяки. Исследователь, основываясь на советских данных, утверждает, что этнонимом «зыряне» (а иногда и «вотяки») называли себя и
коми-зыряне, и коми-пермяки [ibid.: 251], лишь 70% которых говорит на «коми» языке. Таким образом, по мнению западных лингвистов, понятия и «коми-пермяцкого языка» и «коми-пермяцкой» этничности были сконструированы в советское время для дезинтеграции представителей на самом деле одной этнической группы («зыряне»)2.
Исходя из этого, мы ставим перед собой цель - изучить лингвистическую манифестацию коми-пермяцкой этничности, вызывающей столько сомнений у западных исследователей, на материале спонтанных текстов на тему «О народных традициях», собранных в Коми-Пермяцком округе у информантов, идентифицировавших себя как «коми-пермяки». 25 текстов о народных традициях собраны от билингвов-коми в возрасте от 19 до 72 лет, жителей сельской местности и города Кудымкара, 21 женщины и 4 мужчин. Тексты опубликованы в Звучащей хрестоматии [Русская речь коми-пермяков 2014].
В качестве методологического основания мы рассматриваем подход к этнической идентичности в социологии конструктивизма. Ф. Барт определяет этническую группу как народонаселение, во-первых, биологически самовоспроизводимое, во-вторых, разделяющее общие культурные ценности, реализованные в единстве культурных форм, в-третьих, образующее поле коммуникации, в-четвертых, конституирующее категорию, отличную от других категорий второго
© Худякова Е. С., 2014
80
порядка (отличает «себя» от «чужих») [Барт 2006: 11]. Нас будет интересовать именно четвертый пункт, который предполагает, что для себя и других этничность - это система оппозиций, дифференцирующих представителей одной этнической группы от представителей другой.
Традиционно выделяются следующие типы идентичностей: декларируемая (в нашем случае соотносится с пропозицией «я есть некто», -она вербализуема и предикативна и сближается с номинальной, называемой), субъективная (реалистическая) и отдельно - идентификация (как деятельность наблюдателя) [Vrian 2001: 2224]. Реальная идентичность как самоконструирование связана с речевыми процедурами категоризации: «Все, что субъект говорит другому, он говорит и самому себе. Посредством общения с другими человек создает у себя самого такие же позиции, которые он желает видеть у других или которые у них возникают сами благодаря применению общих значимых символов» [Абельс 2009: 13].
Для изучения идентичности важно определить набор социальных и личностных категорий, которые становятся вписанными в структуру личности [Turner 1988: 113]. Исследование данных категорий предполагает экспериментальные методики по их «исчислению», а также построение иерархии категорий для выявления идентифицирующих и дифференцирующих категорий.
Идентичности социально или культурно поддерживаемы: по мнению Криса Видона, «институты производят дискурсы, в которых гендерная или этническая идентичность конструируется». В дискурсах предлагаются рационализированные категории, в которые индивид может (и должен) вписать себя, а любое социальное действие уже есть выражение идентичности [Weedon 2004: 13].
Для определения общих идентичностных ори-ентаций используется метод интервьюирования: предлагается спонтанный монолог на тему «О себе». Данный жанр предполагает реализацию автобиографического нарратива. Нарратив в социальной психологии [Giddens 1991: 24] признается способом конструирования идентичности -самоозначиванием [Bruner 2003: 31]. Нами уже были апробированы методики анализа идентичности (религиозной и этнической) на материале нарративных текстов: идентичность конструируется на уровне деклараций (уровне пропозиций «Я есть некто), на уровне категоризации (типы когнитивных действий), на уровне отбора и структурирования текстовых блоков, которые показывают: а) предметное заполнение когнитивного пространства (соотносится с содержательным компонентом идентичности); б) оценочные компоненты, устойчиво приписываемые данным компонентом (соответствует
ценностно-нормативному компоненту идентичности), и в) личностное время, которое фиксируется в виде образа прошлого и образа будущего (и в целом отбором временных характеристик).
Таким образом, методом нашего исследования становится традиционный филологический анализ нарратива, в лингвистическом смысле предполагающий выделение частотных реализаций какой-либо категории и пропозициональный анализ высказываний, содержащих эти категории.
В Коми-Пермяцком округе проживает 62% этнических коми-пермяков [Дерябин 1997: 9], в последнее время исследователями отмечается так называемая диаспоризация коми-пермяков -формирование малых этнических групп за пределами материнского региона [Лаллукка 2000: 96]. Самая крупная диаспора коми-пермяков, естественно, сейчас проживает в г. Перми. Однако Коми-Пермяцкий округ, несмотря на быстрый отток населения, до сих пор остается самым мощным по титульному этническому составу округом из всех финно-угорских округов и республик на территории России (например, в Республике Коми состав титульной нации составляет около 40% населения).
Этничность складывается из нескольких компонентов: чувства принадлежности к этносу, установок на действия по отношению к своему и другим этносам и представлений о своем и чужих этносах [Орехова 2006: 24]. Исследователи отмечают деэтнизацию коми-пермяцкого населения; так, «ориентация на общероссийскую гражданскую идентичность среди коми-пермяков неуклонно усиливается» [Шабаев 2006: 69]: 48,6% коми-пермяков отметили ориентацию и на окружную, и на российскую этничность, 42,5% - только на гражданскую и лишь 2,7% - на коми-пермяцкую. С середины XX в. начинается медленный, но неуклонный отток населения Коми-Пермяцкого округа (в двухтысячные за год округ покидало около 1-1,5% населения), этот процесс поддерживается старением населения и явным демографическим кризисом в округе. Этнические установки также безрадостны: 90% студентов, по данным Ю. П. Шабаева, хотели бы покинуть округ, эта тенденция поддерживается установками их родителей, одобряющих отъезд детей из округа [там же]. Низкую этническую лояльность демонстрируют коми-пермяки, называющие в основном отрицательные этностерео-типы - низкий культурный уровень (23,5% информантов В. С. Дерябина), пьянство и грубость (17,5% информантов-коми-пермяков), отсутствие чувства собственного достоинства (14,5% информантов), непредприимчивость (8,4% информантов) и леность (3,9%) [Дерябин 1997: 15].
По данным Ю. П. Шабаева, 52,2% коми-пермяков назвали родным языком русский. Тем
не менее большинство и городских, и сельских коми-пермяков понимают коми-пермяцкую речь, однако не умеют читать по-коми-пермяцки уже 51,5% городских и 35% сельских коми-пермяков, письменностью не владеют 65,2% городских и 45,5% сельских коми-пермяков [Шабаев 2006: 68]. Молодые знают коми-пермяцкий литературный язык значительно хуже представителей старшего поколения, что связано и с предпочтением обучения в русской, а не национальной школе, и с непрестижностью коми-пермяцкого литературного языка. Среди детей билингвизм уже редок: лишь 18,4% детей свободно говорят по-коми-пермяцки, а 29,3% детей совсем не владеют коми-пермяцким языком [Дерябин 1997: 13]. По данным В. С. Дерябина (несколько устаревшим), коми-пермяцкий язык остается языком семейного общения, в рабочей обстановке его
Этнонимы в декла]
продолжают использовать лишь 40% сельских жителей (и 4% городских) [там же: 10]. В связи с фактором «возраст» можно говорить о динамике монолингвизма (коми-пермяцкий) у самых старших: коми-пермяцко-русский билингвизм - русско-коми-пермяцкий билингвизм - монолин-гвизм (русский).
Применяя нарративные методики для анализа текстов, рассмотрим разные компоненты этнической идентичности, декларируемой в текстах.
Пропозиция «Я есть некто» выражает так называемую «декларируемую» идентичность. Реализация данной пропозиции в текстах жителей Коми-Пермяцкого округа позволит определить, насколько прав Тимоти Рис, указывая, что все коми называют себя «зырянами».
Таблица 1
руемой этничности
Этноним Частота употребления
Коми-пермяк 27
Пермяк 5
Коми 2
Комяк 1
Русский коми-пермяк 1
Как видим в табл. 1, зырянами информанты себя не называют, и самой частотной дефиницией этничности является «коми-пермяк», далее с отрывом следуют «пермяк», «коми» и в единичных случаях «комяк» и «русский коми-пермяк». О том, что этничность вполне сложилась, говорят устойчивые конструкции «прилагательное + этноним»: «коми-пермячка истая» (Инф. 13), «коми-пермяк истинный» (Инф. 7, 14), «коренные коми-пермяки» (Инф. 17).
В одном случае коми-пермяцкая этничность даже дифференцирована на южную и северную (кудымкарскую и косинскую) со своими специфическими традициями, что также подтверждает факт сформированности этничности коми-пермяков: Э-э / вот / Кудымкарский район / э-э / и Косинский район /я вот / щас могу сравнивать // Там я двадцать пять лет жил / тут / пять лет живу // Вот / и-и / родился я здесь тоже // Н-н там / э-э / конечно / э / о-о / своеобразие /у-у / северных коми-пермяков / и-и / южных коми-пермяков /разное своё это / блюда // (Инф. 10).
Декларируемая идентичность проявляется также в противопоставлении своей этнической группы иным. Противопоставляют себя коми-пермяки коми-зырянам (Но этот / э-э это не-е / коми-пермяцкая свадьба / а настоящая русская свадьба была // Поэтому // Хоть и там коми-зыряне // (Инф. 1)), татарам (Раньше отмечали ещё / праздник / первой борозды-ы // Сабантуй // У татар называется // У нас / просто называ-
ется / праздник / хлеборобов / посвящённый завершению / весеннего сева // (Инф. 3)) и, конечно, русским. Оппозиция «коми-пермяки - русские» достаточно сложна: в 5 случаях оппозиция снимается, утверждается, что теперь у коми-пермяков «все, как у русских»: Ну свадьбы отмечаются обычно так же / как и-и / у русских // Обрусели уже можно сказать видимо // (Инф. 1); Не знаю / всё так же как у русских наверно // (Инф. 24).
В одном случае оппозиция также снимается, но сильным членом оказывается коми-пермяцкая этничность: То есть э-э / все русские которые раньше / м-м э-э / приезжали / в коми-пермяцкие деревни / они / э-э о- / опермячивались // (Инф. 10), однако подчеркивается, что это происходило в прошлом.
Усложняется эта оппозиция включением других компонентов идентичности личности - в двух текстах пожилых информантов оппозиция снимается за счет добавления «советской» идентичности (коми-пермяцкий + русский = советский): Праздники / мы отмечали / все советские (смех) // Все советские // И-и / отмечали / э / так / как отмечают их русские // (Инф. 2).
В одном случае оппозиция снимается за счет реализации не этнической, а национальной идентичности: Праздники-и э-э / я отмечаю / такие / общие народные / которые весь народ отмечает // (Инф. 11).
Еще в двух случаях оппозиция снимается за счет введения надэтнической идентичности -религиозной, поскольку православие объединяет и коми-пермяков, и русских: Всё п- / по-русским обычаям делается // Ну-у / обряд христианский он по-моему у всех н- / национальностей православных / примерно одинаков // (Инф. 3).
Далее рассмотрим реальную идентичность, которая, по Ф. Барту, реализуется в устойчиво предицируемых базовой идентичности категориях. Категории реализуются лексемами из одного семантического поля, поэтому по сути анализ категорий представляет собой семантический анализ лексем, предицируемых базовым лексемам «коми-пермяк» и «русский».
Оппозиция «коми-пермяк vs русский» поддерживается включением следующих компонентов пропорций: коми-пермяки - это деревня, а русские - это город. Оппозиция может расширяться и дополняться членами: деревенский - это еще и религиозный, а городской - неверующий. Далее сетка категорий «коми-пермяцкий» есть «деревенский» может расширяться компонентом «старый» (особенно у молодых информантов): Вот это первое / что я запомнила // Потом // Вот чем отличалась / от городских // (Инф. 2); Н-ну у меня / братья в деревне живут // Вот эт(о) / отчим //И-и... //Ну / езжу в деревню //К дедушке // С дедушкой разговариваю на коми // У нас там все по-коми разговаривают // (Инф. 22). Этот компонент, в свою очередь, может оцениваться как «хороший» и «правильный» в противоположность «современному» и «неправильно-
му» (см. табл. 2). Коми-пермяцки-деревенскому может приписываться и характеристика «пьянство», однако в двух текстах информантов старше 50 лет старой деревне в противоположность современной деревне, наоборот, прилагается характеристика «трезвость». В одном тексте к категориям «коми-пермяцкий» - «деревенский» -«старый» добавлена категория «языческий», а «русский» - «городской» - «современный» - соответственно, «христианский».
В целом, взаимодействие религиозной и этнической идентичностей у коми-пермяков весьма сложное - женщины устойчиво связывают эт-ничность и православие, тогда как 2 мужчины и 1 женщина (все - старшей возрастной группы) связывают коми-пермяцкую этничность и язычество в противоположность русской этничности и христианству (а в статье А. Леете и П. Кооса указывается только связь коми этничности и христианства [Leete, Koosa 2012: 173]): А-a о вот / по христианским / традициям / э русские / которые э / не знают этот обычай / они как-то / о- / относятся к этому / что вроде / человек умер там / плакать надо тн-н / э-э / вроде это / э // Э / а тут поют / м-м это вроде то что-о / какая-то крамо-ола такая-то // То ес(т)ь э-э / э и-и / по христианским традициям / ведь тоже как бы это / э-э м-м / не следует как бы / поминать э / души умерших / потому что они уходят / или в рай / или ад / э /э /мы же не знаем //А мы точно знаем // Что наши родственники / с этого света уходят э-э / в другой свет // (Инф. 10).
Таблица 2
Оппозиции категорий, составляющих коми-пермяцкую этничность3
Коми-пермяцкий Русский
деревенский 10 городской 7
деревенский религиозный 3 городской неверующий 2
деревенский старый 5 городской современный 1
деревенский старый хороший 1 городской современный плохой 1
деревенский пьянство 3 городской современный христианский 1
деревенский старый трезвый 2 христианский 1
деревенский старый языческий 1
языческий 3
Интересно, что в социально-психологических исследованиях, посвященных этничности, она формулируется в виде определений, устойчиво приписываемых какому-либо этносу (эндо- или автостереотипы), однако в спонтанных текстах коми-пермяков такие определения качеств этноса даны лишь в двух текстах: Я всегда пишу / а-э / говорю об этом / с гордостью / потому что наш народ / он / уникальный // Это / дети природы // Истинные коми / н-не те которые уже / э-э / в э / процессе ассимиляции утратили какие-то вещи / но вообще / вот такой чистоты /
доброты / искренности / желания поделиться последним / я не встречала // (Инф. 7) и
(При)чём в обычаях очень много критики // Мы себя / м-м / очен-нь / как бы критикуем / оотносимся очень / критически коми-пермяки к себе относятся // Вот в каждом что-то ы / таком элементе-е / вот / э-э / м-м / находится какая-то шуточная критическая форма // (Инф. 10). В основном же этничность формулируется в нарративе в виде оппозиций с другими категориями.
Наконец, у социологов не вызывает сомнений роль языка в поддержании этничности. В исследуемых текстах коми-пермяцкий язык также встраивается в оппозицию с русским языком и поддерживается практически теми же категориями, что и коми-пермяцкая этничность: коми-пермяцкий язык - это язык деревни, язык родителей и предков, язык прошлого, русский - это язык города, детей и настоящего. В двух текстах информанты указывают, что в советское время их родители считали коми-пермяцкий язык непрактичным, мешающим социализации (Ну-у / русский знаю с рождения / потому что разговаривали / как бы родители со мной по-русски // Почему? // Потому что-о / считали что-о / пермяцкий помешает в жизни // (Инф. 13)), молодые информанты своих детей коми-пермяцкому языку также не учат: Есть /маленький ребенок / но-о / по-коми мы не учим // Она у нас ру(сская) // (Инф. 24). При этом информанты социально активные, работающие, в трех текстах отмечают полезность, прагматизм знания коми-пермяцкого языка: Потом мне знание языка очень пригодилось когда я начала работать // Это было то время когда / студентов наших / отправляли в колхоз на картошку // А-а значит / и-и когда с местным населением говоришь вот на родном языке / снимается очень много проблем // А сразу появляется-а / и мешки / и трактора / и всё что хочешь / значит э-э / появляется / м-м / тут же / по / мгновению / и вы/ вс- все проблемы / и сами / исчезают сами по се(б)е / то ес(т)ь / население уже принимало-о / как бы за свою тебя // (Инф. 8).
Таким образом, этничность коми-пермяков у самих коми-пермяков не вызывает сомнений и формируется в проанализированных текстах через сетку противопоставленных или соположен-ных идентичностных категорий, важнейшие из которых - это локальная, возрастная и религиозная идентичность. При этом устойчивое преди-цирование категории «старый» и «деревенский» коми-пермяцкому все-таки показывает процесс деэтнизации коми-пермяков.
Применение структуралистского метода анализа реализации этничности в тексте может быть использовано и для прогнозирования этнических автостереотипов: не заполненные в исследуемых текстах ячейки таблицы этничности вполне могут быть заполнены в других текстах.
Примечания
1 Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ № 13-14-59004 «Русский язык билингвов-коми-пермяков Пермского края».
2 Заметим при этом, что в той же коллективной монографии, в которой помещена работа Т. Риса, опубликована и работа Ану-Рит Хаузен-берг, которая вполне разделяет «советскую» точ-
ку зрения на существование коми-пермяцкого языка и самих коми-пермяков [Hausenberg 1998].
3 В таблице указана абсолютная частота реализации комплексов категорий в текстах информантов.
Список литературы
Абельс Х. Интеракция, идентичность, презентация. Введение в интерпретативную социологию / под общ ред. Н. А. Головина и В. В. Козловского. СПб.: Алетейя, 2000. 267 с.
Барт Ф. Введение // Этнические группы и социальные границы. Социальная организация культурных различий: сб. ст. / под ред. Ф. Барта; пер. И. Пильщикова. М.: Новое изд-во, 2006. С.9-48.
Дерябин В. С. Коми-пермяки сегодня: Особенности этнокультурного развития // Исследования по прикладной и неотложной этнологии Института этнологии и антропологии РАН. №102. М., 1997. 22 с.
Лаллукка С. Диаспора. Теоретический и прикладной аспекты (опыт анализа группы российских финно-угров) // СоцИс. 2000. № 7. С. 91-98.
Орехова О. Б. Ценности этничности населения Коми-Пермяцкого округа // Диалог культур и цивилизаций: тезисы Всерос. науч. конф. молодых историков (7; Тобольск). Тобольск: ТГПИ им. Д. И. Менделеева, 2006. С. 23-25.
Русская спонтанная речь коми-пермяков: национальные традиции: звучащая хрестоматия / колл. авт.; науч. ред. Т. И. Ерофеева; Перм. гос. нац. исслед. ун-т. Пермь, 2014. 112 с.
Шабаев Ю. П. Этносоциальные последствия объединения регионов (Из опыта формирования Пермского края) // СоцИс. 2006. № 3. С. 64-71.
Bruner J. Self-making and world-making // Narrative and Identity: Studies in autobiography, Self and Culture / ed. J. Brockmeier, D. Carbaugh. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins pub., 2003. P. 26-39.
Giddens A. Modernity and Self Identity. Stanford: Stanford University Press, 1991. 264 р. VII-XV.
Hausenberg A. -R. Komi // The Uralic Languages / ed. Daniel Abondolo. L.; N.Y.: Routledge, 1998. P. 305-326.
Leete A., Koosa P. The churches were opened and lots of missionaries arrived: dialogue between komi identity and faith // Folklore. 2012. Vol. 51. P. 171-190. URL: http://www.folklore.ee/folklore/ vol51/ (дата обращения: 01.11.2014).
Riese T. Permian // The Uralic Languages / ed. Daniel Abondolo. L.; N.Y.: Routledge, 1998. P.249-275.
Turner J. C. Comments on Doise's Individual and Social Identities in intergroup relations // European Journal of Social Psychology. 1988. Vol. 18. P.113-116.
Vrian K. Identity: Social Psychological aspects // Concise encyclopedia of sociolinguistics / ed. R. Mesthrie. Oxford, Elsevier, 2001. P. 2216-2219.
Weedon Ch. Identity and Culture: Narratives of difference and belonging. N.Y.: Maidenhead: Open University Press, 2004. 144 p.
References
Abels H. Interakcija, identichnost', prezentacija. Vvedenie v interpretativnuju sociologiju [Interaction, identity, presentation. Introduction to interpretive sociology]. Ed. by N. A. Golovin and V. V.Kozlovsky. St. Petersburg: Aleteja Publ., 2000. 267 p.
Bart F. Vvedenie. Jetnicheskie gruppy i so-cial'nye granicy. Social'naja organizacija kul'turnyh razlichij [Introduction. Ethnic groups and social boundaries. The social organization of cultural differences]. Sbornik statej [Collection of papers]. Ed. by F. Bart; transl. I. Pil'shhikov. Moskow, Novoe izdatel'stvo Publ, 2006. P. 9-48.
Bruner J. Self-making and world-making. Narrative and Identity: Studies in autobiography, Self and Culture. Ed. J. Brockmeier, D. Carbaugh. Amsterdam, Philadelphia, John Benjamins pub., 2003. P. 26-39.
Derjabin V. S. Komi-permjaki segodnja: Osobennosti ehtnokul'turnogo razvitija [KomiPermyaks today: Features of ethno-cultural development]. Issledovanija po prikladnoj i neotlozhnoj jetnologii Instituta jetnologii i antropologii RAN [Studies in Applied and emergency ethnology of The Institute of Ethnology and Anthropology RAS]. No 102. Moskow, RAS Publ., 1997. 22 p.
Giddens A. Modernity and Self Identity. Stanford, Stanford University Press, 1991. 264 p. VII-XV.
Hausenberg A.-R. Komi. The Uralic Languages. Ed. Daniel Abondolo. London NY Routledge, 1998. P. 305-326.
Lallukka S. Diaspora. Teoreticheskij i prikladnoj aspekty (opyt analiza gruppy rossijskih finno-ugrov) [Diaspora. Theoretical and applied aspects (experi-
ence analyzing a group of Russian Finno-Ugric)]. SocIs [sociological research]. 2000. No 7. P. 91-98.
Leete A., Koosa P. The churches were opened and lots of missionaries arrived: dialogue between komi identity and faith. Folklore. Vol. 51. 2012. P. 171-190. Available at: http://www.folklore.ee/ folklore/vol51/ (accessed 01.11.2014).
Orekhova O. B. Cennosti ehtnichnosti naselenija Komi-Permjackogo okruga [Ethnicity values of Komi-Permyak's District population]. Dialog kul'tur i civilizacij: Tezisy Vseros. nauch. konf. molodyh istorikov [Dialogue of Cultures and Civilizations: Abs. all-Russ. sci. conf. of young historians]. Tobolsk, D. I. Mendeleev's TSPI Publ., 2006. Vol. 7. P.23-25.
Riese T. Permian. The Uralic Languages. Ed. Daniel Abondolo. London; New York, Routledge, 1998. P.249-275.
Russkaja spontannaja rech komi-permjakov: na-cional'nye tradicii: zvuchashhaja khrestomatija [Russian spontaneous speech of Komi-Permyaks: national traditions: sounding reader]. Ed. by T. I. Erofeeva; Perm. St. Univ. Perm, 2014. 112 p.
Shabaev Ju. P. Ehtnosocial'nye posledstvija ob-jedinenija regionov (Iz opyta formirovanija Perm-skogo kraja) [Ethnosocial consequences of merging regions (from the experience of formation of Perm Krai)]. SocIs [sociological research]. 2006. No 3. P. 64-71.
Turner J. C. Comments on Doise's Individual and Social Identities in intergroup relations. European Journal of Social Psychology. 1988. Vol. 18. P.113-116.
Vrian K. Identity: Social Psychological aspects. Concise encyclopedia of sociolinguistics. Ed. R. Mesthrie. Oxford, Elsevier, 2001. P. 2216-2219.
Weedon Ch. Identity and Culture: Narratives of difference and belonging. New York, Maidenhead: Open University Press, 2004. 144 p.
THE KOMI-PERMYAKS' ETHNICITY AS A SYSTEM OF OPPOSITIONS Ekaterina S. Khudiakova
Assistant Professor in the Department of Theoretical and Applied Linguistics Perm State University
The article investigates the Komi-Permyaks' ethnicity basing on text data. We investigate the declared ethnic identity expressed in stably used ethnonyms. Most frequently used ethnonyms are «KomiPermyaks» and «Permyaks». The «real» identity, expressed in stably predicated categories, is analyzed. A complex system of oppositions is presented, the basic terms of which are «Komi-Permyak» in opposition to «Russian». It is shown that despite the processes of the Komi-Permyaks' «de-ethnicization» being observed, the Komi-Permyaks' ethnicity is still preserved and is being maintained by the system of opposed categories presented in the texts.
Key words: Komi-Permyaks' ethnicity; system of oppositions; narrative analysis; ethnic stereotypes.
