Потребление алкоголя и гендерная разница уровня суицидов в Беларуси

Разводовский Ю.Е.

urine using gas chromatography-mass spectrometry // J. Chromatogr B. - 2002. - № 773. - P. 25-33.

36. Tyrkko E., Pelander A., Ketola R.A., Ojanpera I. In silico and in vitro metabolism studies support identification of designer drugs in human urine by liquid chromatography / quadrupole-time- of-flight mass spectrometry // Anal Bioanal. Chem. - 2013. - № 405. - P. 6697-6709.

37. Uralets V., Rana S., Morgan S., Ross W. Testing for designer stimulants: metabolic profiles of 16 synthetic cathinones excreted free in human urine // J. Anal. Toxicol. - 2014. - № 38. - P. 233-241.

38. Watterson L.R., Burrows B.T., Hernandez R.D. et al. Effects of a-pyrrolidinopentiophenone and 4-methyl-N-ethylcathinone, two synthetic cathinones commonly found in second-generation «bath salts», on intracrani-al self-stimulation thresholds in rats // Int. J. Neuro-psychopharmacol. - 2015. - № 18 (1).

39. Wiergowski M., Wozniak M.K., Kata M., Biziuk M.

Determination of MDPBP in postmortem blood samples by gas chromatography coupled with mass spectrometry // Monatsh. Chem. - 2016. - № 147. - P. 1415-1421.

40. Wright T.H., Harris C. Twenty-one cases involving alpha- pyrrolidinovalerophenone (a-PVP) // J. Anal. Toxicol. - 2016. - № 40. - P. 396-402.

41. Wurita A., Hasegawa K., Minakata K. et al. Postmortem distribution of a-pyrrolidinobutiophenone in body fluids and solid tissues of a human cadaver // Leg. Med. - 2014. - № 16. - P. 241-246.

42. Yap S., Drummer O.H. Prevalence of new psychoactive substances in Victorian fatally-injured drivers // Aust. J. Forensic Sci. - 2016. - № 48. - P. 230-243.

43. Yonemitsu K., Sasao A., Mishima S. et al. A fatal poisoning case by intravenous injection of «bath salts» containing acetyl fentanyl and 4-methoxy PV8 // Forensic Sci. Int. - 2016. - № 267. - P. 6-9.

A-PYRROLIDINOPHENONES: MECHANISM OF ACTION, PHARMACOLOGICAL ACTIVITY, METABOLISM, METHODS OF ADMINISTRATION, TOXICITY

A.R. Asadullin, A.V. Antsyborov

Bashkir State Medical University, Ufa, Russia

Medical Center "Mobile Medicine", Rostov-on-Don, Russia

Abstract:

Over the past decade, there has been a rapid increase in the number and prevalence of new psychoactive substances (NPS). The leading positions of incidence occupy pyrovalerone derivatives including 3,4-MDPV, a-PVP, a-PBP, a-PPP, a-PHP, a-PHPP, a-POP, and substituted analogues of these substances, forming the class cathinone design having maximum expressed psycho-stimulant properties. Because of the high addictive potential, and to render harm to health, the nonionic surfactant class that deserves special attention of the professional community. In this review, we focused on the most common representatives of this class, their mechanisms of action, pharmacological activity, the main metabolic pathways.

Key words: pyrovalerone, cathinones, a-pyrrolidinophenones, MDPV, a-PVP, new psychoactive substances

УДК: 616.89-008

ПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЯ И ГЕНДЕРНАЯ РАЗНИЦА УРОВНЯ СУИЦИДОВ В БЕЛАРУСИ

Ю.Е. Разводовский

УО «Гродненский государственный медицинский университет», г. Гродно, Республика Беларусь

Контактная информация:

Разводовскии Юрии Евгеньевич - кандидат медицинских наук. Место работы и должность: старший научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории УО «Гродненский государственный медицинский университет». Адрес: Республика Беларусь, 230009, г. Гродно, ул. Горького, 80. Телефон: +375-152-70-18-84, электронный адрес: razvodovsky@tut.by

В большинстве стран мира уровень суицидов существенно выше среди мужчин, в то время как женщины чаще совершают суицидальные попытки. В этиологии тендерного градиента уровня суицидов играет роль сложное

сочетание биологических, социальных и поведенческих факторов. Имеются основания полагать, что одним из факторов высокой тендерной разницы уровня суицидов в Восточной Европе является высокий уровень потребления алкоголя в данном регионе. С целью проверки данной гипотезы в настоящей работе в сравнительном аспекте изучена динамика уровня потребления алкоголя и динамика гендерной разницы уровня суицидов в Беларуси в период с 1980 по 2015 гг. Согласно результатам оценки с помощью метода авторегрессии-проинтегрированного скользящего среднего (АРПСС), общий уровень потребления алкоголя статистически значимо ассоциируется с гендерной разницей уровня суицидов, при этом рост уровня потребления алкоголя на 1 литр приводит к росту уровня гендерной разницы на 6,5%. Оценка алкогольной фракции показала, что алкогольный фактор ответственен за 58% гендерной разницы уровня смертности от самоубийств. Результаты настоящего исследования свидетельствуют о существовании тесной связи между алкоголем и гендерной разницей уровня суицидов в Беларуси на популяционном уровне. Представленные данные говорят в пользу того, что алкоголь является ключевым фактором высокого гендерного градиента уровня смертности от самоубийств, а также резких колебаний данного показателя на протяжение последних десятилетий в Беларуси.

Ключевые слова: потребление алкоголя, суициды, гендерная разница, Беларусь, 1980-2015

В большинстве стран мира уровень суицидов существенно выше среди мужчин, в то время, как женщины чаще совершают суицидальные попытки [11-13]. Так называемый гендер-ный парадокс суицидального поведения не получил исчерпывающего объяснения вплоть до настоящего времени. По всей видимости, в этиологии гендерного градиента уровня суицидов играет роль сложное сочетание биологических, социальных и поведенческих факторов [12].

Гендерная разница в уровне суицидов особенно выражена в странах Восточной Европы [20]. Следует также отметить выраженные колебания гендерного градиента уровня суицидов в странах Восточной Европы на фоне относительной стабильности данного показателя в странах Западной Европы [1]. Это значит, что наряду с конвенциональными факторами, существуют какие-то специфические факторы, объясняющие гендерный градиент уровня суицидов в Восточной Европе. Имеются основания полагать, что одним из таких факторов является высокий уровень потребления алкоголя в данном регионе [1 -

7].

Несмотря на снижение суицидальной активности, отмечавшееся на протяжении последнего десятилетия, уровень суицидов в Беларуси остается достаточно высоким [5]. В ряде исследований была показана тесная связь между суицидальной активностью и потреблением алкоголя в Беларуси на индивидуальном и популяционном уровнях [1-6, 15-21], на основании чего была выдвинута гипотеза, согласно которой высокий уровень потребления алкоголя в сочетании с интоксикационно-ориентированным стилем потребления крепких алкогольных напитков является главным фактором высокого уровня суици-

дов в Беларуси [22, 23]. В предыдущих исследованиях, проведенных с использованием белорусских данных, было показано, что мужской суицид более тесно ассоциируется с потреблением алкоголя, нежели женский суицид: алкогольная фракция в структуре мужских и женских суицидов составила соответственно 63,4 и 35,2% [15]. На основании этих данных можно предположить, что алкоголь является ключевым фактором высокого гендернего градиента уровня суицидов, а также резких его колебаний на протяжении последних десятилетий в Беларуси. С целью проверки данной гипотезы в настоящей работе в сравнительном аспекте изучена динамика уровня потребления алкоголя и динамика гендерной разницы уровня суицидов в Беларуси в период с 1980 по 2015 гг.

Материалы и методы.

Использованы стандартизированные половые и возрастные коэффициенты смертности от самоубийств (в расчете на 100000 населения) за период с 1980 по 2015 гг. Общий уровень потребления алкоголя рассчитан с помощью непрямого метода с использованием в качестве индикатора алкогольных проблем уровня смертности от острого алкогольного отравления [14]. Оценка связи между динамикой уровня потребления алкоголя и гендерной разницей уровня суицидов проводилась с помощью метода авто-регрессии-проинтегрированного скользящего среднего (АРПСС). С целью приведения временного ряда к стационарному виду использовалась процедура дифференцирования [8].

Оценка вклада алкогольного фактора (алкогольной фракции) в гендерную разницу уровня смертности от самоубийств производилась с помощью метода, предложенного шведским исследователем Коге1х6т [14].

Результаты и обсуждение.

Графические данные свидетельствуют о схожей динамике уровня потребления алкоголя и гендерной разницы уровня смертности от самоубийств (рис. 1). Визуальный анализ данных говорит о том, что тренды данных показателей на протяжении рассматриваемого периода были подвержены резким колебаниям: отмечалось резкое снижение в середине 1980-х гг.; резкий рост в 1990-х гг., за которым последовала тенденция к снижению.

Наиболее вероятной причиной снижения гендерной разницы уровня смертности от самоубийств в середине 1980-х гг. было снижение доступности алкоголя в период антиалкогольной кампании [15]. Имеются также основания полагать, что главной причиной роста гендерной разницы уровня смертности от самоубийств в 1990-х годах было увеличение доступности алкоголя вследствие отмены государственной алкогольной монополии в 1992 году [21-23].

Результаты корреляционного анализа Спир-мана выявили положительную, статистически значимую связь между уровнем потребления алкоголя и гендерной разницей уровня суицидов (r=0,8; p<0,000). Тесная корреляция между данными показателями существует во всех возрастных группах: 15-29 лет (r=0,92; p<0,000); 30-44 года (r=0,95; p<0,000); 45-59 лет (r=0,80;

p<0,000); 60-74 года (r=0,86; p<0,000); 75 и старше лет (r=0,76; p<0,000).

Визуальный анализ графических данных (рис. 1) свидетельствует о том, что изучаемые временные ряды не являются стационарными, поскольку имеют выраженный тренд. Поэтому следующим этапом было удаление нестационарной компоненты с помощью метода дифференцирования. После удаления детерминированной составляющей была оценена связь между временными сериями. Кросс-корреляционный анализ преобразованных временных рядов показал, что между динамикой общего уровня потребления алкоголя и гендерного градиента смертности от суицидов существует тесная связь на нулевом лаге (r=0,74: SE=0,17). Согласно результатам оценки с помощью метода АРПСС общий уровень потребления алкоголя статистически значимо ассоциируется с гендерной разницей уровня суицидов, при этом рост уровня потребления алкоголя на 1 литр приводит к росту уровня гендерной разницы на 6,5%. Оценка алкогольной фракции показала, что алкогольный фактор ответственен за 58% гендерной разницы смертности от самоубийств.

Представленные результаты анализа временных серий указывают на существование тесной связи между потреблением алкоголя и ген-дерной разницей уровня смертности от самоубийств на популяционном уровне.

Рис. 1. Динамика уровня потребления алкоголя и гендерной разницы уровня суицидов в Беларуси в период с 1980 по 2015 гг.

Однако, несмотря на то, что использование метода АРПСС минимизирует вероятность получения ложной корреляции, невозможно полностью исключить такой сценарий. К методологическим ограничениям данного исследования также следует отнести пренебрежение неучтенными переменными, которые могли оказать влияние, как на зависимую, так и на независимую переменную. К таким переменным относится психосоциальный дистресс, который мог явиться одной из причин резкого роста уровня суицидов среди мужчин в 1990-х годах [10]. Некоторые исследователи указывают на то, что мужчины были более подвержены психосоциальному дистрессу, вызванному резкими социальными переменами в переходный период [9, 10]. Известно, что типичной дезадаптивной копинг стратегией мужчин в состоянии дистресса является увеличение уровня потребления алкоголя [6, 7]. В одном из исследований, проведенном в России, было показано, что в состоянии дистресса мужчины увеличивают потребление алкоголя, в то время как потребление алкоголя женщинами не растет, даже если они испытывают более высокий уровень дистресса [10]. В другой работе было показано, что экономиче-

Литература:

1. Разводовский Ю.Е. Алкоголь и суициды в странах Восточной Европы // Суицидология. - 2014. - Том 5, № 3. - С. 18- 27.

2. Разводовский Ю.Е. Потребление алкоголя и суициды в Беларуси и России: сравнительный анализ трендов // Суицидология. - 2014. - Том 5, № 4. -С. 33-43.

3. Разводовский Ю.Е., Дукорский В.В. Корреляты суицидального поведения мужчин, страдающих алкогольной зависимостью // Суицидология. -2014. - Том 5, № 2. - С. 38-41.

4. Разводовский Ю.Е., Смирнов В.Ю., Зотов П.Б. Прогнозирование уровня суицидов с помощью анализа временных серий // Суицидология. - 2015. - Том 6, № 3. - С. 41-48.

5. Разводовский Ю.Е. Алкоголь и суициды в России, Украине и Беларуси: сравнительный анализ трендов // Суицидология. - 2016. - Том 7, № 1. - С. 3-10.

6. Разводовский Ю.Е. Суицид как индикатор психосоциального дистресса: опыт глобального экономического кризиса 2008 года // Суицидология. -2017. - Том 8, № 2. - С. 54-59.

7. Родяшин Е.В., Зотов П.Б., Габсалямов И.Н., Уман-ский М.С. Алкоголь среди факторов смертности от

ские проблемы у российских мужчин ассоциируются с употреблением больших доз крепких алкогольных напитков в течение короткого времени [24].

Однако, не игнорируя роли психосоциального дистресса, следует отметить, что в исследовании, проведенном с использованием белорусских данных, было показано, что число случаев САК (содержание алкоголя в крови) - позитивных суицидов в начале 1990-х годов резко выросло при незначительном росте числа случаев САК-негативных суицидов [23], что свидетельствует о ключевой роли алкогольного фактора в резком росте уровня суицидов в переходный период.

Таким образом, результаты настоящего исследования свидетельствуют о существовании тесной связи между алкоголем и гендерной разницей уровня суицидов в Беларуси на популяци-онном уровне. Представленные данные говорят в пользу того, что алкоголь является ключевым фактором высокого гендерного градиента уровня смертности от самоубийств, а также резких колебаний данного показателя на протяжении последних десятилетий в Беларуси.

References:

1. Razvodovsky Y.E. Alcohol and suicide in countries of Eastern Europe // Suicidology. - 2014. - Vol. 5, № 3. - P. 18-27.

2. Razvodovsky Y.E. Alcohol consumtion and suicide in Belarus and Russis: a comparative analysis of trends // Suicidology. - 2014. - Vol. 5, № 4. - P. 33-43.

3. Razvodovsky Y.E., Dukorsky V.V. Correlates of suicidal behavior of alcohol dependent males // Suicidology. - 2014. - Vol. 5, № 2. - P. 38-41.

4. Razvodovsky Y.E., Smirnov V.Y., Zotov P.B. Forecasting of suicides rate using time series analysis // Suicidology. - 2015. - Vol. 6, № 3. - P. 41-48.

5. Razvodovsky Y.E. Alcohol and suicides in Russia, Ukraine and Belarus: a comparative analysis of trends // Suicidology. - 2016. - Vol. 7, № 1. - P. 3-10

6. Razvodovsky Y.E. Suicide as an indicator of psychosocial distress: the outcomes of the 2008 global economic crisis // Suicidology. - 2017. - Vol. 8, № 2. -P. 54-59.

7. Rodyashin E.V., Zotov P.B., Gabsalamov I.N., Uman-sky M.S. Alcohol among the factors of mortality from

внешних причин // Суицидология. - 2010. - № 1. -С. 21-23.

8. Box G.E.P, Jenkins G.M. Time Series Analysis: forecasting and control. - London. Holden-Day Inc. 1976.

9. Cockerham C.W., Hinote B.P., Abbot P. Psychological distress, gender, and health lifestyles in Belarus, Kazakhstan, Russia, and Ukraine. Social Science & Medicine. -2006. - Vol. 63. - P. 2381-2394.

10. Gavrilova N.S., Semyonova V.G., Evdokushkina G.N., Gavrilov LA. The response of violent mortality to economic crisis in Russia. // Population Research and Policy Review. - 2000. - Vol. 19. - P. 397-419.

11. Hawton K. Sex and suicide. Gender differences in suicidal behavior // British Journal of Psychiatry. -2000. - Vol. 177. - P. 484-485

12. Moller-Leimkuhler A. The gender gap in suicide and premature death or: why are men so vulnerable? // European Archives of Psychiatry & Clinical Neuroscience. - 2003. - Vol. 253. - P. 1-8.

13. Murphy G.E. Why women are less likely than men to commit suicide // Comprehensive Psychiatry. - 1998.

- Vol. 39. - P.165-175

14. Norstrom T. The use of aggregate data in alcohol epidemiology // British Journal of Addiction. - 1989. -Vol. 84. - P. 969-977.

15. Razvodovsky Y.E. Alcohol and suicide in Belarus // Psychiatria Danubina. - 2009. - Vol. 21, № 3. - P. 290-296.

16. Razvodovsky Y.E. Alcohol consumption and suicide rate in Belarus. // Psychiatria Danubina. - 2006. - Vol. 18 (Suppl.1). - P. 64.

17. Razvodovsky Y.E. Blood alcohol concentration in suicide victims // European Psychiatry. - 2010. - Vol. 25 (Supplement 1). - P. 1374.

18. Razvodovsky Y.E. Suicide and alcohol psychoses in Belarus 1970-2005 // Crisis. - 2007. - Vol. 28, № 2. -P. 61-66.

19. Razvodovsky Y.E. The association between the level of alcohol consumption per capita and suicide rate: results of time-series analysis // Alcoholism. - 2001. -Vol. 2. - P. 35-43.

20. Razvodovsky Y.E., Stickley A. Suicide in urban and rural regions of Belarus, 1990-2005. // Public Health.

- 2009. - Vol.123. - P. 27-31.

21. Razvodovsky Y.E. Contribution of alcohol in suicide mortality in Eastern Europe. In: Kumar, U. (Ed.). Suicidal behavior: underlying dynamics. New York. Routledge. 2015.

22. Razvodovsky Y.E. Suicide trends in Belarus, 19802008. In: Pray, L., Cohen, C., Makinen I.H., Varnik A., MacKellar F.L. (Eds.). Suicide in Eastern Europe, the CIS, and the Baltic Countries: Social and Public Health Determinants (pp. 21-28). - Viena: Remaprint. 2013.

23. Razvodovsky Y.E. Time series association between suicides and alcohol psychoses in Belarus // Interna-

the external reasons // Suicidology. - 2010. - Vol. 1, № 3. - P. 21-23.

8. Box G.E.P, Jenkins G.M. Time Series Analysis: forecasting and control. - London. Holden-Day Inc. 1976.

9. Cockerham C.W., Hinote B.P., Abbot P. Psychological distress, gender, and health lifestyles in Belarus, Kazakhstan, Russia, and Ukraine. Social Science & Medicine. -2006. - Vol. 63. - P. 2381-2394.

10. Gavrilova N.S., Semyonova V.G., Evdokushkina G.N., Gavrilov LA. The response of violent mortality to economic crisis in Russia. // Population Research and Policy Review. - 2000. - Vol. 19. - P. 397-419.

11. Hawton K. Sex and suicide. Gender differences in suicidal behavior // British Journal of Psychiatry. - 2000.

- Vol. 177. - P. 484-485