CC BY
59
Аркадий Васильевич Соколов
«ЭТИЧЕСКИЙ ВКЛАДЫШ» К ВУЗОВСКОМУ ДИПЛОМУ
История формирования понятий «интеллигент», «интеллектуал» в дореволюционной, советской и современной России, обоснование определения и формулы «интеллигентности» и «интеллектуальности». Результаты психодиагностического тестирования санкт-петербургского постсоветского студенчества, характеристика новой формации русских интеллигентов.
Ключевые слова: интеллигенция, интеллигент, интеллектуал, этическое самоопределение (этос), субкультура, формула интеллигентности, студенчество, психодиагностическое тестирование.
Notions of “highly educated and cultured person” and “intellectual” in pre-revolutionary, soviet and modern Russia, their formation history and basic definitions and formulas. St. Petersburg’s post-soviet students ’ psycho-diagnostic testing results, characteristic features of Russian intellectuals ’ new formation.
Key words: intelligentsia, highly educated and cultured person, intellectual, ethic self-determination (ethos), sub-culture, intellectual formula, students, psycho-diagnostic testing.
По этическому самоопределению разумные и образованные люди делятся на две категории: интеллигенты и интеллектуалы. На какую категорию следует ориентироваться современной вузовской педагогике? Кого хотелось бы видеть в качестве дипломированного выпускника высшей школы: интеллектуала или интеллигента? Вопрос сложный и запутанный, отягощенный мифами, недоразумениями, политическими расчетами. Но разбираться в нем все-таки надо, потому что он имеет стратегическое значение, как для педагогической теории, так и для практики вузовского образования. Я хочу предложить свою версию ответа на поставленный вопрос.
Прежде всего, необходимо разобраться, кто является интеллигентом, а кто - интеллектуалом. Для этого требуется разработать формулы интеллигентности и интеллектуальности, способные служить критерием распознавания личностей соответствующих категорий. С этой целью обратимся к дефинициям понятий «интеллигенция», «интеллигент», «интеллектуал», имеющимся в толковых словарях и энциклопедиях, где перечисляются интересующие нас отличительные признаки.
Слово «интеллигенция» появилось в русском языке сравнительно недавно.
А. С. Пушкин не использовал этого слова в своих сочинениях, но во второй половине
XIX в. оно получило широкое распространение, и было зафиксировано во втором издании «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля (1881): «разумная, образованная, умственно развитая часть жителей» [6]. Поскольку обладающая стабильными социальными свойствами «часть жителей» есть социальная группа, определение В. И. Даля можно назвать социологическим. Эта трактовка с непринципиальными редакционными вариациями воспроизводилась другими дореволюционными словарями и энциклопедиями. Например: «интеллигенция - слой общества, превосходящий другие умственной культурой» [2]; «интеллигент - более или менее образованный и умственно развитой человек; интеллигенция - умственно развитая часть общества или народа» [23] и др. Обратим внимание на то, что здесь отсутствуют какие-либо профессиональные или сословные ограничения: подразумевается, что любой образованный дворянин, разночинец, священник, чиновник или земский служащий может именоваться интеллигентом. Не учитывается и моральное достоинство: бессовестный, но просвещенный деспот, карьерист или мошенник с университетским дипломом признавался интеллигентом.
Одновременно стало формироваться еще одно, парадоксально звучащее, этикополитическое понимание интеллигенции,
которое впоследствии закрепилось за разночинной молодежью, руководствовавшейся позитивистской этикой «разумного эгоизма» и критически настроенной по отношению к самодержавно-православной российской империи. В кружках интеллиген-тов-разночинцев образовалась своеобразная субкультура, т. е. система норм и ценностей, резко отличавшая ее последователей от прочей, умеренно либеральной «образованной публики». И. А. Бунин следующим образом описывал субкультурную интеллигентскую среду своего времени: «Жили они, в общем, очень обособленно от прочих русских людей, даже как бы и за людей не считая всяких практических деятелей, купцов, землевладельцев, врачей и педагогов (чуждых политике), чиновников, духовных, военных и особенно полицейских и жандармов, малейшее общение с которыми считалось не только позорным, но даже преступным, и имели все свое, особое и непоколебимое: свои дела, свои интересы, свои события, своих знаменитостей, свою нравственность, свои любовные, семейные и дружеские обычаи и свое собственное отношение к России: отрицание ее прошлого и настоящего и мечту о ее будущем, веру в это будущее, за которое и нужно было бороться» [4, с. 660]. Субкультурный образ жизни провоцировал С. Л. Франка, Ф. А. Степуна, Н. А. Бердяева на сравнение этико-политической интеллигенции с религиозным орденом или со старообрядчеством, отличавшимся развитым этическим самоопределением.
Стало быть, в начале ХХ в. обозначились две одновременно существовавших трактовки русской интеллигенции: социологическая и субкультурная, что обусловило полисемию термина «интеллигенция», к сожалению, ни одним лексиконом того времени не зафиксированную.
В советские времена как социологические определения в духе В. И. Даля, так и субкультурные трактовки были отверг-
нуты, и общепринятой стала социальноэкономическая трактовка: «Интеллигенция -социальная прослойка, состоящая из людей, профессионально занимающихся умственным трудом (ученые, инженеры, преподаватели, писатели, художники, врачи, агрономы, большая часть служащих)» [1]. Или: «Интеллигенция - общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры» [2]. Предполагалось, что эти люди являются специалистами в своем ремесле, владеют соответствующими знаниями, умениями, навыками и никакими особыми морально-этическими качествами от прочего советского народа не отличаются. Принадлежность к интеллигенции обусловливалась родом занятий работника. Если кого-то назначали на должность учителя, инженера, писателя, то этот человек автоматически становился интеллигентом; если его освобождали от занимаемой должности, он выбывал из рядов советской интеллигенции.
Главные отличия официального понимания советской интеллигенции от социологических трактовок в дореволюционное время заключались, во-первых, в том, что первая мыслится как совокупность профессионалов, выполняющих определенные трудовые функции, а вторая - как совокупность «разумных и образованных» людей, независимо от их профессиональной занятости; во-вторых, в акцентировании экономической специфики интеллигенции - работники не физического, а умственного труда. Поэтому советскую трактовку рабоче-крестьянской интеллигенции мы назвали «социально-экономической».
Важно отметить, что социальноэкономическая трактовка неправомерно отождествляет понятия «интеллигент» и «специалист». Специалист умственного труда - это человек, удовлетворяющий духовные потребности общества путем созда-
23
ния, хранения и распространения духовных продуктов, пользующихся общественным спросом. В общем случае специалист работает по найму, он выполняет в пределах своей компетенции любые заказы, за которые ему платят. Интеллигент же осуществляет не любую хорошо оплаченную работу, а только ту, которая не противоречит его совести и убеждениям. Интеллигент, будучи образованным и творчески активным человеком, как правило, является специалистом; специалист же, в зависимости от этического самоопределения, может быть интеллигентом, а может быть интеллектуалом. Таким образом, объем понятия «специалист» включает объем понятия «интеллигент».
В монолитном корпусе советских тружеников умственного труда можно распознать, по крайней мере, две субкультуры с разной этической ориентацией. Во-первых, этико-просветительная субкультура, сохранившая, несмотря ни на что, альтруистические традиции интеллигенции Серебряного века. Во-вторых, в конце 1960-х гг. в недрах советской интеллигенции возникла диссидентская этико-политическая субкультура, оппозиционная могущественному тоталитаризму. Эта интеллигентская субкультура - близкий аналог разночинной этико-политической субкультуры, сложившейся в пореформенной России XIX в., но с иными идеалами и ценностными ориентациями.
В постсоветское время интеллигентские субкультуры, исчерпав себя, самоликвидировались. Произошла дифференциация бывшей советской интеллигенции на две части: а) этически нейтральные специалисты, продолжающие, вопреки всему, заниматься своим привычным делом; б) рационалисты-прагматики, российские интеллектуалы, руководствующиеся нравственностью либерального предпринимательства в погоне за утилитарными ценностями и личным успехом. Кроме того, обнаружилась этико-культурологическая группа преимущественно гуманитарной элиты, ак-
тивно исповедующая интеллектуальную свободу и высокие нравственные нормы, прежде всего - обостренную совестливость, отвергающая мещанский эгоизм и утверждающая благоговейное отношение к национальной и общечеловеческой культуре.
Для группы специалистов, следующих общепринятым этическим нормам, сохраняет силу социально-экономическое определение интеллигенции, принятое в советское время. Для интеллектуалов-рационалистов, естественно, годятся трактовки, принятые за рубежом, например, в словаре Уэбстера читаем: интеллектуал (intellectual) — «человек, обладающий превосходным интеллектом и полагающийся на свой интеллект больше, чем на чувства и эмоции» [24, р. 738].
Строго говоря, для выявления значения термина «интеллектуал» следовало бы провести такой же лексикографический анализ, который был проделан для слова «интеллигенция», поскольку в зарубежных лексиконах существуют разные трактовки интеллектуалов. Вот одна из них, принадлежащая классику американской социологии Роберту Мертону. Он называет интеллектуалами лиц, посвятивших себя культивированию и формулированию нового знания, имеющих доступ к пополняемому ими общему фонду культуры и осуществляющих все это в свободное или в основное рабочее время [Цит. по: 18, с. 57]. Мертон не упоминает о морально-нравственных качествах интеллектуалов, но зато акцентирует их творческий потенциал и эрудированность. Не будем углубляться в зарубежную лексикографию, а примем процитированную дефиницию авторитетного словаря Уэбстера, которая лежит в русле отечественных дискуссий об интеллигенции.
Этико-культурологическое понимание русской интеллигенции представляет собой гуманистическую реакцию на экспансию утилитаризма и технократизма. В качестве образца для подражания постсо-
24
ветской молодежи предлагается не удачливый бизнесмен, «берущий от жизни все», а идеал «подлинного русского интеллигента», представляющий собой апологетический этико-культурологический миф. Сущность этого мифа в афористической форме выразил М. С. Каган: «интеллигент -образованный человек с больной совестью» [10]. Живым воплощением идеала интеллигентности в перестроечные годы стал академик Д. С. Лихачев. Возможно, в современной России обнаружится еще десяток или даже несколько десятков идеальных русских интеллигентов, но говорить о формировании этико-культурологической субкультуры мы не можем. Вместе с тем игнорировать эту интеллигентскую трактовку никак нельзя, потому что «образованные люди с больной совестью» вписали яркую страницу в интеллигентскую мифологию, очень полезную в педагогическом процессе. Достаточно вспомнить, что 2006 г. был провозглашен президентским указом «годом Лихачева», и гуманистическая интеллигентская тематика получила всенародное звучание («уроки Лихачева» в школах и т. д.).
Вместе с тем некоторых прогрессивных педагогов мучают сомнения: не является ли гуманитарно-интеллигентский акцент односторонним и старомодным в свете надвигающейся технократической информационной цивилизации. Будут ли востребованы и жизнеспособны интеллигентные люди в России XXI в.? Не лучше ли сделать ставку на интеллектуалов? Прислушаемся к их аргументам.
Ученые социологи и писатели-постмодернисты всерьез рассуждают о «конце русской интеллигенции». Почти банальным стало утверждение: «Цикл существования интеллигенции закончился. Она выполнила свои задачи настолько блестяще, что самоликвидировалась за ненадобностью» [8, с. 246]. Петербургский книгоиздатель-просветитель Дмитрий Буланин недавно опубликовал книгу «Эпилог к ис-
тории русской интеллигенции», где сетует, что «в тех сумерках цивилизации, куда погрузилась Россия, для интеллигенции нет места» [3, с. 14]. Предсказывается, что на смену незадачливым отечественным интеллигентам придут предприимчивые и здравомыслящие интеллектуалы западного образца. Окончательно сбивает с толку академик А. В. Петровский, который уверяет, что интеллигенция в качестве реальной социально-психологической группы вообще никогда на Руси не существовала, что интеллигенция - это фантом, миф, результат недоразумения. Поэтому разговоры о конце русской интеллигенции беспредметны, так как хоронить-то некого [17].
Конечно, не все жаждут расстаться с интеллигенцией. Так, писатель М. Н. Кураев одно из своих выступлений закончил патетически: «Вопрос “Нужна ли России в XXI веке интеллигенция?” равносилен вопросу “Нужна ли нам совесть?”» [12, с. 154]. По мнению философа В. И. Толстых, «Незачем и опасно подменять интеллигентность интеллектуальностью, что, увы, начинает входить в моду. Подмена опасная, потому что интеллектуал свободен от ответственности, он -профессионал, и не более того, а интеллигент как раз с ответственности перед обществом и за общество начинается» [16, с. 111-112]. Известный организатор отечественной науки
Н. В. Карлов категорично заявил: «Интеллигенция будет существовать до тех пор, пока существует человечество. И для того, чтобы не перестать принадлежать человечеству, Россия должна развивать свою интеллигенцию, а интеллигенция - Россию» [11, с. 10]. Но все-таки репутация русской интеллигенции неоднозначна.
Чем объяснить неприязненное отношение к интеллигенции некоторых светочей русской культуры? А. П. Чехов, к примеру, в одном из частных писем написал: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда
она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр» [21, с. 273]. В 1909 г. П. Б. Струве в знаменитом сборнике статей о русской интеллигенции «Вехи» написал: «...великие русские писатели Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Чехов не носят интеллигентского лика» и «Толстой стоит вне русской интеллигенции». Получается абсурд: светочи русской культуры - неинтеллигентные люди. В начале 1991 г. ученик Д. С. Лихачева академик А. М. Панченко провозгласил о своем выходе из рядов русской интеллигенции [15]. Совсем недавно этически чуткий декан философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета Ю. Н. Солонин в одном из интервью заявил: «если есть что нелюбимое мной, так это русская интеллигенция». Причины его «нелюбви»: «холуйство, хамство», «самодовольство при показном сострадании», выпрашивание «подаяний в виде каких-то там пожизненных президентских стипендий», в результате чего «умирает человечность, заменяясь этикетностью и чем-то иным подобным, умирает и интеллигентность и, следовательно, ее носители» [14, с. 278-279]. Короче говоря, наш выдающийся философ клеймит современную интеллигенцию за подлость и пошлость, которые вызывали отвращение А. П. Чехова.
Мрачным интеллигентофобам всегда решительно возражали оптимисты-интеллигентофилы, которые находят гуманистическую интеллигентность в своем социальном окружении и пытаются ее распространить среди русских людей. В конце XIX в. писатель-народник Глеб Успенский (1843-1902) патетически восклицал: интеллигенция - «всегда свет, и только то, что светит, или тот, кто светит, и будет исполнять интеллигентское дело, интеллигентскую задачу» [20, с. 237]. Один из единомышленников Г. И. Успенского конкретизировал его эмоциональную метафору: «Кардинальный признак в понятии интел-
лигентности лежит в ее общественном характере, не в одной сумме знаний, не в каких-либо формальных, классовых, сюртучных и других внешних признаках, а в ее духовной сущности. <...> Тот врач, для которого медицина ремесло, который является слесарем от медицины, не понимает привходящих в нее элементов общественной миссии, - не интеллигенция» [7, с. 68]. В нынешней научной литературе можно встретиться с панегириками типа «подлинная интеллигенция - сгусток знания, квинтэссенция народной совести, катализатор перемен, ведущих народ, нацию, страну к свободе и справедливости, к высотам духовной культуры» [9, с. 6]. Иногда эти панегирики приобретают метагалактические масштабы: «Представителем ноосферы на Земле является интеллигенция, носитель разума, интеллекта, прогресса, культуры и других ценностных категорий» [5, с. 197-198].
Создается впечатление, что интелли-гентофобы и интеллигентофилы имеют в виду разные социальные группы, которые по недоразумению именуются одинаково -«интеллигенция». Различие этих групп определяется не уровнем образования и творческой активности (представители обеих групп образованы и креативны), а присущим им этическим самоопределением (этосом). Именно этическое самоопределение служит критерием размежевания интеллигентов и интеллектуалов. Отличительным признаком интеллигентных людей служат совестливость, толерантность, отказ от насилия, а расчетливые интеллектуалы действуют по принципу «цель оправдывает средства». Теперь, обобщая сказанное, можно представить формулу интеллигентности, которая читается следующим образом:
Интеллигентность — интегральное качество личности, включающее на уровне, соответствующем определенному поколению интеллигенции, образованность, креативность, этическое самооп-
ределение (этос). Поколение интеллигенции - историческая общность, характеризующаяся типичными для нее мировоззрением, этическими идеалами, ценностными ориентациями, социально-психологическим складом.
Очевидно, что для каждого поколения интеллигенции свойственны свои, исторически обусловленные нормы этического самоопределения. В этих нормах выражаются: направленность личности - альтруизм или эгоизм; отношение к оппонентам -толерантность или насилие (агрессивность); отношение к культуре - благоговейное почитание или потребительская эксплуатация. Этическое самоопределение интеллигента-гуманиста характеризуется формулой: альтруизм + толерантность (ненасилие) + благоговение перед культурой. Антиподом является сочетание: эгоизм + насилие (интолерантность) + потребительское отношение к культуре (культура - источник комфорта и развлечений). Это сочетание этических параметров свойственно самоопределению интеллектуала-циника. Если его подставить в формулу интеллигентности, она трансформируется в формулу интеллектуальности.
Альтруизм понимается как ощущение ответственности за благополучие не только свое собственное и своих близких, но и других людей, общества, человечества в целом. Альтруистический этос включает признание равенства (равноценности) и братства людей, ощущение потребности в других людях и толерантности к ним. Д. С. Лихачев подчеркивал: «Интеллигенты -это люди, исполненные духа терпимости к чужим ценностям, уважения к другим. Интеллигента можно узнать по отсутствию в нем агрессивности, подозрительности, комплекса собственной неполноценности, по мягкости поведения. Агрессивен только полуинтеллигент, теряющий себя в шаманизме “массовой культуры“» [13, с. 252]. Отсюда следует, что интеллигентская то-
лерантность несовместима с деспотизмом и авторитаризмом. Зато рациональная интеллектуальность вполне согласуется с деспотизмом, нигилизмом, цинизмом, ксенофобией, расизмом. В этосе интеллектуала место толерантности занимает интоле-рантность (нетерпимость), допускающая насильственные методы по принципу «цель оправдывает средства».
Благоговение перед культурой представляет собой, с одной стороны, самоидентификацию с национальной культурой и ощущение бремени культурного наследия, т. е. осознание личной ответственности за сохранение культурных ценностей предков; с другой стороны, почитание культурных памятников других стран и народов в качестве общечеловеческого культурного наследия. Интеллигентный человек относится к произведениям культуры как к безусловной и абсолютной ценности, а ни в коем случае не как к утилитарному средству. Интеллектуалу свойственны культурная индифферентность, готовность адаптироваться к любой культурной среде, отказ от самоидентификации с определенной национальной культурой.
Теперь можно более четко и обоснованно обсуждать вопрос: кого мы хотели бы видеть в качестве выпускника современного вуза: интеллигента или интеллектуала? Думаю, что большинство педагогов, прельщенное этико-культурологической концепцией интеллигентности, сделает выбор в пользу интеллигента. А какую модель этического самоопределения предпочитают наши студенты, граждане XXI века? Мы изучали этот вопрос двояко: во-первых, посредством психодиагностического тестирования, раскрывающего более-менее объективную картину ценностных ориентаций личности; во-вторых, путем социологических опросов, дающих субъективные мнения респондентов по заданным вопросам. Исследованием были охвачены более 1400
27
студентов различных гуманитарных вузов Санкт-Петербурга в 2001-2005 гг.
Психодиагностическое тестирование показало устойчивое соотношение между интеллигентами, интеллектуалами и промежуточной (маргинальной) частью при варьировании в пределах ±15 % в зависимости от специальности и формы обучения (очная или заочная). В итоге получились следующие усредненные показатели:
ИНТЕЛЛИГЕНТЫ - 20 %,
МАРГИНАЛЫ - 30 %,
ИНТЕЛЛЕКТУ АЛЫ - 50 %.
Можно сделать вывод, что около половины гуманитарного студенчества склоняется к ценностям активного эгоизма и индивидуализма, запечатленным в образе ИНТЕЛЛЕКТУАЛА. Другими словами, в современном студенчестве превалируют интеллектуалы, несмотря на воспитательные усилия педагогов-гуманистов. Однако господство интеллектуалов не абсолютно, ему противостоит альтруистический тип ИНТЕЛЛИГЕНТА. Оказалось, что около 20 % постсоветского студенчества способны стать постсоветским поколением русской интеллигенции. Я думаю, этого достаточно для того, чтобы сохранить интеллигентскую традицию в России XXI в. Тем более что, как показали социологические опросы, престиж интеллигентности довольно высок и привлекателен не только среди альтруистов, но и среди пассивных маргиналов и даже в среде эгоистов-интеллектуалов. Вот некоторые из результатов наших опросов.
Каково Ваше отношение к интеллигенции?
A. Мои родители интеллигентные люди, и я хочу быть интеллигентом - 65 %;
Б. Мои родители неинтеллигентны, но я хочу быть интеллигентом - 23 %;
B. Мои родители интеллигентны, но я не хочу быть интеллигентом - 5 %;
Г. Мои родители неинтеллигентны, и я не хочу быть интеллигентом - 7 %.
Должны ли Ваши дети быть интеллигентнее своих родителей?
A. Обязательно должны, и я буду всячески этому способствовать - 76,3 %.
Б. Совсем не обязательно, но, если захотят, пусть будут - 22,2 %.
B. Интеллигентность - не лучшее качество в человеке, и незачем ее культивировать - 1,5 %.
Какие социальные функции выполняет интеллигенция в России?
A. Интеллигенция - ум, честь и совесть России - 64 %;
Б. Интеллигенция - это люди, занятые умственным трудом - 31 %;
B. Интеллигенция - бедствие и несчастье России - 5 %.
Полученные ответы показывают, что постсоветские студенты в массе своей воспринимают интеллигентность как привлекательную ценность и хотели бы приобщиться к интеллигенции (доля потенциальных «неинтеллигентов» около 10 %). Две трети опрошенных связывают с интеллигентским званием выполнение культурнотворческих функций, и только 5 % относятся к интеллигенции отрицательно.
Наше исследование в целом показало, что большинство учащихся петербургских гуманитарных вузов - это молодые люди, сознательно и целенаправленно стремящиеся к полноценной самореализации. Большинство, поддавшись соблазнам утилитаризма и потребительства, идет по пути интеллектуализации, но многие сохраняют альтруистическое этическое самоопределение русской интеллигенции. И тех, и других привлекает идеал всесторонне развитой активной личности (правда, не обходится без пассивных маргиналов).
Можно ли полученные данные распространить на российское студенчество в
целом? Полагаю, что нет, хотя две трети студентов Петербурга - посланцы различных областей России, выбравшие «северную столицу» для получения высшего образования. Как правило, это энергичные и амбициозные молодые интеллектуалы, целенаправленно готовящие себя к конкурентной борьбе на рынке труда. Большинство мечтает о предпринимательской карьере или амплуа «свободного художника», проживающего в Москве, Петербурге, в Европе или США. Почти никто не планирует вернуться домой, хотя многие тоскуют о родительском крове. Налицо явная «утечка интеллектуальности» из провинции в столичные города. Напрашивается предположение, что в провинциальных вузах этическое самоопределение учащихся более «интеллигентно», чем в столицах. То есть, фигурально говоря, «этический вкладыш» к провинциальному диплому более весом в гуманистическом отношении, а соотношение между интеллигентами и интеллектуалами должно быть в пользу первых.
Для верификации этой гипотезы требуется повторить наши петербургские исследования в провинциальных вузах1. Есть основания надеяться, что могут быть получены нетривиальные результаты. В октябре 2006 года у меня была возможность провести пилотажный опрос в ЧГАКИ. В качестве респондентов (58 в общей сложности) выступали представители двух поколений: постсоветское поколение — студенты факультета документальных коммуникаций в возрасте 20 лет и советское поколение восьмидесятников - библиотечные работники в возрасте 35-40 лет. Полученные данные не могут претендовать на репрезентативность, но заставляют задуматься. Уровень интеллектуалов, как и ожидалось, оказался около 20 % (19 % и 22 %) в обоих поколениях (гораздо меньше, чем в «северной
столице»). Зато интеллигентность старшего поколения была значительно выше (52 %) по сравнению с показателем молодежи (25 %). Подтвердилась привлекательность интеллигентности в глазах обоих поколений (никто не заявил «Не хочу быть интеллигентом!»), причем 86 % библиотекарей полагают, что «интеллигенция - ум, честь и совесть страны», а среди студентов таких лишь 62 %, что соответствует петербурж-ским данным. В целом поколение восьмидесятников превосходит постсоветское поколение по альтруистической направленности личности и по толерантности, короче говоря, по интегральному показателю интеллигентности. Таким образом, тенденция интеллектуализации, о которой говорят современные социологи, обнаруживается в среде челябинских гуманитариев.
Возвращаясь к вопросу, поставленному в начале статьи «Кого хотелось бы видеть в качестве дипломированного выпускника высшей школы: интеллектуала или интеллигента?», другими словами, «Какой “этический вкладыш” к вузовскому диплому предпочтительнее?», я бы ответил так: русская высшая школа должна ориентироваться на подготовку не интеллектуалов западного образца (при всем желании этот образец не достижим в силу культурноисторических и этнопсихологических причин), а на подготовку русских интеллигентов новой формации, соответствующих реалиям информационной цивилизации. «Новая формация» русской интеллигентности означает современный уровень образованности и креативности в сочетании с традиционным альтруизмом, толерантностью, благоговением перед отечественной и мировой культурой. Возможно, провинциальные вузы сыграют главную роль в интелли-гентизации российского общества XXI в.
1 Отчет о наших исследованиях содержится в книге [19].
29
1. Большая советская энциклопедия. - 2-е изд. - М., 1953. - Т. 18.
2. Большая советская энциклопедия. - 3-е изд. - М., 1972. - Т. 10.
3. Буланин, Д. М. Эпилог к истории русской интеллигенции: Три юбилея / Д. М. Буланин. - СПб.,
2005.
4. Бунин, И. А. Жизнь Арсеньева // Сочинения / И. А. Бунин. - М., 1994. - Т. 3.
5. Ворова, Т. Роль и место интеллигенции конца ХХ века в социуме / Т. Ворова // Интеллигенция России: традиции и новации. - Иваново, 1997.
6. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка / В. И. Даль. - СПб., 1881.
7. Елпатьевский, С. Я. Из разговоров об интеллигенции / С. Я. Елпатьевский // Русское богатство. -1904. - № 1.
8. Ерофеев, В. Энциклопедия русской души / В. Ерофеев. - М., 2005.
9. Интеллигенция и власть: сб. ст. - М., 1992. - Вып. 4.
10. Каган, М. С. Образованные люди с большой совестью / М. С. Каган // Судьба российской интел-
лигенции. - СПб., 1996. - С. 57-60.
11. Карлов, Н. В. Интеллигентна ли интеллигенция / Н. В. Карлов // Вопр. философии. - 1998. - № 3.
12. Кураев, М. Н. Нужна ли России интеллигенция в XXI веке? Петербург. Интеллигент. Филистер / М. Н. Кураев // Феномен Петербурга: тр. 2-й междунар. конф. - СПб., 2001.
13. Лихачев, Д. С. Я вспоминаю / Д. С. Лихачев. - М., 1991.
14. Никольский, Б. Н. Святая простота: в 2 ч. / Б. Н. Никольский. - СПб., 2005.
15. Панченко, А. М. Не хочу быть интеллигентом / А. М. Панченко // Моск. новости. - 1991. - № 50.
16. Перестройка. Десять лет спустя. - М., 1995.
17. Петровский, А. В. Интеллигенция при наличии отсутствия / А. В. Петровский // Лит. газета. - 2005. -19-25 окт.
18. Покровский, Н. Е. Горячее дыхание власти / Н. Е. Покровский // На перепутье (Новые вехи): сб. ст. - М., 1999.
19. Соколов, А. В. Диалоги с постсоветской гуманитарной интеллигенций / А. В. Соколов. - СПб.: БАН, 2006. - 584 с.
20. Успенский, Г. И. Собрание сочинений: в 10 т. / Г. И. Успенский. - М., 1956. - Т. 5.
21. Чехов, А. П. Собрание сочинений: в 12 т. / А. П. Чехов. - М., 1964. - Т. 12. Письма 1893-1904.
22. Энциклопедический словарь: в 3 т. / сост. М. М. Филиппов. - СПб., 1901.
23. Энциклопедический словарь Ф. Павленкова. - СПб., 1905.
24. Webster’s Encyclopedic Unabridged Dictionary of the English Language. - N. Y., 1989.
30
