CC BY
9
Nazarenko M. A., Gubin D. G., Durov A. M., Prokopiev N. Y.
THE DAILY DYNAMICS OF HEART RATE VARIABILITY IN WOMEN ENGAGED IN REGULAR WORK SCHEDULES VERSUS SHIFT-WORKERS
Aim. A comparative analysis of the daily dynamics of heart rate variability in women: shift-workers vs. working only during the daytime.
Material and methods. The study was performed among medical staff women of Tyumen. Participants represented 2 groups: group of shift-workers engaged in nocturnal working regimen with no sleep allowed and group engaged in daytime time work only. Two middle-age periods were considered: average age: younger than 36 years, age group I (shift workers: 29.9 ± 4.1, daytime workers: 29.5 ± 4.2; and 36-54 years, age group II (shift workers: 44.6 ± 5.0; daytime workers: 46.7 ± 6.1 years. The study of heart rate variability was carried out 4 times during activity phase: at 08, 12, 16, 20 hours.
Results. The average daily values of heart rate, systolic / diastolic blood pressure (SBP/DBP), Q-T, P-Q, QRS did not differ significantly in women of middle age engaged in regular daytime vs. shift-work regimen. In shift-workers, there was a significant decrease in the average daily values of heart rate variability (SDNN, RMSSD, pNN50%, CV%,%VLF,% HF) in the background (supine) recordings and with an active orthostatic test in comparison with the values in daytime workers. According to 2-way ANOVA, shift-work caused the remodeling of the diurnal patterns of the following variables: SBP,%LF (orthostatic), interval Q-T (background), RMSSD (background),%VLF (orthostatic), HF% (background),%VLF (orthostatic) by comparison to the patterns of daytime working women.
Conclusions. The results of 2-way ANOVA allowed to determine the hours when comparative assessment of heart rate variability between shift-working and daytime-working women revealed significant differences between 2 groups (morning hours: at 8:00 -for the interval Q-T, RMSSD and%HF in the supine position and daytime hours, at 16:00 - for%LF and%VLF in the orthostatic test).
Keywords: heart rate, ECG, heart rate variability, diurnal rhythm, shift-work, women.
Разводовский Ю. Е.
УО «Гродненский государственный медицинский университет» МЗ Беларуси, г. Гродно
ЭТИОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ ГЕНДЕРНОГО ГРАДИЕНТА УРОВНЯ СУИЦИДОВ СРЕДИ ГОРОДСКОГО И СЕЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ БЕЛАРУСИ
В большинстве стран мира уровень суицидов существенно выше среди мужчин, в то время как женщины чаще совершают суицидальные попытки. В этиологии гендерного градиента уровня суицидов играет роль сложное сочетание биологических, социальных и поведенческих факторов. Целью настоящего исследования было изучение роли алкоголя и экономической депривации в этиологии гендерного градиента уровня суицидов среди городского и сельского населения Беларуси. Данные официальной статистики говорят о том, что в Беларуси гендерный градиент уровня суицидов значительно выше среди сельских жителей. В период с 1990 по 2015 гг. разница в уровне гендерного градиента среди сельского и городского населения значительно выросла. Результаты корреляционного анализа Спирмана выявили положительную, статистически значимую связь между уровнем потребления алкоголя и гендерной разницей уровня суицидов как среди городского населения (г = 0ю74; р < .0001), так и среди сельского населения (г = 0,84; р < .0001). Уровень ВВП (валовой внутренний продукт) отрицательно коррелирует с гендерным градиентом уровня суицидов как среди городского населения (г = -0,85; р < .0001), так и среди сельского населения (г = -0,51; р < .031). Представленные данные свидетельствуют о том, что алкогольный фактор более тесно ассоциируется с гендерным градиентом уровня суицидов среди сельских жителей, в то время как социально-экономические факторы более тесно связаны с гендерным градиентом уровня суицидов среди городских жителей.
Ключевые слова: алкоголь, валовой внутренний продукт, суициды, гендерныеразличия, Беларусь, годы 1990-2015.
Актуальность. В большинстве стран мира уровень суицидов среди сельских жителей значительно выше, чем среди городских жителей [1, 2]. В некоторых исследованиях была показана обратная связь между степенью урбанизации и уровнем суицидов [3]. В этиологии высокого уровня суицидов среди сельских жителей ключевую роль играет констелляция таких факторов, как материальная депривация, стигматизация психических расстройств, низкая со-
циальная интеграция, низкая доступность медицинской помощи, неблагоприятные изменения демографической структуры, связанные с оттоком молодежи из села в город [4, 5, 6].
В Беларуси, также, как и в других странах, уровень суицидов среди сельского населения существенно выше, чем среди городского [5, 7, 8]. При этом градиент уровня суицидов среди городского и сельского населения в большей степени выражен для мужчин
[5]. В ряде исследований была изучена вовлеченность алкогольного фактора в феномен высокого градиета уровня суицидов среди сельского и городского населения Беларуси. Была показана тесная связь между динамикой самоубийств и фатальных алкогольных отравлений среди сельских мужчин и женщин при отсутствии статистически значимой связи между этими показателями среди городских мужчин и женщин [9, 10]. Так же было установлено, что динамика уровня потребления алкоголя наиболее тесно коррелирует с динамикой уровня суицидов среди сельских мужчин [11].
В большинстве стран мира уровень суицидов существенно выше среди мужчин, в то время как женщины чаще совершают суицидальные попытки [12, 13]. В этиологии гендерного градиента уровня суицидов играет роль сложное сочетание биологических, социальных и поведенческих факторов [14, 15]. Ранее было показано, что алкоголь является ключевым фактором высокого гендерного градиента уровня смертности от самоубийств, а также резких колебаний данного показателя на протяжении последних десятилетий [16, 17, 18].
Учитывая существенно более высокий уровень связанных с алкоголем проблем среди сельских жителей по сравнению с городскими [19, 20], можно ожидать, во-первых: более высокий гендерный градиент уровня суицидов среди сельского населения; во-вторых: более значительный вклад алкогольного фактора в гендерный градиент уровня суицидов среди сельских жителей.
Известно, что уровень суицидов в значительной степени подвержен влиянию социально-экономических факторов [21-23]. Исторический опыт говорит о том, что суицидальная активность растёт в период социально-экономического кризиса [21]. Причем, мужчины в большей степени, нежели женщины, подвержены негативному эффекту социально-экономической нестабильности, что ведет к росту гендер-ного градиента уровня суицидов [22].
Целью настоящего исследования было изучение роли алкоголя и экономической депривации в этиологии гендерного градиента уровня суицидов среди городского и сельского населения Беларуси.
Материалы и методы. В сравнительном аспекте была проанализирована динамика уровня потребления алкоголя, валового внутреннего продукта и ген-дерной разницы уровня суицидов среди городского и сельского населения Беларуси в период с 1990 по 2015 гг. Использованы стандартизированные половые коэффициенты смертности от самоубийств (в расчете на 100 000 населения). Общий уровень потребления алкоголя рассчитан с помощью непрямого метода с использованием в качестве индикатора алкогольных проблем уровня заболеваемости алкогольными психозами [24]. Валовой внутренний продукт является основным экономическим показателем, который в Беларуси тесно коррелирует с уровнем доходов населения [23]. Поэтому данный показатель был использован в качестве индикатора уровня бла-
госостояния населения. Статистическая обработка данных (описательная статистика, корреляционный анализ Спирмана) проводилась с помощью программного пакета «Statistica 12. StatSoft».
Результаты. В период с 1990 по 2015 гг. тендерная разница уровня суицидов среди городских жителей снизилась на 6,3% (с 20,6 до 19,3 на 100 000 населения), в то время как гендерная разница уровня суицидов среди сельских жителей выросла на 40,4% (с 38,9 до 54,6 на 100 000 населения). Средний показатель гендерного градиента уровня суицидов среди сельского населения превысил аналогичный показатель среди городского населения в 2,7 раза (28,2 vs. 74,9 на 100 000 населения). В рассматриваемый период разница между гендерным градиентом уровня суицидов среди сельского и городского населения выросла на 92,9% (с 18,3 до 35,3 на 100 000 населения).
Визуальные данные, представленные на рисунке 1, говорят о том, что динамика гендерной разницы уровня суицидов среди городских и сельских жителей была достаточно схожей. В частности, гендерная разница уровня суицидов среди городских жителей росла вплоть до 2000 г., достигнув своего пика (40,1), после чего стала снижаться (рис. 2). Данный показатель среди сельских жителей достиг максимального уровня (107,5) тремя годами позже, после чего также стал снижаться.
Рис. 1. Динамика уровня потребления алкоголя (левая шкала) и гендерного градиента уровня суицидов среди городского и сельского населения (правая шкала) Беларуси в период с 1990 по 2015 гг.
- ВВП
- Гендерный градиент (город)
- Гендерный градиент (село)
Рис. 2. Динамика уровня ВВП (левая шкала) и гендерного градиента уровня суицидов среди городского и сельского населения (правая шкала) Беларуси в период с 1990 по 2015 гг.
17
30
16
/0
13
40
12
30
11
20
10
10
9000
3000
7000
6000
5000
4000
3000
2000
1000
Графические данные также свидетельствуют о схожей динамике уровня потребления алкоголя и гендерной разницы уровня самоубийств среди городского и сельского населения (рис. 1). В тоже время, анализ графических данных говорит о существенных различиях в динамике гендерного градиента уровня суицидов и уровня ВВП. Результаты корреляционного анализа Спирмана выявили положительную, статистически значимую связь между уровнем потребления алкоголя и гендерной разницей уровня суицидов как среди городского населения (r = 0,74; p < 0,000), так и среди сельского населения (r = 0,84; p < 0,000). Согласно результатам корреляционного анализа уровень ВВП отрицательно коррелирует с гендерным градиентом уровня суицидов как среди городского населения (r = -0,85; p < 0,000), так и среди сельского населения (r = -0,51; p < 0,031).
Обсуждение. Данные официальной статистики говорят о том, что в Беларуси гендерный градиент уровня суицидов значительно выше среди сельских жителей. В рассматриваемый период разница в уровне гендерного градиента суицидов среди сельского и городского населения значительно выросла, что свидетельствует о существовании каких-то специфических этиологических факторов гендерного градиента для сельской субпопуляции, влияние которых в течение рассматриваемого периода усилилось.
Колебания гендерного градиента уровня суицидов в рассматриваемый период были обусловлены более резкими изменениями уровня суицидов среди мужчин. Рост гендерного градиента уровня суицидов в 1990-е гг. объясняется более быстрыми темпами прироста уровня суицидов среди мужчин, которые использовали алкоголь как средство патологической адаптации к психосоциальному дистрессу переходного периода [22, 25]. Снижение гендерного градиента, отмечавшееся в последние годы ассоциируется с макроэкономической стабилизацией и снижением уровня потребления алкоголя [21].
Результаты корреляционного анализа подтвердили предположение относительно вовлеченности алкогольного фактора в более высокий гендерный градиент уровня суицидов среди сельских жителей. Более тесная связь между потреблением алкоголя и гендер-ным градиентом уровня суицидов среди сельского населения на популяционном уровне хорошо соотносится с данными о более высоком уровне алкогольных проблем среди сельских жителей, по сравнению с городскими. Так, согласно результатам опроса населения, совокупный уровень потребления алкоголя на душу населения в год (в пересчете на абсолютный алкоголь) для городских мужчин и женщин составил соответственно 13,5 и 4,8 литра, в то время как для сельских мужчин и женщин этот показатель составил соответственно 21,4 и 11,6 литра [26]. Наличие похмельного синдрома признали 44,2% мужчин и 14,2% женщин, проживающих в городе, а также 57,0% мужчин и 29,2% женщин, проживающих в деревне [26]. Эти данные согласуются с высоким уровнем различ-
ного рода связанных с алкоголем проблем среди сельского населения, таких как алкогольная смертность и заболеваемость алкогольными психозами [20].
Наличие отрицательной корреляции между ВВП и гендерным градиентом уровня суицидов косвенно свидетельствует о важной роли социально-экономических факторов в этиологии данного показателя. Учитывая более тесную связь между ВВП и гендер-ным градиентом уровня суицидов среди городских жителей, можно предположить, что социально-экономические факторы играют более важную роль в этиологии гендерного градиента уровня суицидов среди городского населения. Следует отметить, однако, что данное предположение противоречит существующему представлению о том, что относительная материальная депривация является одним из факторов высокого уровня суицидов среди сельских жителей [5].
В заключение следует отметить некоторые методологические ограничения данного исследования, которые могли оказать влияние на его результаты. В первую очередь речь идет о надежности независимых переменных (уровень потребления алкоголя и ВВП), использованных в данной работе. Потенциальным ограничением является использование обще-популяционного уровня данных показателей без учета их региональной специфики. Кроме того, следует учитывать то обстоятельство, что уровень потребления алкоголя в значительной степени опосредуется социально-экономическими факторами [21], что затрудняет дифференцированную оценку влияния независимых переменных на гендерный градиент уровня суицидов.
Выводы. Таким образом, результаты настоящего исследования говорят о том, что в Беларуси гендер-ный градиент уровня суицидов среди сельских жителей значительно выше, чем среди городских. Показано влияние уровня потребления алкоголя и состояния экономики на динамику гендерного градиента уровня суицидов. Установлено, что алкогольный фактор более тесно ассоциируется с гендерным градиентом уровня суицидов среди сельских жителей, в то время как социально-экономические факторы более тесно связаны с гендерным градиентом уровня суицидов среди городских жителей. Актуальной задачей дальнейших исследований является идентификация факторов, ответственных за резкий рост разницы между гендерным градиентом уровня суицидов в сельской и городской субпопуляциях.
Литература
1. Бохан Н. А., Мандель А. И., Кузнецов В. Н., Рахма-зоваЛ. Д., Аксенов М. М., ПерчаткинаО. Э., Репец-кий Д. Н. Алкоголизм и факторы суицидальности среди коренного населения районов, приравненных к Крайнему Северу // Суицидология. 2017. Т. 8, № 1. С. 68-76.
2. Вальздорф Е. В., Рожкова Н. Ю. Роль гендерных различий подэкспертных в формировании суицидального поведения // Академический журнал Западной Сибири. 2014. Т. 10, № 5. С. 47-49.
3. Зотов П. Б., Родяшин Е. В. Суицидальные попытки в г. Тюмени // Тюменский медицинский журнал. 2013. № 1. С. 8-10.
4. Игумнов С. А., Гелда А. П., Осипчик С. И. Система профилактики суицидального поведения: опыт Беларуси // Суицидология. 2016. Т. 7, № 2. С. 3-22.
5. Немцов А. В., Шелыгин К. В. Самоубийства и потребление алкоголя в России, 1956-2013 гг. // Суицидология. 2016. Т. 7, № 3. С. 3-12.
6. Разводовский Ю. Е. Алкоголь как фактор градиента уровня суицидов среди городского и сельского населения Беларуси // Вопросы наркологии. 2014. № 1. С. 4654.
7. Разводовский Ю. Е. Алкогольные отравления и гендер-ный градиент ожидаемой продолжительности жизни в Беларуси // Девиантология. 2017. Т. 1, № 1. С. 19-24.
8. Разводовский Ю. Е. Некоммерческий алкоголь в Беларуси. LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH&CoHG. Saabruken, 2012. 93 c.
9. Разводовский Ю. Е. Потребление алкоголя и гендерная разница уровня суицидов в Беларуси. // Тюменский медицинский журнал. 2017. Т. 19, № 3. С. 19-23.
10. Разводовский Ю. Е. Потребление алкоголя и градиент уровня суицидов среди городских и сельских жителей Беларуси // Суицидология. 2018. Т. 9, № 1. С. 67-72.
11. Разводовский Ю. Е. Продажа алкоголя и смертность городского и сельского населения Беларуси // Вопросы организации и информатизации здравоохранения. 2009. № 3. С. 45-50.
12. Разводовский Ю. Е. Сравнительный анализ уровня смертности городского и сельского населения Беларуси // Вопросы организации и информатизации здравоохранения. 2008. № 1. C. 75-76.
13. Разводовский Ю. Е. Суицид как индикатор психосоциального дистресса: опыт глобального экономического кризиса 2008 года // Суицидология. 2017. Т. 8, № 2. С. 54-59.
14. Родяшин Е. В., Зотов П. Б., Габсалямов И. Н., Уман-ский М. С. Алкоголь среди факторов смертности от внешних причин // Суицидология. 2010. № 1. С. 21-23.
15. Gavrilova N. S., Semyonova V. G., Evdokushkina G. N., Gavrilov LA. The response of violent mortality to economic
crisis in Russia // Population Research and Policy Review. 2000. V. 19. P. 397-419.
16. Hawton K. Sex and suicide. Gender differences in suicidal behavior // British Journal of Psychiatry. 2000. Vol. 177. P. 484-485.
17. Hirch J. K. A review of the literature on rural suicide // Crisis. 2006. Vol. 27, № 4. С. 189-199.
18. Judd F., Cooper A. M., Araser C., Davis О. Rural suicide: people or place effects? // Australian and New Zealand Journal of Psychiatry. 2006. Vol. 40, № 3. Р. 208-216.
19. Kalediene R., Starkuviene S., Petrauskiene J. Mortality from external causes in Lithuania: Looking for critical points in time and place // Scandinavian Journal of Public Health. 2004. № 32. P. 374-380.
20. Kondrichin S. V., Lester D. Suicide in Belarus // Crisis. 1998. № 19. P. 167-171.
21. Makinen Ilkka Henrik Социальные факторы и суицид: сравнение региональных коррелятов суицида в Восточной Европе в течение XX века // Суицидология. 2015. Т. 6, № 2. С. 3-18.
22. Moller-Leimkuhler A. The gender gap in suicide and premature death or: why are men so vulnerable? // European Archives of Psychiatry & Clinical Neuroscience. 2003. V. 253. P. 1-8.
23. Preti A., Miotto P., Social and economical influence on suicide. A study on the situation in Italy // Archives of Suicide research. 1999. V. 5. P. 141-158.
24. Razvodovsky Y. E. Unrecorded alcohol consumption: quantitative methods of estimation // Alcoholism. 2010. V. 46, № 1. P. 15-24.
25. Razvodovsky Y. E., Stickley A. Suicide in urban and rural regions of Belarus, 1990-2005 // Public Health. 2009. Vol. 123. P. 27-31.
26. Yip P. S., Callan C., Yuen H. P. Urban/rural and gender differentials in suicide rates: east and west // Journal Affective Disorders. 2000. Vol. 57, № 1-3. P. 99-106.
Сведения об авторе
Разводовский Юрий Евгеньевич, к. м. н., старший научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории
УО «Гродненский государственный медицинский университет» МЗ Беларуси, г. Гродно, Беларусь.
Razvodovskiy Y. E.
THE ETIOLOGICAL FACTORS OF THE GENDER GRADIENT OF SUICIDES AMONG URBAN AND RURAL POPULATION OF BELARUS
In most countries of the world, suicide rates are significantly higher among men, while women are more likely to commit suicide. A complex combination of biological, social and behavioral factors plays a role in the etiology of the gender gradient of suicide rate. The aim of the present study was to study the role of alcohol and economic deprivation in the etiology of the gender gradient of suicide rates among the urban and rural population of Belarus. Official statistics show that in Belarus the gender gradient of suicide rates is much higher among rural residents. Between 1990 and 2015, the difference in the gender gradient between rural and urban populations increased significantly. The results of Spearman's correlation analysis revealed a positive, statistically significant relationship between the level of alcohol consumption and the gender difference in suicide rates among the urban population (r = 0yu74; p <. 0001) and among the rural population (r = 0.84; p <. 0001). The level of GDP (gross domestic product) is negatively correlated with the gender gradient of suicide rates among the urban population (r = -0.85; p < .0001) and among the rural population (r = -0.51; p < .031). The data presented show that the alcohol factor is more closely associated with the gender gradient of suicide rates among rural residents, while socio-economic factors are more closely related to the gender gradient of suicide rates among urban residents.
Keywords: alcohol, gross domestic product, suicide, gender differences, Belarus, 1990-2015.
